Меня утомляют ваши разговоры.

По окончании учебного дня можно было сделать определенные выводы. Николай — на редкость доставучий человек. И как в таком неразвитом подсознании находятся столь странные идеи? А ещё его неоднозначные фразы, с каким-то подтекстом. Он что-то явно недоговаривает. Фёдор старался прочитать парня, однако все попытки оказались либо тщетными, либо приносили уж слишком мало информации. Как же это больно –понимать всю горечь ситуации. Надо поторопиться домой. Всё же там тихо. Нет доставучих одноклассников, что норовят помешать умственному процессу. Жалкие говорливые попугаи. Они даже не пытаются прочитать человека, с которым ведут диалог. А если этот человек мечтает навредить? Морально или физически, разницы как таковой нет: боль в любых проявлениях безжалостна. Подобно игре в карты, как же глупо не замечать хотя бы какие козыри выходят, а какие остаются. В идеале, конечно, просчитывать каждую карту. А их эмоции? Даже, казалось, маленькая деталь может выдать, у кого же джокер. Являюсь ли я сейчас жалким? Раз попытки не принесли и грамма результата. Попытка была не одна, и не две, их чёртово множество. От такого вопроса кровь застывала в жилах. Казалось, нервные клетки начали бить тревогу, а голова судорожно болела, будто по ней ударили тяжёлым предметом. Была бы лишь одна нить…лишь одна возможность зацепиться за что то! Одна возможность откопать бесценную информацию о потаённых мыслях и приоритетах. Его правдивые взгляды на жизнь. Надоела эта наигранность. Всё это было необходимо здесь и сейчас. Немедленно. Достоевский скорее был схож на психа, одержимого одноклассником. Но нет, не подумайте, ему нет дела до него, от слова совсем. Он заинтересован не его личностью, а его скрытыми моментами, темными закоулками в прошлом, больными темами, на которые можно надавить, да посильнее, заставляя рыдать оппонента, задыхаясь в слезах. Эти попытки отдышаться, жадно хватая воздух, а эти заплаканные глазки, полные обиды. Как же это хотелось лицезреть. Или нет? Как говорилось чуть раннее, Фёдор и правда видел в этих заскоках смысл. Желания были сильнее этой несформированной личности. Однако, стоит подметить, он не желал увидеть слезы Гоголя, скорее, он действовал согласно рефлексу. Ведь всё как таковое «общение», взаимодействия между одноклассниками с Фёдором, имели один лишь конечный результат. Унижение и слезы — вот что искренне желал Фёдор. Отвратительно? Бестактно? Эгоцентрично? Мерзко? Паскудно? Паршиво? Конечно, а кто спорит? Я тут не с целью оправдать его. Не думаю, что моё оправдание любого другого психа закончится благополучием в мою пользу. Хочу подметить, в спорах и дебатах благополучным исходом мы всегда видим свою победу. Также стоит заметить, как же схожи гении с психами, более того, кажется, что последние — лишь неизбежный период в жизни. Философы, литераторы, художники, искусствоведы… интересно, что же они ощущают? Как болит их душа от вечного осуждения, что приводит к самоненависти и отторжению общества? Достоевский вышел из школьного здания, проследовав в сторону дома. Какой-то резкий шум хлопающей двери заставил приостановить мыслительный процесс на эту тему. — До завтра, мой друг! Ты замечательный! — мальчик, что, казалось, светился от счастья, махал рукой Фёдору. Глупый, даже не успел нормально одеться: выбежал без куртки, хоть ботинки додумался натянуть. И ради чего? Просто попрощаться? Как несуразно и совсем…неприятно? Неприятно… Приятно, и ещё как. Как же не хотелось этого признавать. Мысли начали устраивать дебаты в голове. Когнитивный диссонанс чистоты воды. Он же не такой чувствительный. Да и такой обычный жест мог выбить парня из колеи? Да что за бред сумасшедшего? Это желание узнать о человеке более подробно. Изучить каждую деталь. Что если это лишь заинтересованность в человеке? Искреннее желание дальнейшего общения? Сердце будто сжалось в попытках остановится от столь жалкого ощущения. — До завтра,— на лице Федора появилась искренняя улыбка.