Божья воля

— Ты.       Хотелось произнести сухое: «Не смешно Куникида-сан», при это недоверчиво покачивая головой. Но такое сказать Федору не дал сделать голос собственного разума. Где-то внутри, кричал, хоть приглушённый крик, словно его обладатель заперт в стеклянной комнате, что нет, Куникида прав. Прав. Виновником их скорой кончины был именно он. Но Достоевский не хотел в это верить, голос становился всё тише и тише, а после замолк. А потом появился другой голос, певучий и постоянно хихикающий. «Я – Преступление! — не без гордости прохихикал голос; Федя уже решил, что у него шиза поехала. — А там, тихо ворчит Наказание! Хе-хе. — Достоевскому это ничего особо и не дало. При этом хихикающий голос продолжил. — Покарал я твоих обидчиков хозяин! Но Наказание упрямо, о-очень упрямо! У него в заднице справедливость засела, вот и наказывает меня, хи-хи-хи!» «Не пугай хозяина. Ещё не о том подумает. — проворчало так называемое «Наказание» — А наказал я тебя не просто так. Отнял жизни – получай откат. Такова воля бога. Око за око». «Не слушай этого придурка! — обиженно пролепетало Преступление; Федор представил как оно скрещивает руки на груди. — Вечно он со своими нравоучениями! И поиграться нельзя!» «С чужими играми не играют. — зло прошипело Наказание, его голос казался всё более приглушённым. — Идиот!» — Всё! Замолкните! Вы, оба! — прокричал Федор хватаясь за голову. Что он узнал, так это то, что Достоевский и правда убил. Куникида и Йосано выпрямились, глядя на русского. Что он на них кричит то? Они вообще молчали. — Это я... Не вам... — А кому ещё? — хмыкнула Йосано, закатывая глаза. — Сам не знаю. — прошептал он протягивая руки Куникиде. — Так когда арестуете меня? — Ч-что? — слегка заикаясь проговорил Куникида, глядя на протянутые руки и вполне серьёзный взгляд. — Ты... Признаёшь себя виновным в этом? — Да. — кивнул он, слегка ударяя руками о грудь Доппо. — Считаете меня сумасшедшим, но я слышал как голоса в моей голове, твердили, что я – убийца. Зовут меня хозяином, а себя величают: «Преступление и Наказание».       Тут на руках, точнее на подушечках пальцев появились темно-фиолетовые линии. Федор, словно почуяв опасность, сразу же убрал руки за спину. Доппо отпрыгнул назад. Ровно на секунду. Эту жалкую секунду его сердце вдруг резко остановилась, но тут же, как только Достоевский убрал руки, вновь вернулось в работу. Куникида был на волоске от смерти. Ужасно. Ну хоть не жизнь перед глазами пронеслась и то хорошо, не хотелось бы вновь увидеть мрачные картины своего прошлого. «Советую не называть нас в слух. — по спокойному, плавному голосу, Федор понял, что говорит сейчас Наказание. — Если конечно не хочешь убить своих друзей». «Успокойся! — смеясь говорило Преступление, сразу и не поймёшь, что оно советы даёт. — Дыши! И всё пройдёт! Ха-ха!»       Достоевский последовал совету голоса в голове. Вскоре он перестал чувствовать покалывание на пальцах. — Способность, разговаривает с владельцем... — задумчиво прошептала Йосано осматривая Достоевского. — Арестуйте. Меня. — твердо отчеканил Федор, протягивая руки, но все так же опасаясь притрагиваться к Доппо.       Последний, достал свои идеалы, и написал «наручники». — Одинокий поэт! — прохрипел Куникида. Лист бумаги засветился зелёным и превратилась в наручники. Федор шумно выдохнул, удивлённо глядя на наручники в руках Куникиды. — Ты не один такой. Ты считаешь, что твой дар ужасен... «Да и сам он так же считает. — фыркнуло Преступление. Достоевский уже начал различать их. Преступление говорило, звонким и постоянно весёлым тоном. А Наказание – хриплым и едва слышным». «Перестань, идиот. — проворчало Наказание, и, казалось, вздохнуло». — Что за... Вы в голове моей успокоитесь или нет? — закричал Федор опуская руки.       Кисти его засияли сиреневым светом, от которого все присутствующие поспешили отойти назад. — Хватит. — из неоткуда появился Дадзай и коснулся виска Федора. «Не трож хозяина, Неполноценный!» — закричали одновременно Преступление и Наказание. — Преступление и Наказание – великое молчание. — каким-то загробным голосом, нет, голосами, сказал Федор. Его глаза всё так же отдавали ало-сиреневым светом.       Обнуление Дадзая не имело исключений. Но… Способность Федора, имея некий разум, поддаваясь панике, словно увернулись от «рук» и сразу бросили в ответ. Хоть это и истратило все силы, но были довольны результатом: пальцы Дадзая полностью почернели. Осаму вскрикнул от боли, держа окаменевшие пальцы. — Хватит. Федор-кун. — поморщившись сказал он, и прислонил к виску Федора пистолет. Осаму ещё раз коснулся его и на этот раз у способности русского не осталось сил противиться обнулению – они на время исчезли, а взгляд Федора прояснился.       Невыносимая боль ушла, Дадзай наконец смог пошевелить своими здоровыми пальцами. «Чертов, Неполноценный! — закричало Преступление, злобно пыхтя. — Даже убить не дал! Аргх!» «Так тебе и надо, идиот!» — Замолчи, Преступление. — осевшим голосом прошептал Достоевский, поднимаясь на ноги с помощью Дадзая. Дальше он сказал более твердым голосом. — Ты не имеешь права отнимать жизни, пока я не скажу. «Но... Хозяин...» — Это приказ, Преступление. Приказ твоего хозяина. Ты не имеешь никакого права ослушаться меня. «Да... Хозяин...»       Дадзай тем временем взял в руки наручники и они превратились обратно в простую бумажку. — Теперь хочешь под арест, Федор-кун? «Я достаточно наказал тебя. — прошептало гордо Наказание. — Этого хватит, хозяин.» — Нет. Я был достаточно наказан. — все заметили, что голос Федора изменился. — Недельной лихорадки мне хватило.       Взгляд его прояснился. А довольное Наказание вздохнуло, может легко улыбнулось.

***

      Дадзай хмуро глядел в потолок думая исключительно о Федоре. Проблема большая. Очень. Даже его обнуление способностей на Доста подействовало лишь наполовину. Если вдруг способность Федора выйдет из-под контроля, то даже он, не навредив при этом себе, спасти никого не сможет. Разум Достоевского, периодически захватывает его же способность (или способности?) Сам он их контролировать не может, только, как он выразился – приказать. Но эти приказы могут сказаны и после совершенного. Как и получилось с Осаму.       Он постоянно поглядывал на свои пальцы. Чернота пропала и он мог спокойно двигать. Черт, что же это было? Пальцы просто перестали толком работать, будто их и не было. Но если бы было так, то боли он не чувствовал. Но он четко помнит адскую боль: словно сотни горящих игл воткнули в эти самые пальцы. Он тогда чуть не закричал. — Простите! — воскликнул голос.       Дадзай обернулся, с легкой улыбкой на губах смотрел как Федор стоял низко ему поклонившись. — Ну сколько можно извиняться! — рассмеялся Осаму потрепав парня по голове.       В руках его была белая ушанка. Тот поднял глаза, Дадзай про себя с облегчением заметил, что они у него сиреневые. Русский почувствовал на себе пронзительный взгляд Акико, предвещающий то, что если он сейчас же не наденет ушанку, то она собственноручно спустит его на новую шапку. Федор поспешно одел шапку-ушанку на голову. — Не вини себя, Федор-кун. Все мы через это проходили. — воскликнул рядом Танидзаки, он как обычно появлялся так тихо и неожиданно, что многих пугал. Все уже знали, что произошло. Федор заметил, что когда на горизонте не виднеется его сестра, то Джуничиро прям раскрывается и перестает быть таким робким и неуверенным. Иллюзионист грохнулся на ближайшее кресло. — Я однажды довольно испугался. Способность вышла из-под контроля – несколько часов она проецировала потаённые страхи каждого из сотрудников агентства... — Эх, представить не могу, какие иллюзии здесь гуляли... — чуть дрожащим голосом прошептал Ацуши. — Это были ходячие кошмары. А тогда ещё ночь на дворе стояла. — произнёс подошедший Куникида. Джуничиро вскочил, словно сидел все это время на еже. — Забыть невозможно. — Я тогда спа-ал! — зевая произнёс Рампо. — Так что меня иллюзии не трогали! Хе-хе! — детектив посмотрел на Осаму. — Когда решим? — Втянем их? — Точнее его? — рассмеялся Эдогава бросая короткие взгляды на русского. — Довольно опасно. — Зато подтолкнет. — улыбнулся Дадзай. Никто не понимал о чем они разговаривают, да и понять не пытались. — Ну посмотрим. — Рампо достал из кармана конфету и бросил её в рот.       Они смолкли. Рампо и Дадзай постоянно перекидывались пару слов, да так, что вряд ли их кто понять могли. Что обсуждают? Убийство или какая конфета вкуснее? Никто третий понять не мог. — Может, я смогу чем-нибудь помочь? — спросил Федор, Куникида слабо улыбнулся. Потрепать бы его по голове, но побоялся – пока нельзя. — Иди отдыхай. Федор-кун. — Доппо всё же пересилил себя и коснулся его плеча. Достоевский дёрнул плечом уходя назад. — Много событий... За день. — Поистине женская логика Куникида! Когда мы чуть не умираем на миссиях, отсчёты заставляешь писать? Заставляешь! А здесь он только поправился, чуть не убил меня, да и вообще всех. Так вот тебе – иди отдыхай! — обиженно пролепетал Осаму.       В ответ на это он получил тихий смех Танидзаки, подавленный смешок от Атсуши и Федора, но очень злого Куникиду. — Ты! Пустая трата бинтов! Только попробуй мне отлынивать от раб...       Осаму схватил Федора за руку и повел прочь от очень злого Доппо. Который, запнувшись на полуслове громко прокричал имя Дадзая, попутно схватив за воротники Джуничиро и Ацуши. И так вместе с ними (вскоре, к брату прицепилась Наоми, но математик этого словно не замечал). Да и повел на первый этаж – в кафе. Где, спокойно так попивали чай Дадзай и Федор. — Я не закончил. — Ну что ты Куники-идушка-а! — слащавым (самым ненавистным из всех) голосом пропел суицидник. — Мы все такое пережили, нужно отдохнуть! Помечтать о скорой смерти в конце концов..!       Пока Куникида вновь таранил Дадзая, Танидзаки и Ацуши сели рядом с Федором с ним и Наоми, которая не замечая никого сыпала братика такими словечками, что Федор и Ацуши пытались куда-нибудь подальше спрятаться, чтобы вот сейчас просто не взорваться. Да и все это сопровождалось вполне изощрёнными действиями... Но в конце концов, они решили забить (по крайней мере Федор) и спрашивать у них об агентстве. Наоми эти вопросы отвлекли и она начала рассказывать все, что знает новичкам. Джуничиро выдохнул. — А чем вы занимались до вступления в агентство? — спросил Федор, грызя ноготь на большом пальце. — Хо-хо, зачем спрашиваешь то, на что и так ответ знаешь? — рассмеялся Осаму, на что получил широкую улыбку. — Ну-с, Ацуши-кун и Федо-ор, попробуете угадать? — А... Танидзаки... Вы школьники? — неуверенно сказал Ацуши, те кивнули переглядываясь. Накадзима перевёл взгляд на Куникиду. — Чиновник? — Учитель математики. — поправил его Федор, слегка улыбаясь. — Многие привычки сдают с головой. Даже то, как вы держите ручку Куникида-сан. Или то, насколько вы точны с временем или расчетами. Может, какой-нибудь профессор математических наук – нет. Скорее просто учитель. С такого поста легко будет вытащить на новую работу. А на старой, у вас были проблемы. Может вас просто директор спас, – вот и согласились на работу. Хотя я боле склоняюсь к первому варианту. Особенно у вас были проблемы с коллегами. Немногие переносят излишний перфекционизм и педантизм. По собственному опыту говорю. — Достоевский указал на себя. — А если честно, то я просто заметил ваши записи в тетрадях…       Осаму весело рассмеялся, утешительно хлопая Куникиду по плечу. — А вы... Дадзай-сан? — Его прошлая профессия – это одно из семи чудес агентства. — сказал Доппо поправляя очки. — Я предлагал, что он безработный, но отверг это предположение. — Ходят слухи, что кто угадает, тот получит вознаграждение... — прошептал Танидзаки. — Какое? — 700.000 йен.       У Ацуши аж глаза загорелись. Он вскочил и начал перечислять все возможные профессии, о которых он слышал или читал. Но всё тщетно, всё мимо. — Федор-кун, скажи уже. Я знаю, что ты догадался... — прошептал весело Осаму, подмигивая. — Не волнуйся, Ацу. Вознаграждение поделим пополам. — рассмеялся Достоевский, потирая руки. — М-м... Дай угадаю... — Федор мигом сделал задумчивое лицо, подперел подбородок и так долго долго размышлял, точнее делал вид, что размышлял. Просто тянул резину. — Вы... Мафиози? — Обоснуешь? — весело спросил Дадзай, совершенно не чувствуя никакого дискомфорта. Он этого и ждал от русского. — Раз увидел вас с пистолетом, Дадзай-сан и сразу понял. Знаете, я много повидал преступников – да и полицейских тоже. У каждого свой стиль владения оружием. Вот берёт полицейский в руки пистолет, обычно сразу в две руки, да и угрожать только им можно. А преступник и одной схватит, уверенно держит в руке оружие – ему не страшно забрать чужую жизнь, да и привычно уже... — Федор на минуту смолк глядя исключительно на свои руки. Он глубоко вздохнул и продолжил. — Да и глаза разные: полицейский волнуется, сразу видно; а у преступников в глазах пустота, как и у вас Дадзай-сан. — говорил он совершенно тихо, хоть не переставая улыбаться. — Конечно, я бы решил, что вы простой преступник или просто привыкли с детства оружие в руках держать. Но тогда, я бы смог найти о вас информацию, но всё чисто. Завязали с прошлым, не оставив следов, нигде абсолютно. Видно в правительстве есть «свой человек». Да и вознаграждение довольно большое, не находите? Такие деньги можно достать лишь работая в правительстве, что в вашем случае, маловероятно; можно заработать на экспорте или ввозе нелегальных элементов. Но судя по тому, что от вас не пахнет ароматизатором, то вряд ли вы водитель. Большая компания? Ага, после огромного бизнеса уйти в агентство. Не смешите. Выигрыш в казино? Что-то не видал я у вас любовь к азартным играм. Остаётся лишь один вариант: Портовая Мафия. Да и она, как мне стало известно, появилась задолго до агентства. Держит в страхе весь город, да так, что ни мы, ни полиция не может их остановить. Интересно же получило-ось. Осаму Дадзай – бывший мафиози.       Дадзай сначало глупо хлопал глазами, а после неожиданно громко рассмеялся, при этом как-то умудряясь постоянно кивать в знак согласия. Танидзаки и Наоми не слышали всей этой пояснительной триады от Федора (я воздержусь от описания того, что у них происходило), так что не понимали почему Куникида упал в обморок, почему Осаму ржёт как сумасшедший, почему Ацуши сидит, мелко дрожа, а Достоевский... Просто сидит широко улыбаясь. — Эх, придётся обкрадывать запасы Мафии! — более или менее успокоившись сказал Осаму. — Федя... — Я обещал, Ацу. — улыбаясь проговорил Достоевский. — Конечно половина доли твоя. Всё же кров мне дал.       Ацуши просто захотелось его сильно обнять, но вспомнив о его способности – говорил уже тысячную «спасибо» при этом широко улыбаясь.       Как только Куникида очнулся (после третьего стакана холодной воды). Весь мокрый, он хотел уже вновь поорать на бывшего мафиози, мол, какого хрена Осаму ему не сказал. Страшный народ эти учителя, даже зная, не перестает таранить опаснейшего мафиози. От разгневанного учителя Дадзая спас телефонный звонок. — Нас ждёт работа. — сказал тот,  мгновенно успокоившись.       Дадзай уже приметил блондинку у входа. Он весело ей помахал, подбежал к ней счастливо улыбаясь, и повёл за руку к детективам.