Второй шанс

      Омеги притащились домой поздно ночью. Весь вечер пытали Сынмина вопросами насчёт секретов построения счастливой семейной жизни. Но омега Чанбина только развёл руками и пробормотал «ну, типа, он любит меня, а я — его», и больше, как ни старался, ничего выдавить не смог. И Чанбин тоже только непонимающе смотрел и, когда пошёл укладывать детей, напоследок посоветовал поменьше париться по пустякам и пораньше лечь спать. Смирившись, омеги поехали домой, отказавшись ночевать у несладкой, но очень любящей и крепкой, парочки. Боялись, что Чонин их потеряет (ладно, на самом деле, Джисон очень хотел обратно к мужу, а Феликс устал закатывать на него глаза и обзывать «слабаком»). Да и дети серьёзно напугали Джисона. Кажется, это была плохая идея познакомиться — будущее воспитание потомства ещё больше оттолкнуло. Детишки были миленькие пока улыбались и сидели на месте, а потом… И, блин, способен ли он вообще на это пресловутое потомство, течек-то всё ещё нет.       Минхо хоть и приехал, но надолго ли? Ни одна проблема-то не решилась. Стать идеальным мужем не получилось, несмотря на то, что Джисон очень старался. Он же где-то в глубине души надеялся, что изменится, а когда получит образование и работу, станет лучше, достойнее, тогда и вернётся к мужу. Может исполнится мечта и придут течки, типа, дозреет? Так бывает? Но пока надежды не оправдывались, даже малое — стать идеальным мужем — не получалось, и усилия Феликса (Чонин тоже не обладал навыками готовки и только прикалывался над стараниями, загадочно заявляя, что не это главное в семейной жизни) оказались напрасными — он так и не смог освоить домашние дела. А ещё у Хана скоро начнётся интересная учёба, а мужу придётся вернуться на работу. Отношения на расстоянии работают только в дорамах.       Погружённый в свои грустные мысли Хан не заметил, как они добрались до квартиры Чонина. Чанбин, естественно, отправил с ними водителя, а при нём было неудобно разговаривать, хотя очень хотелось посоветоваться с Феликсом. Тот сидел рядом и тоже выглядел поникшим и не радостным.       Омеги прокрались осторожно, кажется, влюблённая парочка на кухне не обратила на них внимание — родители Минхо улыбались друг другу и глупо хихикали, Чонин, не стесняясь, расположился на коленях Чана и, улыбаясь, что-то шептал ему на ухо.       — Фу, какие нежности, тут же дети, — шёпотом возмутился Феликс.       — Не говори, они же уже такие старые! А как же ранняя импотенция? — проворчал Джисон, отчаянно завидуя.       — Я всё слышу, Джисон, иди спать молча. К твоему незнанию, флирту все возрасты покорны! — со смешком ответил ему Чонин.       Джисон покраснел, перестал завистливо коситься в их сторону и, минуя ванную, прокрался сразу в свою временную спальню. Феликса уже не было видно, только Хёнджин стоял растерянно рядом с закрытой дверью в соседнюю комнату и недовольно смотрел.       — Какое ещё «надо подумать»? — пробормотал он, отправляясь на кухню, в растерянности не обращая внимания на Джисона. — Даже старички уже помирились!       — Да что же это такое? Никакого уважения! Мы ещё молодые, — недовольно проворчал Чан из кухни.       Джисон, конечно, сильно сомневался, но Минхо же приехал, и не только за братом. Да и не выглядел так, будто собирался забрать его насильно и запереть дома, а только грустно, жалостливо и виновато смотрел. Совсем как тогда, когда наговорил лишнего. Странно, что очередную кошку не притащил... Не хочет помириться? Зачем тогда приезжать? Давать глупому Джисону ложную надежду?       Омега, погружённый в свои не очень-то ободряющие мысли, прокрался в кровать и с разбегу плюхнулся на что-то тёплое и твёрдое.       — Ой, — сдавленно пробормотал Минхо, — Хани…       Джисон, естественно, попытался встать, но сила его притяжения к любимому мужу, по которому он очень скучал, оказалась больше. И он, провозившись, только ближе приткнулся к Минхо. Альфа не растерялся, крепко-крепко обнимая и быстро покрывая поцелуями лицо, шею, волосы омеги, всё до чего мог дотянуться, как будто боялся, что опомнятся и могут оттолкнуть.       — Хани, я так скучал по тебе, прости меня, дурака, пожалуйста. Ты можешь учиться, работать, делать всё, что хочешь. Только не убегай больше. Если не хочешь меня, как мужа, я отпущу, но позволь хотя бы ненадолго остаться рядом.       — Я тоже очень скучал и так рад, что ты приехал! — не сдержал вздох облегчения Джисон. — Очень счастлив, что такой я тебе ещё нужен. Прости, что не могу быть твоим идеальным мужем. Ничего не умею и даже детей родить не могу. Какое потомство нам воспитывать?       — Да плевать на потомство! Мои братья и так с перебором племянников наплодили на воспитание. С ними повозимся, если уж совсем никак, — как-то легче задышалось Минхо. — Сынмин только рад будет, мне папа рассказал, какие у него маленькие демоны.       — А мне Сынмин показал! И так-то нулевое желание детей стало минусовым.       — Не переживай об этом, мне больше всего на свете нужен только ты — мой самый неидеальный муж. Я так тобой горжусь! Если хочешь, мы можем остаться здесь и никуда не возвращаться, чтобы ты учился, исполнил мечту и твои песни услышал весь мир!       — Ты готов переехать ради меня и глупой мечты? — ошарашенно переспросил Джисон.       — Ничего не глупой, ты очень талантливый, прости, что не говорил об этом раньше! Конечно, меня там ничего не держит, я могу и удалённо работать. Это не такой смелый шаг, как ты представляешь. Подозреваю, что мой отец не будет больше таким дураком и тоже поселится где-то здесь в скором времени. Да и, откровенно говоря, практически весь наш бизнес здесь уже пару лет. Как бы мой отец не трусил что-то делать, парочку филиалов он открыл рядом с тем, кого любит. Видимо на что-то надеется всё ещё.       Джисон счастливо и неверяще смотрел на мужа, ему не хотелось больше ничего говорить, он просто наслаждался теплом, крепко обнимался-прижимался и, решившись, первым потянулся к таким любимым губам.       — Я так в тебя влюбился, но совсем не знаю, как себя вести, и боюсь всё испортить.       — И я, Хани, тоже люблю, но не знаю, как показать. Но мы же вместе как-нибудь справимся?       — Только давай, пожалуйста, не кошками показывать. Я очень люблю наших детей, но не готов завалить ими весь дом. Больше кошек — больше любви? Твой язык любви очень милый, прости, что не понял этого сразу. И прости, что так сильно мечтал и убежал.       — И ты меня прости. Из-за своих глупых страхов я хотел помешать чему-то очень важному в твоей жизни. Я видел, что ты такой талантливый и потрясающий, а потому очень боялся, что стану не нужен.       Джисон не собирался больше ждать и что-то там выяснять, он же так скучал и многое осознал. Минхо приехал, здесь с ним, хочет вернуть, любит, что ещё надо? Больше слов и не потребовалось. В животе зашевелилось какое-то невероятной силы возбуждение. Джисон принялся активно раздеваться под ошарашенный взгляд мужа, не ожидавшего такого поворота, хихикая и изо всех сил стараясь вести себя потише, но желание было сильнее. А ещё внезапно проснувшееся бесстыдство, когда он поймал на себе другой, уже крайне восторженный взгляд мужа, ведь он поленился переодеться и смыть косметику.       Минхо не мог поверить, что его так быстро простили, но Джисон смотрел с таким счастьем и диким желанием, нетерпеливо помогая альфе тоже скорее сбросить одежду.       — Подожди, оставь эту майку, — смущаясь, пробормотал Минхо, залезая руками под откровенную сеточку, прямо как в недавних фантазиях Джисона.       Хан окончательно перестал стесняться. Это же его любимый муж, для которого он такой желанный, чего уж тут.       Выдержка Минхо улетучилась, как только омега проехался задницей по его возбуждению. Альфа быстро перевернул их обоих в более удобное положение, устроившись между приглашающе раздвинутых ног. Джисон, не прекращая сдержанно хихикать, активно копошился под ним, стягивая оставшееся нижнее бельё, но не трогая свою майку, от которой альфа не мог оторваться, то запуская руки под неё, то касаясь затвердевших сосков сквозь тонкую сеточку. Джисон приподнял бёдра, соединяя их возбуждения, между ног омеги было необычно очень влажно.       — Это ведь не течка? Мне не надо просить презики у Хёнджина? — с надеждой прошептал Минхо, едва сдерживаясь. Обычно Джисон конечно тёк, но не так сильно, поэтому иногда приходилось использовать смазку. До созревания и течек это было нормальным явлением. Но сейчас Минхо тоже ощущал непривычную влажность, осторожно проверяя готовность омеги пальцами, у них же давно не было. Тот был узким, тугим, но очень мокрым.       — Я не знаю, у меня же не было. Но точно не смогу завтра ни на кого посмотреть, если ты сейчас побежишь за резинками. Там же твои родители!       Но Минхо, кажется, уже было наплевать.       — Ладно, в конце концов, вдвоём с Ликсом в академе вам будет веселее и дети дружить будут.       — Нафиг тебя, придурок, у меня так всё упадёт, мы же только что это обсуждали! — не выдержал и стукнул альфу по спине Хан, тут же закусив губу. Он старался сдержаться, но громко застонал, когда Минхо наконец-то перестал церемониться и плавно вошёл, сразу замерев, давая привыкнуть.       — Долго не продержусь, — откровенно пробормотал альфа на ухо Джисону, осторожно покрывая поцелуями-укусами шею омеги.       — Всё нормально, двигайся уже.       Минхо не потребовалось повторять дважды. Больше не осторожничая, он прекратил сдерживать себя, активно вбиваясь в готовое для него податливое тело, наслаждаясь тугими, мокрыми, плотно обхватывающими стенками внутри омеги. Джисон активно подавался навстречу, стараясь всё же сдерживать стоны, но они оба понимали, что это не сработает. Хан всегда был очень громким в постели. И куда подевался его стыд? Уплыл видимо с мозгами от восторга. Наслаждение от ощущения Минхо внутри, зная о его любви и любя в ответ, по-настоящему сводило его с ума. Джисон был так счастлив, что ему хорошо с мужем, что он полноценный, а не какой-то сломанный, как казалось раньше. Хану стало так прекрасно от этих мыслей, что он не заметил, как кончил, практически лишившись чувств. Минхо вернул его на землю, ласково целуя и резко ускоряя движения, и, тоже долго не продержавшись, выплеснулся где-то глубоко внутри, вслед за омегой.       — Люблю тебя, — прошептал альфа на ухо, — так безумно сильно люблю, мой самый неидеальный.       И фейерверки никуда не пропадали пока вымотанный, но счастливый Джисон, не уснул.       В отличие от Джисона, Феликс даже не стал ничего слушать и выставил альфу за дверь своей комнаты как только вернулся, заставив того ночевать на диванчике на кухне и наблюдать неловкие сцены примирения старшей пары. Те хихикали, тискались и не обращали внимание на Хвана. Как провинившийся, тот промолчал, когда пара, наконец, даже не смутившись, уехала в отель.       Хёнджин не мог всю ночь заснуть, ворочался на проклятом диване и пытался понять, что же от него ждёт Феликс. Решив начать с малого, он вздохнул и полез в интернет читать про беременность и детей. Всё равно бесячая обнаглевшая парочка, устроившая примирительный секс-марафон в соседней комнате очень мешала и думать, и спать. Как так получилось, что у всех ночью был примирительный бурный секс, а у него нет?       — Так, где мы будем жить? — отважился и спросил Хван Феликса. Прошёл целый день как омеги вернулись от Сынмина, и если Минхо и Джисон счастливо сияли рядом и свалили на свидание утром, то на Хёнджина Ликси даже не смотрел, хотя они почти наступали друг на друга в маленькой квартире.       — Не знаю, где ты собрался жить. Я останусь тут — отец сказал купит большой дом для нашей, неприлично быстро растущей, семьи. Они с Чонином уехали смотреть разные варианты, — буркнул омега. «Ага, смотреть варианты, теперь это так называется», — подумал Хёнджин, но вслух сказал другое.       — Ты уже нашёл лучшую консультацию для беременных? — зашёл с другого угла он.       Феликс закатил глаза.       — Да, отец всё оплатил. Чего тебе надо? Я уже сказал: можешь катиться к жениху обратно, никто тебя здесь не ждал.       — Ликси, — жалобно пробормотал Хёнджин, — я всё понял, пожалуйста, прими меня обратно. Я очень тебя люблю, давай, как раньше, а? Ты скажешь, что мне надо сделать, и я всё-всё для тебя сделаю. И ты простишь?       — Хёнджин, мне было 5 лет, когда я это правило придумал, мы уже выросли.       — Но ты любишь, и я тоже люблю. Неужели ничего нельзя исправить? Мы же не будем много лет ходить вокруг да около, как твой отец. Обещаю, я буду брать на себя больше ответственности, стану достойным мужем и отцом. Сам научусь, если ты устал показывать, как надо. Прости, что не говорил раньше, как много ты для меня значишь.       Феликс вздохнул.       — Не хочешь по-простому, да? У вас же в семье принято…?       — Ничего не принято. Где ты слышал эти нелепые слухи? Ты уверен, что мне надо украсть тебя, тайно, как бы насильно, поженить на себе и привезти в дом, чтобы ты воспитывал детей? Типа, проявить наконец-то инициативу?       — Ну, типа, да. Ты хоть и не особо умный, но сам догадался, чего мне надо.       — Ну, типа, Ликси, мы оба знаем, что это тебе только сначала понравится, а потом будешь пилить мозг, что и украл не так, и свадьбу ты по-другому представлял. Будешь сдавать детей няне и сбегать на танцы. Может просто представим, что я и так уже догадался и сделал? Или сразу скажи, как надо украсть и какую свадьбу хочешь, какие обои будут в детской? — тяжело вздохнул Хёнджин.       «Блин, — подумал Ликси, — и правда ведь знает меня отлично и любит, мысли почти читает». Да, конечно, он бы хотел инициативы, но, в целом, сам прекрасно понимал, что не сможет так. Или по его будет, или никак.       — Никаких больше женихов.       — Нет, клянусь, у нас с ним совсем ничего не было, даже не целовались, никогда его не касался, только ты всегда в моих мыслях. Струсил я, прости, пожалей меня, совсем пропаду без твоего контроля и надзора.       — Какого ещё контроля? — завёлся Феликс.       — Никакого, абсолютно, мне всё нравится! А тебе? У нас мир? — быстро протараторил Хёнджин.       — Мир, — буркнул Ликси.       — Боже, спасибо тебе, я так счастлив, — полез обниматься альфа. — Покажи мне все узи нашего ребёнка и скажи, когда следующее! Если мы останемся здесь, твой отец позволит мне жить с вами? Или ты хочешь отдельно? Квартиру или дом? Ты можешь продолжать учиться, я на дистанционку переведусь, буду с ребёнком сидеть, если ты не хочешь.       Ликси только весело закатил глаза. Почему он вообще сомневался (даже если сомнение длилось секунды три), что этот альфа от него куда-то денется?