Завтра будет другим

К клану Кагуя у Мадары довольно специфическое отношение. Он признает их силу и возможности крови, которая делает их анатомию неповторимой. Признает, что Кагуя изначально имели все шансы на то, чтобы стать одним из величайших, сильнейших кланов. Но именно потому, что Мадара знает об этом потенциале, он их и презирает. Ведь насколько великими ничтожествами нужно быть, чтобы бездарно растрачивать такие возможности впустую? И глядя, как бестолково, совсем не скрываясь, Кагуя бегут прямо к ним — Мадара лишь кривится. Никакой стратегии и тактики. Он еще раз смотрит на свой отряд, смотрит на готового сорваться вперед Тобираму, и чувствует, как по венам разливается пламя жажды битвы. Это будет не просто, но результат вполне очевиден. И совсем не играет роли, если на их стороне восемь человек, а у противника — двадцать. Одновременно из-за укрытий вспыхивает пламя и с трех сторон стремительный катон накрывает неровный строй врагов. Понеслась. Бой начинается, пока пламя катона еще не затухло на одеждах Кагуя. Со стороны может показаться, что обе стороны вступили в схватку без подготовленного плана. Но совсем скоро вырисовывается настоящая картина. Это первый раз, когда Учиха и Сенджу сражаются не друг с другом, а на одном фронте, да и Мадара, ранее сам отдающий приказы по нападению, давно отвык следовать чужому плану. Но то, что предложил Тобирама, он не смог бы оспорить даже при желании. Но такого желания даже и не возникло. Напротив, на самом деле стратегия Сенджу будоражит, ведь это больше похоже на проверку того, смогут ли два клана довериться друг другу в полной мере. Сможет ли сам Мадара доверить Тобираме свою спину? Жизнь? Желание это проверить на практике — на практике, которая может стоить настоящей крови — пьянит. С активированным шаринганом Мадаре не составляет труда биться с тремя шиноби из Кагуя и параллельно наблюдать за тем, как одна быстрая фигура маневрирует на поле боя в хаосе между всеми сражающимися, лишь невесомо касаясь рукой противников. Не заставляя себя долго ждать, Тобирама завершает свой танец несущейся реки вплотную к Мадаре, и в тот же момент уводит в сторону удар от костей, напоминающих хребет. — Все противники помечены печатями, — повернувшись к Мадаре спиной и демонстрируя полную беспечность относительно возможных нападений с тыла, негромко говорит Тобирама. И это откровенное доверие, не просто из-за открытой Учиха спины, но и веры, что Мадара прикроет его — разгоняет сердце сильнее, чем начавшийся бой. — Я также выяснил, что улучшенным геномом владеют одиннадцать человек, остальных девятерых можно убрать. — Хн, — усмехаясь на одну сторону, Мадара ловит такой же горящий взор Тобирамы. — «Убрать». Мне нравится, какое слово ты подобрал. И именно из-за этого контакта глазами он и успевает первым заметить, как с другого конца поля боя в их сторону с огромной скоростью несутся снаряды в десятки раз меньше кунаев. И, не отрывая взгляда, Мадара успевает увидеть мелькнувшее на мгновение удивление на лице Тобирамы, когда вокруг них двоих рождается сусаноо, не позволившее атаке их достигнуть. Атаке, которую Тобирама с уверенностью в девяносто девять процентов пропустил бы из-за того, что смотрел на Мадару. Тобирама не благодарит, а Мадара не акцентирует внимание на столь глупой оплошности. Но в этот миг окружающие звуки будто становятся тише. Так вот как ощущается быть на одной стороне? — Ну что, настало время для парного танца? — позволяя сусаноо вырасти в полный рост и обнажить мечи, Мадара наконец заставляет себя оторваться от лица Тобирамы. — Веди, Сенджу. Тобирама на мгновение прикрывает глаза и… Это что? Усмешка? Защищенные от любых атак в сусаноо, устранение тех из Кагуя, кто не владеет особой силой, у них занимает примерно несколько минут. Получая четкие указания от Тобирамы, Мадара без промедлений действует, давя противников чакрическими руками, словно надоедливых мошек, и разрезая их на неровные части мечами сусаноо. То, что работать в паре оказывается комфортным, отходит на второй план по сравнению с тем, что прежде Мадара в принципе никого не впускал внутрь своего сусаноо. И кто бы мог подумать, что первым окажется именно этот Сенджу? Покончив с не представляющей интереса слабой девяткой врагов, Мадара оглядывается. Осталась самая захватывающая часть. То, что им в гости пожаловало аж одиннадцать Кагуя с кеккей генкаем — невиданное везение. С такими крепкими противниками и в таком количестве придется даже приложить усилия, ведь сусаноо их кости не берет. Осматриваясь, он видит, что все их подчиненные самозабвенно сражаются, не сдаваясь техникам врага, умело уходят от атак мерзких костей, что лезут из всех мест на телах Кагуя. И все же… какой потенциал пропадает. Но сила — не только в физических способностях. И именно поэтому сегодня Кагуя проиграют. — Хорошо, я сейчас перемещусь к Учиха Кадо и сообщу, что можно приступать. Действуем по плану — ты и Кадо выбираете по одному противнику и используете гендзюцу, вам не будут мешать. Я с остальными сделаем все, чтобы другие Кагуя к вам не приближались. Но, прежде, чем Тобирама успевает переместиться, Мадара хватает его за руку. — Сенджу, — начинает Мадара, удивляясь собственному поступку. — Как долго вы сможете отвлекать внимание Кагуя? — Долго, — уверенно, отвечает Тобирама. — Не удивлюсь, если в конечном итоге самым эффективным окажется вовсе и не ваше гендзюцу в борьбе с ними. — У тебя припасено что-то сильнее сусаноо? — Нет, но я сегодня и не рассчитываю на грубую силу, — Тобирама вновь… усмехается. Это пыл сражения так на него действует? К этим мимолетным и легким улыбкам, похожим на видение, вообще можно привыкнуть? Или Мадара каждый раз будет забываться и теряться, видя их? Да что же это такое вообще? Но Мадара быстро берет над собой контроль и тоже фыркает. Неужели ему не показалось, и в словах Тобирамы есть вызов? Усмехнувшись в ответ, Мадара разворачивается и направляется к своей первой жертве. То, что действительно сильными глазами из всего их отряда обладают лишь он и Кадо — небольшое осложнение. Но тем ведь и интереснее — можно будет проверить, на что все способны, работая сообща и используя другие техники. Одиннадцать Кагуя с улучшенным геномом против них восьмерых. Это должно быть захватывающе. Шаринган в глазах закручивается в мангеке, и Мадаре без труда удается словить выбранного противника в свою сильнейшую иллюзию. Слабое сознание легко поддается без единого признака сопротивления и с треском начинает рассыпаться. Мадара не уверен, что в итоге будет с этим безымянным противником после — будет ли он вообще способен хоть отдаленно здраво мыслить? Или подобные выражения в принципе неприменимы к членам этого клана, славящемуся воинственным безумием, больше напоминающему легкое слабоумие. По спине пробегают мурашки. Оставлять тыл незащищенным, и более того, рассчитывать на Тобираму и других Сенджу — в новинку. Но любые сомнения исчезает, стоит вспомнить, как Тобирама сам несколькими минутами раннее доверился ему. Хотя… Тобирама и доверился? Вряд ли он так поступил не намеренно, всего лишь под влиянием абсолютной веры и адреналина. Наверняка это было продумано заранее. Например, чтобы проверить, может ли он действительно полагаться на Учиха в бою. Но в любом случае, доверился ведь? А причины уже не так и важны. Ведь Мадара оправдал ожидания, верно? А значит и Сенджу ему отплатит тем же. Полностью сосредоточившись на чужом подсознании и буквально отключившись от внешнего мира, Мадара справляется меньше, чем за минуту. Незаинтересованно окинув взглядом валяющегося на земле врага, он сразу оборачивается, чтобы проверить, как дела у Кадо. Подчиненный тоже заканчивает, но и сам, тяжело дыша, сгибается, опираясь руками о бедра. Без мангеке только с силой обычного шарингана гендзюцу такой мощности забирает много сил и чакры, но переживать за Кадо не приходится — рядом с ним быстро оказывается поддержка в виде одного из Сенджу. За минуту проведенную в гендзюцу поле боя кардинально преобразилось. Лязг ударов оружия о кости раздается то тут, то там, на краю поляны виднеется сидящий выбывший из строя сокомандник в экипировке Сенджу с залитым кровью бедром. Но и у противника есть свои потери — на примятой сухой траве возвышается железный саркофаг, весь покрытый странными символами, изнутри которого доносятся крики ругательств и глухие удары. Тобирама не просто наугад выбирал людей в отряд, но, очевидно, взял с собой и шиноби, владеющего незаменимой запечатывающей техникой. Сам же Тобирама, используя свою технику Летящего Бога Грома, перемещается между тремя противниками, отвлекая их внимание от остальных и нанося быстрые, но абсолютно неэффективные удары. Мадара вдруг неожиданно замирает — полностью отвлекается, забывая, что хотел расправиться с еще одним из Кагуя. Тобирама оказывается не просто носился между противниками — он заманивал их отойти от общей массы вслед за ним. И то, что происходит дальше, заставляет Мадару во все глаза смотреть только на него. Они годами — десятилетиями — были по разные стороны баррикад, но Мадаре так ни разу и не приходилось видеть Тобираму в действии, он только слышал рассказы брата да обрабатывал его раны, нанесенные Тобирамой. Но сейчас такая возможность впервые представляется. Создав словно из воздуха массивный поток воды, Тобирама не мешкая направляет его в сторону троих противников, не давая им возможности первыми атаковать его своими костями. Крики Кагуя превращаются в тишину, когда их заключают в водные тюрьмы, не дающие возможности не только покинуть пределы клеток, но и вообще пошевелиться. Мадара щурит глаза и переводит взгляд на самого Тобираму. И… забывает сделать вдох. От легкого ночного воздуха белоснежные волосы Сенджу развиваются и переливаются в свете луны, и все пытаются скрыть его горящие глаза, сконцентрированные на заключенных в технику противниках. Мышцы на его не скрытых тканью руках напрягаются, словно физической силой удерживая печать, а губы кривятся от напряжения. От Тобирамы пышет чакрой такой силы, что Мадара уверен, что смог бы увидеть ее даже без шарингана. Переведя взгляд, Мадара понимает, почему Кагуя совершенно обездвижены — Тобирама создает из воды сильнейшее давление, как если бы противники оказались на глубине тысячи метров. И Сенджу не ослабляет технику — он вкладывает еще больше усилий, и его труды вознаграждаются. Крепчайшие кости не спасают Кагуя от болезненной смерти — их легкие буквально разрывает давлением, а воду окрашивает кровью. И лишь спустя несколько секунд, убедившись с помощью сенсорики, что они больше никогда не будут угрозой, Тобирама отпускает технику, позволяя безжизненным телам грузом упасть на мокрую землю. Сделав глубокий вдох, Тобирама вдруг смотрит прямо в глаза Мадаре, вновь абсолютно не страшась активированного додзюцу. Время, кажется, замедляется, когда он перемещается к нему, оказавшись так близко, что Мадаре мерещится, будто можно почувствовать запах озона. Плещущееся пламя в алых глазах заражает, распаляет еще сильнее. Почему-то этот миг хочется запомнить. Но момент быстро уходит, напоминая, что пора возвращаться к уничтожению угрозы для их деревни, когда раздается крик Кадо. Пока Мадара просто наслаждался зрелищем яростного ведения боя Сенджу, полагаясь на прикрывающих его товарищей, Кадо, успев обезвредить еще одного Кагуя, получил ранение острой костью прямо в предплечье и завалился наземь, больше не способный складывать печати. Решение принимает Тобирама — он кладет руку на плечо Мадары, перемещая его ближе к его будущей жертве гендзюцу, а сам направляется к Кадо, чтобы помочь тому добраться к раннее раненному товарищу. Разозлившись на себя за бездействие, Мадара вновь активирует мангеке — нужно быстрее заканчивать, чтобы скорее предоставить лечение раненым. И, закончив с еще одним врагом, он поспешно оглядывается, проверяя, что с остальными. Осталось всего трое дееспособных врагов, но и на их стороне все ненамного лучше — все безусловно устали и стали медленнее, а половина отряда и вовсе ранена и не в состоянии продолжать бой. Однако настоящее беспокойство вызывает Тобирама, глядя на которого Мадара видит момент, как тот пропускает атаку врага. С самого начала сражения почти беспрерывно используя чакру на постоянные перемещения и между своими, и между чужими шиноби, создав мощную водную атаку, он безусловно не мог не устать. Его хаппури, выполнив свое предназначение по защите головы, слетает, отведя удар вражеской кости в сторону, но доспехи не помогают должным образом — рука Тобирамы окрашивается красным от самого плеча и вниз. Не дожидаясь ответных действий Тобирамы, Мадара рукой сусаноо отбрасывает врага подальше от него, и также поступает и с остальными дееспособными Кагуя, давая своим сокомандникам время выдохнуть и собраться с силами. Злость окрашивает мир в красный цвет. Эти ублюдки из Кагуя, ведомые лишь одним бессмысленным желанием разрушать и сражаться, посмели кинуть вызов их только созданной деревне? Посмели напасть на них и ранить его людей? Эти враги уж точно не собираются их щадить, так почему они с ними церемонятся? Разве есть смысл ограничиваться только гендзюцу и уповать, что те оставят их в покое? А как насчет желания отомстить за нарушенный покой и нанесенные им раны? Долгим размышлениям места не находится. Достаточно и того, что Мадара не находит ни одной причины оставлять их в живых. Четверо бессознательных Кагуя, не отошедших после гендзюцу, совершенно не реагируют, когда Мадара подходит к их более незащищенным костьми телам. Они даже не понимают, что их жизни обрываются. Следующим на очереди оказывается пойманный Тобирамой в гендзюцу бесконечной тьмы противник. Мадара не собирается давать им шанс на более-менее честную битву — он приближается к беззащитному Кагуя и выпускает в его лицо катон такой силы, что ему самому обжигает губы. Тобирама снимает технику бесконечной тьмы и, видя, как расплавило кожу, выжгло глаза и обуглило рот его противнику, никак не реагирует, понимая, что поджаренный шиноби точно не доживет до утра стараниями Мадары. Понимая и, кажется, безмолвно это одобряя. Двое последних оставшихся Кагуя оказываются — на удивление — умнее. Поняв, что все их соклановцы мертвы, они сбегают. В погоню за ними никого не отправляют. Удовлетворение битвой медленно растекается по телу, наполняя конечности усталостью. Мадара снова смотрит на Тобираму и видит на его лице те же чувства, что испытывает сам. — Хн, это не совсем то, что мы планировали, но думаю, они не скоро подумают о повторном набеге. Тобирама кивает. В его глазах Мадаре мерещится таяние ледников. Пора возвращаться домой.

***

Доставив всех раненых к медикам, Мадара без слов направляется обратно в штаб в компании такого же молчаливого Тобирамы. Теплая ночь кажется бесконечно долгой из-за минувшего сражения, но адреналин, все еще не покинувший вены, все равно не даст уснуть, а убедиться, что все спокойно и опасность точно миновала — отличная причина не идти домой и мучиться бессонницей. Кабинет, который они покинули всего несколько часов назад, кажется совершенно незнакомым. Или это сам Мадара вернулся в него другим, изменившимся человеком? Не сговариваясь они одновременно снимают с себя доспехи, оставляя их валяться на полу, и разлившаяся тишина вдруг кажется абсолютной уютной и домашней. Мадара не удивляется. Он совершенно не похож на брата, и ему, чтобы найти с кем-то общий язык, никогда не нужны были слова. Чтобы перестать с кем-то быть незнакомцами и, возможно, выйти на новый уровень в отношениях, ему всегда нужно было сразиться с этим человеком. И не важно, будет ли это битва между ними, или, как оказалось, плечом к плечу с выбранным человеком. — У тебя рана, — негромко, глядя на потемневшую и прилипшую к руке Тобирамы ткань, говорит Мадара, впервые за последние два часа подавая голос. — Не серьезная, — поморщившись, Тобирама стягивает с себя водолазку, не обращая внимание на то, как ткань отклеивается от запекшейся раны и вновь открывается кровотечение. Ранение и правда оказывается не серьезным даже на неискушенный в медицине взгляд Мадары. Поверхностное, не задевающее мышцы, но длинное: от плеча и вдоль предплечья до самого локтя, наверняка доставляющее неприятные ощущения. Вокруг руки Тобирамы разгорается слабое зеленое свечение лечебной техники, и он прикладывает руку к кровоточащей ране. — Хаширама намного лучше в ирьениндзюцу. — Надо было остаться в мед центре, — не моргая, говорит Мадара, наблюдая за тем, как медленно кровь все же перестает сочиться из ранения, но полного заживления не происходит. — У медиков есть дела поважнее, чем разбираться с моей царапиной. Кивнув, Мадара вновь без слов выходит из кабинета, чтобы совсем скоро вернуться с бинтами. Он молча подходит ближе и взглядом предлагает помощь. Тобирама не выглядит удивленным, в его лице не мелькает и тени возмущения. Молча перевязывая его руку, Мадара невольно обращает внимание на многочисленные шрамы украшающие белую, словно молоко, и на удивление мягкую, как шелк, кожу. Разве у шиноби может быть такая? Ведь несомненно странно всего несколько часов назад лицезреть, на что способен этот человек, какая сила в нем таится, а сейчас видеть его беззащитную мягкую кожу, покрываюшуюся мурашками от прикосновения его грубых пальцев. Но одно Мадара точно успел за сегодня понять — Изуна оказался прав. Перед сильным противником, — а в данном случае, уже товарищем, — умеющим даже свои слабости обращать в силу благодаря тактике, действительно сложно устоять. И совершенно не удивительны теперь слова Изуны, что этот Сенджу ему нравится. Учиха всегда были падки на все смертоносное. А оспорить то, что Тобирама в бою завораживает, не получается. Мадаре кажется, что совсем недавно он был свидетелем разбушевавшегося на суше шторма. — Нет нужды вдвоем здесь оставаться, — закончив перевязку, Мадара с трудом отходит в сторону. — Я прослежу, чтобы все было спокойно. Тобирама вновь не спорит. Но, прежде чем он успевает сделать и пару шагов к двери, Мадара его окликает, впервые не используя фамилию. — Тобирама, — и, дождавшись вздернутой в удивлении брови, усмехается и протягивает руку. — Можно будет как-то повторить. На рукопожатие отвечают без заминки. За окном занимается рассвет.