Яг-морт

Таежная река словно никак не могла решить, куда бы ей течь. Она то и дело поворачивала то направо, то налево, выписывала такие петли, что через кряж можно было спуститься к соседнему плесу. Только что восьмерок не закручивала – наверное, исключительно из опасения насовсем закружиться на месте. Какие-нибудь приезжие с юга могли бы подумать, что по лесу было бы пройти быстрее. Но две длинные лодки послушно следовали причудам потока. Сидящие в них отлично знали, что представляет собой окрестная тайга. Сухие верети, поросшие ягелем, отделяли друг от друга унылые болота, в это время года все белые от созревшей пушицы. Там же, где лес все же отделывался от вечной мокрети, беспорядочно громоздились друг на друга упавшие от старости деревья. За короткое лето стволы почти не успевали подгнить и складывались во многокилометровые баррикады. Толстый влажный мох на них держался слабо. Наступишь на вроде бы неровность почвы – а нога соскользнет, содрав зеленую подушку с твердой деревяшки. Того и гляди, подвернешь лодыжку. Лучше уж сидеть на скамье под тарахтение мотора и посматривать на карту, сделанную по аэрофотоснимку. Да еще надо постоянно вглядываться вперед, чтоб дощатая лодка вдруг не наскочила на топляк. Весенние паводки в этом краю напоминают стихийное бедствие. Большие реки все текут на север, когда в их истоках уж сходит снег, в устьях стоит неколебимо зима. Талые воды напирают, поднимают лед – а уходить ему некуда. Взломанный, он ночными морозами сплачивается в ледяные горы. Русла перегораживают громадные заторы, вода поднимается чуть ли не до самых веретей, заливая утиные и гусиные гнезда. Но потихоньку подтачивает снизу стамуху. И однажды затор с грохотом рушится, обломки его несутся вперед, сшибая даже старые лиственницы на берегах. Вон сколько их лежит вершинами в воду. Врезаться в подтопленную крону означает крепко застрять, браться за топоры и шесты, одновременно обрубая ветви и выталкиваясь назад. Но хуже всего, если лодка зацепится винтом. Тогда теми же шестами править к берегу, надеясь, что сам винт не соскочил с вала, а только выбило крепежную шпонку. Потому один из путешественников сидел на носу передней лодки с шестом наперевес, чтоб в случае чего оттолкнуть топляк или чуть повернуть и миновать его стороной. Рулевые прислушивались к работе своих движков, а остальные двое пассажиров подремывали на поклаже вместе с двумя белыми лайками. Тусклое северное солнце розовело, по своей пологой дуге приближаясь к вершинам леса. - Далеко еще? – окликнул переднего один из пассажиров, молодой мужчина, заросший короткой, но представительной бородой. - Чомкост сделали, остался один поворот, - ответил тот. - До темноты надо разгрузиться. Или все же попробуем без моторов пройти вверх по этой Чибью еще сколько-то? - Ладони собьем шестами, товарищ начальник партии. Там сейчас сплошные перекаты, а по берегу сами видите, каково лодки тянуть. Река описала еще одну загогулину, и на высоком берегу показалось зимовье. К избушке из двух срубов, покрытой досками и корьем, вела едва заметная тропка. Лодки, рассекая уже багряную воду, ткнулись в мягкий берег. Пассажиры принялись взваливать на себя объемистые мешки. - Эй, Саша! – крикнула самому молодому члену группы высокая женщина. – Мой рюкзак не трогать! Сама отнесу, мне мои инструменты дороги. - Да не побью я ничего, Вера Ивановна, - мотнул головой тот, но каркасный рюкзак все же оставил, подхватив явно тяжеленький тюк. Звонко лязгнули торчащие из горловины геологические молотки. Багаж переехал в зимовье в три приема. В это время обе лайки увлеченно крутились по поляне, забегая выше на ягельник. Вдруг одна из них заворчала, вторая коротко взбрехнула. Охотник, направлявший переднюю лодку, замер на месте, коснувшись ладонью ружейного ремня. - Медведь, товарищ Поздеев?! – с энтузиазмом воскликнул младший член группы. - Нет, про медведя Падер по-другому говорит. - Значит, росомаха, - досадливо заметил начальник партии. – Ну да консервные банки ей не по зубам, а хлеб и крупу подвесим на потолок. - И аналитическое стекло тоже, - решительно заявила женщина. – Побьет просто из любопытства. - Да пристрелить ее – и все! – настаивал любитель охоты. - Летом пушных зверей не бьют. Шкура – только бросить, а такое делать никак нельзя. Или добыча – или не трогай. Засунем в мешки с припасами и лабораторными колбами стреляные гильзы, росомаха задумается лезть. Скоро в каменке разошелся огонь, выгоняя нежилую сырость. Зашумел закопченный чайник, потянуло запахом варящегося с луком мяса. На столе засветилась лампа, которую геологи щедро наполнили привезенным керосином. - Лодки я привязал таким узлом, как на флоте научили, - сообщил охотник, отламывая от плитки хороший кусок чайной заварки. – Кто не умеет – вовек не развяжет. - Кому тут развязывать, - хмыкнул второй рулевой, высокий светловолосый мужчина. – В тайге воров не бывает. - Разве Бур-морт рассердится, что на моторах приплыли! – не унимался младший геолог. - Бур-морт сейчас сам на моторе ходит, - усмехнулся начальник партии. – Раз ружьем обзавелся, то и патроны в магазине берет. Ну и присмотрел себе движок. Давайте ужинать, товарищи. На длинных нарах места хватило всем. Каменка хорошо прогрела зимовушку, так что в спальники никто не полез. Наступила тишина, нарушаемая лишь едва слышным свистом ветра в еловых лапах да звоном самых упрямых, не побоявшихся дыма и керосинового запаха комаров. Тем отчетливее прозвучало сдержанное ворчание собак. Охотник тут же поднял голову со свернутого ватника: - Верный?.. Обе лайки смотрели на волоковое окошко под крышей. Их вдвое закрученные хвосты нервно дергались. Но уши, то встающие штыками, то прижимающиеся к затылку, выражали сильные сомнения. Постояв и поморщив носы в неуверенной угрозе кому-то, псы улеглись на пол. Незваный и непривычный гость удалился. Утро геологическая партия посвятила разбору снаряжения. Дальше его предстояло нести на себе по буреломной тайге, потому «затянуть» могла лишняя ложка. Даже от части консервов отказались в пользу сухих концентратов. Воды в здешних краях всегда больше, чем нужно. И брать ее можно прямо из рек – профильтрованная торфом и промороженная, она по чистоте не хуже родниковой. Все дружно разрядили ружья вверх, чтоб получить свеженькие гильзы. Солоноватая горечь сгоревшего пороха смешалась со смоляным духом нарубленного сушняка, дотлевших углей и керосина. Характерный запах человека, обычно надежно отвращавший лесных жителей от посещений зимовок. Охотник вдвинул в деревянные скобы на двери толстую лиственничную жердь, глянул сверху на вытащенные на берег и опрокинутые лодки. Можно было отправляться вверх по берегу перекатистой речушки Чибью в поисках того, что в газетах именовали «черным золотом». Комары серым облаком толклись перед сетками накомарников, привлеченные запахом пота. Некоторым удавалось пролезть в необнаруживаемые щели – и тогда их давили на месте со мстительным удовольствием. Еще более ловкие ухитрились пару раз впиться между пальцами щедро смазанных диметилфталатом рук геологов. Рубашки под лямками рюкзаков промокли насквозь. Древесные завалы, намывы топкого ила, глинистые склоны берега удлиняли путь втрое. На полуденный привал встали, едва пройдя полдюжины километров. До ночевки следовало одолеть еще столько же, потому что то место, где по рассказам местных охотников «как бы керосином пахнет», этих километров отделяло от берега Ижмы десятка два. Пара белок решила посмотреть на перекусывающих хлебом и колбасой людей. Лайки едва покосились на рыжих зверьков. Тогда те словно нарочно сбросили еловую шишку на колени начальнику партии. Покрутив подарок в руке, геолог запустил его в кусты. Белки обиделись и скрылись между широкими «лапами». До вечера собаки дважды облаивали пестрых рябчиков. Но никто и не подумал стрелять. Еды хватает, рюкзаки тяжелы. Разве что на обратном пути можно будет полакомиться птичками, которых по слухам очень ценил бывший царь. В городе ночь шумна: то проедет машина, то хлопнет дверь, то гавкнет собака. Или кто-то до утра не выключает радио. Казалось бы, в лесу должна стоять полная тишина. На самом деле таежная ночь полна звуков. Шелестит ветер в кронах, иногда сорвется шишка и простучит по веткам. Шуршат по палой хвое лапки мелких зверьков. Беззастенчиво плещутся хариусы, хватая насекомых. Журчит, перекатываясь через щебнистые высыпы и упавшие стволы, вода. Вдруг вскрикнет крупная северная сова. Привычного человека скорее насторожит внезапная тишь, означающая, что таежное население вдруг бросило свои дела, напуганное кем-то. Охотник поднял голову с вещмешка, первым делом посмотрев на лежавших в ногах лаек. Те тоже прислушивались. Потом посмотрели на хозяина, словно спрашивая: «Кто тут шастает, и долго мы будем его терпеть?». Где-то в отдалении пару раз хрустнули веточки, а потом мимо палатки пробежал любопытный бурундучок. Собаки опустили головы на лапы. Утром младший из геологов пошел помыть посуду, пока остальные будут складывать лагерь. Неожиданно из-под берега раздался его радостный крик. Бегом одолев скользкий от сухой хвои откос, парень сунул начальнику партии в руки полный котелок. - Правильно идем! Вот оно – доказательство! На поверхности воды были радужные разводы. - Здесь будет город заложен!* – жестом Медного всадника обведя берег, провозгласил Александр. Теперь партия двигалась еще медленнее – у каждого стекающего в речку ручья останавливались и брали из него пробы воды. Но как нарочно следов нефти в этих бесконечных ёлях не оказывалось. Зато на намыве голубоватой глины вдруг обнаружился отпечаток огромной босой ступни. - Это… что? – Александр наклонился было над следом, но его сапоги начали уходить в грязь, и он сделал полшага назад. - Может и медведь, - тихо произнес охотник. - Иногда след задней лапы так ложится на передний, что похоже на человека. - Васька, брось! – коллектор испуганно озирался. – На Яг-морта нарвались, ясно же! - А ты, Степан, уже испугался? – иронически бросил охотник. – С ружьями, впятером? - Да о чем вы?! – молодой геолог уставился на них. – Какой такой Яг-морт? Леший что ли?! Разве он существует на самом деле? - Яг-морт? Наверное, существует, - задумчиво произнес охотник. – Раз вот такие следы попадаются. - В лесу живет, медведей ловит, людей утаскивает и жрет! – коллектор торопливо менял в своем ружье дробовые заряды на пули. - Степан, не паникуй, поставь на предохранитель, - жестко произнес охотник. – Вот из-за таких суетливых в тайге несчастья случаются. - Объясните, товарищ Поздеев, что это еще за Яг-морт, - строго приказал начальник партии. – А вы, товарищ Терентьев, ружье с плеча не снимайте. - Никогда прежде такого следа не видел, только слышал, - спокойно начал охотник. – Будто бы в лесу живет некое существо. Сильно похоже на человека, только ростом метра под три. Шерсть по всему телу и на лице, но глаза человечьи. Рассказывают, что похищает женщин и детей, а иногда и мужчин. Зимой спит в норе, летом как кончаются белые ночи, начинает подходить к жилью. Крадет еду. Боится собак. Ну и людей с оружием. - Ну, так и нас наверняка испугался, - произнес Александр воинственно. - А появится – пристрелим. Хотя бы ради науки. Возьмем образцы с туши. Ведь это неизвестный науке зверь! - Нельзя в него стрелять, - замотал головой коллектор Степан. – Несчастье накличем. - Точно, накличем. Стрелять в него действительно не получится, - согласился охотник. - Что еще за суеверия! - Это не суеверия. Яг-морт так сильно похож на человека, что издали на первый взгляд за другого охотника принять можно. А когда разглядишь, какой длинный, он уже в кусты нырнул. Если же по дури стрелять на шорох или в тень, то точно – несчастье может быть. Человека поранишь. Потому в Яг-морта никто и не стреляет. - В камполена, - вдруг произнесла женщина-геолог. – В Югре такого камполеном называют и тоже стрелять опасаются. - И на Чукотке слухи ходят о неком диком человекообразном, - согласился начальник партии. - Что делать будем? – не унимался Александр. - Нефть искать. По всему она тут совсем недалеко. - А Яг-морт? - Уже усвистал за четыре верети! – улыбнулся охотник. - Понимает, что собаки его отделают без стрельбы. - Все же поймать бы его! - Вот сообщим в Ленинград, пришлют оттуда специальную экспедицию. Следок сейчас сфотографируем, - начальник партии хмыкнул. – Для науки. Путешественники взвалили на себя вещмешки и отправились выше по берегу речки. Все более яркая нефтяная пленка на заплеске говорила, что искомое уже близко. Долговязое низколобое существо сидело на сухом бревне и чесалось. Прежде приносивший успех прием опять не удался. Люди не бросили свое имущество, чтоб легче убегать, а спокойно пошли дальше. Сильные люди, решительные люди. Таких встречается все больше. Гудят моторами на реках и в небе. Приходится скитаться по всему северу, ища спокойного места. Скоро и впрямь придется полностью переходить на подснежную ягоду, снулую рыбу и кедровые орешки из ограбленных бурундучьих кладовых. А то кто-нибудь опять пальнет этим мерзким свинцовым катышком – и снова развоплотишься. Такое уже было лет сто назад**. Фана же только до вот такого уродливого существа, немного похожего на обезьян далеких югов, восстанавливается. Надо убираться и отсюда, чтоб не оказаться однажды в клетке в этом… как его называют… Ленинграде. Именовавший себя некогда Тар-Майрон принялся старинным кованым гвоздем ковырять стибренную в зимовушке банку сгущенки. Яг-морт (на языке коми «лесной человек») – некое человекообразное существо ростом под три метра. Не то в шерсти, не то одето в невыделанную медвежью шкуру. Иногда вооружается толстой дубинкой, просто отломленной от сухого ствола. Говорить не умеет, только орет дурниной и свистит. Может разорять лабазы. Подозревается в людоедстве. В общем: чучунаа, камполен, тунгу, килтаня, алмасты, адами-явани, саскватч, бигфут. Короче местный йети. Вёрса – что-то вроде лешего. Бур-морт (по-коми «добрый человек») – настоящий хозяин тайги. Выгладит рослым крепким чернобородым мужчиной. Одет как все охотники, даже в резиновых сапогах. Его кеннинг «с русским ружьем ходящий человек». В данном случае «русское» означает не только происхождение оружия, но и его особо высокое качество. Помогает соблюдающим таежные законы, но сурово карает за жадность и особо – за неоказание помощи нуждающимся в ней. Возможно, тот же Вёрса. Только сильно цивилизовавшийся. Вереть – сухая возвышенность, грива. Стамуха – примерзшая ко дну ледяная глыба с грузовик или дом. Чомкост – расстояние, которое без отдыха может пробежать оленья упряжка. В среднем около 10 километров, в зависимости от дороги. На таком расстоянии друг от друга ставятся охотничьи избы-зимовушки. Падер – метель по-коми. Ёль – по-коми ручей. * Город этот называется Ухта. ** Так называемое «Березовское чудо». По сообщению «Ежегодника Тобольского губернского музея» за 1907 год «зверопромышленники остяк Фалалей Лыкысов и самоед Обыль в урмане убили необыкновенное чудовище: постав человеческий, росту аршин трех, глаза один на лбу, а другой на щеке, шкура довольно толстой шерсти, потонее собольей, скулы голыя, у рук вместо пальцев когти, у ног пальцев не имел, мужеска пола. Отставной урядник Андрей Шахов послал об этом 16 декабря 1845 года доношение в Березовский земский суд». Так начинается одно из самых странных, неразгаданных дел, которые когда-либо велись в уголовной практике царской России. Документы о нем хранились в городе Салехарде в архиве краеведческого музея. Дело было донесено тобольскому губернатору и губернскому правлению. Далее следуют объяснения участников происшествия. «Обыль объяснил, что вместе с Фалалеем нашел в лесу какое-то чудовище, облаянное собаками, от коих он оборонялся своими руками. По приближении 15 сажень сбоку из заряженного ружья Фалалей стрелял в оного чудовища, которое и пало на землю. Осмотрели его со всех сторон орудия при нем никакого не было, ростом 3 аршина, мохнатой, не имелось шерсти только на носу и на щеках, шерсть густая, длиной в полвершка, цвету черноватого, у ног перстов нет, пяты востроватые , у рук персты с когтями, для испытания разрезывали тело, которое имеет вид черноватой, и кровь черноватая, тело чудовища сего оставили без предохранения на том месте». Земскому исправнику дано приказание найти тело того существа, но местные жители долго отказываются показать место, где оно убито, а потом приводят на поляну, на которой нет никаких следов. Даже крупных костей, которые остались бы, если бы тушу растащили животные. Дело под названием «Березовское чудо» осталось нераскрытым. Остяк – хант, самоед – ненец.