Опутанный

Через несколько минут Дивус выходит, облачённый в халат столь же роскошный, как и любая его одежда. Он длинный, бархатный, тёмно-красный, хорошо держащий форму, с чёрным тонким узором на спине и груди, в который вкраплены белые жемчужины. В этом халате определённо есть что-то готическое и Рук думает, что Круэл похож в нём на графа Дракулу. Тот молча кивает в сторону двери ванной, студент поднимается и послушно идёт туда. Принимает душ в комфортно оборудованной душевой и, обернув бёдра банным полотенцем (принесённым с собой) — возвращается в комнату. Круэл снова сидит в своём кресле и курит пахнущую цитрусами сигарету. Он манит к себе Рука, тот подходит и усаживается у его ног. Алхимик задумчиво опускает руку на светлые волосы и гладит их. Он знает, что сейчас будет. Чувствует. Так случается часто, особенно когда помфиорец расслаблен после сессии и испытывает лёгкую эйфорию от расслабления всего тела и снятия ошейника. — Ну, как ты? — ласково спрашивает у него. — Я был сегодня очень требователен к тебе? — О, Круэл-сан… — Рук берёт его кисть и прижимает к своей щеке. — Я так признателен вам за всё… — У тебя грустные глаза. Тоска всё равно не покидает тебя? — Простите… — он опускает голову с виноватым видом. — Я не должен… — Рук, — алхимик отправляет сигарету в пепельницу, убирает мундштук и притягивает парня ближе к себе. — Перестань. Я же знаю, что у тебя на сердце. Ты можешь не таиться передо мной. На длинных ресницах Рука появляются слёзы. — Что случилось? — спрашивает Круэл немного встревоженно. Повалившись лицом ему в колени, Рук лихорадочно обхватывает руками его бёдра и начинает рыдать. Он плачет и ненавидит себя за это, но всё равно не может остановиться. Плечи его сотрясаются, и профессор не останавливает этот поток слёз, понимая, что иначе Хант не успокоится, не получит облегчения. Он выплачется и всё расскажет. У студентов общежития Помфиоре — тонкая душевная организация, они нервны и чувствительны, потому что очень эмоциональны. Это причиняет много боли и самому Руку, но такова его натура, которую уже не переделаешь. — Это опять он? Он расстроил тебя? — осторожно спрашивает алхимик, приподнимая студента со своих колен и стирая руками слёзы, текущие по щекам. — На, возьми, — подаёт ему платок. — Сп… спасибо, — шмыгает тот носом и вытирает мокрое лицо. Круэл гладит его по плечам, шее, лопаткам, и он постепенно успокаивается. Профессор алхимии знает, что его нижний давно и безнадёжно влюблён в главу своего общежития Вила Шенхайта, но тот не воспринимает Рука ни в каком ином качестве, кроме служебного. Как своего заместителя. Вил весь поглощён карьерой, съёмками, напряжённой учёбой в колледже, заботой о поддержании себя в должном тонусе. Ему не до любви Рука, который тихо сохнет рядом и не решается сказать о своих чувствах, потому что уверен, что они будут отвергнуты. (Круэл однажды посоветовал ему во всём признаться, на что охотник ответил с глубоким вздохом: «Круэл-сан, единственный человек, которого Вил любит — это он сам. Мне иногда кажется, что он, как Нарцисс, влюблён в собственное отражение. Мои чувства не заметит только слепой, однако это не мешает Вилу игнорировать их…») Это от своей несчастной любви он пытается исцелиться в объятиях алхимика. Навсегда избыть режущую тоску по Вилу. Получается пока плохо, но всё же ему становится немного легче после их встреч. У Рука остаётся ощущение, что он кому-то нужен. Верёвки Круэла притягивают его к себе всё прочнее, но всё же Вил Шенхайт занимает в сердце охотника ещё слишком много места. Но Круэл не ревнив и всё прекрасно понимает. — Я подарил ему на день рождения сто стихов, которые написал о его красоте, — перестав всхлипывать, делится с ним Рук. — И знаете, что Roi du Poison сказал? «Думаю, пока я прочитаю их все — день как раз закончится». Алхимик сдержанно улыбается, пожимая его кисть: — Ты очень талантлив, Рук. Несчастье Вила, если он не способен этого оценить. Не все люди понимают и любят поэзию. Но не стоит винить их, просто это понимание не каждому дано, как и сам дар стихосложения. — Я его не виню, сенсей… — тихо возражает тот. — Посмотри мне в глаза, Рук, — предлагает Круэл. — Мне это иногда бывает непросто, — он сбивается. — Я чувствую себя таким… — и всё-таки послушно поднимает лицо. Серо-голубые глаза профессора на спокойном красивом лице внимательно всматриваются в него: — Ты очень сильно его любишь? Рук сглатывает и молчит, пытается отвести глаза, но алхимик смотрит ему прямо в душу. Лгать бессмысленно, но… Как разобраться в своих чувствах? Если он любит Вила — зачем тогда приходит к Дивусу? А если искренне привязан к Дивусу — зачем рассказывает ему о Виле? — Люблю, Круэл-сан… Простите, ничего не могу с собой поделать, — отвечает он слабым и несчастным голосом. — Что ж, раз так… — алхимик слегка отстраняет его, поднимается и берёт указку. — Что вы хотите… — начинает Рук и ошеломлённо умолкает. Круэл взмахивает указкой и… исчезает. Вместо него рядом с креслом стоит Вил Шенхайт. Прямо в своей помфиорской униформе. Рук от неожиданности отшатывается и валится на пол. Расширившимися глазами таращится на это явление. «Вил» бросает на него взгляд и с недоумением спрашивает: — Я что, так сильно тебя испугал? Прекрасная Королева, это же его голос! Такой знакомый до мелочей… Голос Вила. Но ведь этого не может быть? Это явно какая-то иллюзия от профессора алхимии… либо сам Круэл, обратившийся в старосту Помфиоре. Но… какая точность копирования, даже парфюм в точности тот же самый… Рук ощущает слабость и головокружение. «Вил» подходит к нему. Тринадцатисантиметровые каблуки его сапог отчётливо стучат по паркету. Протягивает ему руку: — Вставай. Охотник поднимается, опираясь на неё — такая живая, такая тёплая, как всегда, с безупречным маникюром на гладко отполированных ногтях с лаком цвета индиго. Широко распахнутыми глазами смотрит ему в лицо, на голову, украшенную диадемой с кинжалом, пронзающим сердце (не сердце ли это его — Рука?) Всё ещё пытается отыскать какое-то отличие стоящего рядом с ним человека (или фантома) — от своей роковой любви. Но тщетно. Как есть Вил. Даже хмурится также. Он всё-таки пытается добиться правды, растерянно произносит: — Круэл…? На губы ему опускается палец в запретительном жесте. — Ш-шш, — укоризненный взгляд фиалковых глаз. — Другое имя. Вил. — Вил, — покорно повторяет Рук, уже безнадёжно влюблённый в этот фантом. — Идём, — «Вил» берёт его за руку и ведёт за собой. Они идут мимо одного из зеркал, и лже-староста ненадолго останавливается перед ним, чтобы критически окинуть взглядом своё отражение в полный рост. Оглядывает себя прямо и в профиль, приподнимает руки, выворачивает шею, рассматривая со спины. Рук слабо улыбается. Шенхайт не был бы сам собой, сумей он равнодушно пройти хотя бы мимо одного зеркала. «Вил» наконец-то отлипает от своего отражения и подводит его к кровати. Той самой роскошной кровати Круэла, на которой за всё время их встреч ему так ни разу и не довелось полежать. Просто сессии у них проводятся по-другому, до постели дело никогда не доходит. Подвешенный на верёвках, растянутый на полу, опрокинутый в кресло, привязанный к тумбочке… Через всё это Рук успел пройти, а вот в постель Дивус его никогда не приглашал. А сам он на неё даже и присесть бы не осмелился. Поэтому сейчас он невольно останавливается. Кровать алхимика для него — своего рода табу. — Садись, — говорит «Вил» и снимает диадему, расплетает заплетённые сзади в косу волосы. Светлые пряди, переходящие в сиреневый на концах, идеально выполненное омбре… — А… можно? — Рук понимает, что вопрос его звучит как минимум глупо. Но не глупей, чем выглядит вся эта ситуация. «Вил» вместо ответа просто толкает его на кровать и начинает раздеваться. Охотник глядит на него, как заворожённый. Совершенно естественно и неотличимо от оригинала «староста» снимает с себя сложную, но роскошно сшитую фиолетово-алую униформу общежития, аккуратно вешает её на стоящий рядом стул. Разувается, стягивает высокие сапоги, чёрные штаны, освобождается от остатков одежды. — Не пойду в душ, — говорит он. — Недавно принимал. Ты, я смотрю, тоже, — и… тянет за край полотенца, закрывающего бёдра Рука. Сдёргивает его и бросает на стул поверх своей униформы. — Вил… — у Рука пересыхает в горле. Он ослеплён красотой нагого тела своего кумира. Пытается уверить себя, что это неправильно, что всё это — лишь иллюзия и настоящий Шенхайт давно уже спит и видит сладкие сны, но убедить не получается. Парень рядом с ним слишком настоящий и слишком красивый. «Вил» почти насильно укладывает Рука головой на пунцовую подушку и склоняется к его губам. И вся логика охотника разбивается вдребезги, от неё не остаётся ничего. Он с глубоким вздохом, похожим на всхлип, обнимает любимое тело и проваливается в затяжной поцелуй… А потом наступает пьянящее лихорадочное безумие. Губы «Вила» на его лице, груди, плечах, животе. Губы Рука, исцеловавшие всё тело «Вила» и надолго прильнувшие к его члену с жадными нетерпеливыми ласками; ладони, гладящие гладкую атласную кожу ног, спины, ягодиц. Первый оглушительный оргазм Рука, едва только ладонь «Вила» касается его мгновенно налившегося ствола… Тихий смех «Вила», его пальцы, проникающие в отверстие сфинктера Рука, лёгкая ирония в вопросе: «О, ты так сильно меня хотел, что уже успел подготовиться?» Звон в ушах и несказанное удовольствие, когда «Вил» ставит его на колени и проникает сзади. Долгое, бесконечно долгое, сносящее голову наслаждение. «Вил», «Вил», «Вил»… Он повсюду, внутри и снаружи. Его руки, губы, волосы, запах. Вспышки перед закрытыми глазами, похожие на фестивальные фейерверки. Глухой стон и финальное извержение… А потом душ, который они принимают вдвоём, помогая друг другу, и Рук всё никак не может оторваться от него, отпустить… «Вил» выходит из ванной первым, и когда Рук, завернувшийся в то же полотенце, возвращается в комнату — там только Круэл, по-прежнему сидящий в кресле с сигаретой в руках. Одежда старосты общежития Помфиоре исчезла. Несмотря на предчувствие, что всё именно так и будет, острая игла разочарования на миг прошивает сердце Рука. — Иди сюда, мой мальчик, — мягко говорит алхимик. Тот подходит и опускается рядом на колени, как час или много веков тому назад. Долго молчит. — Это была… иллюзия? — наконец спрашивает он с трудом, поднимая голову. Круэл усмехается, затягиваясь: — Ну почему же. Всё случилось на самом деле. — Но ведь это же не был… настоящий Вил? — А для тебя это имело большое значение? — Круэл снова ласково перебирает его волосы. Охотник долго думает, прислушиваясь к себе. И понимает, что игла разочарования растворилась в сладостных воспоминаниях. Зачем себя обманывать? Ведь он по-настоящему был счастлив там, рядом с этим «Вилом». Прильнувший к любимому телу, слившийся с ним в жарком поцелуе, сплетённый в любовных объятиях. Чёрная тоска наконец-то покинула его душу, она стала лёгкой и свободной… — Нет, — честно признаёт Рук. — Это не имело значения. Спасибо вам за всё, сенсей, — он низко кланяется. — Тебе пора возвращаться. Наша встреча затянулась, а у вас через несколько часов подъём. Поднявшись, Рук облачается в ту одежду, в которой пришёл сюда. Надевает на руку браслет, отводящий взгляды. Круэл провожает его в прихожую, где они прощаются. — Надеюсь, ты успел подготовиться к моему уроку, — с ноткой насмешки замечает хозяин. — Завтра у вас алхимия. — Меня поддерживает надежда, что когда-нибудь я смогу хоть немного приблизиться в своих способностях к вашим… Круэл тихо смеётся и говорит ему на прощание, опустив руку на плечо: — Когда придёшь в следующий раз — попробуй позвать с собой Вила. Возможно, ошейник, который ты носишь, придётся в пору и ему…