Грань горизонта

Хокобальд был алхимиком и жил в Венеции несколько сотен лет назад. Мало того, он был Вечным Кузни. Возможно — особой королевских кровей. Любил оперы. Не хотел служить ни одному из Часов. Мне это известно, и я даже не помню, откуда. На самом деле, настолько наглого и заносчивого человека сложно не знать. Хокобальд плохо сдерживал свои желания и потерял все, совершив Преступление против Неба. Очень давно о нем никто ничего не слышал, и к лучшему. Наши дороги не пересекались, но теперь мне придется столкнуться с тем, чем бессмертный Хокобальд занимался: экспериментами над самой сутью жара и преобразования. — Так чем опасна эта затея? — В Палаццо Дарио водятся призраки. По крайней мере, так говорят. Мне бы такую уверенность в своих силах. Я сижу на хлипкой деревянной табуретке, и моя нога нервно подпрыгивает. Орсолина совсем не беспокоится: напевая под нос, крутится у стола и шинкует хлеб. — И вправду? — спрашиваю, хотя и так не сомневаюсь. — Ну, пока не проверим, можно только предполагать. Почему-то люди предпочитают обходить это место стороной. Должна же быть причина. С некоторых пор навязчивые мысли преследовали меня, как дурное предзнаменование: что-то приближается. Очередная проблема, но как понять, в какой момент враги появятся в городе? Кого пошлют на этот раз? раз до боли до войны кровь в землю не те мысли не важно — Надеюсь, мы об этой причине не узнаем. — Боишься? — Орсолина усмехается и закидывает себе в рот кусочек помидора. — Не доверяю экспериментам Вечных. Обычно они… Безумны. Опасны. Бессмысленны, необыкновенно расточительны, и это не говоря о самих целях… Женщина кивает, выражение ее лица безмятежно. Она хорошо понимает меня. В любом случае, для начала следует разведать обстановку. Орсолина предлагает пойти сразу же и оставляет готовку, закатывает рукава. Я выбираюсь на улицу неохотно, но следую за ней к нужному месту. Яркий день. Пустой голубой небосклон, будто солнце куда-то спряталось. Тени застыли. Вполне обычный с виду древний особняк скоро, кажется, уйдет под воду. Когда-то цветной, теперь тусклый мрамор покрылся пятнами и трещинами. Вода мерными волнами наплывает на ступеньки, ведущие к главному входу. Стены тут и там наполовину обвалились, однако эти разрушения остаются нетронутыми до сих пор. — Это из какого века… пятнадцатого? — спрашиваю. Орсолина потирает руки и кивает: — Видишь мозаику? Ренессанс. — И когда же тут поселились призраки? — Понятия не имею. Может, дело в расположении. С владельцами постоянно случалось что-то… плохое. Самоубийства и несчастные случаи. Беды и неудачи. Даже самоуверенный Хокобальд не избежал этого. Вероятно, люди сами придумали проклятие и сделали его реальным верой и страхом. Тем не менее, идти внутрь придется, если я не хочу продолжать путешествие в одиночку. Сила Орсолины того стоит. Наверное. — Если считальцы узнают о наших планах, то обязательно вмешаются, — стираю пот со лба, проклиная погоду. Воздух только что не дрожит перед глазами. — Они так скоро объявятся? — Думаю, очень скоро. Я оставил слишком много следов. — Хм. Копательница хрустит пальцами и улыбается. — Тогда времени мало. Как считаешь, эта ночь — подходящая? Я не совсем понимаю, но она говорит, что проход в Палаццо Дарио открывается только после заката. Мол, кое-кто незаметный, как туман, был здесь и оставил прохладный шлейф подола своего серого одеяния. Да и безопаснее будет. Никаких любопытных глаз прохожих и туристов, мир в блаженной тишине. Меня все равно терзают смутные сомнения, но выбирать не приходится. Навязчивое кровь в землю кровь в землю вернется вернется ВЕРНЕТСЯ требует действовать. Пожалуй, стоит поговорить об этом с Орсолиной. Как-нибудь потом, в менее беспокойной обстановке. Я собираюсь взять с собой Эбрехель. Зря, что ли, страдал за него? Никак не могу заснуть и, когда все же проваливаюсь в беспокойную дрему, резко просыпаюсь от прикосновения: моя дорогая подруга будет меня в три часа ночи. Ведьмин час. Многие дороги открыты. Хорошо, что луны нет. Я бы из дома не вышел. В рюкзак на всякий случай кладу предметы первой медицинской необходимости. Сбоку цепляю меч. Пистолет прячу в карман. Странное воодушевление давит напряженную улыбку. — Готов? — Веди. Венеция укрыта мглой и дымкой, в темноте прячется Бархат. За Бархатом неслышно следует Безымянное Имя, а потом — кошки. Их глаза сверкают в свете фонарей, как звездочки в пустоте. В это время суток город становится похожим на лабиринт, и добраться до Палаццо Дарио, не привлекая лишнего внимания, легко. Я сжимаю лямки рюкзака, постоянно оглядываясь, но вокруг ни души. Дыхание — собственное. Шорохи. Гул ветра. Огни высоких башен. Биение сердца. Становлюсь на покрытые тонким слоем воды ступеньки и отвлеченно наблюдаю за тем, как по нему расходится рябь. Орсолина дергает дверь, но та, конечно, не поддается. Женщина не унывает и машет мне рукой, предлагая воспользоваться разбитым окном. Я едва не протыкаю себе ладонь торчащим куском стекла, пытаясь пролезть следом за поразительно ловкой Копательницей. Сразу же замечаю, насколько здесь густая, непроглядная темень — даже керосиновая лампа не помогает. Свет исчезает, словно тонет в глубоком море. — Это как-то… неправильно, — бормочу очевидное, отряхивая рубашку. Слышу Орсолину, следя за ее растворяющимся силуэтом: — Первая задача: понять, куда идти. Нахожу ладонью стену, шаркаю. Это первый этаж, его постоянно затапливает. Под ногами хлюпает. Пахнет сыростью сгнившего дерева. — Ладно. Разделяться нельзя, иначе не выйдем отсюда, — шарю на ощупь и натыкаюсь на чужую руку. Мое предплечье сдавливает сильной хваткой. — Верно. Ищем в пределах одной комнаты и переходим в другую. — Что ищем-то? — Это очень ценная вещь. Хокобальд хранил ее бережно. В глубине особняка, наверняка за какой-нибудь запертой на десяток замков дверью… Мне хочется сделать все быстро, и я на мгновение забываю об осторожности. Чуть не падаю с лестницы, ведущей почти вертикально вниз, но в последний момент успеваю схватиться за перила. Выполнить эту первую задачу — то еще приключение. Кажется, что, куда не направляйся, придешь в один тупик. Неосторожные движения постоянно задевают картины, полки, светильники. Орсолина первая находит путь в незаметный коридор и тащит меня за собой: тьма становится привычной человеческому глазу. У меня болит голова. Становится чуть проще. Очертания предметов легко угадываются, ручки дверей поблескивают серебром в свете лампы. Я ищу лабораторию или что-то похожее, заглядываю в ящики столов и перебираю хлам. Палаццо Дарио торжественно-мрачен, пугающая атмосфера пронизывает каждое помещение. С потолков свисают богатые люстры, качающие паутину, закрученные лестницы укрыты коврами. Чем выше, тем прохладнее. Ниже — просто страшно. Что-то живое просыпается, надеясь на встречу. В очередном коридоре нет окон, я аккуратно ступаю за порог, и под сапогом звонко хрустит. Застываю в смятении. Прикасаться не очень хочется, поэтому раскидываю нечто кончиком Эбрехеля. Судя по звуку — кости. Ощущение прикосновения заставляет вздрогнуть. По шее бегут мурашки; оборачиваюсь, однако рубящий удар оружием никого не задевает. Мерещится слабость, сонливость. — Орсолина..? Нет ответа. Мы же договаривались не расходиться, как так вышло? Какая-то дрянь тянет из меня силы прямо через кожу. Вот, значит, призраки. Это не паника. Просто сосредоточенный ужас. Не так уж много нематериальных вещей способны навредить физически, но иной раз смерть — не самый плохой исход. Рассудок еще более хрупкий, чем тело. Не хочу, чтобы все закончилось… так. Эбрехель греет ладони, а я решаю броситься вперед. Слышу вполне материальные шаги за спиной: мой сообщник все же не потерялся. Пара коридоров сумасшедшего бега, и путь преграждает массивная дверь. Орсолина с размаху бьет по тяжелому замку и ломает его. Нет времени удивляться подобной силе — ручка все равно не поддается, как ни дергай. Я просовываю лезвие меча в щель между стеной и дверью и использую, как рычаг. Женщина захлопывает ее, как только мы забегаем внутрь, перекрывая единственный путь отсюда. — Здесь… безопасно? — тяжело дышу, прижимая костяшки к груди. — Чувствуешь тепло? Оно их не впустит. Огненная аура, — Копательница выглядит гораздо лучше, чем я. Для того, кто однажды был скаптодоном, такие испытания, видимо, незначительны. Комната, в которой мы оказались, очень просторная. Книжные шкафы заполняют пространство у стен, пол усеивает какой-то хлам, в углах покрываются пылью мешки с приборами неизвестного назначения. Тут, в отличие от всего здания, даже жарко. Перед глазами мелькают искорки, похожие на светлячков. Если это и есть лаборатория, нужно поскорее забрать то, ради чего эта авантюра воплотилась в жизнь. Начинаю искать. Разбирая гору мусора, занимающую целый стол, я чуть не слепну от внезапной вспышки. кровь? артериальная Всего лишь небольшая емкость с каким-то вязким веществом. Зловещее алое свечение окутывает мои руки, мое лицо, все вокруг. Красное, как забытое солнце. Далекий закат. Глубокая рана. — Ты нашел. Орсолина по-настоящему рада. Никогда не видел ее настолько воодушевленной. Она забирает у меня находку и прячет в сумку, ухмыляется мне. — Можешь считать меня своим компаньоном. — Что это вообще такое? — Алхимическое чудо. Качаю головой, оглядываюсь. Устало вздыхаю: — Как нам теперь выбираться отсюда? Единственный коридор забит неосязаемыми охранниками этого места, чудовищно ледяными и сводящими с ума. Никто из нас не хочет повторения забега, но выхода… нет? Есть окно. Канал под ним достаточно глубокий, чтобы не сломать ноги. Прыгнуть с третьего этажа в воду безопаснее, чем встретиться с призраками, пожалуй. Влезть на подоконник, заранее задержать дыхание, оттолкнуться посильнее и... . . . Я выползаю на мощеную улицу, полностью вымотанный, и едва поднимаюсь. Ноги дрожат. Орсолина поддерживает меня под локоть, не пряча веселый смех. С нас течет, как после ливня. — Мы хорошая команда. — Надеюсь, от воды «алхимическое чудо» не потеряло своих свойств, — недовольно отплевываюсь от прилипшей к подбородку тины. — Будет обидно. — Уже светает. Пойдем, пока нас не начали спрашивать, что произошло. Мне нужно поесть. Отоспаться. Незаживающая рана невыносимо зудит. Мне нужно дождаться своих врагов и подготовиться.