***
— Почему ты постоянно говоришь и никогда не затыкаешься? — Эндрю, я твоя семья, — вздыхает Ники. — Я имею право постоянно говорить и не затыкаться. Мне интересно, что происходит в твоей жизни. Вторая ошибка — привезти с собой в колледж Ники. Он слишком терпеливый, слишком заботливый, слишком эмоциональный и слишком живой. Работать на семью так же невыносимо, как и учиться в колледже с двоюродным братом, даже если Ники какое-то время был его опекуном. Когда Эндрю поступил, он уже был совершеннолетним и дееспособным, так зачем он привёз с собой ещё и Ники? — Твоё всепоглощающее чувство семейного долга убивает не только тебя и Эрика, но и нас с Аароном. — Эндрю! Я всего лишь спросил, как твои дела и не хочешь ли ты сходить с нами на концерт, — настаивает Ники, привычно закатывая глаза. — Концерт? Дело в том, что Эндрю не обращает внимания и на половину всего, что говорит Ники, потому что Ники слишком много вокруг, и даже слушать его фоном в трех случаях из пяти вызывает сильнейшую головную боль. — Да, концерт Билли Айлиш, — медленно повторяет Ники, складывая перед собой руки. — У неё сейчас тур, и через три недели она будет проезжать мимо нас. Я могу купить нам всем билеты, но ехать до неё надо будет где-то три часа. — Насколько отбитым человеком нужно быть, чтобы слушать Билли Айлиш, Ники? Чтобы добровольно ходить на её концерты и оплачивать её роскошную зумерскую жизнь? Больше всего Эндрю выводят из себя знаменитости, прославившиеся в подростковом возрасте и имеющие сейчас, примерно в его возрасте, кучу денег, которые они даже и не думают пожертвовать на благотворительность. Двуличные бессмысленные зумеры и миллениалы. — Эндрю, — умоляет Ники, безуспешно пытаясь хлопать ресницами в его сторону. — Ни у кого из нас нет машины, кроме тебя. Билли Айлиш может пить кровь детей, как это делает половина Голливуда, но мы всё ещё не сможем попасть на её концерт без тебя. — Мы? Ники ещё не осознает, как сильно Эндрю развлекает вся эта ситуация, как сильно он благодарен, что его семья остается рядом с ним спустя всё это время. Скорее всего никто и не знает, что Эндрю, конечно же, согласится на всё, что его попросят сделать люди, которых он впустил в свой близкий круг полного доверия и постоянной защиты. Эндрю просто нравится, когда его просят о чём-то любезно. — Я, Аарон и Кевин, — быстро перечисляет Ники. Черты его лица сглаживаются, как будто он наконец-то заметил, что за весь этот разговор Эндрю ещё ни разу не сказал твёрдое «нет». — И не говори, что от Аарона ты ожидал большего, весь его плейлист состоит из песен, популярных в тиктоке. Эндрю сразу смирился с тем, что ему придется поддерживать имидж лучшего близнеца по сравнению с Аароном, как только они встретились в самый первый раз. Да, его брат-близнец настолько отстойный; да, его брат-близнец слушает только хитовую попсу; да, он выше Аарона на пять миллиметров; да, Аарон худшая версия из них двоих ещё и тем, что в итоге он оказался стопроцентным натуралом, хотя ориентация — это спектр. — Какой ужас, — со всей возможной серьёзностью бормочет Эндрю. — И не говори, — неуверенно смеется Ники. — Я ещё хотел позвать Нила, но… У Эндрю вдруг пересыхает во рту, быстрее начинает колотиться сердце, потеют ладони, появляется еле слышимый звон в ушах — почти собачьи рефлексы на любое упоминание этого имени. — Но? — подталкивает Эндрю, всем видом пытаясь казаться невозмутимым. — Но он отказался, потому что знает, кто нас повезёт. Потому что он сказал абсолютно то же самое про Билли Айлиш, что и ты. Потому что… — Потому что я ему не нравлюсь и ему некомфортно проводить со мной время? Несмотря на то, что вы тоже будете с нами? — Да, — виновато пожимает плечами Ники и неловко приподнимает уголки рта в очевидно неудачной попытке улыбнуться.***
— Да, я решил не идти с вами. — Почему нет? — снова спрашивает Эндрю. Они с Нилом сидят на крыше общежития, весеннее солнце больно светит в глаза, и Эндрю в очередной раз жалеет, что не взял с собой солнцезащитные очки. На улице уже не так холодно, чтобы носить зимнее пальто, поэтому он вышел в одной флисовой толстовке, но ветер всё ещё ощущается зимним на лице и на покрасневших от мартовского мороза пальцах, зато шапка отлично выполняет свои функции и тепло греет уши. — Как ты вообще согласился на это? — Знаю, Билли Айлиш мне тоже не нравится, но… — Но если попросит Ники, а потом ещё Аарон и Кевин, то ты не сможешь им отказать? — догадывается Нил, делая последнюю затяжку. Нет ничего святого в том, чтобы курить сигареты. Но то, как это делает Нил, совершенно лишено любого смысла. Эндрю быстро отводит взгляд каждый раз, когда Нил затягивается, потому что ему невыносимо больно смотреть на изжёванные, потрескавшиеся губы Нила, на его тонкие длинные пальцы, на то, как он закрывает глаза и дрожат его ресницы, когда затяжка получается дольше и уходит глубже в лёгкие. То, как курит сигареты Нил, лишено любого смысла, потому что Эндрю бросил курить год назад, но, наблюдая за этим процессом, ему нестерпимо хочется начать курить заново или хотя бы стать дешёвой сигаретой в пальцах Нила. — Я ненавижу тебя, — по привычке сухо бросает Эндрю. — Думаю, этим ты никого уже не удивишь, — в голосе Нила нет никаких индикаторов горечи или обиды, потому что он лучше всех умеет читать пустое выражение лица Эндрю, потому что — вызубрил, что всё сказанное ему напрямую надо делить на десять или в редких случаях умножать на два. Третьей допущенной ошибкой стал Нил. Он появился непонятно откуда в начале учебного года, без каких-либо усилий влез в голову и жизнь Эндрю и не собирается, видимо, оттуда уходить. Эндрю, по крайней мере, надеется, что Нил не уйдет, не исчезнет, не окажется обычным приснившимся ему сном, когда он наконец-то проснётся. Эндрю и сейчас осознаёт, что Нил — его несбыточная мечта. Эндрю ненавидит чувствовать, мечтать и надеяться, но что ему ещё остаётся делать, когда Нил выглядит так? С рыжими кудрявыми волосами, которые он никак не хочет научиться укладывать, с невероятно голубыми глазами, с острыми чертами лица, складывающимися в общий, красивый до скрипа зубов, привлекательный пазл. Со свежими жуткими почти-шрамами на руках, пальцах и на лице, которым требуется чуть больше времени и надлежащего ухода, чтобы зажить. Эндрю сразу понял, что они с Нилом похожи, нашёл в них одинаковые паттерны, неряшливо выступающие из гладкой ткани ниточки. Но Нил борется с другими призраками прошлого, пытаясь всё это время вырвать гвозди, которыми прибили к кресту его руки и ноги. — Ты не можешь избегать меня вечно, Нил. У нас есть уговор, я защищаю тебя так же, как и остальных. — Я не избегаю тебя, — Нил осторожно тушит сигарету о подошву изношенных кроссовок, выкидывает окурок с крыши, встаёт и отряхивает штаны. — От тебя достаточно сложно спрятаться, мы всё-таки в одной команде, у нас одни друзья… — Они моя семья, — твердо исправляет Эндрю. Нил на него не смотрит, намеренно прячет взгляд и ёжится от холода, потому что не носит приличную тёплую одежду и терпеть не может шапки. — Эндрю, я пытаюсь разобраться в себе. Я не совсем понимаю, что между нами происходит, я поцеловал тебя… — Я поцеловал тебя в ответ. Я сказал «да». — Я знаю, — грустно улыбается Нил, всё ещё глядя себе под ноги. — Но я обычно не хочу целовать своих друзей, понимаешь? Если честно, я не хочу целовать никого, и я не понимаю, где в этом уравнении находишься ты. Эндрю наблюдает за тем, как Нил нервно отдирает заусенец на большом пальце, как прикусывает нижнюю губу, как подскакивает его левая нога, будто ему не терпится сорваться с места и убежать. И Эндрю его слышит, он тоже не привык столько чувствовать, но он знает точно, где Нил находится в его собственной системе координат. Эндрю хочет сказать Нилу, что он тоже семья, что он единственный, кого Эндрю выбрал добровольно, кого он эгоистично хочет оставить себе. Но Эндрю понимает Нила, полностью принимает его и ничего не говорит, потому что — рано. — В следующий раз попробуй надеть шапку, когда выйдешь на улицу, — тихо бормочет он в спину убегающего Нила, не питая иллюзий, что его услышат. Почему с ним всегда так сложно?***
— Нил! Ты надел шапку! — восторженно восклицает Ники. — Он всю зиму не носил шапки и решил надеть её в конце марта? Серьёзно? — с презрением в голосе замечает Аарон. — Она оранжевая, — с нечитаемым лицом произносит Кевин. — Да, я надел шапку, да, я решил носить её весной, да, она оранжевая, но, нет, это бини, — устало отвечает Нил. Эндрю наблюдает за этой сценой со стороны, будто Нил не сидит рядом с ним прямо сейчас, слишком близко для обычного обеда в кафетерии среди сотни других студентов. Локоть Нила задевает руку Эндрю каждый раз, когда он тянется за чипсами, его бедро прижимается к бедру Эндрю, а его запах окутывает всё окружающее пространство, раздражая обоняние. — С каких пор ты разбираешься в одежде? — удивленно спрашивает Ники. — Не я, это Эндрю, — широко улыбается Нил, глядя Эндрю прямо в глаза. — Он выбрал и купил мне эту бини на Рождество. Эндрю хочет побиться головой о стол. Или Эндрю хочет поднять голову, смотреть бесполезно в потолок и молиться несуществующему богу. Но Эндрю сто процентов хочет содрать с Нила эту ужасную шапку, прижать его к себе ещё ближе, обернуть собственнически руку вокруг его талии, уткнуться носом в его шею и остаться так навсегда. Кому нужен кислород, когда есть Нил и его сводящий с ума запах? Эндрю готов переписать химию и законы природы — доказать всем: чтобы выжить, ему нужен только Нил. — Господи, перестаньте быть такими противными, — жалуется Кевин с набитым овощами ртом. — Билли Айлиш? — осторожно поднимает заевшую тему Ники. — Что насчёт её концерта? Я всё-таки покупаю билеты на нас всех? — Не делай вид, что ты не купил их за бешеные деньги сразу же, как только она объявила о начале своего тура, — закатывает глаза Аарон, сдавая, видимо, заранее запланированный замысел Ники. Эндрю гордится тем фактом, что тот даже не краснеет. Они продолжают есть в комфортной тишине. Эндрю видит, как сильно радуется сложившимся обстоятельствам Ники, напевая себе под нос попсовую мелодию, как Кевин быстро жует брокколи, потому что они опаздывают на тренировку, как Аарон постоянно проверяет телефон в ожидании сообщения, скорее всего от Кейтлин, как Нил, не переставая смотреть на Эндрю, под столом кладет руку на своё бедро ладонью вверх и ждёт. Эндрю тяжело вздыхает и накрывает его руку своей. Переплетает их пальцы и сжимает руку Нила ровно два раза, безмолвно заверяя, что между ними всё хорошо, он рядом. — Я разобрался в себе, Эндрю, — шепчет в его ухо Нил, вызывая мурашки. — Я разобрался в себе и хочу только тебя. Если ты позволишь мне. Да или нет, Эндрю?***
Дорога до города, где проводился концерт, заняла три с половиной часа. Они выехали заранее, чтобы успеть купить воду, снеки и встать в очередь на вход, зная, что самые ярые фанаты приехали ещё два дня назад, ночуя в палатках у стадиона. Эндрю как обычно посадил Нила на пассажирское сиденье, чтобы он всегда был на периферии зрения и, возможно, чтобы случайно касаться пальцами внутренней стороны бедра Нила при переключении передач. Нил, конечно, догадался об этом сразу же и счастливо пялился на Эндрю всю дорогу, еле сдерживая свою дурацкую кривую улыбку. Не выдержав слишком явного предвкушения Ники, Эндрю всю дорогу включал инди-рок, который он сам ненавидел. Существовала ли в мире музыка, по-настоящему приходившаяся ему по вкусу? — Эндрю, — тихо позвал Нил, доставая из-под ног пакет со снеками. — Тебе открыть батончик? Как бы сопливо это ни звучало, но именно тогда Эндрю понял, что по вкусу ему приходился лишь голос Нила. Несуществующий Господи, как же стыдно. И если три часа спустя Эндрю держал Нила за руки, обнимая его со спины и слушая, как тот неосознанно подпевает самой популярной песне Билли Айлиш, то никого рядом не было, чтобы это увидеть. Они с Нилом специально стояли дальше всех от сцены, потому что музыка в этот день действительно была хуже некуда.***
— Эндрю, — тихо стонет Нил. — Эндрю, я хочу… И Эндрю не может оторвать от него взгляд. У Нила исступлённые, потемневшие от возбуждения глаза с увеличенными зрачками, искусанные, ещё более пухлые губы и взъерошенные волосы. Эндрю тоже хочет, но он хочет по-другому: он хочет разорвать Нила на маленькие аккуратные кусочки и съесть каждый из них, потому что Нил слишком опасный для несчастных свидетелей его существования — Эндрю знает, потому что однажды сам был по их сторону баррикад, но сейчас у него есть доступ, сейчас у него есть несколько комплектов ключей к Нилу. — Словами. Скажи словами, чего ты хочешь, Нил, — и Эндрю целует его шею, тщательно проходясь языком по тому же маршруту, что и его губы. Недельные засосы ещё не потеряли свои желтоватые следы, поэтому Эндрю с двойным усилием всасывает нежную кожу на ключицах Нила, покусывает её, чтобы было достаточно больно, и после сглаживает боль языком и нежными на контрасте поцелуями. — Эндрю, я хочу подрочить тебе, — медленно выговаривает Нил между еле сдерживаемыми стонами. — Да или нет? — Да, конечно, да, Нил, — вся кровь Эндрю ещё увереннее устремляется вниз, его уже возбужденный член заинтересованно дергается в трусах, и Эндрю прижимает Нила ближе к себе, упирается пахом в его бедро, давая почувствовать то, как ему нравится, как ему хочется. — Спасибо. Спасибо, Эндрю, ты потрясающий, ты самый красивый, твои руки, Эндрю… Фильтр Нила перестает существовать буквально по щелчку, когда он возбуждается, поэтому во время секса он особенно разговорчивый, и это убивает Эндрю ещё больше. Никто никогда так открыто не хотел его, не стесняясь говорить вслух свои мысли. Эндрю физически не может этого вытерпеть, ему слишком хорошо и тяжело одновременно, поэтому он с удовольствием затыкает Нила своими губами. Эндрю целует его, передавая через поцелуй все свои чувства, широко открывая рот Нила, придерживая подбородок пальцами, и начинает заново в тысячный раз изучать языком его внутренности. Нил меняет их положение, переступая с ноги на ногу, и теперь они грязно трутся твердыми членами через слои одежды, но — как же невероятно это ощущается. Нил скулит ему в рот, стонет его имя, просит всё больше и больше и просовывает руку между их телами, нащупывая Эндрю сквозь джинсы. Эндрю сильно прикусывает внутреннюю сторону щеки, чтобы хотя бы немного прийти в себя и не кончить позорно в трусы от одних лишь осторожных касаний. Каждый раз переживается как новый, каждый раз Эндрю умирает заново и рождается заново, не прекращая задаваться вопросами: когда-нибудь он насытится Нилом достаточно, чтобы не реагировать на него так ярко? Когда-нибудь Нила будет достаточно, чтобы унять этот отвлекающий всё внимание зуд под кожей? Когда-нибудь он остановится хотя бы на секунду в своем эгоистичном нездоровом желании спрятать Нила от всего мира, чтобы он принадлежал только Эндрю? Когда-нибудь любовь Нила перестанет давать ему причину просыпаться по утрам и любить свою жизнь? Эндрю не хочет знать ответы на эти вопросы. Эндрю ненавидит чувствовать, думать, надеяться, мечтать, трогать людей и когда его трогают без разрешения, но Нил всегда спрашивает, Нила приятно касаться, целовать его без остановки, изучать его с каждым новым прикосновением, Нила легко любить, чувствовать, думать о нём постоянно, надеяться на светлое будущее и мечтать с ним о вещах, о которых Эндрю раньше даже и не смел мечтать, просто потому что не умел. Эндрю рад, что Нил появился в его жизни, ещё один раз разрушив её полностью, но с бережной любовью собрав заново. Потому что Эндрю согласился, разрешил и ни разу не поменял своё «да» на «нет». Эндрю терпеть не может то, насколько он поразительно гей для Нила. Сексуальность — это спектр, но для Нила он стодесятипроцентный гей, а у Нила только один флаг, на котором распечатано лицо Эндрю. Может, Нил не демисексуал, а эндрюсексуал? Так было бы намного лучше для ревнивой, собственнической стороны Эндрю.