Защитница

Небо над Дунхарроу разъяснялось, а первые солнечные лучи начали проникать сквозь густой туман и многочисленные облака. Рассвет всегда являлся символом новой надежды и возможности, а для некоторых народов Средиземья он был своего рода праздником. На первый взгляд могло показаться, что этим природным явлением сложно было бы кого-либо удивить, ведь светило появлялось над горизонтом каждый день без каких-либо исключений. Однако этот восход солнца был для рохиррим каким-то особенным, не таким как все. И они искренне надеялись, что он был далеко не последним. Волнение Эрианэ ничего не выдавало, разве что её зелёные как роханские луга глаза, взгляд которых лихорадочно метался от одного лица воина к другому, ни на ком особо не заостряя внимания. Именно поэтому она и не заметила испуганного взгляда голубых глаз, обладатель которых носил закрывающий почти всё лицо шлем. Подойдя к импровизированной конюшне, эльфийка с удивлением обнаружила, что её рыжая лошадь была в полной готовности: седло из плотной чёрной кожи было идеально подобрано и закреплено, а сама кобылка, завидев полюбившуюся хозяйку, приветливо заржала, встряхнув роскошной густой гривой. — Я хотел помочь, — раздался неуверенный голос Эомера за её спиной, а мгновение спустя перед Эрианэ предстал и он сам. — Чтобы хоть как-то загладить свою вину… Мне не хотелось бы, чтобы глядя в лицо смерти меня терзала мысль, что Вы на меня в обиде. — Ну что ты, не стоит, — резче положенного ответила она, натянуто улыбнувшись одними лишь кончиками губ. — Я не гневаюсь, Эомер. Пусть твоя душа будет спокойна. На лице роханца расцвела искренне счастливая улыбка. Он не посмел сделать и шагу в её сторону, хотя больше всего на свете желал, чтобы зеленоглазая очутилась в его крепких объятиях, ощутив все те тёплые чувства, которые он к ней питал. Вместо этого племянник короля низко склонил светловолосую голову, при этом не отрывая взгляда от прекрасного лика эльфийской девы. — В таком случае, могу ли я попросить Вас лишь об одном? — вопросительно вскинул брови сын Эомунда, но продолжил не дожидаясь ответа. — Благослови меня, светлейшая госпожа. Если и умирать, то только с твоим именем на устах. — Прошу, не говори о смерти, — тяжело вздохнула Эрианэ, устало прикрыв глаза. Воин мгновенно изменился в лице, опасаясь, что снова совершил ошибку, перейдя столь хрупкую и неясную границу, но уже секунду спустя к эльфийке вновь вернулось прежнее расположение духа и она снова подарила ему улыбку. — Да хранит тебя Эру, Эомер, сын Эомунда, племянник короля Теодена, — произнесла Эрианэ. — Пусть твой меч будет острым, а доспехи защитят тебя от вражеских стрел. — Это взаимно, миледи, — ответил роханец с лучезарной улыбкой на губах. — Пусть не оставят всех нас Валар. Потупив взгляд, Эрианэ кивнула, после чего ловко взобралась на лошадь, зарываясь рукой в её мягкую гриву. — Туриэль… — задумчиво протянула она, а в её глазах промелькнуло что-то странное. То, чего Эомеру было не понять, как бы он ни старался. — Великолепное имя, — одобрительно закивал головой племянник Теодена. — Да будет оно всем нам во благо. На протяжении всего разговора эльфийки и роханца за ними втайне наблюдал Гамлинг, который просто не мог не заметить тех долгих взглядов, которыми королевский племянник одаривал деву эльдар. Он подозревал об этом и раньше, ещё на пиру в Золотом Чертоге, но теперь у него не было никаких сомнений — третий Маршал Марки влюбился в эльфийскую воительницей по уши. Гамлинг тяжело вздохнул, с сожалением покачав головой, осознавая, в какой безвыходной ситуации он оказался: с одной стороны была его безграничная преданность королю Теодену, от которого он никогда ничего не утаивал, с другой же — честь Эомера, который после гибели принца Теодреда стал единственным претендентом на трон Рохана, хотя, скорее всего, он об этом ещё не желал даже думать, а уж тем более не собирался готовиться к неизбежной, но столь важной для будущего их государства должности. Именно поэтому правая рука роханского правителя решил уладить всё, как ему казалось, самым мирным путём, без вреда для кого-либо. Он хотел остановить и вразумить молодого роханца, пока ещё не было поздно. — Король интересуется, где находится господин Арагорн, — заговорил Гамлинг, не забыв перед этим склонить голову в знак приветствия. — Больше мы не можем ждать, время не играет нам на руку. Если он не появится… — Он не появится, — отчуждённым тоном перебила его Эрианэ, лицо которой стало белее полотна. — Передай Его Величеству, что нет нужды больше медлить. Гамлинг удивлённо взглянул на брата Эовин, но тот лишь пожал плечами, дескать, сам не в курсе, в чём дело. Старому коменданту Хорнбурга ничего больше не оставалось, кроме как откланяться и поспешно удалиться. Весть о том, что Арагорн вместе с Леголасом и Гимли отправился искать помощь, при чём не у кого-нибудь, а у проклятых Мертвецов Дунхарроу, быстро распространилась по всему лагерю, вызывая у воинов весьма ожидаемую редакцию. — Как он мог! — На что он рассчитывал? — Почему оставил нас накануне битвы? Неужели даже у него не осталось надежды? Теоден тоже не был в восторге от такой новости. Присутствие Арагорна придавало ему сил и веры в свои способности. Странник никогда не произносил пустых слов утешений о том, что всё наладится и выйдет наилучшим способом — вместо этого он здраво оценивал ситуацию, давая при этом воистину мудрые советы, как и подобало настоящему королю. Теперь же сын Тенгеля безвозвратно потерял уверенность, место которой тотчас заняла мучительная нерешительность, которую было так нелегко побороть. — Время пришло, владыка, — прозвучал мелодичный голос над его головой, а подняв затуманенный взгляд серых глаз, роханский правитель увидел его обладательницу — зеленоглазую эльфийку. — Прошу, не сомневайтесь — он всегда действовал, действует и будет действовать в интересах не только Гондора, но и Рохана, ведь два эти государства тесно связаны между собой. Их судьбы переплетены навеки. Арагорн всегда находил выход, какой бы сложной ситуация ни казалась, — горько улыбнулась Эрианэ, устремив задумчивый взор в голубое небо, которое напоминало цвет его глаз. — Этот раз не станет исключением. Монарх ничего не ответил. Взобравшись на своего коня, он быстро пробежался взглядом по выстроившимся в ровный ряд всадникам, после чего, обнажив меч и подняв его высоко вверх, громко воскликнул: — Вперёд, рохиррим! Вперёд на помощь Гондору! Лошади нетерпеливо заржали, оружие зазвенело, а воины поддержали своего правителя ответным кличем. Отряд рохиррим выдвинулся в путь. Эрианэ ехала в самом начале конницы наравне с королём и его племянником, однако упорно хранила молчание, что невероятно огорчало Эомера, хотя виду он не подавал. Навязчивая мысль о том, что эльфийка думает о лихолесском принце, никак не покидала голову роханца, что бы он ни старался предпринять — всё было тщетно. Сама же Эрианэ, казалось, и вовсе забыла о существовании кого-либо рядом, полностью погрузившись в свои мысли. А всё дело было в том, что этой ночью у неё снова было видение. Если для других эльдар это было весьма обычным явлением, то для неё же всё было с точностью да наоборот. Вопреки всем усердным стараниям её дяди Глорфинделя и даже самого лорда Элронда, овладеть этим даром она так и не смогла. Другие эльфы могли не только контролировать, но и правильно толковать свои видения, о чём зеленоглазая могла только мечтать. Видение накануне Битвы Пяти Воинств, а также после битвы Митрандира с балрогом, предвещали большую беду. В первом случае смерть Фили и Кили, во втором же — ужасные мучения Гэндальфа, которому лишь чудом удалось избежать гибели. Однако что думать о последнем, Эрианэ боялась даже предположить. После ухода Арагорна сон никак не хотел к ней приходить, поэтому, дабы хоть как-то скоротать время ожидания утра, эльфийка взяла чистый пергамент и перо, которое макнула в одолженные у какой-то девушки из Эдораса чернила и начала записывать на тонком листе самые дорогие её сердцу имена. Глорфиндель. Пусть военачальник Ривенделла и пропадал всё время в самых разных походах, она любила его всей душой. Эрианэ восхищалась его мудростью и знаниями, а ещё обожала, когда он делился с ней историями о своих невероятных и даже неправдоподобных приключениях, которых было в его жизни немало. Лишь благодаря дяде эльфийка имела хоть какое-то понятие о матери, которая ушла в мир иной столь несвоевременно, ещё и таким жестоким и кровопролитным способом — от рук нечестивых орков. Элронд. Владыка Имладриса смог заменить ей отца, хотя из-за большой разницы в возрасте с его родными детьми она не сильно ладила. Между Эрианэ и Арвен была целая пропасть различия. Она — чрезмерно эмоциональная, с самого раннего детства непоседливая, воинственная, временами безрассудная и забывающая о приличиях, а также не терпящая придерживаться правил этикета, которым учили всех прилежных эллет. В то время как Ундомиэль была её полной противоположностью: покорная, тихая, не по годам мудрая и идеально воспитанная, прямо как настоящая принцесса. Настолько разных эльфиек объединяло лишь одно — обе были готовы пойти на любые жертвы ради любимых. Несмотря на столь заметные отличия, Эрианэ никогда не чувствовала себя обделённой вниманием лорда Элронда. Она всегда могла рассчитывать на его мудрый совет и надёжную поддержку. Гэндальф. Именно его прибытие в Имладрис перевернуло всю её жизнь с ног на голову. Эрианэ пришлось испытать много разочарований, горя и боли, но вместе с этим у неё появилась возможность вкусить жизнь такой, какой она была в действительности. Она осознала, что существуют не только взлёты, но и падения, а ещё то, что не стоит преждевременно радоваться успехам и огорчаться из-за неудач, ведь всё в этом мире изменчиво и ничего нельзя знать наверняка — даже пророчества не всегда сбывались. Маг научил её, что в жизни каждого существа самая большая ценность — это равновесие, и в этот миг эльфийка искренне сожалела, что не пришла к этому выводу раньше. Эльфийка не забыла о Торине и Гимли, которых любила несмотря на их ворчливый и упрямый гномий нрав; ещё был милый Бильбо, Фродо, Сэм и даже озорные Мерри и Пиппин. Также присутствовали Румиль с Орофином, Халдир, Леголас и конечно Фарамир, которому Эрианэ была обязана жизнью. Были ещё имена тех, которых больше не было в живых, однако из-за этого она дорожила ими ничуть не меньше: отец, матушка, племянники Торина… Так уж распорядилась судьба, что родителей она совершенно не знала, а братья-принцы покинули этот мир так и не познав всех прелестей жизни. Конечно, это было крайне несправедливо, но разве справедливость существует? Если да, почему тогда ежедневно гибнут мирные, ни в чём не повинные люди, даже дети? Почему несмотря на современную образованность и знания истории, все снова и снова совершали те же ошибки, совершенно позабыв о прошлом? Почему одни рождались под счастливой звездой и им всё удавалось без лишних усилий, а другие сражались и делали всё возможное, лишь бы иметь хоть маленький шанс просто-напросто выжить? Хотелось бы верить, что всякое предательство будет наказываться, а заслуги вознаграждаться; совершившие плохие поступки — страдать, а хорошие, соответственно, побеждать. Почему же всё было не так, а временами даже с точностью да наоборот? Ответ был куда проще и прозаичнее, чем могло бы на первый взгляд показаться: у каждого живого создания была своя правда, каждый был по-своему прав, поэтому и понятие справедливости могло отличаться. Но вот истина была одна. И именно истинными были её чувства к одному единственному человеку — Арагорну. Арагорн… Эрианэ пропустила момент, когда это имя стало для неё настолько значимым. Рядом с ним она забывала обо всех проблемах, чувствовала себя защищённой и по-настоящему счастливой, словно снова оказывалась в родном Ривенделле. Они всегда находили темы для разговоров, поддерживали и понимали друг друга без слов — хватало лишь быстрого взгляда. Что это, если не любовь? Раньше Эрианэ казалось, что те чувства, которые она испытывала когда-то к Линдиру, и были той самой любовью, которую восхваляли менестрели чуть ли не в каждой песне, но теперь она поняла, что глубоко заблуждалась относительно этого. Рядом с темноволосым эльфом она ощущала целый спектр эмоций, нуждалась в его объятиях и жаждала услышать мелодию его скрипки переплетённую с его мягким голосом. Его образ казался эльфийке идеальным, без единого изъяна. Она закрывала глаза на недостатки, видя лишь достоинства, словно Линдир являлся героем из книг, но уж точно не живым эльфом. Несомненно, эти чувства были сильны, иначе ей не было бы настолько больно смириться с тем, что он отдал своё сердце другой. Однако это нельзя было назвать любовью — скорее большой симпатией, или даже влюблённостью. Прежде Эрианэ расценивала его поступок как предательство, удар кинжалом в спину, но теперь она понимала, что надежды, которые, как ей казалось, эльф давал ей, оказались лишь иллюзией, которую она своими руками построила. Их всегда связывала только крепкая дружба, но расставание с ним затёрло эту границу, из-за чего у зеленоглазой и появилось ошибочное мнение, что их может объединять нечто большее. С Арагорном же было всё иначе. Эти чувства вспыхнули далеко не сразу — они развивались постепенно. Медленно, но уверенно. Сначала была открытая неприязнь, потом неохотное смирение и относительный мир, после этого они стали сообщниками и единомышленниками, чуть позже их связала дружба, а теперь… Тогда, в трактире в Бри, она скорее поверила бы в то, что король Трандуил женится на эреборской гномке, чем в то, что она когда-нибудь полюбит загадочного темноволосого Странника с пристальными серо-голубыми глазами. Сейчас же Эрианэ не видела смысла отрицать или находить какое-то другое объяснение. Впервые она не боялась признаться самой себе, что любит Арагорна каждой клеточкой своего тела и каждой частичкой своей души. Поэтому его отсутствие так убивало её. Больше всего на свете она боялась потерять Арагорна — однажды она была невероятно близка к этому, но ему каким-то чудом удалось спастись, иначе это нельзя было объяснить. Эрианэ надеялась, что и на этот раз Валар услышат её молитвы и смилуются над мужчиной, на чью долю и без того выпало немало трудных испытаний. Эрианэ и не заметила, как перо выскользнуло из её рук, а сама она начала погружаться в сон. Именно в этот момент к ней и пришло видение. Перед собой эльфийка видела высокие белые ступени, по которым она медленно поднималась. Ей казалось, что лестница ведёт прямо в небо — ей не было ни конца ни края. По мере продвижения вверх, идти становилось всё труднее и труднее, но причиной тому была совсем не усталость, а тяжесть ткани, из которой был выполнен её плащ. Он как будто бы становился длиннее и более увесистым, из-за чего из обычного предмета гардероба превращался в самый настоящий утяжелитель, который всеми силами пытался остановить её, но Эрианэ не собиралась сдаваться, уверенно идя вперёд. Эльфийка не имела ни малейшего понятия, что ожидало её в конце пути, на самой вершине, и как раз любопытство и не позволяло ей остановиться и задуматься о возможной опасности. Время текло невыносимо медленно, что она давно потеряла счёт, а ступеньки всё не заканчивались, в то время как застёжка плаща сдавливала её шею всё сильнее, перекрывая доступ к воздуху. Эрианэ начинала задыхаться. Она чувствовала себя марионеткой, которой кто-то управлял, дёргая за невидимые ниточки, а ей не оставалось ничего другого, кроме как повиноваться. Внезапно зеленоглазую окутал животный страх, ведь она поняла, что больше не в состоянии контролировать собственные движения. И вдруг послышался голос. Тихий, таинственный, вызывающий мурашки, он произнёс всего одно слово: — Аглариэль… От неожиданности Эрианэ помимо воли вздрогнула, что и стало её роковой ошибкой — она оступилась, пошатнулась и тяжёлый плащ потянул её вниз, в бездонную пропасть… Видение закончилось так же неожиданно, как и началось. Эрианэ долго пыталась перевести дыхание, но её голову никак не покидало загадочное имя — Аглариэль. Она была целиком и полностью уверена, что ни в Ривенделле, ни в Лотлориэне не было эллет с таким именем и более того, в истории оно также не встречалось… Что означало её падение и какое отношение она имела к неизвестной обладательнице таинственного имени — эльфийка не знала, а догадки доставляли ей немало страданий. — Прошлым вечером мы с сестрой немного повздорили, — раздался бархатистый голос Эомера, отвлекая Эрианэ от навязчивых мыслей. — Она не хотела уходить, хотела сражаться. Эовин никак не может смириться с тем, что война не для женщин. — И здесь я согласна с ней, — ответила эльфийка. — Война не делится на мужскую и женскую. Враги не интересуются тем, кого убивать — они не щадят даже беззащитных детей. Я считаю, что она имеет такое же право сражаться за свою страну, как и все вы, а то, что она не готова к этому физически — совсем другое дело… Рохиррим молчал, пытаясь переосмыслить её слова. — Даже не представляю, какие аргументы смогли заставить её вернуться в столицу, — хмыкнула Эрианэ, с прищуром глядя вперёд себя. — Если, конечно, ты не сделал этого силой, привязав её к коню… — В этом не было необходимости, — усмехнулся королевский племянник, пытаясь представить эту забавную картину, что заставило его улыбнуться ещё шире. — Я думал, что мне ещё долго придётся её уговаривать, но Эовин на удивление быстро сдалась. Так и сказала: «Твоя взяла, братец! С рассветом возвращаюсь в Эдорас.» — Неужели? — неподдельно удивилась зеленоглазая, задумчиво глядя на роханца. — Мне сперва тоже показалось это странным, — пожал плечами он. — Эовин не из тех, кто быстро меняет мнение, но, видимо, она поняла, что у неё нет выбора. Наш владыка пожелал, чтобы в его отсутствие она правила народом, заняв трон в Золотом Чертоге. — Я уверена, что она справится с этим достойно, — кивнула Эрианэ, тем самым закрыв тему, но всё ещё пытаясь понять и найти объяснение странному поведению младшей сестры Эомера. Как сказал король Теоден, от Дунхарроу до Минас Тирита было целых три дня пути. Они должны были добраться до места опередив врага, но при этом сохранив силы для битвы, которая несомненно состоится, а вот когда — это всего лишь вопрос времени. Мерри твёрдо решил, что будет принимать участие в сражении, пропуская мимо ушей предвзятое мнение мужей Рохана. Он гордо восседал на лошади позади юного голубоглазого воина, тщетно пытаясь скрыть приплыв адреналина, из-за которого его щёки окрасил яркий румянец. Раз уж так случилось, что ему пришлось разделиться с Пиппином, то он не собирался спокойно сидеть и ждать вестей в роханской столице, когда его друг рискует жизнью — он хотел отправиться ему на помощь. Кто бы что ни говорил, но храбрости хоббита было не отнять, ей даже могли позавидовать опытные воины, пережившие не одну битву. Быть может, что к нему просто не пришло ещё полное понимание серьёзности происходящего, но это скорее было даже к лучшему. Лучше уж чрезмерная уверенность в своих умениях, чем страх сделать шаг вперёд, а как говорят: новичкам всегда везёт, поэтому полурослик мог рассчитывать хотя бы на удачу, если не останется ничего помимо неё. Насчёт Перегрина он оказался прав, а если точнее, он был недалёк от истины. Тук, вопреки предостережениям Гэндальфа, добровольно поступил на службу к наместнику Гондора, по всей видимости решив, что так от него будет гораздо больше пользы. Волшебник не был в восторге от подобной выходки, но всё же был рад, что хоббит не сказал ничего лишнего о Фродо с Кольцом и уж тем более о законном короле этого государства, то бишь Арагорне. С другой стороны Митрандир был разгневан, а причиной тому было отсутствие Фарамира, а точнее то, что его родной отец отправил его с совсем маленьким отрядом гондорцев, ведь, по его словам, в Осгилиате его ожидали следопыты Итилиэна, в руки врагам. Услышав об этом из уст Боромира, он немедля помчался во дворец Дэнетора. Жители Минас Тирита приходили в недоумение наблюдая за тем, как на первый взгляд старец так быстро передвигается, как впрочем и коротышка, который не отставал от него ни на шаг. Но наместник отказался принимать их, ссылаясь на сильную головную боль и невероятную усталость, из-за чего маг чуть было не разнёс своим посохом огромные двери, но, к счастью, в последнюю секунду успел себя сдержать. И тогда Гэндальф решил, что будет действовать. Несмотря на почтенный возраст, он быстро и ловко оседлал Серогрива, прежде усадив перед собой Тука, и выехал за ворота. Не прошло и минуты, как за спиной он услышал стук копыт приближающейся лошади — это был Боромир. В свои предыдущие визиты в гондорскую столицу, которые имели место добрых тридцать лет назад, то есть тогда, когда сыновья Дэнетора были совсем ещё детьми, маг достаточно редко пересекался со старшим из них. Боромир никогда не стремился научиться эльфийской грамоте и культуре, как это делал его младший брат, на что Митрандир, собственно, не думая согласился, о чём ни один, ни второй ни разу не пожалели. Старший брат Фарамира был почти точной копией отца. Они были похожи не только внешне, но и характером: гордые, упрямые, но невероятно сильные и могущественные. Может, именно поэтому Дэнетор видел своего достойного наследника в старшем сыне, однако это никак не оправдывало того, что младшего он выслал на почти верную смерть. Боромир часто не был согласен с мнением отца, но чаще всего старался этого не показывать, дабы избежать ненужной ссоры. Теперь же он не мог промолчать, ведь речь шла о его родном брате. Это был вопрос жизни и смерти, и единственное, чего он боялся — это опоздать. Видит Эру, он хотел отправиться Фарамиру на помощь сразу же, когда узнал о безумном решении отца, если бы не тот факт, что наместник строго-настрого запретил своим подданным присоединиться к Боромиру и уж тем более открывать ему ворота, но волшебника, как оказалось, подобные приказы мало волновали. Гондорцу оставалось только догадываться, прибегал ли Гэндальф к магии, чтобы переубедить стражников, или же они сами оказались достаточно разумными, чтобы не вступать с ним в спор, но ворота они открыли без единого слова, а потому шансов спасти Фарамира стало значительно больше. Сердце в груди Боромира бешено колотилось, как будто ещё чуть-чуть и выпрыгнет наружу. Хоть бы успеть… Угрюмое лицо мага не сулило ничего хорошего, а страх, застывший в глазах маленького хоббита, передался и самому гондорцу, в животе которого завязался тугой узел, а к горлу подступил удушающий ком, который мешал дышать. И вдруг над их головами раздался леденящий душу крик. Задрав головы, всадники увидели огромную крылатую тварь: чёрную, чешуйчатую, с извилистой шеей, длинными когтями и клыками, а также крыльями как у летучей мыши. Один её вид внушал страх, не говоря уже о тех ужасных звуках, что она издавала. Верхом на этом мерзком существе сидел назгул, а если быть точнее — сам Король-чародей Ангмара, их предводитель и тот самый Чёрный Всадник, который ранил Фродо моргульским клинком. К счастью для Боромира, таких подробностей он не знал, а потому у него и в мыслях не было развернуться и пустить коня галопом в Минас Тирит. Но Гэндальф не растерялся. Высоко вверх он поднял правую руку, в которой держал свой волшебный посох, и в тот же миг из него полился белый и яркий как солнце свет, ослепляя слугу Саурона. Крылатая тварь истошно завопила, впадая в ярость, но приблизиться к всадникам была не в состоянии. Щурясь и прикрыв глаза широкой ладонью, Боромиру удалось разглядеть бегущего в их сторону чёрного коня. Когда он приблизился на достаточное расстояние, дабы старший сын Дэнетора смог увидеть лицо того, кто восседал на нём, гондорец почувствовал, как всё внутри него похолодело. Конечно, он узнал Каро несколько мгновений ранее, однако до последнего момента его не покидала надежда, что ему всего лишь показалось. К сожалению, глаза Боромира не подвели его — это был Фарамир, лицо которого было неестественно бледным и залитым свежей тёмно-алой кровью. У Боромира перехватило дыхание. Он уставился на мага, но тот быстро отвёл взгляд. Каро приближался, а за ним по пятам бежали варги, на которых сидели орки, пуская длинные чёрные стрелы одну за другой. Человек обнажил меч и с отчаянным криком бросился коню навстречу, игнорируя остерегающие возгласы Гэндальфа. Порывистый ветер шумел в его ушах и забирался под одежду, глаза его слезились, голова трещала от напряжения, но всё это было пустяками по сравнению с леденящим холодом в его душе, что возник при виде младшего брата в таком состоянии. — Я иду, брат! Потерпи, Фарамир! — пытался он успокоить скорее себя, чем его, ведь даже если бы Фарамир был в сознании, из-за такого шума он никак не смог бы расслышать его слов. Дальше всё происходило как во сне. Каро поравнялся с конём Боромира, после чего он резко развернулся и стремительно ринулся в сторону столицы. Гэндальф же, отогнав с помощью своей магии назгула и задержав орков, последовал за ними. — Откройте ворота! Быстрее! Быстрее! — раздались голоса стражников охраняющих вход в город, и мгновение спустя Гэндальф, Пиппин, Боромир и Фарамир оказались внутри крепости. Боромир мигом спешился и на ватных ногах подбежал к брату, который чуть было не свалился с седла. — Что вы стоите?! Лекаря! Скорее! — прохрипел он не своим голосом, встряхнув младшего брата за плечи, но тот не подавал никаких признаков жизни. — Сделайте что-нибудь! Помогите ему, прошу, молю! Боромиру казалось, что прошла целая вечность, прежде чем главный дворцовый лекарь соизволил прийти. Слуги помогли аккуратно уложить раненого сына наместника на землю, ожидая вердикт целителя. Время будто бы и вовсе остановилось. Лекарь медленно встал и не смотря Боромиру в глаза прошептал: — Дышит… — Всемогущий Эру! — гондорца накрыла волна облегчения, но радоваться было рано. Рана оказалась куда серьёзней, чем ожидалось, и угроза для жизни никуда не исчезла, поэтому действовать нужно было быстро. Фарамира подняли на носилках и направились с ним в Палаты Врачевания, где спустя несколько минут появился бледный как смерть Дэнетор. — Мой сын! — воскликнул наместник, чьи глаза округлились до невероятных размеров. — Не говорите мне, что он пал! — Нет, он жив, — резко ответил Пиппин, с сожалением глядя на пропитанные кровью тряпицы, которых становилось всё больше и больше. — Он будет жить. — Мой сын! Мой бедный сын! — жалобно воскликнул сын Эктелиона, кидаясь к изголовью кровати, где целители и целительницы хлопотали над Фарамиром. — О Эру! Не забирай у меня моего ребёнка! — Не смей просить помощи у Всевышнего, совершив такой тяжкий грех, — гневно произнёс Гэндальф, толкая Пиппина к выходу из лечебницы. — Что нам теперь делать, Гэндальф? — задал вопрос Тук, когда дверь за ними громко захлопнулась. — Готовиться к неизбежной войне, — тяжело вздохнул маг, направляясь на бастион, откуда был виден Мордор. — Но Рохан поможет нам, не так ли? — неуверенно спросил полурослик, с надеждой заглядывая в лицо Митрандира. — Рохиррим явятся? — Очень надеюсь на это, — печально улыбнулся волшебник, потрепав хоббита по кудрявой макушке. Лекари сделали всё что могли. Оставалось лишь надеяться, что тело молодого воина справится с ядом, который попал в его организм с помощью отравленной стрелы. Больному была необходима тишина и покой, однако наместник, как и его старший сын, не спешил покидать лечебницу. Дэнетор выглядел донельзя разбитым и опечаленным, но Боромиру слабо верилось в раскаяние отца. Он буквально чувствовал, как высокая температура в помещении и гнев внутри него жгли его покрасневшее лицо и изнуряли лёгкие. Ещё немного, и его эмоции выплеснулись бы наружу бурным потоком, разнося всё вокруг. Но вдруг отчётливо послышался звук рога, который принадлежал не оркам и даже не рохиррим. Боромир словно проснулся ото сна и поспешно покинул дворцовый госпиталь, направляясь на первый ярус. По пути туда он встретил Гэндальфа и они вместе продолжили путь. Волнение в столице росло с каждой минутой. Ремесленники и торговцы закрывали лавочки, детей на улицах становилось всё меньше, а облачённых в кольчуги воинов — больше. Маг и человек пробирались через встревоженную толпу, где то и дело были слышны одни и те же слова: война, битва, орки, смерть… Страх в столице Гондора был настолько густым, что ещё совсем немного, и его можно было бы резать ножом. Тем временем главные ворота Минас Тирита открылись и в город въехал отряд рыцарей верхом на белых, прямо как гондорская Цитадель, лошадях. Один из воинов, что ехал в начале конницы, нёс большое синее знамя с изображением белого лебедя. Предводителем отряда был широкоплечий темноволосый мужчина с серыми глазами. Взгляд его был суровым и твёрдым, как у настоящего воина, но стоило ему завидеть Боромира, и кончики его губ дрогнули в улыбке. — Принц Имрахиль! — первым опомнился маг, приветственно склонив голову. — Вы даже не представляете, как мы рады Вашему прибытию. Вы приехали в самую пору! Мужчина с прищуром оглядел мага с ног до головы, а один из его воинов прошептал ему что-то на ухо, по всей видимости представив Митрандира. — Гэндальф Серый, — протянул басом он, кивнув какими-то своим мыслям. — Благодарю. Несколько дней назад я прислал наместнику письмо, однако ответа так и не получил. Я знаю, что в последнее время в столице неспокойно, поэтому и прибыл сюда, дабы в случае необходимости оказать помощь. — Отец сейчас не в самом добром здравии, — ответил Боромир, всё ещё пытаясь отойти от шока. — Надеюсь, ничего серьёзного? — Не волнуйтесь, он поправится, — натянуто улыбнулся старший брат Фарамира, хотя сам не верил в правдивость своих слов. Темноволосый воин коротко кивнул, спешился и отошёл с Гэндальфом в сторону, дабы переговорить с ним наедине, а у Боромира не было желания вмешиваться. Имрахиль приходился родным братом Финдуилас — покойной матери Фарамира и Боромира, тем самым являясь их дядей. При жизни сестры он часто бывал в Минас Тирите, имея дружные отношения с Дэнетором и проводя время с любимым племянником, обучая его искусству владения мечом, пусть тогда он был ещё деревянным. Всё изменилось с рождением Фарамира, когда Финдуилас скоропостижно скончалась, а для наместника мир потерял все краски. Визиты Имрахиля стали крайне редкими, а затем и вовсе прекратились. Несмотря на то, что прошло столько лет, Боромир узнал дядю сразу же, хотя ему казалось, что образ брата его матери полностью стёрся в его памяти. Имрахиль почти не изменился — разве что только глаза немного потускнели, лицо покрылось небольшими морщинами, а в густой чёрной шевелюре появилась проседь. Всё-таки принц Дол Амрота был одним из нуменорцев, благословлённых на долгую жизнь. И вдруг относительную тишину прервал громкий голос Пиппина, который вопреки длине своих ног бежал не хуже лани. — Гэндальф! Гэндальф, на помощь! — завопил полурослик, хватаясь за плащ мага. — Денетор выжил из ума! — Что ты такое говоришь? — нахмурился Имрахиль, поражаясь такой наглости коротышки, но Тук не удостоил его даже взглядом. — Он хочет сжечь Фарамира живьём! Присутствующие удивлённо ахнули, поражённо глядя на хоббита, будто ожидая признания с его стороны, что это была неудачная шутка. И пока они пытались осмыслить услышанное, Гэндальф и Боромир ринулись в Палаты Врачевания: маг верхом на Серогриве, а гондорец на своих двоих. Внезапно земля под их ногами задрожала. Боромир резко скинул голову вверх и прежде чем его глаза засыпала мелкая каменная пыль, он увидел, как рушится белая стена ярусом выше. Из груди старшего сына наместника выбился весь воздух, а конечности парализовала нестерпимая боль. Гондорец попытался приподняться, но все его попытки оказались напрасными — камни оказались слишком тяжёлыми. Последнее, что он услышал перед потерей сознания, был громкий орочий клич. Битва началась. В течение часа под стенами Минас Тирита образовалось целое чёрное море, состоящее из орков. Зрелище было ужасающим. Враги запускали огненные катапульты, с нескрываемой радостью наблюдая за тем, как воспламеняется некогда великий Белый Город, теряя остатки того самого величия. Принц Дол Амрота не растерялся и тотчас принялся отдавать приказы, а также воодушевлять растерянных гондорцев. — Оставаться на местах! Даже не думайте сдаваться! — громко воскликнул он, добывая из ножен свой меч. — Защищайте город до последней капли крови! Знакомый пронзительный вой разрезал небо и над головами гондорцев пролетела большая крылатая тень, и, к сожалению, была она далеко не одна. — Они получат столицу только тогда, когда умрёт последний из нас! — во всё горло закричал Имрахиль, смерив рыцарей быстрым взглядом. — Мы не допустим, чтобы Саурон захватил наши земли, делая наших женщин и детей своими рабами. Мы так просто не сдадимся! — Вперёд, солдаты Гондора! — поддержал его появившийся из ниоткуда Гэндальф верхом на Серогриве. Принцу Дол Амрота оставалось лишь догадываться, удалось ли волшебнику спасти сына Дэнетора, или же он прибыл на нужное место слишком поздно. По выражению лица мага сложно было понять, что у него на душе. Митрандир то и дело поглядывал куда-то на северо-запад, как будто ожидал подмоги с той стороны. Но Имрахиль ни на что больше не надеялся — исключительно на собственные силы. Он придерживался мнения, что призрачная иллюзия надежды принесёт больше вреда, чем пользы, а потому не желал говорить на каждом углу о победе. Скорее всего её просто не будет. Мужчине было ужасно горько от того, что он может больше не увидеть единственную и горячо любимую дочь, которая осталась ждать возвращения отца в Дол Амроте, даже не подозревая, что его могло и не быть. Ох, милая Лотириэль! Неужели столь юной и прекрасной девушке суждено было стать сиротой и понести на своих хрупких плечах тяжёлый груз ответственности правления? От мрачных раздумий его отвлёк протяжной звук горна. Имрахиль уставился на волшебника в недоумении, но тот лишь неоднозначно пожал плечами, не сумев сдержать облегчённой улыбки. — Рохан нас не подвёл. Во главе с королём Теоденом отряд рохиррим стремительно бросился вниз по склону, выставив перед собой острые копья. Находящиеся на Пеленнорских Полях орки начали делать торопливую перегруппировку, однако появление роханцев не стало для них сюрпризом — они были готовы к такому повороту событий не только морально, но и физически. Армия Мордора по-прежнему превосходила людей числом. Эрианэ рубила врагов тонким эльфийским мечом, не слыша и не видя ничего вокруг себя. Её тело обдавало сильным жаром, а сердце стучало в районе горла не сколько из-за азарта, сколько из-за страха. Она не раз пыталась отыскать глазами Арагорна, но все её попытки были тщетными — здесь не помогло даже её невероятное эльфийское зрение. Где-то неподалёку промелькнул шлем Эомера, характерный плащ Теодена и даже хоббит Мерри, но Странника и эльфа с гномом нигде не было видно. Она ужасно боялась, что с ними что-то случилось. Над Минас Тиритом витал густой чёрной дым, но орки даже не думали останавливаться. Хаос, который царил в столице по их вине, приносил им несказанное удовольствие. Земля непрестанно содрогалась от тяжёлых шагов мумакилов, которых было крайне сложно убить, ведь их шкура была настолько толстой, что её не пробивала ни одна стрела. — Цельтесь в глаза! — громко закричал Эомер, бросив копьё, которое угодило прямо в глотку монстра. Он покачнулся и, не удержав равновесие, с грохотом упал на землю, придавив весом своего огромного тела несколько урук-хаев. Крылатые твари, на которых восседали назгулы, летали над полем брани как стервятники, а невыносимые писки, что они издавали, оглушали бравых воинов, в разы усложняя сражение. Потерь было много: как с одной, так и с другой стороны. У эльфийки сердце кровью обливалось, когда она видела застывшие навеки знакомые лица роханцев, среди которых был и Гамлинг… Хоть это была далеко не первая её битва, но боль каждый раз была такой же сильной, такой же разрывающей душу. Послышалось счастливое улюлюкание орков, а когда Эрианэ поняла, что стало причиной их радости, она замерла на месте от ужаса. В пылу битвы она не обратила внимание на приближающиеся чёрные корабли, на которых, несомненно, прибыла подмога врагам. Они оказались в ловушке. Оборона Минас Тирита пала, орки пробрались внутрь Цитадели, поэтому гондорцам было также несладко, в то время как роханцев взяли в кольцо, которое с каждой минутой сужалось. Когда один из кораблей подплыл к берегу, Эрианэ сжала свой меч так сильно, что у неё побелели костяшки пальцев. Бесстрашная Туриэль заняла боевую стойку, а эльфийка вытянула вперёд руку с запятнанным вражьей кровью мечом, вознося молитвы Валар. Каково же было её удивление, когда вместо гнусного урук-хая, на землю спрыгнул не кто иной, как сам Арагорн с Андурилем в руках. Позади него важно шагали Леголас с Гимли, а в их глазах виднелась непоколебимая решительность — сразу было видно, что пришли они сюда только за победой. Стоило человеку сделать ещё один шаг вперёд, как за его спиной появилось многочисленное войско, состоящее из полупрозрачных мертвецов, которые внушали страх одним лишь своим видом. Ещё страшнее они оказались в бою, ведь их нельзя было убить ни одним способом. Что мертво, умереть не может. Орки в ужасе кинулись наутёк, но проклятая армия их тотчас настигла, уничтожая монстров одного за другим без особых усилий. На лице эльфийки расцвела победная улыбка и она продолжила бой с новыми силами, которые появились не без помощи Арагорна. С каждой секундой врагов становилось всё меньше, а это значило, что они приближались к заслуженной победе. Мышцы рук и ног эльфийки ужасно ныли от усталости, а голова казалась тяжёлой, хоть шлема на ней и не было. Несмотря на это она ловко спешилась с лошади и, почесав её за ухом в знак благодарности, быстрым шагом направилась к друзьям. Прямо перед Странником стоял высокий призрак с короной на голове, который, как поняла Эрианэ, являлся главным среди них. — Отпусти нас, — потребовал он шипящим, пробирающим до костей голосом. — Мы исполнили свою клятву. — Я бы не стал этого делать, — вмешался Гимли, за что получил сердитый взгляд призрака. — Пригодятся в бою! — Ты дал нам обещание! — И я сдержу его, — твёрдо ответил Арагорн, возвращая меч в ножны. — Ступайте с миром. Повторять не пришлось — Король Мёртвых склонил голову и в ту же секунду растаял воздухе, а остальные призраки последовали его примеру. Спустя мгновение их след простыл, будто бы они здесь никогда не появлялись. — Очень зря, мой друг, — наигранно покачал головой сын Глоина. — Ребята они хорошие, пусть даже мёртвые. Конечно, порой их тяжело уговорить, однако… — Прямо как гномов, — усмехнулся Леголас. — Думаю, вы смогли бы весьма неплохо поладить. Арагорн натянуто улыбнулся кончиками губ, неохотно глядя на пропитанную кровью и усеянную телами землю. Если бы они прибыли раньше, не было бы столько потерь… Он уже было собрался покинуть поле недавней битвы, чтобы побыстрее оказаться в Цитадели, куда звало его сердце, но вдруг остановился как вкопанный, на мгновение совершенно позабыв как дышать. Причиной тому была Эрианэ. Наконец поймав на себе его взгляд, эльфийка больше не могла стоять в стороне, а потому сама бросилась ему навстречу, незаметно для себя ускоряя шаг. Она остановилась на расстоянии вытянутой руки, рассматривая до боли знакомые черты лица. — Ты вернулся… — Я же обещал. Эрианэ не интересовали ни грязные одеяния, ни её уставший вид, ни даже зеваки, которые непременно были. В этот миг для неё существовал один лишь Арагорн. Тот, для которого билось её сердце. Тот, ради которого она готова была пожертвовать всем. Она сделала ещё шаг вперёд, прикоснувшись ладонями к его щекам, как будто всё ещё боялась, что он может исчезнуть прямо как те призраки минутами ранее. К счастью, этого не происходило. Эрианэ провела по немного жёсткой щетине, затем губам, шее, спускаясь на широкие плечи. — Знаешь, я… Ей было не суждено договорить. Сильная рука мужчины легла на талию зеленоглазой, резко притягивая её к себе. Арагорн осторожно отодвинул прядь её тёмных волос, заставляя сердце эльфийской девы забиться в бешеном ритме. Она прикрыла глаза, совсем близко чувствуя разгорячённое дыхание Странника. Чужие губы властно накрыли её, но она и не думала сопротивляться, целиком и полностью отдавшись безгранично приятным чувствам. Вокруг них вдруг стало невыносимо жарко, а воздуха катастрофически мало. Мужчина нехотя отстранился первым, усердно пытаясь привести дыхание в норму, но это ему удалось далеко не сразу. — Знай, что я всегда сдерживаю свои обещания, — еле слышно прошептал он, зарываясь носом в её шею.