Исключительное право

      Лаборатория, ранее дышащая экспериментами, опытами и людьми, что копошились в ней из часа в час, задержала дыхание. Сенку — вместе с ней.       Совершенно случайно, или абсолютно точно намеренно, они оказались в обществе склянок и колб исключительно один на один. Ни души, ни звука, ни шороха — лишь нездоровая искра в глазах напротив и тусклый свет от вечерней лампы.       Ситуация — до мурашек, потому что исход их рандеву был предсказуем на 99,9%. Чистейшая статистика, выверенная за недели их отношений.       Каждый шаг уже был выучен, каждый взгляд — привычен, даже дыхание настраивалось на особый, свычный лад. Сенку уж слишком привык всё анализировать, поэтому даже малейшее отклонение от нормы бросалось в глаза. И сейчас — именно тот случай, когда становилось не по себе. От шага, взгляда, дыхания.       Как говорят, океан изучен лишь на 19,5%. Интересно, на сколько процентов изучен Ген?       Асагири, к слову, время на раздумья не терял, только неумолимо сокращал расстояние. Сантиметр за сантиметром. Так коварно, будто задумал что-то совершенно непостижимое его уму.       Сенку облизнул пересохшие губы, железно держа зрительный контакт и почти не моргая.       «Непостижимо его уму?»       Стотысячмиллиардный бред.       — Сенку, — своим дыханием Ген обжёг его ухо, приблизившись настолько близко, что его одежда целиком и полностью соприкасалась с чужой.       Стало дурно.       Жар буквально проникал сквозь слои ткани и опалял, заставляя сглотнуть. Хотелось сказать, что сейчас не время, не место и вообще одно сплошное «не». Только вот Асагири пресёк всё на корню своим томным и приковывающим голосом.       — Мне нравится иметь такое преимущество, Сенку, — тянул Ген, ведя рукой по чувствительному предплечью и слегка касаясь мочки уха губами. — Касаться тебя, целовать, смущать, видеть твою реакцию… — продолжал шептать он, действительно доводя до смущения, ведя свои касания ниже, останавливаясь на запястье.       Сжимая.       Дыхание мгновенно перехватило тиском, и стало действительно неуютно, уже окончательно. Ладно их привычные зажимания, ночные поцелуи и кроткие прикосновения, но тут — другое… И это чувствовалось всеми фибрами души, каждым нейроном.       — Не надо, — с придыханием выдал Ишигами, пытаясь выдернуть руку из сильной хватки, но все потуги остались тщетными.       Стук сердца отдавался повсюду.       Секунда и ловкие пальцы недо-фокусника сдёрнули бинты, оголяя спрятанную под ней кожу. Лёгкое дуновение ветра обдало чувствительное место. Сенку рефлекторно стиснул зубы.       — Сенку, для чего тебе бинты? — тихо поинтересовался Асагири, наблюдая в отражении глаз, как ходит по краю.       От праведного гнева его спасала только реакция Сенку — тот был в полушоковом состоянии, смотрел в упор, сдерживал дыхание и абсолютно не двигался.       Оголённое запястье фантомно жгло, точно это были не пальцы Гена, а раскалённый металл. Каменная маска потихоньку начинала давать трещины, сыпясь на глазах, а пульс смешивался с тревогой всё охотнее, образуя из себя ядерную смесь. Одно неверное движение — и непременно рванёт.       Внутри тревожно билось ощущение полной наготы, как будто с него сдёрнули не лоскуты ткани, а всю одежду разом. Так ещё и выставили на мороз, колючий настолько, что хотелось немедленно укутаться или просто замёрзнуть насмерть.       Неприятно — мягко сказано.       Асагири продолжал смотреть пристально — видимо, не желая пропустить ни единой новой эмоции. Губы разомкнулись в попытке просипеть хоть слово, но было поздно, Сенку упустил момент, когда большой палец менталиста мягко провёл по открытому запястью. До чужих ушей донёсся приглушённый вдох сквозь сжатые зубы.       — Не поверю, что для красоты. Ты точно что-то скрываешь, — заметил Ген с легкой улыбкой, делая шаг вперёд. Сокращая уже и так до предела сокращённое.       Сенку врезается поясницей в лабораторный стол и слишком остро ощущает контраст прохладного стола и горячего Асагири. Мурашки непроизвольно хлынут волнами по телу, раскаляя засевшую внутри тревогу до максимума. Поджигая фитиль самодельной бомбы.       — Ген, — начал было Ишигами, сводя брови и стараясь сделать голос как можно ровнее, — отпусти мою руку. И отойди, ты давишь.       Взгляд карминовых глаз уходит в сторону, хватаясь за единственный выход из лаборатории. По-честному, в данный момент хотелось только позорно сбежать от этой странной ситуации, ещё и мозги кипели от вечных вопросов и попыток анализа. Ген, конечно, человек непредсказуемый, странный и местами психически нестабильный, но такое девиантное поведение у него впервые.       — Что вообще происходит? — с напускным раздражением поинтересовался Ишигами, поборов ком в горле и лимит на слова. — Что за допрос ты устроил? Отпусти, мне нужно работать.       Но ответа всё равно не последовало. Менталист молча приподнял запястье Ишигами, останавливаясь в миллиметре от кожи, и легонько обдал его горячим дыханием.       Воздух в лёгких кончился разом, а взгляд перманентно приклеился к этому зрелищу: в полутьме над его оголённым запястьем навис Асагири. На полу раскиданы полоски бинтов, а цветные волосы слегка щекочут чувствительную кожу. Сенку бессознательно закусил губу, отрезвляя себя импульсом боли.       Горячие уста не переставая касались пульсирующей венки на запястье, и сознание буквально накрывало пылким головокружительным волнением. Искры били по натянутым нервам, отражались в глазницах и обжигали место соприкосновения. Асагири всё это видел, чувствовал, сжимал свои пальцы сильнее и тепло касался его снова и снова, пока на языке не появился металлический привкус, а нижняя губа не начала болезненно пульсировать.       — Блядь… — зашипел Ишигами, всё ещё прикованный этим видом и распалённый ощущениями, матерясь в порыве эмоций и совершенно забывая о научных выражениях. В его лексиконе не было места этим словам, да по-другому выразиться язык не поворачивался.       — Ген, — но Ген его будто не слышал, полностью увлечённый своей теорией и её доказательством. — Асагири, — более чётко и резко выпалил Сенку, наконец-то привлекая внимание.       Лазурные глаза очерчивают заметно заалевшие уши, щёки, покрытые румянцем, и останавливаются на вновь сведённых бровях. Ученый почти физически ощутил чьё-то знойное желание разгладить складку меж ними.       — Я отвечу, но, ради святого Ньютона, остановись уже, — раздался хриплый голос Ишигами, сквозивший нотками запальчивости.       И Ген правда остановился, даже чуть отстранился, но не выпустил запястье из цепкого хвата, только поймал измотанный густо-красный взгляд, вопросительно выжидая.       Сейчас мысли Сенку были похожи на реакцию натрия с водой, такие же бегающие и бурные. Вопросы перескакивали с одного на другой и не утихали под пристальным наблюдением Гена. Пришлось силой затолкать их в задворки сознания и не тянуть время. Какая разница, для чего, почему и зачем, когда ему всё равно не ответят?       Глотнув воздуха поглубже и постаравшись отвлечься от беснующегося сердца, он ровно выдал:       — Бинты нужны мне для защиты.       Частичная правда лучше откровенной лжи.       — Защиты от чего? — тут же задал уточняющий вопрос Асагири, буквально прожигая своим взглядом и без того готового истлеть парня.       — От химикатов.       Снова частичка правды.       — Ложь, — отрезал Ген.       Сердце на секунду сжалось, норовя остановиться, а потом всё же продолжило вести свой бешеный отсчёт. Удар за ударом. Сенку замер, перестав моргать, и только пристально смотрел в тёмные глаза.       Хватило пары секунд, чтобы шестерёнки докрутились и сложили два плюс два. На дне радужек вспыхнуло зарождающееся осознание на пару с неприкрытым раздражением.       Ген знал.       — Ну ты и сволочь, — слетает с истерзанных губ.       Теоретик дёргает рукой, пытаясь в очередной раз вырваться, но захват оказывается слишком крепким: как бы хиленько тот ни выглядел, силы в нём было хоть отбавляй. Сенку был бы рад, если бы её прямо сейчас и убавили.       Пунцовый взгляд непрерывно смотрел в пасмурные, нахальные глаза — ни капли сожаления за то, что натянул чужие нервы до предела, заставил надумать себе невесть что и чуть ли действительно не свихнуться. Ишигами был уверен: существует как минимум миллиард способов осуществить задуманное по-другому. Без эмоций на грани, страха в горле и чужой зловещей улыбки на губах.       — Идиот, — Сенку продолжил гневный поток, — да как ты вообще…       Но Ген не дал ему договорить начатое, а новому выплеску эмоций — разрастись до скандала. Сенку сдался, прикрывая глаза и рвано выдыхая, снова чувствуя горячие губы, принявшие оттиск улыбки на его запястье. Такие обжигающие, выбивающие из зыбкого равновесия и говорящие много бестолковщины. Может, он слишком отходчив, а может, злость на Гена не такая сильная. Однако одно он знает точно — ему до одури приятны его касания, а это главный и обезнадеживающий аргумент в их спорах. Фитиль бесславно затухает.       — Уверен, что хочешь, чтобы я остановился? — словно в тумане слышался пониженный тембр менталиста, ощущающийся горячим воздухом на коже.       — Злишься на меня? — пальцы учёного дрогнули, но не более. — Прости.       — Завались уже, — чуть рвано выдыхает Сенку.       Просто нонсенс, а не адекватный партнёр. Аналитическому складу ума Ишигами такие приколы не понять: ему только в штыки и напрямую, желательно ещё и через формулы. Но уж какой есть — такой есть, с резкими выкидонами и абсолютно нелогичными, странными действиями. Стоит надеяться, что у Гена не потекла с концами крыша, раз тот решил выкинуть подобный бред на грани своего безумия.       — Заткнёшь меня? — просипел тот.       На устах играла довольная ухмылка, а тёмно-синие глаза смотрели прямиком на искусанные в кровь губы. Сенку дразняще облизнулся, стирая выступившие капли, и посмотрел на Асагири с вызовом, чуть приподняв бровь.       — Уверен на десять миллиардов процентов, что не существует способа это сделать. Ты — законченный болтолог, трепать языком у тебя в крови.       — Хочу разрушить твою гипотезу и сказать, что один способ всё-таки есть, — Асагири вновь сократил расстояние меж их лицами, оставляя считанные сантиметры.       Когда тревога из-за психоза Гена стихла, на её место хлынуло ранее затолканное куда поглубже возбуждение. А ведь эта физиологическая вещица крыла его почти с самого начала. Точнее, с того момента, как они остались наедине.       — Как остроумно, Асагири, — на грани ехидной улыбки парировал Ишигами, зарываясь свободной рукой в половинчатые волосы. Легкое послевкусие раздражения все еще оседало горечью внутри, поэтому прикосновения выходили не такими мягкими и нежными.       Короткие ногти резко прошлись по чувствительной коже, и выдох невольно слетел с бессовестных губ. Сенку притянул его ближе. Настолько, чтобы можно было почувствовать дыхание на своём лице, заглянуть в глаза так глубоко, сколь это возможно, соприкоснуться носами.       — Ты хочешь сказать, что мои расчёты не верны? — Сенку обжёг его словами, слегка скалясь.       — Ты ошибаешься, если считаешь, что это меня не заткнёт, — мягко улыбнулся в ответ менталист, игнорируя угрожающую хватку на затылке, оскал в паре сантиметров и, очевидно, подорванные нервы своего партнёра.       — Ненавижу ошибаться, — выдохнул Сенку в чужие губы, растворяя оставшиеся дюймы в поцелуе.       Тот вышел рваным, сбивчивым и нервным, как и дыхание на пару с учащённым сердцебиением. Рука Ишигами усилила хватку на цветных волосах, прижала крепче, подталкивала навстречу. Оба целиком и полностью чувствуют жар чужого тела, ощущают разжигающийся аффект и скрутившееся в паху желание. Ген податливо мычит в ответ на все его прикосновения, вжимается и вжимает, отдаётся до последней капли каждую секунду.       Господи, каким бы атеистом Сенку ни был, он готов сейчас поклясться богом, что влюбился в эту сносящую крышу взаимность.       Так же. Без остатка.       Нехотя разорвав поцелуй, учёный опустил руку с затылка Асагири ниже, провёл тонкими пальцами по загривку и очертил высокие края воротника юкаты. Если Ген считает, что он один такой умный, то пусть обломается — у Сенку тоже есть козырь в рукаве.       Слегка подрагивающими пальцами Ишигами расстегнул замысловатую конструкцию и добрался до оголённой горячей кожи.       Под мягкой плотью отчётливо снедал учащённый пульс, который периодично бил в прохладную ладонь. Создавалось ощущение, что прямо сейчас он держит в руках его сердце, настолько сильными казались толчки. С губ наконец слетело то, что он добавить не успел:       — Ненавижу ошибаться и тебя.       Фокусник тут же разразился мелким смехом и ткнулся лбом в его тёплое плечо. По кожаной одежде распласталась неровная чёлка, подрагивая в такт его хохоту. Сенку провёл большим пальцем по кадыку, и смех тут же стих. Ген сглотнул.       — Снова ложь. Переставай, дезинформация из твоих уст звучит неестественно, — слегка успокоившись, выдал Асагири, прожигая своим дыханием насквозь. Было приятно осязать дрожь, что прокатывалась под его подушечками, знать, что не ты один разоблачён.       — Святые нуклеины, ты же сказал, что это тебя заткнёт, — досадно выдохнул Сенку, слегка запрокидывая голову.       — Согласись, что ложь, слетающая с моих губ, звучит куда убедительнее, — елейно протянул Асагири, отпуская дорожку коротких поцелуев по открывшейся шее. Веки зажмурились в наслаждении, чувствуя очертания болтливых уст исключительно кожей. Такое право могло быть только у одного-единственного менталиста во всей галактике.       — Лучше бы с твоих губ слетали стоны, — озвучил свои мысли Сенку и снова втянул воздух от прикосновения к запястью, задержал дыхание от голени, резко оказавшейся между его ног. Поясница заныла от властного давления о крепкий стол.       Асагири отстранился от шеи, предварительно оставив багровый укус на фарфоровой коже, получив в награду заглушённый стон. Его зрачки всё больше расплывались по радужке, окончательно придавая вид, будто фокусник под дешёвым приходом какой-то дури. На дне этих сапфировых глаз читалось ничем не прикрытое восхищение. Под нагретой ладонью пульс Гена бился всё загнанней.       — И откуда только ты такого понабрался… — прошептал тот в пустоту лаборатории.       Рука отпустила оголённое запястье, и горячий палец перемежился на припухшие губы. Проводя по тёплой плоти вместо пульсирующей венки. Проверяя, не мираж ли перед ним. Сенку приоткрыл рот, позволяя пальцу скользнуть глубже.       Показывая - не мираж.       Наглый румянец паразитом распространялся по всему телу и пульсировал ожогом под кожей. Разум плыл под воздействием этой развратной картины, а острые ощущения от раскалённого дыхания забивали последний гвоздь в крышку гроба.       — У меня был хороший учитель, — не особо внятно отозвался Сенку, тут же прикусывая подушечку пальца.       — Наверное, умение флиртовать всё-таки передаётся через слюну, — в каком-то своём забвении вторит Асагири. — Удивительно, тебя, как учёного, должна увлечь эта теория.       Ген углубил проникновение и нажал подушечкой на шершавый язык.       Сенку сомкнул губы и облизнул грубоватую кожу, прикусывая, обводя каждый изгиб, словно вслепую пытаясь воссоздать точный портрет. Гена не по-детски ведёт от этих действий, взглядов, вздохов. Его тоже выбивает из равновесия, и ему порой кажется, что так Сенку ему мстит.       Что ж, тогда такая месть ему по вкусу, а самое главное — никогда не будет подана холодной.       Палец вынырнул из тёплого рта только для того, чтобы провести подушечкой по зацелованным губам вновь. В бликах единственной лампы они смотрелись всё развратнее, будто смазанные блеском.       Непременно хотелось сказать, что Ген тут единственный, кто помешан на своих парадигмах, но вышло только:       — Тогда мне не терпится эту теорию доказать. — Улыбнувшись, он переместил руку с шеи на затылок, подталкивая к себе навстречу, а сразу после — смыкаясь в очередном поцелуе.       Жгучем, горячем и невероятно довольном.