***
— Проклятый старый дом. — говорит Устинова, вновь оставшись в одиночестве посреди своего бардака на чердаке, с диким нежеланием убираться. — Проклятые виноделы. Всё в этом мире проклято, как и он сам. И я проклята. И всё же она неохотно спускается на первый этаж за шваброй и половой тряпкой, ведь даже от одного осознания того, что Снигирь видела весь этот, как выразилась Света, муравейник, хотелось провалиться под землю. Мало ли, какие ещё гости её сегодня настингут. Головная боль, и, если такое слово существует, коленно-суставная, отбивали всё желание делать даже самую маленькую работу, но хотя бы раз в сто лет даже медведь свою берлогу прибирает. Наверное. Но Света не медведь (и на том спасибо). Даже часа не прошло, как она бросила всю эту затею, а её хватило только на мытьё посуды и заправление кровати. — Да куда я его, блять, засунула?! — психует она, перебирая каждую полку в своём доме в поисках тёмно-серого пледа. Пропажа была обнаружена на чердаке. — О боги. — произносит она, снимая его с холста. — Вернее, богиня. Доброго здравия, Юлия Викторовна. Она решила, что кровать останется застеленной одеялом, а плед продолжит выполнять свою героическую роль, скрывая картину от лишних, а может и не очень, глаз. — А что это у вас, дорогая, не дорисован глаз? — она касается картины кончиками пальцев, и хмурит брови. — Надо бы исправить. Но, простите, своим традициям не изменяю. — девушка берёт с запылившейся навесной полки почти закончившуюся пачку сигарет и спички, и высовывается из окна. Через пару мгновений одна уже наполовину выкурена. Опираясь локтями на деревянную перегородку и выгибаясь в спине, она смотрит куда-то вдаль, думая о чём-то сильно важном, не догадываясь, что это сильно важное прямо сейчас наблюдает за ней из окна своего дома.***
— Вредные привычки есть у каждого. Неважно, чтение в темноте это, курение или распитие спиртных напитков. И от всех от них нужно избавляться. Опубликовать. — фотография, сделанная на фронтальную камеру телефона, где Юля сидит с книгой, и неспроста опубликованная под таким заголовком. — Не знаю, следит ли она за мной в соц-сетях, но надеюсь, что бросит эти свои источники вдохновения. Снигирь любила пофилософствовать, размещая посты подобного содержания в своих сетях, и её несколько десятков тысяч подписчиков соглашались с мнением актрисы в комментариях. Юля не любила сигареты, воздействие спиртного и тому подобные вещи. Она предпочитала здоровый образ жизни, и ей хотелось, чтобы окружающие её люди соответствовали взглядам актрисы на мир. А запаху сигарет она предпочитала аромат цветов. Чаще всего, это были розы, всегда стоящие в её доме. Но только недавно подаренные ею же самой себе алые источники непередаваемого запаха, к сожалению, завяли. И ей пришлось, собравшись с мыслями, выкинуть их. Она берёт охапку колючих созданий, и выходит из дома. А соседка, по-прежнему, курит. Это, скорее всего, уже третья.***
Устинова невольно переводит взгляд в сторону порога дома недавно заведённой знакомой и видит, как она направляется в противоположную сторону. — Жаль, что не ко мне. Ещё немного постояв под лучами палящего солнца, слушая противное жужжание мошкары, она удаляется в комнату, берёт краски, и начинает творить. Мазок, второй, третий. И вот уже сияют, почти так же, как в жизни, два***
— Ну что ж такое, договорились же встретиться ровно в шесть. — Эта чудо-женщина оказалась ещё и до ужаса пунктуальной. И сейчас она, стоя в назначенном месте встречи, возле старого ветхого дуба, по поводу которого, она, конечно, сомневалась, но он подходил под описание Светы, достаёт телефон и вбивает в поисковике контактов «Художница.». В этот раз они не забыли обменяться телефонами. В это же время, а точнее, тремя минутами позднее, в доме художницы слышалось только тихое сопение хозяйки, которой наверняка снилось что-то хорошее. Как вдруг раздался телефонный звонок. Выбивать из колеи громкими звуками у Снигирь получалось отменно. — Етить твою… — крикнула она, но потом увидела на экране «актриса», и тут же снизила тон. — налево. Юля. А затем громкое «Блять!», и ещё много раз «блятьблятьблять», но уже тише, после чего в срочном порядке пытаться разбудить свой организм и привести себя в нормальный вид. — Алло. — Вечер добрый. Я на месте, ты где? — Эм, ну, я это… Иду, просто задержалась чуть-чуть. Скоро буду. — И сбрасывает трубку. Я бы перечислила все сказанные ею маты, но боюсь, что вам станет не очень приятно это читать. За пару минут, оказывается, можно успеть умыться, причесать волосы и даже найти в шкафу приличную одежду. Конечно, если тебе действительно дорог человек, к которому ты спешишь. По дороге Света наткнулась на жилой дом, в саду которого росли алые розы. — Здесь, по-моему, живёт молодая семья. Надеюсь, они не обидятся. — думает она, и приблизившись к цветам, пытается аккуратно, чтобы не повредить их и свои пальцы, сорвать. Конечно, бесследно это не прошло, так как она поранила подушечку указательного пальца правой руки, а потом ещё и большая собака, приручённая хозяевами дома, загавкала, увидев постороннего человека, но, к её сожалению и к счастью девушки, она была закрыта в вольере. Устинова, стиснув зубы от боли, послала её куда подальше, обтёрла сочившуюся из раны кровь о край тёмной толстовки и ушла, не совсем довольная, с пятью сорванными цветами. А через три минуты дошла до того самого большого дерева, возле которого, стоя к ней спиной, находилась актриса. — Бу. — негромко произносит художница, резко подойдя со спины к подруге и положив свою правую руку на её правое плечо. — Блять! — взвизгнув, говорит та, и обернувшись, выгибает брови. — Во-первых, извини, я редко матерюсь. Во-вторых, ты опоздала на… — она бросает взгляд на наручные часы. — на тринадцать, нет, уже четырнадцать минут. В-третьих… — В-третьих, привет. — обвиняемая перебивает и обнимает одной рукой выносящую ей приговор судью, получая объятия в ответ. — Извини, пожалуйста, готова откупиться. Левая её рука была за спиной. Она чуть-чуть отходит, и вручает даме сорванные под угрозой смерти цветы. Юля восхищена. На её лице тут же появляется сияющая улыбка. — Ты где это откопала? — с восторгом интересуется Юля и вдыхает приятный цветочный аромат. — Ну, по крайней мере, не откопала, а сорвала. А вот где - это уже останется тайной. — Эх ты, общественный вредитель. Небось, у какой-нибудь старушки под окном сорвала. — Ну, не совсем. — Спасибо большое, мне очень приятно. — она обволакивает кистями рук шею подруги, а та, в свою очередь, невольно тянется к её талии, но тут же плавно перемещает руки на спину. — Но больше так не делай. Я люблю цветы, но не очень люблю, когда они засыхают. — Она отстраняется. — А на цветочных грядках они, хотя бы, не вянут. — Учту. Ну что, пойдём? — А куда? — Да какая разница. — Просто, если что, то веди туда, откуда знаешь обратную дорогу. Я тут не особо пока ориентируюсь. — Окей. Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться до ближайшего магазина, а потом, например, до пруда? Там, кстати, можно сделать офигенные фото. — Пойдём. Кстати, по поводу фото. Сидишь в запретграмме*? — Честно сказать, вообще редко беру в руки телефон. Страничка есть, но не заходила туда вечность. А что? — Понятно. Да так, просто интересно стало. — Ага. Ну, погнали. Нам туда. — Света укзала пальцем в сторону магазина. По дороге они разговаривали обо всём. Точнее, рассказывали друг о друге. Через пять минут они дошли до магазина. — А что ты хочешь взять? — Да я что-то проголодалась, а здесь продаётся чудесная выпечка. Ты не хочешь? — Ну, если только это что-то не сильно калорийное. — А чего так? — Стараюсь следить за фигурой. — Брось, ты шикарная. — И в мыслях снова проносится «Блять!». — Ну, в смысле, тебе не о чем беспокоиться, и… — Света замешкалась. — Ну, всё-таки, не помешает. — Пошли со мной, может выберешь что-то. На прилавках лежали какие-то сладкие булочки с ягодными, фруктовыми и шоколадными начинками, и пирожки разных форм, чаще всего с мясом, личного производства тёти Нади, работающей в этом сельском магазине уже не первый год. — Здравствуйте. — Здравствуй, Света. Как твои дела? — Да всё замечательно. Ваши как? — Да пойдёт. — Мне, пожалуйста, с вишней булочку, и… Юль, ты что-то выбрала? — Хм, этот круассан выглядит чертовски аппетитным. Извините, а с чем он? — О, это так называется. А я просто говорила «рожок». Этот с шоколадом, этот с сыром, а этот с клубникой. — Добродушная женщина провела «экскурсию» по всем своим хлебобулочным изделиям. — Мне с сыром. — актриса улыбается. — Так, хорошо, с вишней и с сыром. Это всё? Может чаю? — Юль, чаю? — Ну, давайте. Зелёный, пожалуйста. С сахаром. — девушка спрятала руки за спиной и улыбалась то продавщице, то Устиновой. — Ага, так, зелёный с сахаром. Тебе, Свет, как обычно этот… малиновый? — Да-да. — Ох, сплошная химия. Сплошная хи-ми-я. — возмущается тётя Надя, и уходит ставить чайник. Художница смотрит на счастливое лицо подруги, и сама расплывается в улыбке. — Ты чего? — Спрашивает она, неловко сжимая руки в замок. — Да я просто не думала, что вообще когда-нибудь дойду до этого магазина. Мне казалось, что он расположен очень далеко от меня. А тут, оказывается, такая прелесть. Чувствуется что-то родное. — Да, тётя Надя мне как мама. Она хорошая. — Ага, слушай её больше, я злая старая тётка, которая не продаёт сигареты десятилетным мальчикам со двора. — Усмехаясь, говорит вернувшаяся продавщица с двумя бумажными стаканами, наполненными горячим чаем. — Да ладно вам. Кстати, за сигареты. Мне ещё пачку мальборо. — Хорошо. С тебя, моя хорошая, три соточки. После фразы Светы, Юля возмутилась. Она не одобряла то, что её новая подруга так часто и много курит. Лучше бы на её месте оказался десятилетний мальчик со двора, которому бы тётя Надя отказала. — Ага, спасибо, до свидания. — Света рассчиталась. — Юль, чай, — она протянула ей стакан. — круассан. — А затем и выпечку. А сама положила в карман джинс пачку сигарет. — Ой, тёть Надь, ещё спички, пожалуйста. Тридцать рублей, по-моему? — Бери так. Подарок. — женщина всучила Свете спички. — Ой, спасибо большое. — Приятного аппетита, приходите ещё. Девушки попрощались и вышли из магазинчика. — Слушай, Свет. — начала разговор Юля, но была перебита шипением спутницы. — Что такое? — Блять. Облилась. — Ненадёжно закреплённая на стакане пластиковая крышка подвела девушку, и чай немного пролился прямо ей на запястье. — О Боже, за что мне все эти мучения? — Бедное дитя. Вон беседка, пойдём сядем. — Смеясь, произносит Снигирь. — Ты что-то говорила? — Сев напротив актрисы, спрашивает художница, протирая руку салфеткой. — Да, я хотела сказать, что мне кажется, что ты очень много куришь. Я сегодня из окна видела, как ты штуки три, наверное, скурила, и сейчас ещё взяла. Не хочу показаться душной, но это может пагубно повлиять на твоё здоровье. — Да, ты права. Всё в порядке, правда. Я знаю свою норму, и не нарушаю её, дабы чего не случилось. — Ну, дело твоё, но я бы посоветовала бросить. Это… Ну очень вредная привычка. — Пока не думаю об этом, но обязательно прислушаюсь. Приятного аппетита. — Света не очень любила, когда её учили жизни и давали непрошенные советы. Но этой женщине было можно всё.***
Провожая свою бестию до дома, Света автоматически потянулась в карман за пачкой, и закурила. Они бурно обсуждали какие-то проблемы вселенского масштаба, и Юля не сразу это заметила, но, учуяв запах, захотела начать читать нотации. — Свет… — Блять, прости. Я забыла. Оно само как-то. — говорит Устинова, сжимая сигарету в зубах. — А ещё ты много материшься. — С улыбкой, некой иронией, но строгим голосом отвечает Снигирь. — Это тоже вредно. — Да, я чёртов грешник, делаю всё, что запрещено. — Она поддерживает шутку подруги, вынимает сигарету, держа её двумя пальцами, и разводит руки. — А что поделать? Вот хочу курить - курю. Хочу материться - матерюсь. Ахуеть, конечно, я просто блядский носитель всех этих ебучих запретов библии. — Девушки вместе смеются, и Света стряхивает пепел со скуренной только наполовину сигареты, после чего выкидывает бычок в кусты. — Хочу загрязнить природу - загрязняю. — О Господи, с кем я связалась. — Уже даже не пытаясь сдержать улыбку, говоит Юля, и на ходу кладёт голову на плечо художницы, а та, почувствовав смелость, берёт ее за руку и переплетает пальцы. Они подходили к дому молодой семьи, у которых Устинова сорвала розы. Парочка стояла в саду, рассматривая торчащие из земли стебли украденных цветов и негромко возмущаясь по поводу того, какие же люди - мрази, позволяют себе сорвать такую роскошь. — Вот, ещё один грех за моими плечами. Хочу украсть у соседей цветы - беру и краду. — Ага, так вот оно что. — Актриса скрещивает руки на груди. — Подлый воришка. — Лучше спрячь их, вдруг эти заметят. — Света указала взглядом на цветы, подаренные ею Юле, и она спрятала их за спиной. Пройдя мимо этого дома и удостоверившись, что преступницы остались незамеченными, они громко и искренне засмеялись. А потом вернули в прежнее положение свои руки, крепко держась друг за друга.***
— Спасибо за вечер, за цветы, за угощение и за такие красивые фотки на пруду. Я тебе переведу на карту деньги за чай и круассан. — Не смей. Обижусь. — Ну-у, Свет. Так не пойдёт. — Пойдёт. — Твёрдо отрезает Устинова и улыбается, стоя на пороге дома Снигирь. — Хорошо, тогда я завтра откуплюсь. Напиши мне, как проснёшься, чтобы я тебя не будила. Спасибо ещё раз, — она обнимает Свету, протиснув руки через её локти, ухватившись за плечи со стороны спины, и немного покачивается из стороны в сторону. — до завтра. — До завтра. Спокойной ночи. — Устинова прощается жестом двух пальцев, отведённых от виска, и уходит в сторону своего дома. — Что ж, это было лучшее, что со мной случалось. — Думают они обе. Близился двенадцатый час ночи. Самое время для одной, чтобы продолжить писать картину, а для второй, чтобы выглянуть в окно, увидеть знакомый силуэт, водящий рукой по холсту, и для обеих улыбаться во весь рот. — Ещё одна твоя вредная привычка - ты слишком поздно ложишься.