Of memories so sweet yet painful

Тем, что его разбудило, оказался не будильник. Вскоре после инцидента с Хьюмэрайз Роди, наконец, обзавёлся мобильником, но всё же предпочитал иметь под рукой самый обычный будильник — Роро прозвал его за это недоверчивым стариком, но, как объяснишь ребёнку? Слишком многое в жизни Роди зависело от времени. Говоря о времени… Роди протёр глаза и, свесив руку, вслепую нашарил на полу телефон — ему показалось довольно странным, что он проснулся даже раньше сигнала, учитывая, как прошёл весь предыдущий день, но, возможно, сказалась излишняя тревожность — всё-таки им ни в коем случае нельзя было- 12:05 Сбитый с толку, он крепко зажмурился и проморгался, чтобы затем вновь приглядеться к маленьким цифрам в углу. 12:06 Роди похолодел. Медленно, очень медленно он принял сидячее положение и перевёл взгляд на настенные часы, звук которых отчётливо раздавался в тишине комнаты. 12:06 Их самолёт должен был улететь… ровно два часа назад. Волна тошноты настигла его так стремительно и внезапно, что он согнулся пополам, зажав рот ладонью. Он… проспал. Он проспал их чёртов рейс домой, рейс, на который ему сейчас не скопить никакой высшей силой, и теперь- Грудь сдавило мёртвой хваткой; Роди попытался сделать вдох, но вместо этого получился лишь судорожный хрип. Что ему делать? Что им делать? У него ведь нет с собой таких денег, у него в принципе давно не было таких денег — как же быть? Заработать их здесь, в Японии — но как? Где им в это время жить? И как быть с работой — это займёт столько времени, а Стэн ведь отпустил его всего на двое суток, он же его убьёт, и- Роди ударил кулаком по кровати и беззвучно взвыл. Он вцепился в растрёпанные с ночи волосы и судорожно заозирался, не зная, с чего начать, куда податься, что говорить. Это просто невозможно. Это невозможно, не бывает так, он не мог так сильно оплошать, ведь он знал, какие это повлечёт проблемы, знал, что всё упрётся в эти чёртовы деньги- — Роди? Изуку проснулся от звука голосов. Он потянулся и глубоко вздохнул, не желая полностью отказываться от приятной неги, но, прислушавшись и распознавав говоривших, взбодрился почти мгновенно. Воспоминания предыдущего дня наполнили сердце радостью и трепетом, а последовавшие за ним события ночи — волнующим предвкушением. Это казалось настоящим подарком судьбы — а Изуку никогда не принимал подарки, как должное. Изуку с тихим стоном продрал глаза: в зале было совсем темно, а звук, разбудивший его, был совершенно ему незнаком и доносился откуда-то из коридора — пришлось подняться и спешно отправиться на поиски звонившего посреди ночи телефона. К тому времени, как Изуку отыскал нарушителя спокойствия, тот уже умолк: Изуку прищурился, силясь разглядеть в слепящем свете имя звонившего, и подпрыгнул, когда мгновение спустя звонок раздался вновь. Было возмутительно некорректно отвечать на чужие звонки, но громкий звук ударил по нервам с такой силой, что Изуку почти бездумно ткнул на кнопку «принять», так и не успев разглядеть, кто мог звонить Роди в… четвёртом часу утра. — Мистер Соул? Доброй ночи. Приносим глубочайшие извинения за время звонка- Изуку судорожно пытался растормошить сознание на восприятие другого языка. — На аэропорт, из которого должен был состояться ваш вылет, была совершена злодейская атака. Злодеи уже пойманы, но причуда одного из них имеет затяжной эффект и, к сожалению, мы вынуждены были отменить все рейсы из этого аэропорта на ближайшие два дня. Мы можем предложить вам рейс из другого города, или же перенести ваш нынешний рейс — естественно, компенсацию на себя берёт авиакомпания… Казалось, Изуку забыл, как правильно дышать. Происходящее сейчас до ужаса походило на какой-то очень приятный и очень невозможный сон — только лишь приезд Соулов в Японию уже казался чем-то на грани фантастики, но… это был всего один неполный день — совсем немного. И большую его часть они провели целой толпой, и всё это так разительно отличалось от того, что было там, в Отеоне — и Изуку никогда не был эгоистом, но открывшиеся перспективы засияли так ярко, что он, слегка задохнувшись, спешно ответил: — Д-да… подождите, пожалуйста, — и в два прыжка оказался в собственной спальне. Роди спал в той же позе, в какой лежал, когда они разошлись. Изуку порадовался, что Роди выбрал место с краю — и поэтому, тихо приблизившись, присел перед ним. — Роди, — шёпотом позвал он, надеясь, что сможет разбудить его одного, — Роди, проснись. Роди вздрогнул, и лунный свет, лившийся через окно, поймался в его приоткрывшиеся глаза. Совершенно не к месту Изуку подумал, что у Роди очень красивые глаза. — Изуку, в чём дело, — пробормотал он, и Изуку зарделся: Роди никогда не звал его по имени. Он оказался совершенно не готов к тому, насколько… приятно было это услышать. Сбитый с толку и смущённый собственными мыслями, он беспомощно глянул на телефон, а затем вновь на Роди — тот уже снова закрыл глаза. — Тут… эм… ну… Роди вдруг завертел головой, будто не в состоянии устроиться удобно, и Изуку неуверенно протянул руку. Помедлив, он всё-таки осторожно стянул с волос Роди резинку, и тот что-то довольно пробормотал, зарывшись лицом в подушку. Что-то смешно вздрогнуло внутри Изуку от этого зрелища. — Р-роди, — шепнул он глухо, — ты бы хотел остаться в Японии ещё на два дня? — С тобой хоть двадцать два, герой, — слишком серьёзно для полудрёмы ответил Роди, а затем снова невинно засопел. Он уже не услышал, как Изуку с горящими щеками закончил разговор. Изуку… не гордился собой. С утра ему пришлось объяснять Аизаве-сенсею, как так получилось, что еще вчера он в добром здравии покидал ЮЭЙ, а сегодня вдруг с чем-то слёг — и он перекрутил себе по очереди все пальцы, пока выдумывал нечто достаточно убедительное, и сенсей вздохнул с такой досадой, будто прекрасно знал, что именно вынудило Изуку так внезапно остаться дома, хотя он понимал, что это совершенно исключено, и- Изуку отвлёкся от самокопаний, когда услышал с кухни приглушённый смех — его мама весьма искусно справлялась с развлечением двух детей, пока в спальне за закрытой дверью досыпал своё Роди. Разумеется, он знал, что Роди ни в коем случае не повесил бы эти заботы на кого-то из них — Изуку сам собирался занять Роро с Лалой до его пробуждения, но ока-сан проявила в этом вопросе совершенно не свойственную ей настойчивость — и лишь сейчас, услышав её радостный голос, Изуку понял, насколько одиноко ей, должно быть, было без него. Он тихонько вздохнул, зная, что ничего не может с этим сделать — и потянулся, сев. На его подушке, прикрыв клюв крылом, дремала Пино — когда проснулись Роро с Лалой, за ними последовала и она, засыпая прямо на лету. Когда ока-сан отправила его досыпать, Изуку решил прихватить с собой и Пино — в конце концов, толку от неё здесь не было никакого, а он не знал наверняка, влияло ли её бодрствование на качество сна Роди, и, если на то пошло, она ничуть не сопротивлялась, когда он укладывал её на подушку в непосредственной близости от собственной головы, так что последние два часа они провели вдвоём. Изуку улыбнулся, кончиками пальцев проведя по маленькому крылышку. Пино казалась созданием хрупким и деликатным, но на деле была куда более стойкой и выносливой, в чём он уже неоднократно сумел убедиться сам — её поведение каким-то образом было и поведением Роди, и в то же время не было. Тогда, в пещере на привале, Роди сказал ему, что Пино — это олицетворение его собственных чувств. Однако они всё же не были одним целым, и порой эта разница ощущалась довольно значительно — и у Изуку чесались руки докопаться до сути этого явления. С появлением у него причуды теоретическая часть его геройского анализа плавно перетекла в более… практическую, и на долгие размышления времени почти не оставалось. В пылу битвы приходилось думать быстро и эффективно, подходя к вопросу скорее агрессивно — злодеи не ждали, пока он разберётся в их причуде досканально, и порой полагаться приходилось на те идеи, что первыми пришли на ум. Конечно, помощь предыдущих владельцев Одного-за-Всех была хорошим подспорьем — Изуку многому у них научился и был искренне благодарен за знания, которые они ему давали — но, в то же время, нельзя было не признать, что он скучал по своей… самостоятельности. С получением Одного-за-Всех Изуку перестал принадлежать только лишь себе — и это была правда, от которой, сколько ни прячься, убежать не получится. «Не о том я думаю», — промелькнула здравая мысль, и Изуку переключился на нечто менее удручающее — а именно на вопросы, которые он хотел бы задать Роди. Теперь ведь у них было на это время, пусть и не очень много. Губы сами собой растянулись в улыбку так, что засаднило щёки, но он ничего не смог с этим поделать. Изуку не знал, что за злодей сумел устроить такой переполох в аэропорту, но поймал себя на том, что при встрече даже сказал бы ему спасибо — и тут же зарделся от этой идеи. Ему показалось, что в голове прозвучал отголосок одного из предшественников — кто-то явно следил за ходом его мысли и не оказался от него в особом восторге. Это заставило Изуку покраснеть ещё сильнее. Ещё один недостаток делить собственное сознание с таким количеством- Пино стрелой взлетела вверх, и Изуку едва не лишился сознания от испуга — она издала такой отчаянный звук, что у него перехватило дыхание. Она вдруг заметалась из стороны в сторону, продолжая громко и жалобно чирикать, и Изуку вскочил на ноги. Он растерянно смотрел, как она продолжала перемещаться резкими, прерывистыми движениями, а, затем, не выдержав, поймал её в руки. — Пино, в чём- — он резко замолк, когда увидел стоявшие в её глазах слёзы. Её мелко трясло, и она пыталась закрыться от него крыльями. Изуку взглянул в сторону закрытой спальни и, больше не думая, в мгновение оказался перед дверью. Он открыл без стука, одной рукой прижимая к себе плачущую птицу, и увидел, как, сгорбившись и вцепившись в свои волосы, на кровати сидит Роди. — Роди? — позвал он, с опаской осмотревшись; это казалось абсурдом, но события года вынудили его начать с куда большей осторожностью относиться к тому, что его окружало — никогда нельзя было сказать наверняка, где таилась угроза. Но… ожидаемо, в комнате было пусто. Дверь за ним закрылась, и он в два шага оказался около Роди — почти так же, как этой ночью. — Роди, что случилось? Его плечи дрожали. В тишине комнаты Изуку слышал сбитое дыхание — словно сквозь сжатые зубы, словно отчаянная попытка подавить то, что так остро рвётся наружу. Изуку присел перед Роди, опустив Пино на кровать. — Роди, — тихо повторил он, — что с тобой? — Рейс, — наконец, процедил он в ответ, — Деку, наш рейс… я же проспал наш- — Эй, нет, нет, Роди, — он попытался расцепить пальцы Роди и выпутать их из волос, — ты не помнишь, что было ночью? Наконец, голова Роди медленно поднялась. Его глаза блестели, и он продолжал тяжело дышать. Изуку, усилив хватку, затараторил, судорожно сгребая в кучу знакомые слова и от волнения мешая с родным языком: — Тебе звонили из аэропорта, из-за злодея ваш рейс отменили, но потом его перенесли, я приходил и будил тебя, чтобы спросить — прости меня, я должен был- разбудить лучше, убедиться, что ты действительно всё понял- всё в порядке!— вы улетите через два дня, точное время ещё будет, тебе не стоит волноваться! Не отрывая от него глаз, Роди моргнул. Его плечи перестали дрожать, но сам он казался совершенно потерянным; его щёки заблестели от сумевших ускользнуть слёз, и у Изуку заныло в груди. — Ты… приходил ночью, — медленно произнёс он, и Изуку закивал головой. — И я проснулся? — он вновь утвердительно кивнул. — И я сказал… — Роди пристально взглянул на него, — что я сказал? От воспоминаний об их коротком разговоре щёки щипнуло жаром. — Ты… ты согласился остаться, — сбившись, ответил Изуку. — П-прости! Я был так рад, что совсем не подумал, мне нужно было просто отдать тебе телефон, чтобы ты сам всё услышал, но он остался в коридоре, и я боялся, что проснутся все, и нажал на кнопку — случайно! — и когда я услышал, я сразу помчался к тебе, и- — Деку, — глухо прервал Роди, — мы остаёмся здесь ещё на два дня? — Да, — выдохнул Изуку. Ещё мгновение Роди смотрел на него — а затем закрыл лицо руками и откинулся назад, тяжело упав на подушку. Пино издала последний терзающий душу писк и умолкла, измотанно положив голову на крыло. Изуку мягко утёр ей слёзы, а затем взял её и усадил к себе на макушку, куда она без препирательств спрыгнула, тут же пригнездившись с коротким глухим свистом. Роди теперь лежал, накрыв глаза одной рукой и вытянув в сторону вторую — его грудь продолжала прерывисто вздыматься. Помешкав ещё мгновение, Изуку присел на край кровати и осторожно накрыл свободную руку Роди своей, ободряюще сжав. — Эй, — мягко позвал он, — всё хорошо. Прости, это я виноват. Рука Роди была тёплой и приятной на ощупь, и Изуку бездумно провёл по тыльной её стороне большим пальцем, ощущая острую потребность успокоить Роди. Лицо снова обожгло, но на этот раз от нахлынувшего чувства стыда — он был так эгоистичен в своём желании продлить их совместное время, что предпочёл даже не задуматься о долгосрочных последствиях — кто знал, какие дела ждали Роди дома? То, как безответственно Изуку распорядился чужой жизнью, фактически приняв решение, на которое не имел никакого права — и о чём он только думал? Ответ на этот вопрос словно плавал на самой поверхности — он пришёл в голову почти мгновенно, как будто даже не нуждался в осмыслении — и впервые за очень долгое время Изуку ощутил страх. Страх не был для него чем-то новым — скорее наоборот, стараниями некоторых людей, это было весьма знакомым, чтобы не сказать обыденным чувством — но то, что вызвало этот испуг, было для Изуку совершенно в новинку. Он в смятении разорвал контакт и сел, сложив обе руки на коленях; волосы на голове шевелились от перебирающей ножками Пино — уже единственного доказательства тревоги Роди. Затем тот, казалось, сумел наконец успокоиться — убрал ладонь от лица и опёрся на локти, глядя на Изуку снизу вверх. Выдержать его взгляд оказалось труднее, чем можно было подумать, и глаза Изуку опустились вниз, недалеко однако продвинувшись — синяки под глазами Роди ясно обозначили, что даже дополнительные часы сна мало смогли помочь. Мгновение они оба молчали, а затем: — Я надеюсь, ты не злишься- — Нам же нужно где-то остаться- Они оба замолчали и, не выдержав, нервно рассмеялись. Роди провёл рукой по лицу, снова медленно распластавшись на кровати; его распущенные волосы разметались по всей подушке, и Изуку вспомнил, как самолично снял с них ночью резинку. — Деку, — сказал Роди, глядя в потолок, — ты чёртов негодяй. Нет, не так — настоящий злодей. Этим парням из Хьюмэрайз до тебя как до луны — ты смело можешь открывать филиал по обучению злу, потому что- — Ро-ди, — простонал Изуку, закрывая лицо, — мне очень, очень жаль! — ночью это показалось ему такой великолепной идеей. — Мы, мы можем- давай позвоним по номеру, с которого был сделан звонок, м-может… может… — он рвано вдохнул, пытаясь отогнать чувство паники и отчаяния; вина с каждым мгновением давила на него всё сильнее, аккомпанируя гнетущим мыслям. А что, если теперь Роди потеряет работу? Он ведь только недавно сумел выбраться, наконец, с сомнительной, скользкой дороги, лежавшей в тени правосудия, только недавно обрёл, наконец, какое-то подобие стабильности для себя, Роро и Лалы — а теперь всё это может исчезнуть, потому что- — Ну, ну, — утешительно сказал Роди, похлопав его по плечу, — Деку, я вижу вит-нан в твоих мыслях. Вы, японцы, слишком чувствительные… Вряд ли Роди мог знать, что излишняя эмоциональность была сугубо чертой Изуку — как и то, что Изуку понятия не имел, что такое это «вит-нан» — наверное ему стоило получше ознакомиться с отеоновским слэнгом — и всё же Изуку малодушно воспользовался ситуацией, позволив руке Роди себя успокоить. — Я что-нибудь придумаю, — сказал он, с трудом удержавшись, чтобы не шмыгнуть носом. Если ночью эта ситуация совершенно не показалась ему проблемной, значит… — Ты же знаешь, что вы можете остаться у нас? — на голове что-то больно дёрнуло его за волосы; Пино издала загадочную трель и замолчала. Глаза Роди заинтересованно забегали по невысокому потолку комнаты. Он натолкнулся на плакат Всемогущего, и его губа скептически дёрнулась вверх. — Деку, мы не можем так злоупотреблять чьим-то гостеприимством. Твоя мама- — Была очень рада это услышать! Если не веришь, можешь спросить у неё сам! — углядев свой шанс, Изуку вскочил и бездумно схватил Роди за руку, потянув следом; Роди с удивлённым возгласом завалился на него, и Изуку сконфуженно придержал его за плечи. — А!.. Прости! Роди пропустил Деку вперёд — и не потому, что был джентельменом, на этот раз, по крайне мере, — просто ноги у него всё ещё слегка дрожали, пока голова тщетно пыталась переварить новый пласт информации. В какой-то момент он осознал, что, вопреки всему пережитому за эти мгновения, не злится — да и как он мог? Деку выглядел таким искренне-счастливым, и его глаза — чёрт возьми, да никогда в жизни никто не радовался перспективе пробыть в его компании хоть на секунду дольше, чем того требовала ситуация. Они вышли в зал, и Роди остановился: около стола на стуле сидела Лала, пока её волосы расчёсывала Инко-сан. Лала беззаботно болтала ногами, а Инко-сан что-то приговаривала — слишком тихо, чтобы можно было разобрать. Лала улыбалась. Она улыбалась так ярко — Роди почти чувствовал, как вибрировал вокруг неё воздух от радости и предвкушения. У Роди… никогда не хватало на это времени. Он старался дать им всё, на что был способен — но этого всегда было так мало, вопреки всем его жертвам и безрассудному упорству — и до чего-то такого простого, как заплетание кос, он по сей день никак не мог добраться. — Красивые волосы, Лала-чан, — сказала Инко-сан, деликатно проведя по ним рукой, — ты настоящая красавица! Лала захихикала, прикрыв рот ладошкой: — Правда, Роро? Роро сидел в кресле с книжкой на коленях — Роди мог бы посмеяться с того, что даже в гостях в другой стране тот сумел раздобыть себе почитать — если бы в душе у него внезапно не заскреблись чьи-то обломанные когти. Инко разделила волосы на несколько прядей — и Роди слишком поздно опомнился. Она тихо ахнула. — Лала-чан, — взволнованно сказала она, — откуда у тебя этот шрам? С их места не было видно того, о чём она говорила, но Роди и с закрытыми глазами знал, что она имеет в виду. Это было пожизненным напоминанием о его ничтожности — и он мог досконально представить каждый миллиметр этого шрама. — Роди говорит, что это просто царапина — упала в детстве! — с готовностью ответила Лала, ничуть не смущённая вопросом, — ничего, он даже не болит! Я сейчас тоже иногда падаю, — пожаловалась она, — но Роро и Роди всегда говорят, что из-за такого даже плакать не стоит — и я тоже стараюсь быть, как они! Роди видел, как изменилось лицо Инко-сан; как выгнулись её брови, как возникла над ними недоверчивая складка — как помедлили её руки, прежде чем продолжить. — Ты очень сильная девочка, Лала-чан, — сказала Инко-сан с такой нежностью в голосе, что ком в горле Роди перекрыл ему дыхание. Лала горделиво задрала подбородок, а затем по-детски тяжело вздохнула. — Ещё недостаточно сильная, чтобы быть как Роди… но Роро говорит, что мы тоже скоро вырастем и будем ему помогать — и тогда мы точно сможем купить новый дом, и еще книжки для Роро, и ещё у нас будет свой сад — Роро говорил, что в нашем первом доме был сад с цветами, я тоже хочу, чтобы у нас были цветы! — Лала, — цыкнул на неё Роро со своего места; его пальцы побелели от того, как сильно он сжимал в руках книгу, — помолчи уже! Лала только показала ему язык. Роди казалось, что внутри у него что-то оборвалось — оно долго падало, а затем с грохотом разбилось на тысячу осколков с последним словом Лалы. Грудь сдавило так стремительно, что он едва не задохнулся — собственные руки тряслись в напряжении. В кулаке у него была зажата Пино — потому что он знал, что, дай ей волю, и от его наигранной, по кусочкам собранной гордости не останется и мокрого места. Он всегда ощущал эту беспомощность, сидя очередной бессонной ночью на крыше их фургончика и созерцая — потому что искать в такие моменты утешения больше было негде; услышать эти слова в присутствии других людей оказалось хуже самого жестокого наказания. Горячий стыд обжёг ему скулы; Роро был ненамного старше Лалы, но и он уже нёс на себе это бремя — и это была вина Роди. Сколько бы он ни пытался оградить их, никуда было от этого не деться. Пино слабо трепыхнулась, зажатая и спрятанная в кармане — он услышал её тонкую, полную тоски трель — и засунул ещё глубже. Что-то невесомо коснулось его напряжённой руки. Роди не нашёл в себе сил повернуть голову. Если бы можно было, он бы провалился прямо на этом месте — возможно, там, в гипотетической пустоте, он сумел бы избавиться от этого нескончаемого чувства подавляющей ничтожности. Прикосновение стало более ощутимым — Роди почувствовал, как чужая рука робко легла на его кисть; мозолистые пальцы успокаивающе прошлись по коже, предлагая молчаливое утешение. Роди судорожно вздохнул, отпустив, наконец, Пино; та тут же вылетела из кармана и уселась Деку на макушку, зарывшись в его волосы. Деку поднял другую руку и, улыбнувшись, вслепую погладил Пино — затем, будто опомнившись, отдёрнул ту, что продолжала касаться Роди, посмотрев куда-то себе под ноги. — Роди, доброе утро! — они вздрогнули; это был Роро, заметивший их первым, — как тебе спалось? — Роди! — радостно воскликнула Лала со стула и дёрнулась в его сторону, но затем опомнилась и замерла, — смотри, Инко-сан заплетает мне косичку! — Доброе утро, — знакомо улыбнулась ему Инко-сан, и что-то жгучее резко окатило его с ног до головы; Пино воинственно чирикнула, и Роро с Лалой удивлённо воззрились на неё. Роди сжал зубы, успокаиваясь, и тоже улыбнулся. — Доброе утро, Мидория-сан. — Ока-сан, — позвал Деку, а затем с его уст сорвался поток японской речи, из которой Роди удалось разобрать всего лишь несколько отдельных слов — «время», и «волнение», и «согласие» — а может и «разрешение», он не помнил наверняка. Он перебрал ногами, ощущая себя до ужаса неловко; однако, стоило Деку перестать говорить, как Инко-сан, не отрываясь от своего ответственного занятия, запричитала: — Конечно же я не против, Роди-кун! Я всегда очень рада друзьям Изуку — особенно таким прилежно воспитанным, — она пощекотала Лале щёку, и Лала запищала, дёрнувшись в сторону; засмеялся и Роро — очень тихо, прикрывшись книжкой, но ничуть не менее радостно. Насильно сглотнув от развернувшейся перед ним картины, Роди низко поклонился. — Спасибо за тёплый приём. — Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, — улыбнулась она.