Справедливость по средам

Послушай — нет, сосредоточься! Просто послушай. Никто на тебя не смотрит. На тебе не написано, что у тебя нет песни сирены, за тобой никто идёт, никто не не выслеживает, нужно просто…

      Да к дьяволу всё. Бьянка лихо развернулась посреди улицы и вернулась к кофейне, которую прошла десять шагов назад и решила, что пока всё не настолько плохо. Она ошиблась, всё плохо. Сильнее положенного дёрнув на себя дверь, она подлетела к стойке, заказала противный чёрный кофе безо всего, который, на самом деле, просто терпеть не могла, и уселась за столик у стенки, чтобы видеть и бариста за стойкой — новую девушку невыразительной внешности, — и вход в кафе.       Она любила быть в курсе событий, поэтому и вызвалась поехать в город первым добровольцем. Джастис осталась досыпать после первой учебной недели: до четырёх утра просиживать в библиотеке ей труда не составляло, а вот встать с кровати раньше десяти утра — увольте, отстань, сама поезжай, куда тебе надо. Бьянка купила ей брауни из любимой пекарни, посплетничала с его владелицей, которая была поумнее других горожан и не смотрела на всех изгоев как на чудовищ, узнала от неё много подозрительного про мэра Симмонса и его дёрганную и печальную жену, регулярно заходившую за свежей выпечкой и покупавшую её в количествах, явно превышающих потребности двух человек, что означало…       Перед ней поставили огромный стакан чего-то холодного и сладкого, что она брала в кофейнях обычно.       Лукас уселся напротив и сцепил перед собой руки.       — Что это? — Бьянка подняла стакан. — Взятка?       — Оливковая ветвь, — ответил тот. — Трубочку забыл. Вот.       Отпив напитка, в котором от кофе было одно название, Бьянка довольно зажмурилась. Ладно, предположим, оливковая ветвь сработала.       — Что тебе надо? — спросила она.       — Симмонс может быть связан с Солнечной Песней, — выпалил Лукас.       Бьянка подавилась карамельным сиропом и закашлялась, невольно схватившись за бесполезный флакон на груди.       — Как ты это узнал?       Первой её мыслью было вскочить, вылететь из кафе, оставив на спинке стула сумку, и дать дёру как из города, так и из школы, а в идеале — вообще из страны. Утренняя Песнь в двух шагах от школы, в двух шагах от её сирен и от неё самой!.. Бьянка нервно вцепилась в столешницу, чувствуя, как темнеет перед глазами от страха.       Успокойся, просто успокойся… Да какого ж дьявола оно ничего не работает!..       — …на него всё, что смог, — говорил Лукас, не замечая её истерики, — у него на сайте выложен список организаций, которым он помогает пожертвованиями, типа, образцовый такой капиталист, так вот, я их все отсмотрел, и…       — Песнь бы не спалилась на сайте какой-то третьесортной компании в заднице страны, — огрызнулась Бьянка, — это статья.       — Да ты дослушай! — Лукас заговорщицки наклонился ближе, нервно теребя в пальцах пластиковую обёртку от собственной трубочки. — Одна из них — какое-то мелкое издательство в Нью-Йорке, которое недавно открыло филиал не где-то в Калифорнии или Флориде, где они могли бы грести деньги лопатой, а — по какой-то причине — в Монтпилиере! Далеко-о не самый известный город в Штатах. И вот эти ребята чуть ли не на главной странице рассказывают, что издают книги авторства Берни Томпсона, а он…       Бьянка очень хорошо знала, кто такой дядюшка Берни. Она откинулась назад, закрыла глаза, помассировала лоб. Инстинкты говорили ей бежать, пока была возможность. Мозг — умолял подумать.       — Тебе не кажется, что это слишком притянуто за уши? — наконец сказала она.       Лукас всплеснул руками:       — Да не бывает таких совпадений! Сначала эти придурки появляются в Джерико, а потом новый мэр, избранный каким-то нереальным множеством голосов, оказывается, спонсирует издательство, расположенное в этом же штате, которое открыто издаёт их литературу! Зуб даю, им что-то нужно от города.       — В Джерико они появились, — произнесла Бьянка сквозь схваченное судорогой горло, — из-за меня, — голос матери зловещим эхом зазвучал в ушах, умоляя, уговаривая, приказывая…       — Уверена? — спросил Лукас, и скептицизм в его голосе разом выбил из неё проснувшееся было желание пожалеть себя несчастную.       — Да ещё как! — вспылила Бьянка. — Я очень в этом уверена, потому что…       — Уверена, что Песнь появилась в Джерико из-за тебя одной, не из-за Невермора?       Бьянка осеклась и задумалась.       — Школа их с потрохами сожрёт, — нашлась она с ответом, сама, однако, понимая, что он ни капли не убедительный. — В отличие от меня.       — А зачем они тогда приходили к матери сразу после смерти отца? — таким же севшим голосом, прятавшим невыплаканное горе, спросил Лукас. Глаза у него горели лихорадочным огнём. — Слушай, понятно дело, ты про них больше меня знаешь, поэтому я тебя и решил спросить, но мне кажется, они намеренно подбираются всё ближе к вашей школе. Сначала через тебя удочки закинули: мол, сдашь ты их или не сдашь, — а теперь, не встретив сопротивления, — обзавелись своей пешкой-мэром. Не хочу выяснять, что будет дальше.       Он мог ошибаться. Ещё страшнее, он мог говорить чистую правду.       — Сдавать их тогда было некому, — сказала Бьянка. — Сейчас у нас есть Уильямс, она не такая рохля, как Уимс, я ей скажу, и…       — И отпугнёшь их! — Лукас замахал руками. — Нет, нет, нет! Рано.       — С чего для тебя это вдруг стало так важно? — прищурилась Бьянка, вдруг осознав, что больно она разоткровенничалась. — Пару месяцев назад ты залил нам зал свиной кровью, а теперь вдруг переживаешь?       — Это был город отца, — прошипел Лукас. — Он на него всю жизнь положил. А они пытаются сделать себе выгоду на нашей с мамой потере. Я не допущу, чтобы они — или Симмонс, один хрен, — добились своих целей. Считай, это принцип.       Они сердито уставились каждый в свой стакан. Бьянка перемешала льдистую жижу с сиропом и отпила ещё этого жидкого сахара, словно он мог помочь ей соображать быстрее.       В том семестре мать чуть ли не плакала, рассказывая, как у Песни всё не ладится, поэтому для привлечения новых покровителей и использовали сирен, использовали её! Память на лица у неё была неплохая: сенаторы, как республиканцы, так и демократы, пара конгрессменов, какой-то ближневосточный магнат, придурок в пиджаке не по размеру, глушивший неразбавленный виски стаканами, какая-то крохотная мормонская церквушка, невесть как затесавшаяся в эти сверхбогатые списки… Солнечная Песнь выполняла свой многосторонний план по вербовке, и сирены клана Барклай знали из него хорошо если процентов десять.       Лукас возлагал на неё чересчур большие надежды. Бьянка ничего не знала об этом дурдоме, даже не смогла бы рассказать, во что они толком верили: что-то там про вечное цветение, про жизнь во всей её пышности и необъятности, про близость к природе и солнцу — она бы не удивилась, окажись Песнь обычными двинутыми нациками, таких неоднозначных в Штатах больше, чем дерьма на улицах.       Но всё-таки… С чего бы им вдруг озадачиться вербовкой такого количества народу? Бьянке уже случалось вытаскивать мать из проблем, но никогда — в таких масштабах. Она снова сжала в ладони пустой флакон.       — Хорошо, — сдалась она. — Делать ты что собираешься?       — Сначала — пойму, что хотят сделать они, — с готовностью ответил Лукас. — Почитаю, что они пишут, кого поддерживают, с кем записывают подкасты. Может, посмотрю, что они собрались делать с музеем.       — А я тебе тогда зачем? Помимо, разумеется, явок и паролей, которых у меня не так-то много?       — Вам тоже может угрожать опасность. Я тогда повёл себя как мудак. Видишь, хочу исправиться. — Бьянка изумлённо моргнула. Правду говорят, пережитые лишения меняют людей. — Только, пожалуйста, если вдруг что-то узнаешь — напиши мне? Вдвоём как-то проще, чем в одиночку.       — Я расскажу всё своим, — сразу предупредила Бьянка. Сирены были стаей, пусть и не в том смысле, какой в это слово вкладывали оборотни. Кроме того, у неё была чующая намерения соседка, которая могла им сильно помочь в любых возможных… расследованиях.       Фу. Как подростковый детектив какой-то.       — Может, оно и к лучшему, — вздохнул Лукас. — Мне рассказывать некому. А маму лишний раз тревожить не хочется, ей и так нелегко.       — Постарайся узнать, что им нужно было из отцовских документов, — посоветовала Бьянка и встала. — Обычно им нужна недвижимость. И — земля, чем дальше от цивилизации, тем лучше. Не знаю, зачем.       Лукас кивнул и тоже поднялся, протянув ей руку. Рукопожатие у него было крепкое и сильное, пусть в глазах и продолжал гореть пугающий сумрачный огонь:       — Спасибо.       — Пока не за что, — попрощалась Бьянка.       Из кофейни она вышла в смешанных чувствах, но распутать их не успела, потому что со стороны оставленного ими автобуса раздались какие-то… ещё не крики, но разговор явно перешёл на повышенные тона. Один из голосов был знакомый — Синклер.       Чёрт, что там могло случиться?..       Забыв про свою хвалёную репутацию, Бьянка со всей дури припустила к машине. Энид тихо плакала, закрыв лицо руками и прислонившись спиной к двери в салон, Аякс, то и дело перехватывая разъярённых змей, что-то тихо говорил шерифу Галпину, который, разумеется, его абсолютно не слушал.       — Вы не можете допрашивать несовершеннолетнего без присутствия сотрудника школы, — вклинилась Бьянка, пока Синклер не наговорила…       Да просто не наговорила. Последнее, что надо было делать в общении с копами, местными особенно, это помогать им.       — Это не допрос, — зыркнул на неё мужчина. Выглядел он хреново: осунувшийся, небритый, с глубокими мешками под глазами. Бьянка бы его даже пожалела, если бы его сыночек не устроил им всем весёлую осень.       — И тем не менее, — прохладно сказала директор Уильямс у неё из-за спины Бьянка с Аяксом синхронно вздрогнули: откуда она?.. — Я бы предпочла присутствовать при разговоре моих подопечных с полицейским департаментом Джерико, чем бы этот разговор ни был вызван, шериф Галпин. Энид, что случилось?       Наконец Энид смогла взять себя в руки. Уже более осознанным взглядом она посмотрела на полицейского, на державшего её за плечо Аякса, на Бьянку — та постаралась взглядом передать просьбу заткнуться — и, наконец, на директора.       — Там что-то было, — наконец сказала она. — В лесу. Я не знаю, человек это или нет, но мне показалось, — у неё вдруг сверкнули глаза, и Бьянка едва подавила облегчённый выдох: надо же, сообразила соврать! — Мне показалось, что э-то был хайд, понимаете?.. М-мы оттуда сразу убежали, и я… Короче, просто перепугалась. И заплакала. Такая вот я. Я-я вообще думаю, что это просто кабан был. Вот. Извините.       И носом шмыгнула, для пущей убедительности.       Хайд против Галпина — запрещённое оружие, но Бьянка стыда не испытывала и надеялась, что Энид тоже. Шериф отступил, потирая переносицу.       — Вы прекрасно знаете, — сказал он севшим голосом, — что это не мог быть хайд.       — Ребёнок, которому пришлось защищаться от оного, имеет право на эмоциональную реакцию, шериф Галпин, — смягчившимся голосом заметила директор. — Даже если это и дикое животное, территорию вокруг музея лучше ещё раз проверить.       — Непременно, мисс Уильямс, — ответил тот, — ещё, возможно, будет разумно провести со своими подопечными беседу, где им лучше гулять без сопровождения, чтобы хотя бы пару месяцев не навлекать на себя неприятности.       — Возможно, — эхом отозвалась директор, не соглашаясь и не возражая. Не в первый раз уже, кстати.       Потом, впрочем, она повернулась к шерифу спиной, показывая, что разговор окончен.       Бьянка невольно задумалась, правильно ли она сделала, пообещав Лукасу ничего не рассказывать учителям.       Уже забравшись обратно в машину и отдышавшись, Энид отняла от лица руки:       — Вокруг музея возведён какой-то магический барьер, — выдохнула она. — Золотистый. Яркий-яркий, как солнце. И вокруг него ходил кто-то ещё, кроме нас, явно не из школы, но — директор Уильямс, честное слово, я не вру — это был не человек.       Бьянка перестала слушать после слова «солнце», сжавшись на своём сидении. Тревожные речи Лукаса выстроились в куда более правдоподобную картину, чем всего полчаса назад. Что, если он был прав? Что, если Солнечная Песнь — это действительно больше, чем обычная вымогающая деньги секта? Она никогда не задумывалась, что они делают на земле, которую им жертвуют обманутые уверовавшие, и, твою мать, доигнорировалась до того, что одна такая зона выросла рядом с огромной магической школой, в которой, если хорошо покопаться, можно найти заклинание помощнее атомной бомбы.       — Директор Уильямс, это очень плохо? — слабым голосом спросила Энид. Как будто не она только что наврала Галпину так, что тот отстал без дальнейших расспросов. Странная она всё-таки.       — Несанкционированное применение магии, да ещё и такого высокого порядка, рядом со школой — действительно, хорошего мало. Я разберусь, с чем это может быть связано.       — Да понятно дело, что с новой мэрией! — вспылил Аякс. — Они же музей зачем-то закрыли! Прячут там что-то, может, от Крэкстоуна ещё что-то осталось.       — Это — самый очевидный вариант, — вклинилась Бьянка. — Мы уже знаем, что он далеко не всегда оказывается верным.       Торп одно время тоже казался неплохим кандидатом на роль хайда.       — Подождите строить теории, — попросила директор. Все послушно притихли. — Энид, спасибо, что рассказала. Просить вас не ходить к барьеру бесполезно, но запрещать поездки в город мне бы тоже не хотелось. Что будем делать?       — Ходить к барьеру только во время поездок, чтобы можно было быстро прибежать к вам за помощью? — выпалила на одном дыхании Энид. И сразу продолжила: — Оно ведь не хотело мне вреда. Просто было очень… большое. И старое. И страшное, — она передёрнула плечами. — И оно не хотело, чтобы мы там бродили, но мне показалось, что ему барьер был интереснее нас.       — В этом мы с ним похожи, я этого тоже не хочу, — сказала Сара Уильямс. — Расскажите обо всём своим, — она посмотрела по отдельности на Энид и на Бьянку, будто уже успела разобраться, кто к какой группе принадлежал. Хотя, чтобы понять, что они с Синклер не подружки, большого ума не надо. — Когда соберётесь, отправлю с вами Мартина либо съезжу сама.       — Вы серьёзно собираетесь разрешить нам устроить вылазку, хотя полиция уже попросила нас этого не делать? — скептически поинтересовалась Бьянка.       — Разрешу я, не разрешу, кто-то из вас это всё равно сделает, — ответила директор так спокойно, будто они обсуждали погоду. — Лучше я буду знать об этой вылазке и, по возможности, обеспечу вам на ней безопасность. Одной, я надеюсь, будет достаточно и вам, и мне, чтобы выяснить, что это такое.       — Директор Уильямс, — странно тихим голосом спросила Энид, — но всё же будет в порядке? Это не как с Крэкстоуном? — и, совсем тихо: — Никто не умрёт?       — Я не могу дать тебе такого обещания, — честно ответила директор. — Но могу сказать, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы никто не пострадал. Это тебя устроит?       Энид кивнула.       — Вот и славно, — улыбнулась Сара, сжав её когтистую ладонь-лапу своей, на вид абсолютно человеческой.       — У вас очень необычные методы воспитания, — заметила Бьянка, потому что ей вдруг стало уютно, а потом неловко из-за того, что уютно, и ситуацию надо было срочно исправлять.       — Я была старостой своего потока, — ответила Сара. — Любой руководитель тебе это скажет: не можешь предотвратить — возглавь.