***
За окном уже давно стемнело, и шёл снег. Сон никак не шёл. Ноги гудели от усталости после вечерней тренировки. И такая нежелательная встреча с Иверсеном вновь вскрыла уже зажившие раны. Угораздило же выйти тестировать лыжи в одно и то же время. Норвежец, как всегда, был весел и дерзок и не упускал своего шанса, чтобы не бросить какую-либо колкость в адрес Устюгова. Пусть они давно расстались, но Эмиля задевал тот факт, что как бы он не старался, не лез из кожи вон, а Tour De Ski с невероятной лёгкостью взял именно Сергей, утерев всем носы и, забрав по максимуму всё золото себе. Он видел, как тогда бесились норвежцы, но это его совершенно не волновало. Вечерняя обкатка лыж превратилась в кромешный ад. Соседствовать с норвежцами на трассе было невыносимо. Личное в этот вечер слишком сильно перебивало спортивные цели. - У чемпиона появилась новая игрушка? – Эмиль оценивающим взглядом окидывает мальчишку рядом с Сергеем. - Пасть завали, Иверсен! Хоть пальцем тронешь его и на лыжи никогда больше встать не сможешь! – Устюгов огрызается. Не было никакого желания продолжать какие-либо разговоры. - Ой, страшно-страшно! – Иверсен только смеётся в ответ. – Что, этот щенок настолько лучше меня? Не припомню, чтобы ты с кем-то так тщательно нянчился на лыжне. - Завали ебало! Не твоё дело! - Как же… Так называемый «новый» Эмиль очень сильно раздражал. С тех пор, как норвежец попал под дурное влияние Петтера, Нортуг полностью переделал парня под себя, либо же это Иверсен так сильно и умело мимикрировал, чтобы соответствовать ожиданиям Нортуга. Эмиль стал другим. Он и так не отличался особой сдержанностью, но оказавшись рядом с Королём лыж, Иверсен стал более языкастым, резким, грубым и, если что-то его не устраивало, высказывался он ёмко, под стать своего нового друга и партнёра по лыжне. Эмиль стал в буквальном смысле отражением Петтера, его более юной копией. Но такой резкой, взрывной и агрессивной. Сергей ненавидел их обоих. Ненавидел и по той причине, что Иверсен словно привязанный, бегал верной собачонкой за Нортугом. Не смутил его и тот залёт с пятидесятью днями заключения. Эмиль не бросил его, дождался возвращения. Они даже жили вместе какое-то, что бесило Устюгова ещё сильнее от одной только мысли, что Петтер делал с Эмилем за закрытыми дверями того дома на холме. Что было такого в Петтере, чего не было в нём, в Устюгове? Эта необузданная дикость? Адреналин? Агрессия и азарт на лыжне? Хамство? Что? Ответа на этот вопрос не было. С каждым новым днём когда-то его Эмиль превращался в копию Нортуга, как в поведении, так и в результатах. Но всё же были и свои плюсы во влиянии Петтера на молодого норвежца. Иверсен потянулся, начал превосходить сам себя, выдавая каждый раз результаты лучше предыдущих. Разумеется, Нортуг им гордился, но не упускал возможности на пресс-конференциях вставить своё слово, что победы Иверсена это целиком его, Петтера, заслуга. Розовощёкий норвежец целиком и полностью находился под контролем старшего напарника. Снег продолжал валить крупными хлопьями, разгоняя череду воспоминаний в голове Устюгова снова и снова. «Новая игрушка», как выразился Эмиль, тихо посапывала на соседней кровати. Как вообще можно было спать в такой обстановке, когда так называемые соседи сверху в который раз не давали спать. То, как Эмиля трахал Нортуг слышал весь отель и, может быть, за его пределами тоже. Устюгову подобное было противно. Когда-то его связывали с Иверсеном такие же бессонные ночи, но они не позволяли себе подобного, чтобы шуметь на весь отель. Конечно же, где он, а где проклятый Нортуг. - Серёж… - с соседней кровати вдруг подали голос. - Спи, Большунов! – Устюгов даже не повернулся на голос соседа. Сергей не рад был этому соседству. Каждый раз он заселялся один. Он привык так, ему было комфортно. На крайний случай, по старой памяти ещё с юниорских лет, Устюгов мог без конфликтов разделить номер с Рифатом. Но как показала практика и результаты Tour De Ski, что когда ты соседствуешь сам с собой, то это идёт только на пользу. Здесь же, в Лахти, счастье привалило, откуда не ждали. Ещё и юниор. О Саше многие отзывались, как о подающем большие надежды, о талантливом и способном парне. Но Сергей видел в этом хрупком мальчишке только что-то несуразное, неуклюжее, длинноногое создание, которое запинается за собственные лыжи и раз за разом бороздящее снежную наледь лыжни. А между тем, юный Большунов тянулся к Устюгову. Тянулся к его успехам, и именно после прошедшего TdS сам напросился на то, чтобы его заселили вместе с «лосём», а хочет тот этого или нет, никто и не спрашивал. Поставили перед фактом – будь добр, принимай всё, как есть. - Давай договоримся на берегу: ты не мешаешь и слушаешь меня, а я, может быть, помогу тебе влиться во взрослую группу. Саша лишь послушно кивает, хлопая невероятно длинными и пушистыми ресницами в знак согласия. Он давно следит за Сергеем, за его результатами. Даже немножечко им восхищается и, он готов был пойти на любые правила и условия, чтобы оказаться рядом с Устюговым на одном квадратном метре. Сверху снова донеслась протяжная скулёжка Иверсена, заставив Сергея неприятно повести плечами, а Сашу покраснеть. Они не были друзьями. Соседи по номеру. Партнёры на лыжне. Не более. Саша больше раздражал, чем привлекал. Устюгов хоть и был серьёзным и правильным, но дотошный юниор доставал его, как Эмиль таскался за Нортугом, так и Саша за Сергеем ходил буквально по пятам. После удачно выигранного TdS, Устюгов старался держать тот же ритм нагрузок, чтобы не растерять форму. Хочешь, не хочешь, а Большунова приходилось каждый раз брать с собой на лыжню, раз его к нему подкинули. Саша же, напротив, старался не отставать от Сергея, впитывая всё, словно губка. Устюгов был для него примером. Своеобразным эталоном, образцом для подражания. Со временем они нашли общий язык, но каким бы дотошным Большунов не был, требуя всё новых вызовов и тренировок, но ему всё же приходилось жить по установленным Сергеем правилам. Подъём. Душ. Тренировка по расписанию. Обед. Дневной сон. Отбой и т.д. Устюгову важен был режим, нежели эта игра в няньку. Многие Большуновские «хочу» мгновенно пресекались на корню. Это не оговаривалось. Саша привык к новым для себя правилам, равно, как и привык к Сергею и его не простому характеру.***
¼-я обоим далась нелегко. Сергей запнулся о собственную лыжу, завалившись на середине дистанции. - Иди, чёрт тебя дери, вперёд, не оглядывайся! Давай, пошёл! – Устюгов пытался шустро подняться, игнорируя собственные нервы и зашкаливающий пульс. Он уже последний. Нужно догонять остальных. Мимо с понятным удовлетворением на лице проскочил Нортуг. - Теряешь хватку, Усти… - Сс-сука… Устюгов довольно быстро вернулся на дистанцию, по внешнему радиусу обошёл того же Петтера и вместе с Сашей почти что до самой финишной прямой они вели группу, пока Большунов не растянулся на лыжне, пропуская остальных вперёд. Когда уже Саша пересекает финишную черту, он прекрасно осознаёт, что его полёт был не долгим, от силы пару минут и на сегодня для него «весёлые старты» подошли к концу. - Всё очень хреново, да? – Саша снимает лыжи, оглядывается. Зябко и холодно. - Вали в тепло. Не мне решать, как ты сегодня откатал программу. Иди грейся. – Устюгов лишь ободряюще приобнимает юниора. Они хоть и проходили несколько раз эту трассу на днях, но это всё не то по сравнению с соревновательным забегом на время. Ещё и не один раз. К удивлению Сергея, Петтер все этапы прошёл из ряда вон как плохо, словно, это был кто-то другой. Такие неудовлетворительные показатели были не свойственны Нортугу. Ведь именно в норвежце Устюгов видел своего главного конкурента на этом Чемпионате Мира. Равно, как и Нортуг обозначил своей главной целью именно Сергея, закинув угрозу расправы над «лосём» через все возможные СМИ за несколько дней до начала Чемпионата. Устюгов с достоинством принял этот вызов. Эмиля же он давно вычеркнул из списка своих преследователей. С ним было всё покончено и не было никакого смысла как-то акцентировать на этом своё внимание. Но тот же Иверсен феерично вылетел в ½, растянувшись на лыжне в нескольких метрах от финиша. - Скажи, ты это специально сейчас? – Взъерошенный Петтер практически сразу же накинулся на Эмиля, как только тот добрался до финиша. – Увидел Его и всё? Поплыл? - Что за? С чего ради? Ты видел? Видел, как меня подрезали? Как мне наступили на лыжи? Видел? – Иверсен трёт лицо перчатками, всё же пытаясь не показывать своего волнения. Да, от части это из-за Сергея он свалился на дистанции. Слишком не вовремя ненужные мысли скаканули в голове, вспомнив о растянувшемся на лыжне мальчишке и того факта, как на финише Устюгов с ним мило беседовал, укутывая в тёплый плед, по щеке гладил, как обнимал. Проклятый Устюгов мелькнул на горизонте и, всё полетело в пропасть. Ещё на квале Иверсен дал себе слово, что, если по каким-то причинам они оба дойдут до полуфинала, в финал выйдет только один из них. Ни в коем случае они не будут стоять в соседних створах. Эмиль просто не сможет выйти с ним на дистанцию. Не сможет ему проиграть, но и выиграть тоже не даст. - Просто сделай его в финале! – Иверсен хитро улыбается, в плед кутается.***
Не смотря на провальный результат на первом этапе Чемпионата Мира, Саша остался. Большунов действительно был своеобразным открытием и, взяв его в старшую группу, никто не прогадал. Соседство с Сергеем шло только на пользу и одному и второму. Большунов бегал свои километры на тренировке вместе с Устюговым, а тот подтягивал собственные результаты, работал над недочётами. Сергею хотелось держать высокую планку. Со временем между соседями по номеру стали складываться отношения, больше похожие на дружбу, а не на обязанности одного натаскивать второго. На тот же обед они начали ходить вместе. На одну совместную гонку с Сергеем Саша всё же вышел. Как он не старался держаться за Устюговым, тот ближе к финишу ушёл вперёд на недосягаемые для Большунова километры. Несмотря на весь страх и мандраж в коленях, Саша пришёл пятнадцатым. Уставший, но всё равно собой довольный. Соперники в гонке были не простыми. Но он несгибаемо шёл вперёд. Если он не возьмёт хотя бы эту дистанцию, о чём можно говорить дальше? На всех последующих этапах Чемпионата Мира, даже если Саша не попадал в заявку, он при полной экипировке приходил на стадион поддерживать парней из своей группы. За того же Устюгова он уже переживал персонально. Он знал, насколько тому важны были все эти победы, как важно было победить и самого себя и в особенности норвежцев. Чем чаще после побед Сергей накидывал на Большунова свои завоёванные медали, тем быстрей Большунов начинал влюбляться в этого постоянно улыбающегося парня. - Начинай привыкать к их тяжести, Сань! Скоро свои получать начнёшь. А пока примеряй мои. Большунов смотрел на своё отражение в зеркале. Золотая медаль Устюгова красовалась на шее и игриво переливалась на солнце. Она была хороша и так и так, как не крути. Тяжесть её совсем не обременяла, наоборот, подчёркивала свою значимость. На столике среди остальных вещей лежали ещё три серебряных и одна золотая медали. Эта неделя в Лахти целиком и полностью принадлежала Сергею.***
- Слушай, ты… - Иверсен буквально в дверях лифта ловит Сашу, ногой препятствуя закрытию створок дверей. - Ногу убрал! – Саша нервно сглатывает, встречаясь с холодным взглядом норвежца. - Слушай, как там тебя? Большунов, вроде? – Эмиль упирается руками в проём. – Если я ещё раз увижу тебя рядом с Устюговым, то разговаривать мы будем по-другому, понял? Саша непонимающе хлопает ресницами. Он совершенно не понимает норвежца. Единственное, что он вычленил из брошенной фразы, их с Сергеем фамилии и всё, больше ни слова. - Эмиль, остынь. Ты думаешь, этот русский что-то понял? – Светловолосый норвежец мягко улыбается, всё же пытается отцепить руки Иверсена от лифта. - Оглядывайся на лыжне чаще! И отвали от Устюгова! Понял меня? Дверцы лифта наконец-то захлопнулись, оставив Эмиля и Сашу по разные стороны. Большунов искренне не понимал этой вспышки агрессии от Иверсена. Даже мысли по этому поводу ни единой не возникало. Напротив, как Иверсен ревновал. Ревновал ещё сильнее, нежели, когда был в отношениях с Сергеем. Даже уже расставшись с ним, Эмиль считал Устюгова своим. Только своим. Иногда он радовался за Сергея, но старался этого не показывать. Русский по-прежнему был для него важен, он следил за ним, за его успехами, провалами и карьерой в целом. Да, Эмиль сейчас был с Нортугом, но «лось» был его неотъемлемой частью. А видеть кого-то рядом с Сергеем было невыносимо. То, как мальчишка смотрит на Сергея, задевало норвежца за живое. На его Сергея. Иверсен вёл себя эгоистично. Но не мог признаться ни себе не другим, что к Устюгову ещё ничего не потухло в его груди. А наличие Большунова вернуло чувство собственности. - Не обращай на него внимание. – Собеседник в лифте переходит на английский, понимая, что Саша ни слова не понимает по-норвежски, протягивая Большунову руку – Йоханнес. - Саша. – Большунов пожимает руку в ответ. Ему и хочется продолжить диалог, но его английский немного хромает и он только кротко улыбается, отворачиваясь к стенке в ожидании, когда счётчик лифта сработает на нужном ему этаже. Саша смутно помнил, что вроде как они уже где-то пересекались ранее с Клэбо, но вот так близко, буквально нос к носу находятся впервые. Большунову даже как-то внезапно стало стыдно за своё недавнее падение в Лахти. Если бы не оно, то возможно они бы ещё встретились на лыжне. Йоханнес же в тот вечер попал в финал, придя третьим вслед за Сергеем. Электронный замок отзывается привычным звуком и щелчком. - Боже, пожалуйста, нет. – Сергей прячет голову под подушкой, когда слышит шаги в коридоре номера. Разминувшись где-то днём с Сашей после приезда, Устюгов был уверен, что в этот раз ему точно достанется одиночный номер, но вот снова на пороге стоит Саша, широко улыбаясь. - Снова ты, Большунов…***
До старта гонки в Драммене оставалось несколько дней. У каждой группы было своё расписание, когда кто и куда выходит на тренировки. Но Устюгову требовалось дополнительное время, чтобы накатывать километраж вместе с Сашей. И чтобы ни с кем не пересекаться, в особенности с норвежцами, Сергей вдоль и поперёк вплоть до минут изучил график выхода иностранцев на тренировочную лыжню. Основная трасса проходила по улицам города, а готовится всё равно где-то надо было и, желательно без так называемых посторонних. Но эти посторонние всё равно находились. Эмиль специально выходил на вечерние тренировки Устюгова. Зачем? Он и сам не знал ответа на этот вопрос. Они расстались, но Иверсен не хотел его отпускать. Если раньше он просто действовал «лосю» на нервы своими выходками, то сейчас, как рядом появился Саша, внутри начинало жечь с удвоенной силой. Большунов влюблёнными глазами смотрел на Сергея. И Эмиль удивлялся тому, что как такое можно не замечать? Это надо быть конченным идиотом, либо слепым, либо усердно делать вид, что не замечаешь этого. - Тебя Петтер искал. – Крепкая ладонь товарища по сборной легла на плечо, моментально выдернув из мыслительного процесса. - Подождёт. Никуда я не денусь. - А я бы так не думал. Всё ещё сохнешь по нему? – Клэбо улыбается, губы кусает, смотря на два силуэта на лыжне. - Ничего подобного. Мне хорошо с Нортугом. – Эмиль шипит от внезапного порыва ветра. - Ага. Как же. - Ты сам-то что тут забыл? На юниора пришёл посмотреть, или на Усти? - Что-то типа того. – Йоханнес ёжится от холода. - Этот Большунов на ногах еле держится. Как его вообще взяли? За какие заслуги? – Иверсен скептически прыскает. – Хорошо сосёт, не иначе. - Всё может быть. Эм… Кажется, нас заметили. – Клэбо хлопает Эмиля по плечу. – Ладно, пошли, не хочу с ними контактировать. Ты, я думаю, тоже. Под пристальный тяжёлый взгляд двое норвежцев исчезли за стеклянной дверью отеля.***
С каждым днём находиться рядом с Сергеем становилось всё сложнее и сложнее. Саша боялся, что вот-вот и он попадётся. Попадётся на своих чувствах к Устюгову. Он боялся этого больше всего. Больше, чем собственных провалах в этот вызов. Серьёзный и сосредоточенный Сергей явно не примет этого. Он ведь, как все. Он ведь нормальный. Он не такой. Устюгов принял Сашу, как должную обязанность, как того, кто ещё не совсем окреп. Все эти слова о том, что Большунову нужно ровняться на лучших, на чемпионов, на ответственных спортсменов… Всё это было лишь красивым фоном. Да, изначально так и было задумано. К одиночке Устюгову в буквальном смысле слова подкинули Сашу на адаптацию во взрослом коллективе, как какого-то котёнка. С Сергеем мало, кто находил общий язык, но у Большунова каким-то неведомым образом это получилось. Равно, как и получилось подстроиться под режим тренировок Сергея, тем самым улучшив свои результаты. С Устюговым Большунов стал более дисциплинированным, улучшил и физические данные, и личное время по тренировочным забегам. Они действительно благоприятно влияли друг на друга. Но Саша влюбился… Влюбился настолько сильно, что боялся лишний раз как-то не так взглянуть на Устюгова, чтобы тот не догадался. Большунов погряз в этом с головой. Погряз настолько, что уходя по вечерам в душ, он включал воду и рьяно дрочил, кусал губы, выскуливая Его имя, когда достигал разрядки, пока Сергей в комнате читал перед сном. Саше было страшно, что его попросту не поймут. А ещё лучше дадут по роже за подобные мысли. Он не знал о Сергее ничего, что касалось личной жизни и каких-либо сексуальных предпочтений. Несколько раз в Лахти после гонок Большунов видел Устюгова в компании девушек. Точнее одной. Но ночевал Сергей всегда в одном номере с Сашей, на соседней кровати. Может, он по ночам и уходил, когда Большунов засыпал. Периодически Сашу вырубало после тренировок так сильно, что не было сил даже спуститься на ужин, не то, чтобы понять ночевал кто-то с ним в номере или нет. Так или иначе, сейчас всё стало слишком сложно. Саша загнал себя в угол. Он влюбился и не понимал, что ему делать. Ведь и поговорить об этом тоже было не с кем. Он сам не понял, как обыкновенная симпатия превратилась во влюблённость, а после уже в такое серьёзное чувство - любовь. Проколоться было проще простого. Одно неверное действие, намёк или слово и, возможно, он будет выставлен за дверь. А может и вовсе отправлен восвояси. Ведь, что стоит Сергею сказать, что от Большунова толка, как с козла молока и того быстренько отправят обратно домой, наматывать круги по деревне. В своих фантазиях у них с Устюговым уже всё было серьёзно. Именно подгоняемый этими заоблачными мечтами, Большунов впахивал на тренировках, периодически обгоняя Сергея. Хотя, он был уверен, что Устюгов попросту ему поддаётся. Саша смотрел на него и ноги подкашивались автоматически, а внутри было через чур много бабочек и, вот-вот совсем скоро они все выпорхнут наружу. Гонку в Драммене Большунов с треском провалил, вылетев на этапе полуфинала. Поворот оказался не по силам юниору и, он вновь упал. «Да почему? Почему опять?» - Уже на финише Саша отчаянно швырнул палки куда-то в сторону сервисёров. Гордиться сегодня было нечем, равно, как и хвалить себя тоже было не за что. Он снова проиграл самому себе. Он так хотел попасть в этот чёртов финал вместе с Сергеем и тем норвежским юниором. Чем Клэбо лучше? На лыжах уверенней стоит? Не падает? Чем? Но Йоханнес лишь хитро улыбается русскому лыжнику, защёлкивая крепления лыж. - Ладно, Сань, не расстраивайся… - ладонь Сергея мягко ложится на плечо, ободряюще поглаживая, после плавно спускаясь на поясницу. Большунов мгновенно вытягивается струной. В этом касании ведь нет ничего такого, но Саша вдруг забывает, как дышать. - Я снова всех подвёл… - Большунов уже мысленно считал часы до того, как его отправят домой. - Всё нормально. Херня случается! – Руку Сергей по-прежнему не убирает, и от этого щёки Большунова, кажется, вспыхивают ещё сильнее. Он не понимает, то ли это от того, что на улице холодно, то ли всё же от волнения. Саше кажется, что даже под перчаткой ладонь Устюгова обжигает его поясницу. - Бессмысленный вызов. Я не сделал ничего полезного для команды за эти этапы. – Саша виновато опускает глаза. Хотелось плакать. Но здесь и рядом с ним он не имел права проявлять слабость. - Мельчают твои вкусы, Устюгов, мельчают. Раньше ты на таких, как он даже не смотрел… – Иверсен намеренно задевает Сергея плечом, показывая всё своё недовольство, растворяясь в толпе пёстрых лыжных комбинезонов. Большунов видел, что слова норвежца задели Устюгова, но как бы ему не хотелось узнать, что тот имел в виду, лезть не стал. По взгляду Сергея было понятно, что сказано было что-то не особо приятное. - Забей на идиотов. – Сергей улыбается, щеки касается. – Иди, накинь что-нибудь тёплое. С твоими соплями мне возиться что-то не особо хочется. А ведь Эмиль оказался прав. Раньше Устюгов вот на таких, как Большунов и вправду не смотрел. Неопытные, ещё зелёные, неуклюжие юниоры его не интересовали. У него был Иверсен, на ком он был всецело сосредоточен. На других смотреть не было ни времени, ни желания, а уж испытывать то же самое «хочу» так и подавно. Устюгов был хорошим породистым эгоистом, сконцентрированным на себе и который видел рядом с собой лишь одного человека. Им был розовощёкий лыжник Иверсен. В нём Сергей видел не только человека, в которого он был влюблён, но и хорошего соперника, который не давал ему расслабляться ни на лыжне, ни в постели. С Эмилем было хорошо везде и всегда. Ключевое слово «было». Всё разрушил Нортуг. Пришёл, увидел, отобрал. Петтер трахнул Иверсена буквально на глазах у Сергея, напоив Эмиля после очередных забегов. В сознание врезался тот самый виноватый взгляд юного норвежца, когда «лось» застукал их в бассейне. Тогда Сергей впервые почувствовал, что значит то, когда не можешь дышать, когда сдавливает грудную клетку. Это совсем другое, не то, когда ты взбираешься в высокий подъём, а на кону самое важное для тебя золото, и тебе не хватает воздуха, чтобы сделать последний рывок к достижению своей цели. Нет. Это совсем другое. В тот момент в лёгкие просто перестал поступать кислород, словно кто-то перекрыл вентиль баллона, оставляя задыхаться от безысходности ситуации. После того, как они расстались, Сергей и любовь разошлись по разным створам. Любовь у Устюгова осталась только к лыжам, к тренировкам на износ и к гонкам. Он сосредоточился на том, что действительно приносило ему удовольствие. Вне лыж он себя не мог представить. Избавившись от ненужных чувств, Сергей полноценно отдал себя лыжам. Новые успехи, победы и медали стали приходить сами собой. Он с лёгкостью разбирался с соперниками на лыжне, не уступая никому. Именно в тот период ему покорился Tour De Ski. Это была очень важная и личная победа. Спортивная злость помогала бороться с былыми чувствами к норвежцу. Сергей пересекался с Эмилем на соревнованиях, много раз выходил с ним на старт, выигрывал и проигрывал ему, но он больше не видел в юном норвежце того Иверсена, который когда-то был рядом с ним. На лыжню выходил совершенно другой человек. Не обузданный, резкий и хамоватый. В глазах скакали бесята. Единственное, за что Сергей действительно переживал, это за природу тех самых бесят в чужих глазах. Нортуг уже тогда славился своими выходками, скандальным поведением, и явно на чём-то плотно сидел. Человек в ясном сознании на некоторые поступки, которые совершал Петтер, явно не пошёл бы. Устюгов боялся, что такие яркие перемены в характере Иверсена могли быть последствием именно такого воздействия. Тот Эмиль, которого знал Сергей и тот, который был рядом с Нортугом, это были совершенно два разных человека. Это и отталкивало и настораживало одновременно. И ведь Эмиль не подавал никаких признаков, что Сергей ему как-то интересен до тех пор, пока рядом не появился Саша, на которого Устюгову было откровенно плевать. Есть он, нет его, какая нахрен разница. Но даже будучи рядом с Петтером, Иверсен всячески обозначал то, что Сергей по-прежнему принадлежит ему. Это и давало какую-то больную надежду, что между ними ещё не всё потеряно и, одновременно с этим давило изнутри на больное. Именно появление Большунова рядом с Сергеем заставило норвежца вновь ощетиниться и тем самым вернуть издёвки над Устюговым. - Разуй глаза. Мальчишка по уши в тебя влюблён… - С чего ради-то? - Какой же ты, Серёжа, слепой… Что такого видел Эмиль, чего не замечал Сергей? До Саши ему совершенно не было дела. Но ведь стоило эксперимента ради проявить к Большунову немного той, другой нежности, не навязчивого внимания и, действительно, юный Саша начал отзываться. Он так легко попался и начинал плыть с каждым днём всё сильнее. Большунов достучался до холодного Устюгова через свою юношескую, скорее даже детскую, непосредственность. Сперва такой юниор безумно раздражал Сергея, бесил до скрежета зубов, до внутренних психов, до коротких срывов и истерик. Особенно это соседство в одной комнате. Саша допоздна читал, чем раздражал включенным светом. Шумел в душе, долго собирался на тренировки. Хорошо, хоть не просил сдвигать кровати и то ладно. Большунов был той самой раздражающей красной тряпкой, глядя на которую хотелось накинуться и высказать всё то, что накопилось внутри. Но из раза в раз Сергей молчал, улыбался и раздражённо лупил полотенцем по двери ванной комнаты, выпуская пар. Кулакам волю не давал, зная, что за ту же дверь придётся рассчитываться. Но постепенно «красная тряпка» из вечного раздражителя превратилась в Бэмби с непослушными лыжами, который то и дело падал то на тренировках, то на забегах, привозя себе ненужные секунды, а то и минуты. После выпадов Иверсена, Устюгов ведь реально стал замечать все эти якобы неловкие и откровенно влюблённые взгляды Бэмби Большунова в свою сторону. Оставалось только это подтвердить, либо опровергнуть. Эмиль так просто на ревностное говно исходиться не будет. Тут уже собственное самолюбие тешил Сергей. Иверсен до сих пор его любил, а Саша с каждым днём выдавал себя с потрохами.***
В Драммене Сергей занял лишь третье место. Он злился сам на себя, что не дотянул на последних метрах. Ловкий норвежский кузнечик с лёгкостью обскакал его, оставив позади. Пусть тому также не досталось золото, но Устюгова злило, что его сделал какой-то юниор. Такой же, как Большунов. Но стоит отметить, что Клэбо был порасторопнее и потехничнее Большунова. И это бросалось в глаза даже старшим лыжникам. Это третье место стояло костью поперёк горла. Сергей, начавший привыкать к более высоким наградам и оценкам, был очень расстроен этой гонкой. Его желания не совпали с физическими возможностями. - В конце концов, не корову же проиграли … - Лучше бы корову. Не так обидно было бы. А вообще, Сань… - Сергей не договорил. Слова куда-то сами собой внезапно потерялись. На соседней кровати, подперев ладонью подбородок, развалившись на животе, Большунов залипал в книгу, явно стащенную у Сергея. С собой книг Большунов не брал на сборы, считал их лишними. Устюгову хотелось наругать поганца за то, что трогает чужие вещи, но сползшее с бёдер юниора полотенце отбросило все вопросы на второй план. Под слишком пристальным взглядом Сергея Саша чуть чертыхнулся. - Что-то не так? – Щёки обдало жаром, когда Большунов всё же заметил, как потемнели глаза Устюгова, а под полотенцем, что едва держалось на его бёдрах, уже хорошо так привстало. – Если ты об этом… Большунов захлопнул книгу, отодвинув её в сторону от себя, виновато опуская взгляд. - И про это тоже… - в горле пересохло, и ответ вышел немного хриплым. Саша сам не понял, как в какие-то считанные секунды Сергей оказался на его кровати, прижимая всем своим весом. - Серёж.. – Глаза Бэмби Большунова распахнулись, когда ловкие руки Устюгова развернули юниора к себе, а несчастное мягкое полотенце полетело куда-то на пол, вслед за тем, что было на Сергее. Саша пытался оттолкнуть, закрыться, сжаться. Его фантазия ожила и сейчас нависала сверху, мягко кончиками пальцев скользя по щеке, губам. – Не надо… - Ну… как хочешь. – Сергей улыбается, делает ложное движение, что готов встать и оставить Большунова в покое, но тот сам перехватывает за руку, сам первым тянется к Устюгову, неумело мажет по чужим губам своими. Он ведь хотел этого, а что сейчас? На попятную? Нет. Будь, что будет. Сергей накрывает собой, Большунов лишь в грудь тому руками упирается. Сергей тяжелее его. Саша откликается на каждое касание горячих рук, отвечает на каждый поцелуй, сам подставляется. Тихо стонет, когда ловкие пальцы Устюгова обхватывают Сашин возбуждённый член, мягко ласкают плавными движениями вверх-вниз, задерживаясь у основания. Большунов сладко стонет, краснеет, уже не стесняется обнимать Сергея за шею, прижимая к себе. - Тише, задушишь. – Устюгов улыбается, за ушко Сашу кусает, поцелуями по щеке к шее спускается. Хочется так, как когда-то с Эмилем, требовательно, жарко, рассыпать на этой нежной коже созвездия небольших засосов и укусов. Но не сейчас, не сегодня. Большунов ещё не настолько раскрепощён. Может быть потом. Когда-нибудь. И то, если у них будет продолжение… Сергей гонит череду воспоминаний, вновь приникает к такому совершенному Большунову. Саша такой горячий, но всё ещё закрытый. Приходится приложить немало усилий, чтобы тело под Устюговым начало говорить на правильном языке. Язык мягко скользит по шее, ключицам. Дорожка поцелуев вьётся по груди, задерживаясь на сосках. Укусить, зализать, чуть сжать зубами, после снова поцеловать, срывая очередную порцию сладострастных стонов. - Серёж, пожалуйста… - длинные пальцы Большунова вплетаются в волосы Устюгова, тянут, сминают. Саша ёрзает на простынях, ноги в призывном жесте раздвигает, бёдра приподнимает, позволяя ладоням Сергея под ними скользить, сминая. Устюгов возбуждён не меньше юниора. Твёрдая плоть требует внимания и разрядки. Большунов буквально плывёт под Сергеем, реагирует уже на каждое касание, на каждое касание, поцелуй, укус, ласку. Сам тянется к члену Сергея, но практически тут же получает по рукам. - Почему? Я же … - Щёки пылают румянцем смущения. Но Сергей только улыбается, нежно Сашу целует, язык того чуть посасывая. Он вновь всем телом откликается на горячие касания, не обращая внимание на то, как Устюгов буквально вцепляется в короткий ёжик волос на его затылке, а тело вновь и вновь отдаётся в чужие руки. Сергей хочет. Сильно хочет. Но Саша не Иверсен. С ним не то, с ним не так. Да, всё сейчас происходящее по обоюдному желанию. Оба на пределе, но Устюгов не может позволить себе трахнуть Большунова прямо здесь и сейчас. Саша другой. С Сашей надо как-то иначе, с подготовкой, с вот этим вот предварительным заходом. Большунов слишком хрупкий что ли. Наивность и детская непосредственность не позволяют разложить его в том темпе, который хочет Сергей. Но отступить он тоже уже не может. Большунов под ним буквально горит. Он хочет, но не соображает, чего именно. - Ты меня не хочешь? – Бэмби пронзительно смотрит на Устюгова, выбивая из-под ног последний живой клочок земли, на котором пытался устоять Сергей. - Большунов, какой же ты всё-таки ещё дурачок. – Устюгов улыбается, мягко целует, одновременно с этим обе плоти в ладонь заключая. Разрядка накрывает обоих практически одновременно. Саша прячет взгляд, чувствуя, как собственная сперма стекает по руке Устюгова, смешиваясь с его. - Серёж, я… - Саша мягко целует Устюгова во влажную шею. - Тссс, всё потом… - Отстраняться от Большунова сейчас совсем не хочется. Хочется обнимать, рассеянно целовать в острые плечи, в шею. Просто дать времени прийти в себя, успокоиться, хоть ничего такого между ними особо то не случилось. Как Устюгов не пытался угомонить своих внутренних демонов, те разжигали яркие костры мыслей. Всё это так напоминало его и Эмиля, тот самый лучший отрезок дистанции, на котором они были настолько счастливы, что никого, кроме как друг друга, не замечали. А чем это всё закончилось? Сергей боялся повторения истории, боялся кого-то к себе подпустить, влюбиться. Ведь после Эмиля он сосредоточился на лыжах и ведь всё попёрло в гору. Никакой любви. Только разовые акции на секс на сборах, либо в межсезонье. Сезон был всецело посвящён лыжам. А если и случалось подобное, то чаще с кем-то из девушек. Без обещаний, без обязательств. Так было намного проще…***
Трахнул Сергей Большунова буквально на следующий день, за пару часов до отъезда в аэропорт, в сторону Осло. Устюгову, наверное, впервые за долгое время было искренне по барабану, кто что подумает и слышали ли их вообще. Наплевать. Он приложил все усилия, чтобы этот первый раз Саша запомнил. Не было такой паники, как в их первый с Эмилем раз. Оба подошли к этому более чем осознанно. Сергей был нежен и чуток. Он не знал, насколько всё это затянется, он запрещал себе заново влюбляться и отчаянно любить. Напротив, как Большунов видел в Устюгове едва ли не всю Вселенную. Вселенную, которая вдруг ответила взаимностью. - Меня сейчас стошнит. – Иверсен скривился в раздражённой гримасе, когда на горизонте с сумками наперевес появились Сергей и Саша. Большунов слишком ярко отсвечивал своим счастливым лицом. Светиться там было чему. Мало того, что теперь ему не придётся скрывать свои чувства перед Сергеем. А во-вторых, не смотря на несколько провальных этапов, его всё же взяли в Осло. Полтинник ему бежать ещё рано, как и Клэбо, но погружение в атмосферу серьёзного старта будет не лишней. Юниоров взяли обоих. Не отправлять же Большунова одного в сторону дома, когда остальные летят в Осло. Кто основным, кто запасным. Всякое же может случиться. Нортуг на причитания Эмиля не обращал никакого внимания, уже обхаживая не то официантку, не то стюардессу. Иверсен не придал этому какого-то значения. - Не боишься, что уведут? – Клэбо проводил взглядом увлечённого девушкой Петтера. - Он меня любит. Я в нём уверен, как и он во мне. - Конечно же… – Йоханнес скептически цокнул языком, облизнул губы, случайно столкнувшись взглядом с русским юниором. – Иногда, знаешь, однообразие надоедает. Не думал об этом? - Если ты о сиськах, то моя задница круче любых сисек. Нам хорошо друг с другом. Завидуй молча. – Эмиль улыбается, валится на пол, на свои сумки. Рейс задерживали, а обсуждать лыжи и гонки с другими не было никакого желания. – Встань вот так. - Как? – Йоханнес переминается с ноги на ногу. - Вот так, чтобы я не видел этих голубков. Раздражают. Я ему в Осло лыжи переломаю. - Кому именно? - И одному и второму. – Эмиль расплывается в коварной улыбке. - Ага, как же, тронешь ты Устюгова. Не боишься, что может прилететь? - Вот ещё. Ты его не знаешь, он слишком гордый, чтобы с кем-то драку затевать. Клэбо поглядывает на парочку. Большунов, замечая взгляд, краснеет, прячет лицо за Сергея. Вроде бы, он никому ничего не обязан, но перед Йоханнесом ему стыдно. Стыдно за свои результаты. Они одного возраста и норвежец щёлкает различные дистанции как орешки, а Саша чуть что, то сразу валится на первом же повороте и, с осуждающим звоном колокольчиков с трибун, вылетает с последующих гонок, напротив, как Клэбо борется со взрослыми лыжниками до последнего. Саше немного неловко от этого взгляда. Он должен, обязан будет больше тренироваться. Ещё больше, чтобы быть лучше всех, лучше того самого Клэбо и, чтобы Сергей им гордился. Он будет лучшим в первую очередь для него, а после уже для себя. Когда объявляют посадку, Эмиль, поднимаясь, бурчит себе что-то под нос, и плетётся одним из последних, избегая любого контакта с Устюговым. - Чёртов совместный с русскими чартер…