Пять времён года

      В Безночном Городе было спокойно. Очень многие могли бы поспорить с этим утверждением, но Вэнь Чуньлэа их мнение не интересовало. Ей… Ему было спокойно. Роль придворного шута, которую мысленно, но явно практически все дворцовые советники отвели ему, Чуньлэа полностью устраивала. Легкое сумасшествие простительно заклинателю, потерявшему золотое ядро и возможность крепко держать меч. Никто, кроме непосредственного начальства в виде великого и ужасного Вэнь Жоханя, не лез в его дела и не донимал назойливыми просьбами. Для большинства он был лишь тенью старшего брата — никакие достижения в глазах заклинателей не перекроют того, что он был обычным человеком. Сопровождать Жоханя на всех важных собраниях и мероприятиях, да сильно не отсвечивать — вот все его публичные обязанности.       Но то, только публичные. Большинство его обязанностей затрагивало сферу закулисья. Как из обмена опытом с Вэнь Цин его деятельность переросла в модернизацию системы здравоохранения в Цишань Вэнь, Вэнь Чуньлэй и сам не знал, но занимался этим скорее от нечего делать, нежели жгучего энтузиазма.       Знакомство с девой Вэнь началось с того, что глава Вэнь очень доходчиво пояснил, что переломает дорогому младшему братику не только ноги, если с её головы упадет хоть волосок. После чего с одной из добрейших улыбок представил, можно даже сказать предоставил, Чуньлэа своей любимой племяннице. Мол, ты давно хотела кого-то, кто так же как и ты разделяет желание покопаться в чьём-то внутреннем мире, вот, держи, для тебя ничего не жалко. Дева Вэнь же энтузиазма своего дядюшки не разделяла, прожигая второго своего дядюшку недоверчивым взглядом. Среди лекарских семейств в последнее время начала ходить странная молва, что кто-то крадёт медицинские трактаты, через некоторое время возвращая их на место. Это было серьёзным и оскорбительным обвинением, особенно по отношению к человеку, который буквально вернул её отца с Небес на Землю, но слишком уж много вопросов вызывал новообретённый родственник. Его образ был зыбким словно отражение в воде — тронешь и оно исчезнет без следа. Обучение лекарскому делу занимает многие годы, но никто из её знакомых не слышал имени, которым представился этот человек её отцу и дяде. Он появился из ниоткуда, будто бы соткавшись в полдень из пыли одной из множества дорог Цишань Вэнь. Слишком молодо выглядящий для практически ровесника Бессмертного Владыки, давно потерявшего золотое ядро, слишком хорошо себя чувствующий для человека, утратившего его недавно. Он был добр и благороден. Он мог подробно описать, как разлагается человеческий труп с течением времени. — Дева Вэнь, я не собираюсь чему-то учить вас, но хочу обменятся с вами опытом, как лекарь с лекарем во имя облегчения страданий больных, которых мы берёмся лечить. — Чуньлэй уважительно поклонился ей. Взгляд девушки немного потеплел от этих слов. Всегда приятно узнать, что тебя воспринимают за равного. — Для начала хотелось бы увидеть, что вы умеете кроме разделки человеческих тел. — холодно бросила она, сложив руки на груди. — О, Цин-эр, диди разделывает тела весьма великолепно. Тебе стоит увидеть его искусство. — разряжая обстановку, заявил Жохань, покровительственно обняв их обоих за плечи. Так, втроем в обнимку они отправились в Огненные Палаты.       Помимо того, что глава Вэнь души не чаял в племяннице, он также, немыслимо (!), прислушивался к её мнению, часто появляясь на различных мероприятиях в её сопровождении вместо покойной жены. Как бы смешно это не было, путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Правда, в случае Жоханя — через чужой желудок. Практически, в каждой древней цивилизации считали своим долгом запретить уважающим себя медикам и всем остальным за компанию вскрытие тел умерших. Вэнь Цин же пришла к пониманию, что для развития медицины сие надругательство над мертвыми необходимо и потому приходила посмотреть, как дядюшка веселится в пыточной с неугодными и пока живыми. Ей его развлечение не нравилось, но это был единственный способ узнать что-то новое. Жохань же крайне уважал людей, готовых пойти на всё ради своих целей, а потому частенько «забывал» приказывать убрать труп, тем самым оставляя его на изучение. Что тут сказать, приятно, когда семья поддерживает тебя в твоих увлечениях и не осуждает.       Со временем, с девой Вэнь получилось найти общий язык — язык медицины. Вэнь Чуньлэй с удивлением для себя заметил, что он вновь искренне интересуется чем-то, как это было в далекие времена обучения в университете. Он рассказывал ей о физиологии, микробиологии и генетике, она ему о влиянии золотого ядра на тело заклинателя и каналах ци, самой ци и её искажении, вместе же они подбирали лекарственные травы, которые обеспечили бы нужные фармакологические эффекты и рисовали анатомический атлас. Вэнь Чуньлэй получил настоящий экстаз от сборника ядовитых и лечебных трав, хранящегося в библиотеке клана. Начиная свой путь, ему приходилось собирать эти знания по крупицам, часто прибегая к незаконным методам, потому что знания 21 века знаниями 21 века, а врач без лекарств, как без рук. Его вымораживало от факта, что в этом мире знания мало того, что стоят денег, так ещё и чаще всего не продаются и стерегутся своими хозяевами как зеница ока, и нигде кроме как в чьей-то личной библиотеке их не найти. Чувства стыда за воровство книг, Вэнь Чуньлэй не испытывал совершенно, а вот мрачное удовлетворение от того, что он получил бесплатно то, что стоило денег или было недоступно, вполне ощущалось.       Окончательно они с Вэнь Цин спелись после экспедиции в северные земли клана для борьбы с эпидемией оспы. Местные лекари о идее вакцины догадывались, применяя метод вариоляции, которая состояла в прививке оспенного гноя из созревшей пустулы больного, приводившей к заболеванию оспой в лёгкой форме. Но, разумеется, такое развлечение было доступно не всем и от него вполне можно было умереть. Исторически — первый шаг человечества в борьбе с инфекционными заболеваниями. Практически — смертность сохранялась. С помощью мысленных благодарностей Эдварду Дженнеру Вэнь Чуньлэа и пытливого ума Вэнь Цин им удалось привнести в мир заклинателей научное чудо — прививки и коллективную вакцинацию. Дева Вэнь за спасение севера от эпидемии получила титул — Золотые Руки. У Вэнь Чуньлэа титул уже был, да и в этом случае ему не хотелось присваивать чужие заслуги. Иногда он задавался вопросом имеет ли он право так ломать хронологию научных открытий, но каждый раз приходил к ответу, что спасенные людские жизни того, без всякого сомнения, стоят.       Можно было плакать, можно было смеяться, но великий и ужасный Вэнь Жохань действительно принял его как младшего брата, считая все его заверения в обратном попыткой уколоть побольнее в отместку за прошлую жизнь. Мысли о том, что он всех обманывает тревожили Вэнь Чуньлэа первые месяцы, но потом он заключил, что честно предупреждал своего «дорогого старшего братика» и успокоился. Также он… она допускала возможность того, что глава Вэнь был прав в своих заблуждениях. Сколько бы личин не меняла Ольга, с пришествием голода облик Вэнь Жичу проступал через них как ржавчина из-под свежей краски. В вопросах мистической части мира слова Владыки Вэнь для неё имели значимый вес, как наиболее авторитетного источника.       Она, можно сказать, практически никогда не привязывалась к людям, поэтому привыкнуть к новому «родственнику» ей было легко. Тем не менее приятно было узнать, что их взгляды на многие вопросы сходились. Медицина была, можно сказать, визитной карточкой клана Вэнь, из-за чего все, кто к нему относился знали определенный минимум в этом вопросе. Вэнь Жохань, имея садистские наклонности, был не тем человеком, который мог бы сам себе позволить тупо удовлетворять их и пускать время впустую, из-за чего нашёл им извращено полезное применение: пытая людей, он изучал анатомию и физиологию человеческого тела, а также реакцию на яды, поэтому он иногда присоединялся к их с Вэнь Цин врачебным беседам и понимал суть вопросов, будучи великолепным мастером пыточных дел. Он был солидарен с Чуньлэем в том, что нужда в человеческом мясе — приемлемая цена за бессмертие, пусть и не абсолютное, Чуньлэй разделял ярое желание Жоханя бессмертия достичь. Если бы в его старом мире была возможность достигнуть его, Чуньлэй был бы также одержим этой идеей. В этом же, Чуньлэй искал способ избавиться от своей нужды. Экспериментально, он выяснил, что потеря рассудка и полная трансформация в его истинный облик наступала ориентировочно на двадцатый-двадцать второй день, изъяны в его человеческом облике начинали проступать на десятый-двенадцатый. Потерю рассудка — неудержимый звериный голод, можно было бы назвать эволюционной защитой от ума и высокоморальных идей при осознанном отказе от каннибализма, если бы местные демоны были подвержены естественному отбору. Нужда была — это было фактом, таким же фактом как и то, что пострадает гораздо больше людей, если Вэнь Чуньлэй не будет вовремя её утолять, и то, что ему совершенно не нравится приходить в себя среди горы трупов, утратив два пальца и совершенно не зная, где он находится.       С сыновьями Вэнь Жоханя, Чуньлэй виделся редко. С Чао они как-то сразу поимели к друг другу взаимную неприязнь и взаимно старались пересекаться как можно реже. Вэнь Сюй отнесся к его появлению равнодушно, мол если отцу хочется иметь при себе труп младшего брата, то он имеет на это полное право. Старший наследник вообще казался самым адекватным в семье, но Чуньлэй не велся на это обманчивый мираж, зная наверняка: каждый Вэнь был со своей ебанцой.       За прошедшие пять лет Чуньлэй уже не мог с уверенностью заявить, что не имеет к Вэням никакого отношения. ***       Когда какой-нибудь несчастный попадал под горячую руку Вэнь Жоханя, они втроём собирались в пыточной. Надобность в изучении анатомии отпала, а традиция осталась. У главы клана дел всегда по горло и на подобное хобби времени было немного, а потому происходило такое мероприятие, на удивление, не часто. Когда Жохань был в хорошем расположении духа, они перемывали кости советникам, главам кланов и обсуждали политические дела, когда он был в душевном раздрае они вели философские беседы, а когда он опалял гневом словно Мартеновская печь, Вэнь Чуньлэй и Вэнь Цин лишь молча наблюдали за страданиями очередного невезучего преступника.       В этот вечер Вэнь Чуньлэй молча курил самокрутку, Вэнь Цин над чем-то напряженно думала, уставившись невидящим взглядом в записи, а Вэнь Жохань отводил душу. Надрывно выл на одной ноте очередной нечастный. Минут десять назад он орал, что ничего не расскажет и после героически молчал. На особенно громком всхлипе, Чуньлэй посмотрел на деву Вэнь. Та поморщилась, но возражений не выказывала. Сама собой пришла мысль, что его гордые слова о том, что он держит клятву Гиппократа, не стоят и ломаного гроша. Вэнь Цин, хоть она и не давала никаких клятв, судя по мрачному выражению лица терзала себя похожими мыслями. Чертова профдеформация… — Лэй-эр, зачем ты дымишь? — отвлекшись от своего грязного дела, спросил глава Вэнь. — Неужели наконец нашел то, что приносит тебе удовольствие? — Скорее удовлетворение человеческого стремления к саморазрушению. — выдохнув в противоположную от Вэнь Цин сторону, ответил Чуньлэй. Удовлетворение от того, что на территории Поднебесной произрастал табак было огромно и всепоглощающе. В конце концов, ему тоже нужно как-то отводить душу… — Человеческого? — саркастично хмыкнул Жохань.       Пленник затихал, радуясь выдавшейся передышке. Наконец-то, тишина… — Наука о душе — дело тонкое. — Вэнь Чуньлэй сделал очередную затяжку и аккуратно стряхнул пепел в чашку. — Один ученый*, занимавшийся ей, предполагал, что человек руководствуется двумя стремлениями: Либидо — все, что понимается под словом «любовь» и Мортидо — желание смерти. Эту теорию опровергли, но неужели, глава Вэнь, у вас не было желания лечь в гроб и пролежать там тысячу лет? — Нет. — твердо отвел он, вытирая руки от крови, пока она не успела засохнуть. — Может вас посещает это желание, эртанбофу, потому что вы мертвы? — Вэнь Цин отвлеклась от своих текстов.       Чуньлэй издал недовольный неразборчивый звук. — Когда вы это поняли, дева Вэнь? Во время экспедиции? — Не держи Вэнь Цин за дуру. — Жохань с силой бросил окровавленную тряпку на пол. — От тебя до сих пор могильным холодом веет как от последнего цзянши*. Когда-нибудь кто-то тебя упокоит, не спрашивая твою последнюю волю. — Это было бы крайне не вежливо с их стороны. — хмыкает Чуньлэй, отводя взгляд. Одну затяжку спустя он интересуется: — Но хотя бы темной ци теперь не исходит? — Только когда поджигаешь свои дымящие ядовитые палочки. — подойдя к их столику, Жохань отпил вина.       Единственное, что Вэнь Чуньлэй научился делать с помощью темной ци, это прикуривать сигареты, создавая на руке маленький огонек. Зажигалки не хватало как двух потерянных пальцев. — Сигареты. — на автомате поправил он, но был проигнорирован.       Глава Вэнь тоже пробовал то, чем балуется младший брат, но после лекции о вреде табакокурения предпочёл отказаться от приобретения новой нехорошей привычки. Вэнь Чуньлэй скурил три самокрутки подряд пребывая в ступоре от того, что первый раз увидел человека, которого это остановило. Впрочем, лекция о вреде алкоголя эффекта не возымела вообще. — Какова же ваша последняя воля, эртанбофу? — Вэнь Цин закрыла книгу и облокотилась на стол, наклонившись ближе к нему. — Жить долго и счастливо. — криво улыбнулся он, выпустив едкий дым из легких. — Он не говорит. — сообщил Вэнь Жохань, смотря на труд своих рук. Запах горелой плоти неразрывно сплелся с табачным дымом. Тавро вновь нагревалось до красна в жаровне. — Даже мне.       Удовлетворившись видом, он в очередной раз за этот вечер взял лист с какими-то каракулями и ткнул в нос пленника, потеряв интерес к разговору. — Желания рассказать мне про это не появилось, мой дорогой друг?       Несчастный отрицательно помотал головой, сплюнув кровь Вэнь Жоханю на обувь. — Вот это ты зря…       На мгновение Чуньлэй засмотрелся, как острые иглы входят пленнику под ногти. Отвратительно завораживающее действие. — Всё же, когда? — Вэнь Чуньлэй снова обратился к деве Вэнь, переведя тему. — Помните, когда отец первый раз пригласил вас на Фестиваль Голодных Духов* в нашем доме? А-Нин тогда показывал вам дорогу. — У-у-у-у… Припоминаю… — Он повёл вас через сад камней и вы прошли его напрямик, а потом вы остановились перед стеной в дом. Эртанбофу вы и сейчас обходите этот парк стороной и каждый раз останавливаетесь перед той стеной покурить. Неужели не замечали? — И что в этом такого? — бровь Вэнь Чуньлэй приподнялась, выдавая его непонимание. — Духи, демоны и мертвые всегда ходят прямо. В саду же все дорожки извитые. По той же причине перед входом в дом стоит стена — защита от нечисти. — ответила Вэнь Цин, так будто поясняет прописные истины в виде того, что Земля крутится вокруг Солнца. — Ну, слушайте!.. — Вэнь Чуньлэй подавился дымом от возмущения и тяжело закашлялся. — Будь я жив, я бы делал точно так же! По этим дорожкам надо вдумчиво ходить, никуда не спеша, а мы торопились. А у стены я… собираюсь с мыслями. — Да-да. — с видом «я же говорила» покивала головой дева Вэнь.       На комнату вновь опустилось молчание, если не брать в расчёт крики боли. Но хрупкое умиротворение было безвозвратно потеряно. Мрачные мысли снова ворвались в разум Вэнь Чуньлэа, рождая тревогу. Он вновь, как никогда ясно, начал ощущать песчинки времени, уходящие сквозь пальцы. Расплата за все хорошее была близко. События канона будто стихийное бедствие темной тенью нависали над кланом Цишань Вэнь. Щелчком, он бросил окурок в чашку. Не в силах более оставаться на месте, Чуньлэй слишком резко для ленивой заинтересованности подошёл к Вэнь Жоханю и его «развлечению». — Бессмертный Владыка, чего вы хотите добиться от этого несчастного? — заложив руки за спину, спросил он. — С границы сообщили, что воины ордена Цинхе Не вместо луков начали носить с собой новое оружие. Его добыть не удалось. Есть только это изображение и наш дорогой друг, который отчего-то не хочет с мной говорить. Не знаешь почему? — иронично поинтересовался глава Вэнь под конец. — Этот скромный лекарь смеет предположить, что наш друг онемел от лицезрения вашей нежной словно лотос, освещаемый золотыми лучами весеннего рассвета, красоты, Бессмертный Владыка. — можно позволить себе потягать тигра за усы. — Наглый льстец. — фыркнул тигр, прищурившись. — Можешь посмотреть на эти каракули.       Плавно подойдя к столу, Вэнь Чуньлэй вгляделся в причудливое пересечение линий туши, ужасающе складывающееся в узнаваемый предмет. Волосы на спине встали дыбом. — Пиздец. Она здесь не одна.