Отражения

Нет таких людей в которых есть хоть капля сострадания к детям преступных организаций. Микки за свои двадцать шесть, ни разу не встречал тех, кто мог с ним поиграть просто так, а не из необходимости избавиться от дула у виска. Мальчик всегда брал пистолет поиграться, но никогда не направлял его на людей, чаще этим занимались старшие братья, воспитывая в нем "настоящего мужчину". А Милкович плакал дома ощущая на черноволосой макушке теплую ладонь с аккуратным розоватым маникюром и синяком на запястье. Мафиози? Это странное слово преследовало голубоглазого каждый божий день, хоть он и являлся атеистом, а иногда прибегал к каким-то библейским мотивам, читая из интереса. Это, как и детективы отвлекали ребенка от вечных побоев, частенько малыш Милкович в своих носочках с собачками прибегал к маме, держа в руках толстенную книгу. Эмили читала минимум тридцать страниц в день своему медвежонку, так она ласково его называла за детскую пухлость и любовь к сладкому. Без этого ритуала он и не мог уснуть. Он ждал каждый день девяти часов, обычно в это время она возвращалась из магазина. Качал кроватку с маленькой Менди и дорисовывал снежинки на белом листе. Хотел подарить пока дома никого не было, Терри пил в очередном заведении, братья грабили фургоны поднимая репутацию Милковичей, а он один в течение трёх часов был с малышкой наедине. Сторожил её тихий сон. — Микки! В хлам пьяный голос отца пробрал до дрожи, ледяной страх окутал тело ребенка и не хотел отпускать из стальных цепей. Он не мог пошевелиться, сказать слово, крик малышки заглушил все вокруг. Громкие шаги по шатающейся, скрипучей деревянной лестнице, заставили Милковича схватить остро наточенный карандаш в тонкие пальцы и направить на дверь. — Мелкий сучонок, подай отцу револьвер. Милкович знал, отец пойдет стрелять птиц. Тех самых, что будили матушку и рождали на лице улыбку. — Я не дам тебе оружие, ты убьешь невинных! — Шавка поганая, куда твоя мать спрятала этот чертовый револьвер! Отвечай. Отец с ноги выломал хлипкую дверь, Менди кричала сильнее, боясь за себя и брата. — Иди куда подальше я понятия не имею. — Заткни эту маленькую пиздючку! — Не смей так говорить о дочери. Микки разозлился пуще прежнего, глаза налились кровью, единственным другом для него был этот комочек в пелёнках. И он обещал матери оберегать её в страшные минуты. Он с разбегу побежал к отцу, тот в силу неповоротливости не успел схватить его за шкирку и чуть отстранился назад. В этот момент юный мафиози воткнул карандаш в колено, старший-Милкович взвыл от дискомфорта и ударил Мика по лицу. Отпечатавшийся красный след на щеке не заставил ребенка ни проронить слезинки, он должен быть сильным не ради места дона. Ради матери, сестры, птиц мирно спящих на ветках, спокойной жизни без постоянных полицейских проверок. Ради становления себя, как личности, способной добиться успеха без денег заработанных на наркотиках и нелегальном обороте оружия. Именно поэтому сейчас, закусив губу, черноволосый плюет в лицу отцу отражающему маргинальную систему, отрицающую семейные ценности. — Как ты посмел, да если бы не я, ты сдох бы ещё в утробе! Терри замахивается, алкоголь тупит боль. Эмили сзади бьёт сковородкой. Она не хотела показаться сыну жестокой, но в этот момент инстинкты подсказали защитить чадо любой ценой. Убоюдок падает на ковер, женщина могла бы спихнуть его с лестницы, но она лишь давит каблуком на его рёбра. — Мама! — Микки кидается обнять её, достает до поясницы и вжимается в неё носом, вдыхая аромат чайных роз. — Прости меня, милый, этого больше не повторится — женщина кладет руку поглаживая ёжик на голове. — Он это заслужил мам! — Микки послушай меня — Эмили берет сына на руки и садится с ним на кровать прислоняя к груди. Мальчик выпутывается из объятий подымая голову — сестра наблюдает за каруселькой над кроваткой. — Каким бы не был этот человек, он все равно твой отец. — Я больше не хочу, что бы ты страдала. — Тише, Мик, тише. Я скажу тебе кое-что, ты родился в мафиозной семье и единственный путь на свободу — раздавить её главаря. — Я вырасту и пиф-паф, он упадет. — Сынок, это грязное дело, самым логичным путем будет стать правой рукой и сдать отца легавым. Тогда, в полиции это зачтут за смягчающие обстоятельства и тебе дадут малый срок. — И мы все станем свободными? — Да, мальчик мой, да. Я верю в тебя. Мал, да умал — смышлёный малыш принял мамины слова всерьез. Эмили лишь рассказала мальчику мечту, которая стала его главной целью и смыслом жизни.

***

Горит свеча, сыростью пахнет невыносимо, Мик не уходит читая сборник стихов оставленный матерью на память. Ранит подушечки пальцев о страницы, уставший взгляд скользит по строкам, стараясь выявить нить связи поколений. Ничего. Комод трещит под напором, Милкович облакачивается и дует, воск застывает на блюдце. Как и его лицо не выражает эмоций с момента кражи полицейского. Прошел час, а этот человек так и не очнулся, жаль рядом нет Менди, у нее прекрасные навыки врачевания, вмиг поставила бы его на ноги. В темноте приходят странные мысли, заложнику надо бы оказать помощь, парень достает фонарик из ящика и идёт вперёд. Подвальное помещение раньше было отцовской оружейной. Затем, когда владения расширились под это дело арендовали несколько складов. Мик попросил отдать ему незаурядную площадь под собственные нужды, Терри плевать. Черноволосый же сохранил здесь частичку детства, альбомы, рисунки, книги и первую приставку — первая кража. Заходя на миг вернуться домой, приходит сюда, касаясь пыльных полок, играет в дартс и после выезжает на сделки. Мишень висит на противоположной от входа стене, постоянно получая укол дротиком. Наконечники застревают в кармане кожаной куртки, зябко, молния стремится к ключицам, сегодня стрелять не вариант. Голубые глаза впечатываются в тело, честно Микки боится крови, в связи с эти он так и не мог подойти поближе. — Эй, мусор, ты дышишь? Бессознательное состояние, тревожит Милковича. Естественно убивал, но так по случайности ни разу. — Да, чёрт, с тобой. С грохотом он ставит на пол чемоданчик, в нем оказывается перекись, бинты, обезболивающее. Прямо-таки, набор юного медика, только халата не хватает. Пациент, вряд ли, доволен своей палатой — деревянный стул со спинкой и веревки натирающие запястья. Красота, вот она медицина его детства, если сломал нос зажми покрепче ткань футболки, дабы не откусить язык. Йен сидит прямо, как кукла, без ключика в замочной скважине. — Так, как мама учила сначала осмотреть рану. Микки зарывается в рыжий вихрь, пробивая путь к запекшейся крови, смывает водой и аккуратно проходится ватным диском. Оценивает трагедию, весьма терпимая, жить будет. Бинтует голову, зубами разрывая материал, перевязывает. Подносит нашатырь к ноздрям, не учитывая важной вещи. Запах тревожит пазухи, пробуждая организм, в мгновение взлета ресниц, Микки открывает рот. — Ну, привет, сладенький.—мурлычит Милкович, совершенно забывая, что перед ним пёс власти. — Микки Милкович, вы арестованы. — Да, что ты говоришь, хорошенький, так знакомство не начинают. — Сержант Йен Галлагер, немедленно освободите меня. — Йен, значит, такого молодого и в лапы мафии сразу кинули, интересно. — Развяжи — Галлагер плюет в лицо. Микки вытирает локтем плевок и тянет за волосы на себя. — Прекрати, выпускать шипы, давай расскажешь о себе, а потом выберешь способ убийства. — Какие мы благородные, Милкович. Парень усмехается, разжимает пальцы, поглаживая волосы. — И зачем же, ты свалился на мою голову. — Знай, сдашься, в суде это сочтут хорошим знаком. — Не смеши меня, Галлагер, я не попадусь на удочку такому сопляку, именно сейчас. Галлагер напрягается, он обязан разговорить этого черта. — Какая разница, когда сдаваться, вас все равно накроет капитан Фишер. — А, что если я скажу, что впервые могу упечь родного отца за решетку. — Притормози, паренек, впервые? — Я дал обещание самому дорогому человеку, дать себе свободу. — Тогда почему не сотрудничаешь со следствием? Милкович двигает стул, падает на него, складывая руки в замок. — Сдам отца, меня сразу расчленят и пустят в канализационные стоки, милый. Тем самым нарушу слово, грязно добившись свободы. — Как ты сдашь величайшего мафиози Терри Милковича? — Понятия не имею. Йен хохочет, такой пафосный и за душой ни строчки надёжного плана. Странно, но парень хочет помочь с этим непростым делом, ведь тоже, обещал брату отомстить за Фиону. — Твой отец, много принес говна в Чикаго, на его руках замученные души. Я бы мог придушить его сыночка, преподнести головушку в завернутом платке. Делать, этого я не буду, как думаешь почему? — Месть — блюдо, которое подают холодным. У нас схожие цели, почему бы нам не стать дуэтом? — В этом деле я твой человек. Милкович развязывает верёвки, он видит этот парень готов идти с ним на сделку, в зрачках видна боль. И она отдаст двойным рикошетом Терри. — Надеюсь, станешь мне чем-то большим. — Интим не предлагать, могу с легкостью согласиться — Йен подмигивает. — Точно не предашь? — Я только начинающий полицейский, главной целью которого является отправить этого гада в карцер. Ради этого я могу отказаться от принципов. Стану двойным агентом, как в тех самых фильмах. Мафиози не верится, обретение союзника это странная вещь в их непостоянном мире. Он предлагает держать связь с помощью старых телефонов без сим-карт, их труднее отследить. Галлагер забирает один, убирая подальше. В голове, уже прорисовываются отговорки для Фишер, что-то похожее на "выбросил на дороге, в темноте, я шел на ощупь до ближайшей АЗС, а там поймал такси и приехал к вам". Врать научили улицы, обязательно доверятся. — Ставлю одно условие, Галлагер Йен подражает сверчкам, стремящимся к лунному свету. — Какое? — Скажешь, кому-то из мусоров, сделке конец. Сержант напоследок жмёт руку. — Не предам, будь уверен. Микки не провожает взглядом, звонит Света. — Да, ты как? — С удовольствием потрахалась, спасибо. — Блять, ты ради этого звонишь? — Я кое-что выяснила, Мик. Завтра в стрип-клубе, один русский передаст твоему брату номер контейнера, в котором будут оружие для завлечения отца. — Надо перехватить этого мужчину и расспросить о поставке. — Надеюсь, сам справишься, бар то для таких как ты, котик. — Придется надеть лучшие стринги. Мик достает сигарету, собираясь утром обрадовать напарника о их походе в место, где грехи никак не искупить.