Одна каюта на двоих

      Потерянный отчёт послужил началом этого необычного знакомства.       Поскольку Марк являлся крайним и сидел по левую сторону от Фицджеральда, капитан посчитал нужным доверить ему это мелкое поручение — отнести документ в каюту талантливого стратега, прославленного на всю гильдию.       Снайперу ужасно льстил тот факт, что именно ему первому приоткроется завеса тайны, лежащей над головами согильдийцев и не сходящей с их уст. Стратег не позволял узнать о себе ничего: ни возраст, ни расу, ни внешний вид, ни имя… единственной информацией о нём, имеющейся в данный момент, являлась фамилия, подписанная в нижнем углу листа. Олкотт.       Его каюта находилась в самых отдалённых дебрях корабля, тёмном коридоре, словно владелец комнаты пожелал отгородиться от всего остального мира и запереться в её четырех стенах. Неудивительно, учитывая то, что он не появляется ни во время трапезы, ни в любые другие часы, одним словом, никогда.       — Сэр Фицджеральд, он… он точно меня убьёт! Я такая дура, как… как я только могла потерять отчёт?! Нужно найти его, пока все ужинают, в это время никто не поднимается на палубу… — перерыв все кипы бумаг, осмотрев каждый уголок своей комнатушки, она коснулась дверной ручки, которую вместо неё открыл посторонний человек.       Марк вошёл в каюту Олкотт. Как только он едва приоткрыл дверь, на пороге же встретился с молодой девушкой, замахавшей руками от испуга.       — Не… не подходите!       — З-здравствуйте… — шокировано произнёс Твен.       Он ожидал увидеть кого угодно, но никак не…       — Девушка?.. — удивлённо прошептал снайпер.       Та продолжала отходить, закрываясь неслушающимися руками, пока путь ей не преградил комод. Она так сильно испугалась его, что уже даже взяла первую попавшуюся книгу с целью запустить во вторгнувшегося в её каюту парня.       — Мисс Олкотт… Я принёс вам… — пытаясь втиснуть хоть одну фразу в перерывы между её причитаниями, вторил Марк. — Я принёс ваши бумаги.       Внезапно она, услышав его, стихла, неуверенно опуская книгу. Он в растерянности оглядел её ещё раз, но уже основательно, а не мимолётно, благо было на это время. В голове у Марка мелькнула мысль, что сейчас ему как никогда хорошо было бы напугать трусливую девушку, однако… Твену очень не нравился собственный настрой, впервые в жизни ему не хотелось глумиться и подшучивать.       — А вы и есть… наш стратег? — осторожно спросил он.       Вместо полноценного ответа получился лишь неуверенный кивок, подтвердивший неочевидный факт того, что эта трясущаяся, нервная девушка и есть именитый стратег. Фицджеральд ни разу не упоминал того, что вся гильдия держится за счёт представительницы прекрасного женского пола и тактик, которые она придумывает.       Снайпер подумал, что, будь она мужчиной, у него появилась бы новая жертва для испробования на ней порции новеньких свежих шуток. Но вскоре осознал, что такую девушку, как она, лучше не разыгрывать, ведь кто угодно на крейсере не окажется столь же наивным, как Олкотт. Рискнуть, конечно, можно, но никакого удовольствия от этого не прибавится, разве что возникнет раздражающее, совестное чувство в конце. А ему не хочется доводить кого-то до слёз. Это уже перебор.       — Мистер Твен, вы… вы! Спасибо вам… — протараторила она, низко склонив голову, и просмотрела отчет, который должна будет предоставить лидеру гильдии.       Именно этот документ и являлся пропавшим. В стратегии были подробно расписаны все затраты, точное количество жертв, возможный исход сражения, много процентов и различных вычислений. Ничего из того, что поймет далёкий, по её мнению, человек вроде Марка, умеющий только палить по врагам из пушки. Его инициалы мелькали в каждой из придуманных ею тактик и ни разу не числились в списке погибших за всё время работы.       — Процент того, что мы с вами могли встретиться в будущем, был ужасно мал… — прошептала она, переворачивая лист.       На задней стороне находился перечень того, что ни в коем случае нельзя делать во избежание провала и потерь среди экипажа.       — Я не ожидала, что ко мне придёте вы… В будущем, которое мне довелось увидеть, мистер Фицджеральд пришел сам, решив, что это может вызвать проблемы… Если кто-то меня увидит. Почему будущее изменилось? Так не должно быть, это происходит редко… Ничего не понимаю. Выходит, что стратегию придётся менять. Вы наверное думаете, что это… незначительная мелочь. Но это не так! На будущее влияет как действие, так и бездействие, любая мелочь может сказаться на конечном результате…       Луиза снова засуетилась, став бегать по комнате в поисках чистого листа бумаги и чернильницы с пером.       — Дайте мне немного времени… я придумаю новую стратегию и передам её сэру Фицджеральду через вас.       Теперь, когда она сидела практически в неподвижной позе, делая разве что быстрые взмахи рукой с пером, Марку снова предоставилась возможность понаблюдать за ней. Пышная грудь вздымалась вверх от повышенного волнения от присутствия во время процесса кого-то постороннего.       — Маленькие женщины.       Всё пространство вокруг неё засветилось желтым светом, а сама она, охваченная таким же сиянием, сосредоточилась на чём-то, прикрыв глаза.       Олкотт погрузилась в некое подобие транса. Будущее проносилось мимо неё с бешеной скоростью, плотно отпечатываясь в памяти.       — Ха-а… Нет!       Резко подскочив с места, она положила руку на сердце, взволнованная от увиденного и одновременно напуганная. Закончив составлять стратегию и быстро всунув отчёт снайперу в руки, девушка покраснела до кончиков ушей.       — Вам лучше уйти! Мы с вами… Не должны больше никогда пересекаться! я видела… странное будущее, касающееся нас с вами. Этого не должно случиться! Но я понятия не имею, что делать и как не допустить это событие… Из-за вашего присутствия я не увидела полной картины происходящего.       Собравшись с духом, она всё же озвучила то, из-за чего так сильно разволновалась.       — В этом будущем мы с вами… как бы неприятно это не звучало, занимались любовью. Не… не подумайте, что это произойдёт в жизни! Этого можно избежать. Я выясню как и обязательно вам сообщу.       Тем временем в столовой началось настоящее пиршество, Фицджеральд откупорил вина, так сказать, чтобы отметить прибытие в чужую страну. Они уплыли достаточно далеко от Соединённых Штатов, и так просто вернуться назад уже нельзя. Нельзя вернуться, не закончив начатое. Для некоторых эта поездка за границу стала первой в жизни. Музыка и алкоголь. Был некий смысл в том, чтобы устроить праздник и смотреть, как все напиваются до полубессознательного состояния.       Фицджеральд потягивал шампанское, пряча спокойную удовлетворённую улыбку в бокале. Он смотрел на своих подопечных и не мог нарадоваться. Все они — каждый из них — приближали его к цели. Так почему бы не побаловать подчинённых перед чередой непростых свершений?       Марк с радостью вливал в себя всё подряд. Хорошо питаться за чужой счёт. С каждым бокалом его мысли становились всё запутаннее и запутаннее. Сколько он выпил? Это неважно. Важно то, что он видел. После пятнадцатого, по прикидке, бокала он уже подсел на уши Герману. Тот не особо слушал, оттого делался прекрасным собеседником.       —… Она сказала: «Этому не бывать!» Представляешь? «Этого нужно избежать!» — Твен заставлял свой голос подниматься, изображая Луизу, а затем полуистерично смещаться вниз.       — Она — самая жестокая женщина из всех, кого я знаю! — выпалил парень, роняя лицо в раскрытые ладони.       — Хо-хо! А как же наша мисс Митчелл? — Герман почти не пошевелился.       Из-за бороды не было видно, шевелит он вообще губами или нет.       — Митчелл, Митчелл… — буркнул Твен. — Митчелл делает это специально. А эта!.. Эта!..       Что именно с Луизой не так, Марк не сказал. Но ему вдруг захотелось чего-то такого… абсурдного, запретного, безрассудного. Алкоголь казался уже не таким противным на вкус, а наоборот бодрящим, придающим сил. Твен плеснул ещё полбокала, выпил залпом, а потом понял. Выдрал, выдернул из недр памяти это тягучее чувство, вцепился в него, чтобы снова не потерять. Сердце колотит со всех сил, кровь приливает ко всему сразу.       Быстро вскочив со стула, он бросился вдогонку за удаляющимся из обеденного зала Лавкрафтом с одной лишь просьбой.       Герман удивлённо посмотрел вслед припустившим наутёк мальчишкой.       — Мистер Лавкрафт! Мне нужно к мисс Олкотт, — заплетающимся языком проговорил парень, буквально отталкивая неожиданно твёрдой рукой Говарда с дороги.       Луиза уже потушила свет в комнате и отложила свои очки на тумбочку, приготовившись ко сну. Только вот музыка и шум, доносившиеся снизу, мешали ей это сделать.       Что же такое там происходит? Может спуститься и посмотреть хотя бы одним глазком? Неохотно встав с кровати, стратег подошла к двери, из-за собственной рассеянности забыв её закрыть, а затем вернулась обратно, мотая головой.       — Нет! Меня это не касается, лучше останусь здесь…       Коридор. Марк старается идти ровно, но ноги сами заносятся петлями, одна заступает на траекторию другой, парня ведёт то в одну сторону, то в другую. Лавкрафт же следует за ним, немного усталый. Ночью этот зловещий коридор ещё темнее. Парочка могла бы продвигаться сквозь темень практически наугад, но у снайпера отличное зрение, а Говард, видимо, ориентируется, опираясь на какое-то шестое чувство.       Не утруждая себя ненужными дозволениями, Марк открывает дверь. Луиза наверняка его ждала! Разве может быть иначе? Где она? Парень быстро ищет глазами и сам не знает, что хочет найти — спящую девушку с очаровательно размётанными по подушке волосами или готового к бою стратега…       Луиза сидела на краю кровати и удивлённо глядела на Твена. В такое позднее время она явно не думала, что он придёт. Вернее, она, скорее всего, думала, что он вообще не придёт после того, что она ему наговорила днём. Как же она ошиблась… а ведь от верности прогноза её отделяло всего ничего — два-три лишних бокала, которые в себя влил Марк.       Она всё-таки была привлекательна, как решил снайпер, уж у него точно глаз намётан. Пышные формы так и манили к фигуристому телу — манили обхватить ладонями груди, мягко покрутить между пальцами соски, вырывая тихие вздохи, зацеловать округлые бёдра… А ночное одеяние Олкотт только выделяло её красивое тело, которым Твен хотел обладать единолично и всецело.       К хренам всё. Он уже давно послал.       — Олкотт, — просевшим от собственных ярких фантазий и алкоголя голосом почти прорычал Марк, быстро надвигаясь на неё.       Остановился совсем рядом, глядя сверху вниз, решительно обхватил подбородок тёплой рукой и вынудил смотреть себе в глаза.       Такая чистая и светлая, но с таким бомбическим телом… кажется, ясно, почему Фицджеральд её прятал — делиться не хотел.       — Ты знаешь, зачем я здесь, — довольно серьёзно, несмотря на количество выпитого, произнёс Твен. — Не можешь не знать.       — Вам лучше прилечь, вы слишком много выпили… — внутри Олкотт всё похолодело от этого неоднозначного взгляда, тело пробрала крупная дрожь. — Извините, мистер Твен, но я понятия не имею, что вы… вы здесь забыли! Прошу, уходите. Я могу вас проводить, если нужно…       Со стороны о ней могло сложиться впечатление, будто она не понимает, что говорит со взрослым мужчиной и вообще не видит исходящей от него опасности. Но это не так. Ей было страшно. Луиза всячески избегала мужского внимания, комплексуя по поводу своей груди, носила одежду на несколько размеров больше, лишь бы никто не видел в ней женщину для любовных утех — и вот, во что это вылилось. Выглядит она, как до смерти перепуганный кролик, угодивший прямиком в капкан.       Марк привлекательный, этого сложно не заметить. Тогда почему бы прямо сейчас не отдаться в его объятия?       — Люблю… сэра Фицджеральда, я люблю его… — сказала она полушёпотом, поднимаясь с кровати и толкая Твена по направлению к двери. — Поэтому я не смогу быть с кем-то, кроме него… пусть он пользуется моей способностью, мне плевать. Пока я ему нужна… я сделаю всё возможное, положу целый мир к его ногам.       Жалкие попытки Олкотт говорить о любви к Фрэнсису — и выталкивать Марка за дверь — лишь насмешили снайпера.       — Вы… вы не знаете настоящего сэра Фицджеральда! И если наступит то время, когда все от него отвернутся, я пойду за ним… даже в глубины самого ада.       — Раболепство перед тем, кто тебя не особо-то и замечает. Разве это — твой предел? — нахмурился Твен, нависая над девушкой.       Любит своего начальника — этого было достаточно для того, чтобы Марк принял самое отвратительное решение в этой ситуации: я возьму её силой.       — Нет, прошу… прекратите! — угрозы на него не действовали, а от слюнявых разгоряченных поцелуев, вгонявших несчастную девушку в краску, ей становилось не по себе. Боже, до чего мерзко и тошнотворно. Всхлипнув, Олкотт подняла покрасневшие глаза к потолку, держа скованные руки над головой.       — Почему… почему вы это делаете? Я не красивая… — на выдохе проговорила она своим прелестным голоском. — …я не хочу делать это с вами… мне страшно, вы меня пугаете… — она не смолкала, продолжая тараторить вслух то, что испытывала на душе.       Тонкие девичьи руки тряслись, поджимались ноги, утягивая наверх скомканное одеяло вместе с простынью.       Будущее нельзя изменить, — отчего-то эта мысль закралась ей в голову, пока она на протяжении нескольких секунд тупила взгляд на обнаженном торсе стрелка. А как поступила бы Маргарет, оказавшись в подобной ситуации? У неё точно хватило бы сил за себя постоять. Но не Луиза.       Он перехватил инициативу, и её руки, возвращая их двоих к кровати.       Одним толчком уложив Луизу, он чересчур быстро для выпившего навис над ней, крепко держа руки стратега на её головой. Парень не мог больше сдерживать свою страсть, которую Олкотт распаляла в нём одним своим видом — таким невинным, чистым и непорочным. Ему хотелось научить её, как это делается, и навсегда выдолбить из её головы имя этого напыщенного индюка.       Губы словно зудили, требуя поцелуев. Всё тело горело адским пламенем, сжигающим остатки стыда и здравого смысла, превращая Марка в пульсирующий на каждое движение нерв.       Твен наугад приникал к шее и открывающимся ключицам, оставляя следы-укусы, удовлетворяя зуд. Твен притирался всем телом к Луизе, желая передать этот безумный огонь, роящийся искрами под кожей.       Парень проник свободной рукой под ночную рубашку, скользя пальцами по нежной коже, когда услышал явственный всхлип и следом — самую нелепую вещь, которую только могла сказать Олкотт. Он тут же забыл обо всём на свете, поднял голову, приближая своё лицо к её так, чтобы едва касаться губами.       — Забудь об этом. Ты — самая прекрасная из всех, что я видел. Ты божественна… я хочу дарить тебе любовь! — яро заявил он, в следующий же миг отстраняясь, чтобы скинуть небрежно расстёгнутую рубашку. Несмотря на обнявший его прохладный воздух, жар не отпускал, потому Твен вновь приник к Луизе, как с спасительному роднику, проник под ночную рубашку, пытаясь освободить девушку от лишних, стесняющих её оков.       И ему ни разу не пришло в голову, что он делает что-то не так. Ее тело вздрагивало от каждого прикосновения, ведь страх, сковавший все движения, — это защитная реакция девушки на все происходящее. Луиза не могла пошевелиться и продолжала позволять воплощать в жизнь все яркие фантазии снайпера.       Маргарет такая сильная и независимая, ей уж точно хватило бы сил, чтобы все это прекратить, — девушка испытывала к ней двойственные чувства: первое — страх, а второе — уважение. Олкотт видела в ней то, чего не отмечала в себе, и восхищалась, наблюдая издалека и часто сравнивая себя с ней.       — Божественна… вы точно бредите, — она перестала сопротивляться и обвила руками его напряженную мокрую шею. — До моих ушей всегда долетали унизительные словечки… но никто ещё не называл меня так, как вы, мистер Твен. Я хочу верить, что все это правда, но мне страшно…       Она делала паузы между словами, всё больше погружаясь с головой в болтовню на самые разные темы, ведь это немного отвлекало от текущей обстановки.       — Вы… ведь не плохой человек, — тихо произнесла Олкотт, словно пытаясь уверить в этом себя, а не его. — Будьте нежнее, пожалуйста… — это прозвучало как согласие.       Похоже, она уже смирилась с тем, что будущего не избежать, и стратегии, которые выдает ей способность, в большинстве случаев дают абсолютно точный прогноз. — Всё-таки вы… у меня первый, я даже никогда не целовалась до этого, — честно призналась Луиза, ей было стыдно о таком говорить.       Она неуверенно приникнула к губам снайпера всего на мгновение, а затем отстранилась с той же робостью, трогая пальцами место поцелуя. Тепло.       — Мистер Твен, простите… можно поцеловать вас ещё раз?       — Ты самая прекрасная девушка из всех, кого я видел… — с не отпускающей его страстью восклицал Твен. — Целуй! Целуй, сколько угодно! Только будь моей, Луиза…       Он чувствовал возбуждение, набегающее, подобно волнам за бортом, к паху сладкими приливами, становясь всё сильнее и сильнее, собираясь в снежный ком. Продолжая тереться об удачно подставленное бедро Олкотт, Марк был готов вот-вот преждевременно кончить, но столь скорый крах всех его намерений и планов уже не пугал достаточно самоуверенного парня.       Женские ручки неумело обвивали его шею, липкую и холодную от часто выступающих капелек пота. Воздух в помещении нагревался от страсти, витавшей вокруг крепко сплетённой парочки, и температура росла в геометрической прогрессии.       Наконец Твен не выдержал и отпрянул. От спешных, едва переходящих грань шёпота речей Луизы он окончательно потерял голову.       Стал быстро выдёргивать ремень из вечерних «парадных» брюк под взволнованный и слегка пристыжённый взгляд Луизы. Бедняжка так переживала и ёрзала, однако, спастись бегством всё-равно не смогла бы, ибо бёдра её всё так же были придавлены весом сидящего сверху мужского тела.       Когда Марк разобрался с последним элементом гардероба, скинув брюки вместе с бельём, он предстал перед полураздетой в лёгком хаосе девушкой — худосочный, с поджарыми боками и крепкой грудью, сверху обрамлённой яркими выступами ключиц, с мощным размахом плечей. Его ноги были широко разведены, чтобы обхватить ноги Луизы и не дать ей уйти, и тем подчёркивали его крепкие бёдра с перекатывающимися натренированными мышцами.       Низ живота, украшенного лёгким прессом, тонкой дорожкой рыжих волосков нисходил к паху. Лицезреть Марка с горящими глазами, красными щеками и стоящим колом членом было непривычно и, возможно, слегка травмирующе для Олкотт, но парень тогда не думал об этом. Его волновало только то, что девушка перед ним пока выигрывает по числу одежды на теле, а Твен очень любил играть на равных, потому с вымученно-медленной скоростью потянулся, чтобы её окончательно раздеть. Он сдерживал свою спешку, свой напор лишь для того, чтобы остыть в процессе и всё-таки не закончить начинающийся разврат быстрее, чем ему бы хотелось.       Но неопытность и смущение Луизы пробуждали в нём стихийное желание, оседая оскоминой… и неудовлетворённой изнывающей плотью.       — Что за шум?       Стратег собиралась уж было подскочить, перепугавшись грохота этажом ниже, но под тяжёлым весом снайпера это не представлялось сделать возможным. Личный страх отошёл на второй план, смещённый страхом за другого человека.       — Сэр Фицджеральд внизу… а если он упал, нет, вдруг на него напали! Точно! Это всё проклятое агентство… — она попыталась оттолкнуть от себя мужчину в панике, даже ударила по лицу, однако это не помогло. — Мистер Твен, пустите, я должна проверить, в каком он состоянии! Должна…       Марк теперь не обращал внимания на всё, что происходило на крейсере вне каюты, наполненной жаркими вздохами.       Не то чтобы его вообще это когда-либо волновало. Он не обратил внимания на грохот внизу, в отличие от Луизы, которая вмиг подобрала конечности и засуетилась под телом парня.       — Хватит! Хватит о нём! — пылко прошептал в самое ухо девушки Твен, перед тем, как…       Всё тело Олкотт дёрнулось от боли. Нежные, девственные стенки влагалища тесно сжимали член Марка, не позволяя свободно двигаться.       Чистая и непорочная, теряющая свою святую благодать с каждым толчком, довершающимся протяжным криком. Она была будто бы создана для него.       Ничто не могло бы помешать Марку Твену завершить своё грязное преступление: ни падение метеорита, ни извержение вулкана, ни даже конец света. Единственной преградой мог стать преждевременный оргазм, но исключительно благодаря своей выдержке парень справился и с ней.       Под конец он с чувством выполненного долга уснул, убаюканный криками своей обманутой совести, слегка напоминающей голосом Луизу.       Марк совершенно не думал о завтрашнем дне.       Дождавшись, пока снайпер обессилит и уснёт возле неё, под звуки громкого храпа она поднялась с кровати и осела на пол не в силах больше ступить ни шагу. В уголках глаз собрались слёзы. Луиза винила себя в том, что произошло. Что не смогла дать отпор, отвечала взаимностью и по итогу отбросила чувства к сэру Фитцджеральду. Ей казалось, будто она сотворила нечто неправильное при том, что с Фрэнсисом ничего бы не получилось. Женатый мужчина, преданный семье. И девушка знала об этом. Осознание пришло слишком поздно.       Но Твен наверняка не вспомнит об этом под утро.