Меня утомляют ваши разговоры.

— Я хочу позвать вас на свидание, — выкрикнул светловолосый, показушно приставив руки к губам. — Встретимся завтра у главной площади! Что он там опять задумал? Теперь его улыбка пугала, заставляла неблагоприятным мыслям вариться в голове. Сковывала тяжёлыми цепями и заставляла смотреть прямо в центр зарождения страха. Страха? Когда это я начал бояться какого-то мальчишки? Мне хватит мозгов, чтобы просчитать возможность как минимум семидесяти пяти процентов всевозможных исходов и быстро подстроиться под любую ситуацию. На шахматной доске предоставлено множество ходов, фигур, возможностей. Я могу переходить грани, делать шаги не в свою очередь, путать соперника. Мне открыты все пути, ограничений нет, я должен опробовать всё, не мелочиться, не зацикливаться на одной фигуре. — Боюсь представить, куда вы соизволите меня пригласить. — Вам не стоит переживать об этом. … Однако, как бы тот не отнекивался, парень всё же затащил друга в здание. Это стоило Гоголю пару царапин на лице. Громкая музыка, полуголые люди. Если я корректно выразилась, конечно. Достоевский считал, что открытый живот — уже довольно весомый показатель непристойности. Первое свидание, и в каком-то одурманенном клубе… Он явно будет испытывать моё терпение. В такой атмосфере даже книгу нормально не почитаешь. А я думал, что в учебном заведении довольно тяжело прикоснуться к любимому чтиву. Более того, Достоевский писал свои стихи, а значит, ни о каком написании и речи идти не могло. Уж слишком шумно в такой атмосфере. Значит, переключить внимание не получится. Люди всё больше расчехлялись, а ощущение неприязни наполняли Фёдора до изнеможения организма. Казалось, ещё одна такая выходка, и его стошнит. В здании было жарко, но это не позволяло нетрезвому сознанию принимать столь непристойное положение. — Николай, вы же не планируете поддаваться примеру и настолько погружаться в эту атмосферу? — Эх, мой дорогой друг, только ради вас придержу своё, кажется, неконтролируемое желание, — Николай показушно прикоснулся к груди, сжимая её, в попытка сымитировать звериное чувство жажды подобного действа. — Прекрасно. На самом деле, Гоголь не разделал мнения гостей данного мероприятия. Цель была иная: лишь посмотреть, как Достоевский будет реагировать на этот сюр. Разве не забавно? Социофоб и социопат варьируются в этом днище? Бедняжка. Забьёшься в угол и будешь писать свои стихи? Забавно посмотреть. Но так лишь думал Достоевский о замыслах Николая. — Могу спросить? Почему вы с таким удовольствием наблюдаете за танцующей толпой? — Я считаю их несуразными. — Замечу, это ваша любимая фраза. — Нет, что вы, меня просто вынуждают её произносить. — Вот значит как. — Как вы ещё охарактеризуете столь странное поведение людей? Подростковая глупость? — Говорят, что мозг останавливается в развитии после двадцати пяти лет. — Это абсурд. Учёные доказали, что человеческий мозг достигает своего пика развития в двадцать пять лет, а потом начинается обратный процесс. Это касается лишь ослабления памяти. — Вы довольно осведомлены в таких вопросах. Весьма забавно, я уже говорил это? — Да, говорили, — Достоевский опустил голову вниз, не выкидывая из сознания той мысли идейности разговора. — Подростковая глупость? Я бы назвал это «стадным чувством». Двигаясь за ведущим или же пытаясь вести за собой людей, этот глупый человек старается быть выше, чем есть, или же, понижая свою планку, стремится все более и более увлечься безумным танцем. Как в первобытных племенах, чувствуя лишь ритм, им плевать на музыку, а также на то, с кем они танцуют. Мне глубоко неприятен этот человек, что даже не пытается слиться со звуком. например скрипки, будь она тут. Но музыка… Даже она в столь захолустном месте способна выражать лишь поток извращённых замыслов, не создавая никаких приятных эмоций. Она не способна даровать высоких идей, лишь тупой ритм. Партнёр, старающийся быть первобытным животным, следет стадному чувству. Так что нет, я не считаю, что хоть чем-либо схож с данным сборищем. Мне нет до них дела, я чувствую своё преобладание над ними. — Жутко звучит. — Жутко? — Именно! Жутко эгоцентрично. — Позвольте! То, что вы скрываете своё недовольство к другим, пытаясь на людях, якобы «закрыть глаза» на этот сюр. Всё то, что скрыто внутри вас, эта чёрная дыра абсурда, полная ненависти к обществу, никуда не пропадает. Казалось, он состроил лицо, полное одновременно жалости и преобладания над оппонентом. — Я лишь не рисуюсь на людях, мой друг.