***
Она попыталась забыть о нём или же списать весь инцидент на странный осознанный сон, но на следующее утро девушка обнаружила его носовой платок в своём кармане. С тех пор она носит его с собой как безмолвное напоминание о том, что незнакомец был совершенно реален. Однажды Мона показала платок парочке торговцев, которые сообщили ей, что тот инадзумского происхождения и очень стар, что вызвало у неё ещё больше вопросов. Она попыталась обратиться к звёздам, но из-за недостатка информации те мало чем смогли ей помочь. Мона Мегистус, великий астролог, не тоскует. И уж тем более она не тоскует по симпатичным мужчинам, которые утешают её в день рождения, а затем исчезают, оставляя после себя больше вопросов, нежели ответов. Нет, она не тоскует — она думает, мечтает о нём. Всё потому, что она, конечно же, жаждет знаний. Он оставил после себя много вопросов, и она хочет получить на них ответы. Проходит год, и она начинает волноваться, что так и не получит от него ответов, как вдруг он появляется вновь. Она замечает его издалека — его присутствие ни с чем не спутаешь. В нём есть что-то изначально неправильное, бесспорно интригующее и, вполне возможно, божественное. Девушка убеждена, что узнала бы его где угодно — в Ли Юэ, в Мондштадте и даже во сне. — Эй, — произнесла она, подходя к нему, — откуда ты узнал моё имя в прошлом году? И, кстати, а тебя самого-то как зовут? Глядя на неё, он недоумённо моргнул. — …В прошлом году? Мона фыркнула. — Да, ты появился прямо передо мной, поздравил с днём рождения, назвал меня по имени, а затем бесследно исчез. Что-то здесь явно не так, но она не могла понять, что именно. Он ведь должен был об этом помнить, или, по крайней мере, она должна была освежить его память, но казалось, будто бы его и не было на их предыдущей встрече. Как будто для него она ещё не произошла. — О? Что ж, это было довольно грубо с моей стороны, не так ли? — он безучастно улыбнулся, глядя куда-то вдаль поверх её плеча. Его вежливый тон остался незамеченным. Её не волновали социальные нормы, её волновала одна лишь правда, но он продолжил ещё до того, как она успела заговорить. — Меня зовут Куникузуши. Полагаю, мы будем часто видеться. Он снова исчез, прежде чем она успела задать ему какие-либо вопросы. И только по пути домой она поняла, что он так и не сказал ей, откуда знает её имя.***
Как только она узнала его имя, то сразу же спросила у звёзд о Куникузуши, но те по-прежнему оставались безмолвны. Независимо от того, как сильно она старалась, её астролябия всегда была мутной, звёзды размытыми, либо же возникало множество других осложнений, мешающих её успешному чтению. Как будто в нём была какая-то врождённая неправильность; как будто он каким-то образом не принадлежал этому миру. Он появился через пару недель после того, как назвал ей своё имя, и когда Мона спросила его об этом, он лишь рассмеялся в ответ. — Ты такая любопытная — это так на тебя похоже, — сказал он. — А тебе-то откуда знать? Он улыбнулся, и улыбка его отдалённо походила на грустную, как будто девушка ненароком напомнила ему о чём-то, что он любил и к чему не мог вернуться. — Я знаю тебя, Мона.***
Его визиты продолжились и никогда не длились больше одного-двух часов с интервалом от недели до нескольких месяцев. Иногда он без видимой на то причины казался выбитым из колеи, прямо как тогда, когда она увидела его во второй раз. Иногда он ссылался на что-то, что не имело для неё никакого смысла до тех пор, пока с момента их разговора не проходило несколько месяцев. В конце концов она сложила дважды два, когда он упомянул нефритовый дворец в прошедшем времени: время было ключом к разгадке его тайн. Он каким-то образом существовал вне линейного течения времени, к которому была привязана она. Порядок, в котором она переживала их встречи, отличался от того, в котором переживал их он. Однако осознание этого не удовлетворило её любопытство, а лишь усилило желание понять его. Ни один из способов управления временем не был ей известен, и она отчаянно хотела выяснить, как ему это удалось. Мона обличила его в путешествии во времени вскоре после того, как осознала это, и ещё спустя долгое время после того, как потеряла счёт тому, сколько раз они встретились. Она была на утёсе с видом на гавань Ли Юэ и ждала захода солнца. Он молча подошёл к ней, словно бы его место всегда было рядом с ней. Он выглядел печальнее и угрюмее, чем обычно. Он выглядел так, будто бы отчаянно в чём-то нуждался, но что бы это ни было, она не могла ему этого дать. Во всяком случае, не сейчас. — Ты не видишься со мной в той же последовательности, в которой вижусь с тобой я, не так ли? — сказала она. — Нет. Просто… Он вложил свою ладонь в её руку, решительно не сводя глаз с моря. — Судя по всему, я затерялся во времени. Меня продолжает швырять из прошлого в будущее, и я не знаю, как это остановить, — он медленно и неосознанно поднял свободную руку и положил её на сердце. Девушка открыла рот, чтобы что-то сказать, сама не зная, что именно, но он прервал её взмахом руки. — Не стоит так сильно волноваться на этот счёт, Мона. Однажды ты узнаешь всё, что хочешь знать, я обещаю.***
Той ночью она лежала в постели без сна и гадала, каково это — быть случайно вырванной из самого времени и бессистемно брошенной в прошлое. Печально, решила она. Есть люди, которые ей дороги, и она просто не переживёт, если они начнут смотреть на неё как на незнакомку. Конечно, у Куникузуши нет другого выбора, кроме как пережить всё это. Её гипотетическое предположение — это одно, но его собственный жизненный опыт — совсем другое. Он знает её, и в будущем она, вероятно, тоже узнает его, и всё же он смотрит на неё с улыбкой на лице, даже когда она ничего не знает об их будущих отношениях. Может быть, всё это терпимо, подумала она. Возможно, ему достаточно знать, что у неё всё хорошо, если она действительно та, о ком он заботится. Она надеется, что это так — по крайней мере, сейчас это всё, что она может ему дать.***
Однажды он появился именно в тот момент, когда Мона заваривала чай, и она налила ему чашку. Он сделал пробный глоток, и его глаза широко распахнулись. — На самом деле очень даже вкусно. Обычно я не пью чай… Что ты сюда добавила? — Ничего особенного, полагаю, — сказала девушка, проверяя листья. — А хотя погоди… Я случайно положила вдвое больше цветков-сахарков, чем обычно. На его лице появилась маленькая, счастливая улыбка. — Мне нравится. — Я рада, — сказала она, сев за стол рядом с ним и придвинувшись вплотную к его лицу. — Итак, что ещё тебе нравится? Откуда ты? Твои дата и время рождения? Она невинно захлопала ресницами, не сводя с него взгляда. Он выглядел почти что напуганным — как будто она была слишком, но в то же время недостаточно близко. Он издал сдавленный стон. Она засмеялась и отстранились. Он принял одновременно небрежный и расслабленный вид.***
Куникузуши во многих аспектах был для неё загадкой, и он неотвратимо притягивал её к себе, словно ураган или чёрная дыра. Во-первых — и что самое очевидное — это элемент времени. За всё то время, что Мона с ним знакома, она перерыла бесчисленное множество книг, но ей так и не удалось найти даже теоретического обсуждения путешествий во времени. Магия Тейвата необузданна и распространяется на всевозможные области, но ни одна из них не осмеливается даже прикоснуться ко времени. Девушка задумалась над тем, был ли он лабораторным исследователем, изучающим некий объект, с которым в итоге произошёл несчастный случай, но всё это лишь беспочвенные домыслы. Куникузуши не из тех, кто даёт намёки касательно своего состояния — на самом деле, он уклоняется от большинства её вопросов по этому поводу, что только усиливает её решимость выяснить правду. Часть её хочет препарировать его, как лабораторную крысу, приколоть его, как бабочку, но она сдерживает свои порывы. Несмотря на своё любопытство, она не хочет заходить слишком далеко, да и к тому же эта тема ему явно не по душе. Однако было и кое-что ещё; кое-что гораздо менее заумное. Иногда на его лице появляется выражение, которое она не может в точности идентифицировать. В нём присутствует элемент радости и покоя, страдания, ненависти и желания, и всё это вместе превращается в смесь блаженной агонии. Он смотрит на неё так, как будто она собирается убить его, и он не стал бы её останавливать. Это завораживает её, и глубокой ночью она позволяет себе задаться вопросом, что же это значит.***
Только когда ей исполнилось двадцать четыре года, она наконец получила реальный ответ на вопрос, кто же он такой. Он появился в её доме и замер, взглянув на настенный календарь. — Мона, — сказал он с несвойственной ему серьёзностью. — В следующую нашу встречу я, скорее всего, увижу тебя впервые. — О? Правда? Я имею в виду, что знала… — Я попытаюсь убить тебя. Не дай мне этого сделать. Она уставилась на него с разинутым ртом. Он вздохнул. — Я являюсь — или, полагаю, являлся, — Предвестником Фатуи. Меня отправят в Мондштадт для расследования череды необычных падений метеоритов, которые Гильдия искателей приключений попросит тебя изучить. Ты объединишь усилия с таинственной Путешественницей, которую я попытаюсь убить, а ты станешь сопутствующим ущербом. Не позволяй мне этого сделать. — …Чего? Он улыбнулся ей со всё тем же загадочным выражением лица — печальным, ласковым, не совсем сожалеющим — и протянул руку, чтобы заправить выбившуюся прядь волос ей за ухо. — Прошу тебя, Мона.***
Она поверила ему не до конца, но затем начали падать метеориты. И с этого момента всё стало происходить именно так, как он и сказал. Мона совершала чтение для Путешественницы, как тут позади неё раздался слишком уж знакомый голос. Она повернулась, и он увидел её впервые. Она была неестественно талантлива в чтении людей, и аура, которая от него исходила, не походила ни на что виденное ею раньше. Обычно во время их встреч он излучал пронизанное грустью удовлетворение. Но вот он приближается к ним с улыбкой на лице, и он так, так зол. Его ненависть ко всему так и плещет из него, как вытекающая из трещины в плотине вода, как вырывающийся со свистом из чайника пар. Как будто ему требовалось сознательное усилие, чтобы не взорваться. Этот человек способен днями тащить за собой тело поверженного врага за пределы города просто чтобы поиздеваться над его семьёй, не чувствуя при этом ни капли раскаяния. «Я попытаюсь убить тебя, — сказал он. Мона больше не сомневалась в этом. — Не дай мне этого сделать». Она схватила Путешественницу одной рукой, а Фишль — другой, и активировала иллюзорный поток.***
Вскоре она встретилась с ним вновь. Всё с тем же ним из его прошлого — её настоящего, — и он всё так же зол, как и раньше. Он смотрел ей прямо в глаза и говорил, что звёзды ненастоящие. Она засмеялась и задалась вопросом, не шутит ли он. Но взглянув на его лицо она поняла, что он совершенно серьёзен. Она решила, что в следующий раз, когда Куникузуши из будущего провальсирует в её жизнь, она серьёзно с ним об этом поговорит. Ей стало интересно, почему он не сказал ей об этом раньше. И почему он вообще ей хоть что-то да рассказал. Возможно, он живёт только для того, чтобы уклоняться от её вопросов. Возможно, она живёт только для того, чтобы докучать ему ими.***
Куникузуши из будущего так и не провальсировал в её жизнь. Во всяком случае, не перед своим прошлым «я». Увидев, что он с хмурым видом молча смотрит на воды Сидрового озера, девушка решила, что ей следует вмешаться. — Куникузуши, — сказала она, и он тут же приставил меч к её горлу. — Где ты узнала это имя? — выплюнул он сквозь зубы. Его взгляд злой и дикий, но в то же время безошибочно печальный. Он выглядел так, словно готов был убить её или же разразиться слезами, но он просто ещё не решил, какой вариант предпочёл бы больше. «Ты сам мне его назвал», — подумала она. — Я гений, — ответила Мона. — Звёзды мне сказали. Он издал смешок, но всё же расслабился, поэтому она сочла это победой. — Что ещё сказали тебе твои драгоценные звёзды, ведьма? Мона пожала плечами. Во всех остальных аспектах он оставался для неё загадкой. Он вздёрнул бровь. — Ты знаешь только имя и всё? Серьёзно? Хотя неважно. Если тебе так уж хочется как-нибудь меня называть, то зови Скарамуччей, — он развернулся на месте и ушёл, грубо оттолкнув её в сторону. Он (её Куникузуши, Куникузуши из будущего) присоединился к ней в тот же вечер и лёг на траву полюбоваться звёздами. Он прекрасно выглядел в свете звёзд, его красота была очевидна как никогда. — Они настоящие? — спросила она. — Для тебя, — ответил он искренне и вздохнул. — Это… долгая история. Которую я тебе уже рассказывал. — Значит, я услышу её позже? — Мона перекатилась на бок и посмотрела на него. Он одобрительно хмыкнул и повернулся, чтобы встретиться с ней взглядом. Он чуть прищурил глаза и один-два раза открыл и закрыл рот, как будто пытался сообразить, что сказать. — Много чего произойдёт в твоём будущем, — в конце концов произнёс он. — И многое в нём связано со мной, — он отвернулся, разрывая их зрительный контакт. Всё именно так, как она и предполагала, но у неё такое чувство, что за всем этим скрывается нечто большее, какой-то контекст, который он от неё скрывает. Но она не станет давить на него. — Почему ты раньше был таким злым? Он рассмеялся. И смех его был лишь немного грустным. — Честно говоря, я всё тот же. Только не для тебя, — она услышала улыбку в его голосе. — Ты мне нравишься.***
Скарамучча совершенно невыносимым. Она ненавидит его, ненавидит проводить хоть сколько-то времени в его компании, и всё же она понимает, что каким-то образом он становится Куникузуши. Куникузуши, который в течение многих лет оставлял после себя вопросы без ответов; Куникузуши, которому она нравится. Она узнает, что с ним случилось. Если в процессе он станет кем-то, кому она понравится, кем-то сносным, то это будет неплохим дополнительным бонусом. Однако её решимость сложно было назвать бальзамом на душу, особенно когда дело доходило до того, чтобы выдержать его присутствие. Он был намеренно резок и получал удовольствие от того, что делал других несчастными. Он избивал проходящих мимо хиличурлов с такой едва сдерживаемой злобой, что ей было почти что жаль их. В подобных боях он использовал катализатор, и она задалась вопросом, носил ли он с собой меч, которым ей угрожал, только ради этой цели. Она бы не удивилась, если бы так оно и оказалось. Она обратила внимание на то, что в прошлом у него тоже не было Глаза Бога, но он всё равно использовал элементальную энергию. Он показался ей ещё более невыносимым, чем обычно, когда заметил интерес с её стороны, и поэтому она не стала спрашивать его об этом ему же назло (а ещё из-за желания остаться в живых — она заметила, что для Куникузуши эта тема, казалось бы, была немного щекотливой). Однако иногда она замечала проблески его будущего «я» — он был до странности добр к детям, и иногда ему удавалось достаточно долго избегать попыток убить её, чтобы поддержать приличный (хотя и язвительный) разговор. Раз или два она словила на себе его взгляд. Он смотрел на неё как на головоломку, которую ему просто необходимо решить, и ей стало любопытно, так ли она смотрела на него раньше (и будет смотреть на него когда-нибудь в его будущем). Именно во время одного из таких разговоров они случайно наткнулись на группу похитителей сокровищ. Одолеть их всех не составило особого труда, но в процессе она получила небольшой порез на руке, и поэтому достала носовой платок, чтобы очистить рану. — Где ты его взяла? Скарамучча уставился на её руки широко распахнутыми глазами. Девушка опустила взгляд и только тогда поняла, какой именно носовой платок вытащила. — …Ах, это, — сказала она и запнулась, пытаясь придумать правдоподобное объяснение. Он медленно и молча вытащил из своего кармана точно такой же носовой платок, что и у неё. — Я купила его в сувенирном магазине? — попыталась она. Он фыркнул. — Он единственный в своём роде, а ещё пропитан магией Великой жрицы храма Наруками. Где ты его взяла? По-видимому, чтобы выпутаться из этой ситуации, солгать ей не удастся. — Мне его подарили, — улыбнулась она ему. Он выглядел встревоженным. Похоже, он не привык к тому, чтобы ему улыбались без какого-либо тайного умысла. — Ты подарил его мне на моё восемнадцатилетие. Мона тактично убежала и даже ни разу не оглянулась, чтобы оценить его реакцию.***
После того случая именно он начал повсюду за ней следовать. Он выглядел до странности решительным, как будто тоже стремился узнать все секреты Моны, как и она — его. Даже забавно, что секреты, которые он так жаждал от неё узнать, на самом деле принадлежали ему же. — Сколько тебе лет? — перекрикнул он вопли хиличурла. — Двадцать четыре, — ответила Мона, создавая отражение фатума. Целящийся в Скарамуччу лучник тут же поменял цель. — Если тебе двадцать четыре, и мы только недавно познакомились, то как я мог подарить тебе что-то на твоё восемнадцатилетие? — раздался раскат грома. — Полагаю, ты много где успел побывать, — она и сама годами задавалась этим вопросом — не то, чтобы он знал. Скарамучча прищурил глаза. — Ты что, умрёшь, если хотя бы раз в своей жалкой жизни дашь прямой ответ? — Да, — последний враг пал к её ногам. Он усмехнулся и осторожно бросил ей яблоко.***
Куникузуши появился на пороге её дома на следующий день. Она наливала ему чашку чая (очень сладкого, как он и любил), пока он в замешательстве оглядывался по сторонам. — Это… Мондштадт? Она кивнула. — Ты уже встретился со мной в первый раз. И должна сказать, что ты мне совершенно безразличен до тех пор, пока не смягчишься. — Наверное, раньше я был более… — он широко развёл руками в стороны. — Ну, можно и так сказать! Он небрежно засмеялся. — Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я был здесь в последний раз, но, думаю, прошло всего пару месяцев. Я… — он неосознанно прижал руку к сердцу. — Что с тобой случилось? — спросила Мона уже не в первый раз. Он ненадолго замкнулся в себе, схватившись за чашку чая, как за спасательный круг. — Всё… сложно. Я правда не знаю, почему время для меня спуталось. Однако за всем этим стоит одна история, и… — он оборвал себя на полуслове и вздохнул. — Я бы предпочёл не говорить об этом. Но обещаю, что достаточно скоро ты сама всё узнаешь. — Всё в порядке. Я тебе верю, — он одарил её благодарной улыбкой, и минуту они просидели в дружеской тишине. — Так ты говоришь, что я уже тебя встретил? Мона кивнула. — Итак, — он наклонился вперёд и ухмыльнулся, — я тебя уже поцеловал? Девушка чуть не выронила чашку из рук.***
Скарамучча нашёл её на следующий день, впрочем, как и всегда. Она едва ли была в состоянии посмотреть на него и при этом не покраснеть. Его бесспорно красивое лицо лишь усугубляло ситуацию. Он шёл за ней следом, явно сбитый с толку. — Мона? Её лицо пылало. Она так ему и не ответила. — Мона, я ведь даже ничего не сделал… Она повернулась к нему лицом и дико замахала руками. — Я знаю! В этом-то и проблема! — она неосознанно взглянула на его губы. Они выглядели очень мягкими. Девушка приложила сознательное усилие, чтобы посмотреть куда угодно, только не на его лицо. — Мона, я не знаю… — ДА ТЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ! — в уголке её глаза заблестела слеза, и он бросился вперёд, чтобы смахнуть её. Они оба замерли. Теперь он тоже покраснел. — Прости… Она активировала иллюзорный поток и устремилась обратно в свой безопасный дом. Его извинения доносились до её ушей, и было забавно слышать, как Скарамучча, Предвестник Фатуи, извинялся перед девушкой, но она была слишком поглощена собственным смущением и не смогла насладиться моментом.***
После этого случая она на несколько дней заперлась в своей квартире. Ей всё равно нужно было закончить статью для Паровой птицы, так что не то чтобы она пряталась только потому, что ей было неловко — по крайней мере, так она себе твердила. Скарамучча появился почти сразу же после того, как она нарушила свою самоизоляцию. Он слегка походил на побитого щенка, и этот откровенно жалкий вид лишь усугублялся его необыкновенной привлекательностью. Он производил впечатление двенадцатилетнего ребёнка, которому только что сказали, что ему не смогут купить конфет после школы. Даже забавно, настолько этот образ подходил Предвестнику Фатуи. — Мона, я… — Давай сходим на утёс Звездолова! — проговорила девушка немного поспешно, чтобы быть искренней. Он пристально посмотрел на неё. — Хорошо. Довольно продолжительная прогулка прошла в атмосфере неловкости. Она взглянула на него, задавшись вопросом, раздумывает ли он над тем, чтобы поцеловать её, но затем тут же отвела взгляд. Когда они прибыли на место, то перед ними открылся как всегда великолепный вид. Она приходила сюда не так часто, как ей того хотелось бы, и почти никогда днём, поэтому девушка попыталась насладиться отражением света на воде. Мона повернулась, чтобы посмотреть на Скарамуччу и убедиться в том, что ему тоже всё нравится, но он смотрел только на неё. Он сорвал цветок сесилии и нерешительно подошёл к ней. Затем поднял руку с цветком и заправил его ей за ухо, всё время глядя на девушку в ожидании её молчаливого одобрения. Он убрал руку, но остался рядом. — Прости, если в тот день я сделал что-то, что заставило тебя почувствовать себя некомфортно, — его слова были вымученными, но искренними. Она бы не удивилась, если бы ей сказали, что он впервые перед кем-то по-настоящему извинился. — Не стоит. Ты ни в чём не виноват, — она сделала глубокий вдох. — Я повела себя так из-за того, чего ты не сделал. Он посмотрел на неё широко раскрытыми глазами. — Ты не поцеловал меня. С быстротой подвластной ему молнии он притянул её ближе, ещё ближе. Его губы и впрямь оказались такими же мягкими, как и выглядели. Он издал удовлетворённый звук, и она улыбнулась сквозь поцелуй.***
Когда Куникузуши вновь появился в её доме, то принял невыразимо самодовольный вид, который почти что скрыл искренне испытываемые им облегчение и счастье. — Я узнаю выражение твоего лица, — произнёс он нараспев, — ты так сильно хочешь меня поцеловать, что выглядишь глупо. Она швырнула в него тяжёлую энциклопедию, тем самым вызвав у него смех.