Bounty night

             Спать.       Хотелось простого человеческого — поспать.       Препод что-то гундит про имдинскую войну, убаюкивая своим старческим, хрипловатым голосом; студент, развалившийся на парте и по привычке зарывшись пальцами в собственные синие волосы, чувствовал, как безостановочно проваливается в царство любимого Морфея.       — Ким Хонджун! — вдруг рявкает препод, и синеволосый медленно поднимает на него недовольный взгляд. Уже и поспать нельзя, ужас. — Будьте добры, повторите-ка, в каком году корейский флот, отплывший с острова Мирук в Данпо, получил местные разведанные о том, что поблизости находится большой японский флот?       В классе повисает тишина; Хонджун тяжело вздыхает, нехотя поднявшись с места и молча тупя в пол. У него происходит «сбой в системе», и, сонный, он просто разглядывает кривой ламинат, раздумывая над вопросом. Многие одноклассники уже потянули руки вверх, желая ответить на вопрос и получить дополнительный балл, но препод явно старательно не замечает их, с довольной усмешкой наблюдая за синей макушкой.       Да, не все преподы любят и лелеют его, хотя большинство относится к одному из лучших студентов университета уважительно и с добротой. За исключением таких особ, как этот старый пердун, которому уже давно на пенсию пора, но он остаётся в университете под предлогом «я не могу допустить, чтобы историю вёл какой-то молодой осёл, который вообще ничего не смыслит!». Сложный человек, в общем.       — Садитесь, сегодня Вы…       — Тысяча пятьсот девяносто второй год. — наконец просыпается Хонджун, подняв осоловелый взгляд на удивлённого старика. — Тринадцатого августа. И на следующий день Ли Сунсин выманил большинства японских кораблей в открытое море, где после состоялся бой, который закончился полной победой Кореи. Потом был выслан приказ японским войскам вторжения прекратить все дальнейшие морские операции. Могу я поспать?       Препод лишь ворчит, не сумев придраться к ответу, и бубнит о том, что Ким может сесть, но не дав согласия на его вопрос, хотя студента это явно волновало меньше всего. Сев, он вновь растекается по парте, спокойно прикрывая глаза.       Сегодня пятница — пожалуй, самый любимый день среди студентов… Но в группе Кима это ещё и означало, что домой учащиеся вернутся лишь едва ли не к семи вечера. Три пары, а после ещё одна дополнительная секция из двух, в случае Хонджуна — это английский язык и волейбол. И, если спортивный кружок был лишь два раза в неделю, то английский был четыре дня подряд, со вторника.       — Слышал, кстати, старика Сокдуна всё-таки уволили! — после истории весело восклицает Чон Уён, растрепав своё красное бедствие на макушке. — Говорят, вместо него какой-то молоденький теперь!       Хонджун безразлично пожимает плечами и поудобнее перехватывает практически пустой ранец. Чон Уён был, пожалуй, самым близким человеком для Кима на данный момент жизни. Этот «мухомор», как недавно полюбил его называть сам Хонджун, шёл с ним нога в ногу со времён младшей школы, и вот они уже тринадцатый год идут вместе, хотя не исключены и моменты длительных ссор.       Неспешно идя по коридору, они абсолютно не замечают немногие взгляды студентов на себе; так уж вышло, что к лучшим ученикам отчего-то постоянно много внимания, и Хонджуна это изредка жутко бесило. Он не хотел, чтобы по нему сохли девчонки, не хотел, чтобы парни в зависти скрипели зубами, продумывая план, как бы увести от него девочек. Раздражает. Но, несомненно, в его статусе были и плюсы: например, стоило однажды прирыкнуть на одну особу, которая преследовала его около месяца и даже как-то пыталась поцеловать на день влюблённых, как об этом узнал весь университет. Сразу же полились и слухи, и сплетни, мол, Ким Хонджун либо непреступная ледяная глыба, либо уже влюблён в кого-то, оттого и не подпускает к себе первую красавицу — ту самую, которая агрессивно бегала за ним.       Сам Хонджун на это никак не реагировал, да и плевать ему, что там про него думает кучка недоумков. Он такой, какой есть, и подстраиваться под других и играть под их дудку он не намерен.       — Тебя только такие и волнуют. — хмыкает Ким через время, направляясь в сторону небольшого кабинетика английского языка. — А с тем что, как его? Ёнбок, вроде? Как же твоя любовь с первого взгляда?       — Ой, ну его… — Уён тут же осунулся, поджав голову к плечам и сунув ладони в карманы брюк. — Зануда херов. Я не сапиосексуал, чтобы у меня вставал на его личико, которое вечно в учебниках.       Хонджун тихо смеётся и легко толкает друга плечом, так же спрятав руки в карманах невыглаженных рваных на коленях джинс. По пути в южное крыло, где, собственно, и находились большинство небольших кабинетов для кружков и дополнительных секций, друзья по привычке задерживаются на заднем дворе, где их уже ждёт Сон Минги — высокий парень, с которым они сдружились года полтора назад.       — Кэп, дай стрельнуть, по-братски. — умоляющим, но грубым голосом протянул Минги и отпрянул от холодной стены здания, как только увидел приближающихся друзей.       Ким, не задумываясь, вытаскивает пачку Винстона и протягивает пару сигарет Сону.       — Снова мать? — понимающе гудит Уён, щёлкая зажигалкой перед лицом.       — Заебала уже по моим карманам шастать. — согласно мычит Минги, подкуривая от зажигалки Уёна. — От души, парни.       Хонджун лишь кивает, запрокинув голову после затяжки и прикрыв глаза, позволив ядовитому никотину проникнуть в лёгкие и чуть похозяйничать в них. Изредка он даже думал о том, чтобы за один раз затянуть половину сигареты и задержать дыхание на минуту, чтобы грёбаный яд медленно убивал его изнутри, пожирая лёгкие и скапливаясь смолой на стенках глотки — весьма весело, не так ли? Хонджуну вот тоже, впрочем, нихера не смешно. Он знает, что так думать и хотеть такого — неправильно, потому и курит медленно, по маленьким тягам, задерживая дым в груди секунд на десять максимум.       Выдохнув, он опускает тяжёлый взгляд на проходящих мимо первокурсников, что тоже выбрались покурить и сторонились троицу старших. И правильно поступали — сегодня Капитан был не в самом лучшем расположении духа. Единственное, что его сегодня радовало: пятничная ночь, которую он уже не мог дождаться. Ему необходимо было расслабиться и хорошенько отоспаться после, чтобы на утро субботы он был ленивее овоща.       — Кэп, такое дело. — к ним подбегает парень с угольными волосами, достающими до кончика носа. — Английский отменили.       — Причина? — коротко хмыкает Хонджун, делая затяжку.       Как староста группы по английскому, ему было необходимо это знать, но, если отбросить этот статус, то ему было глубоко плевать — главное отпустят пораньше, а причины его не касаются.       Брюнет, являющийся его заместителем, пожал плечами и почесал затылок. Кан Ёсан, конечно, мог выпытать и узнать любую правду, но порой даже его сил было недостаточно.       — Я не знаю точно, но, думаю, это из-за того, что у нас новый препод. Может, осваивается ещё.       Хонджун мелко кивает, делает затяг и блаженно прикрывает глаза.       — Тогда я валю домой, парни. — кивает Ким, доставая телефон и быстро написав в группу по английскому, что сегодняшняя пара отменяется, так же попросив ребят повторить прошлую тему.       Друзья лишь тихо мычат на прощание, докуривая в необходимой разуму тишине. Хонджун разворачивается на пятках, медленно убивая успокаивающую тело сигарету, и неторопливо направляется к выходу с территории университета. Сейчас он придёт домой, приготовит всё необходимое для собственного долгожданного отдыха, нальёт стакан воды, чтобы потом не вставать, настроит камеру и проведёт следующий час с удовольствием. Да, отчасти, это было то, чем он грезил в течении каждой недели.       Проходя футбольное поле, он невольно замечает, как за трибунами кто-то возился, и решает проверить, что там творится. Тихо прокравшись на поле, он осторожно выглядывает в образовавшийся между трибунами и невысоким зданием кладовой коридорчик, замечая, как парень прижимает к стене девушку. Нахмурившись, Хонджун выпрямляется, выбросив бычок на землю и притоптав его ногой, после чего привычно прячет руки в карманы джинс и ленивой походкой направляется к парочке.       Вообще, ему было глубоко плевать и на бедную девушку, и на придурка, что решился на столь низкий поступок, но совесть просто не позволяла пройти мимо. на собственной шкуре зная, как горит кожа от нежеланных и противных прикосновений, он не хочет, чтобы кто-либо ещё из его окружения подвергся этому.       — Слышь, придурок, тебе свою колбаску пристроить некуда? — не слишком громко, но с вызовом тянет Хонджун, как только подходит достаточно близко. Парень тут же отстаёт от едва не ревущей девушки, и Ким хмыкает. — Так ты бы лучше к Уён-и обратился, у него как раз дома голодный ротвейлер сидит.       И он не шутил — прошлым летом бывший младшего расщедрился и подарил на тот момент своему любовнику щенка ротвейлера, от которых Уён всегда был в детском восторге. К слову, теперь Питер — названный любимец в честь Питера Квилла, — не подпускает того бывшего к своему хозяину за милю. Хонджун гордился практически своим воспитанником.       — А тебе какое дело? — огрызается шатен, прикрыв собой всхлипывающую девушку, но продолжая крепко держать её тонкое запястье. — Завидно?       — Ага, так и мечтаю изнасиловать кого-нибудь за трибунами, а потом получить пару месяцев за решёткой в тюрьме. — Хонджун скучающе зевает, прикрыв рот ладонью с пальцами, усыпанными грубыми кольцами, а после подходит ближе и кивает за спину смельчака. — Отпустил её.       — А если не отпущу?       — Я уже сказал, что с тобой и твоим маленьким дружком будет. Отпустил, я сказал.       Парень словно звереет, срываясь вперёд и замахиваясь, но Хонджун спокойно уворачивается; шатен же не теряется и потому резко оборачивается, не особо сильно ударив Кима в челюсть, отчего тот отшатывается и смотрит исподлобья, прикоснувшись к разбитой губе.       — Зря ты это, конечно. — вздыхает Хонджун, оглядев кровь на пальцах. — Думаю, тебе стоит посетить психиатра, парень. Нападать на людей из-за недотраха — не круто.       Это лишь ещё больше злит шатена, отчего тот вновь срывается на него, замахиваясь для удара в живот, но Хонджун резко отступает в сторону, после чего хватает парня за шиворот и рывком прижимает к стене лицом, грубо удерживая за затылок.       — Новичок, видно сразу. — Ким шепчет, встав практически вплотную и выдыхая на чужое ухо. — Знай своё место и прояви уважение к прекрасному полу и к старшему.       — Ты выглядишь, как пятиклассник, какое уважение? — шипят в ответ.       Ещё сильнее вжав лицо парня в стену, Хонджун рывком отпускает его, брезгливо отряхивая руки.       — Следи за языком, мелочь, и если я ещё раз увижу, как ты подкатываешь яйца к моим младшим, я выпну тебя из уника. А теперь свали, иначе мой обед в желудке прокиснет от твоей рожи. — обернувшись к разъярённому парню спиной, Хонджун мягко улыбается запуганной девушке. — Ты в порядке?              Та лишь робко кивает, сжавшись, словно котёнок, и Ким понимающе скользит взглядом по её фигуре, подмечая, не успел ли сделать тот подонок чего-то, за что его уже можно было бы отчислить.       Проводив девушку до главных ворот, где она встретилась с Бан Чаном — родным братом и парнем, которого Хонджун уважал и на кого ровнялся, — Ким лёгким поклоном поприветствовал Чана и уже после поспешил домой. На сегодня его геройств хватит, хотя он вообще никак не планировал заделываться местным спасителем, но время от времени ему приходилось показывать первокурсником, где их место. Да, он просто любил держать всё под своим контролем, он любил, когда все проявляли к нему уважение и не шли против.       Но, пожалуй, была одна его… Сторона, когда он любил становиться уязвимым и быть послушным.       Переступив порог своей квартиры, он шустро закрыл входную дверь и сбросил ранец на пол. Руки уже слабо потряхивало от желания, а он сам едва мог стоять на ногах — его мягкая и податливая сторона требовала высвобождения из оков.       Первым делом — ванная и небольшая задержка в душевой кабине, после — обработать губу, налить воды в стакан и уместить его на тумбе в маленькой, но уютной спальне. Он медленно переодевается, скидывая грубую, но удобную и любимую одежду, которую заменяет нежными чулками на гладкие ноги и чёрной рубашкой больше размера на три, дабы скрывала голые бёдра. Подкаченные руки облачаются чёрными рукавами, скрывая татуировки на левой, и Ким забавы ради нацепляет на мизинец детское кольцо с цветочком.       Да, Хонджун просто любил вставать на четвереньки, удовлетворять себя на камеру и получать с этого немалые деньги.       Его аккаунт, носящий сладкое «Bounty_boy», гордо держал миллион подписчиков, большинство из которых посещали каждый его эфир и скидывало приличные суммы с идиотскими пожеланиями по типу «ускорься» или «стони громче», но Хонджун был рад угодить своим извращённым онлайн-гостям — лишними деньги определённо не будут.       Настроив камеру, Хонджун садится на кровать и с телефона проверяет, как выглядит — его лица не было видно, оно будет за кадром, даже когда он привычно уместится на кровати для лучшего обзора. Он в целом никогда не показывал своего лица, умело скрываясь и прячась. Более нигде под этим ником он не сидит, потому проблем никаких нет, и Хонджун спокойно ведёт инстаграм, выкладывая туда свои селфи и рандомные фотографии.       Облизавшись в лёгком предвкушении и достав из-под кровати коробочку с любимыми игрушками небольших размеров, он оглядывает себя в зеркале и удовлетворённо подмигивает самому себе, игриво закусив губу.       Вечер обещает быть весьма приятным.

x²+(y-³√x²¹)²= 1

      Субботнее утро начинается с привычной рутины: ленивое пробуждение, которое затягивается на час — вредная привычка проверять соцсети после сна, — небольшая уборка пятничного вечера и десятиминутная ванная. Блаженно потягиваясь, Ким утопает в любимой чёрной худи с Рюком и, натянув лишь боксеры, выходит из ванной на кухню, решив заказать чего-нибудь в любимой забегаловке. Сегодня ему определённо было лень готовить, впрочем, как и всегда, поэтому он уже числится в постоянных клиентах любимого заведения. Быстро сделав заказ и сразу оплатив доставку, Хонджун проверяет свой вчерашний эфир — его смотрели семьсот тысяч каких-то извращенцев, впрочем, ему дела до этих людей особо и не было. Деньги платят и Бог бы с ними.       Решив проверить личные сообщения, он бегло прочитывает самые последние и тихо смеётся с них, развалившись на кожаном стуле. Отчего-то многие его зрители считали, что ему определённо не хватает сильного альфача, и потому осмеливались писать ему в личку с тупыми подкатами и мольбами о встрече. Хонджун никогда даже не открывал эти чаты и в принципе не имел заинтересованности в подобном — пожалуй, он слишком сильно разочаровался в людях, чтобы соглашаться на такое. Да и ему одному прекрасно, без всяких извращенцев рядом… В какой-то степени.       Уже намереваясь выйти из приложения, Хонджун замирает, взглядом зацепившись за один чат. Помедлив, он тыкает на сообщение и читает его, мелко нахмурившись и прокрутив серьгу в мочке уха. Mars04, 09:34pm Здравствуй. Мне немного неловко об этом писать, но, вдруг повезёт? Возможно, ты не заинтересован в подобной практике, но что думаешь насчёт учтивого доминанта? Мне нужны лишь деньги, 70/30 в твою пользу. Я могу гарантировать тебе полную безопасность и выполнять лишь то, что ты скажешь, ничего лишнего. Это, наверное, глупо, но, если вдруг ты будешь согласен (в чём я очень сомневаюсь…), то я буду очень счастлив. Если нет, то прости за это!       Слабо закусив нижнюю губу, Ким выходит из приложения, тихо фыркнув. Вот ещё чего, не нужны ему никакие доминанты! Хотя, чисто теоретически, это могло бы помочь в ведении аккаунта — всё же, насколько он заметил, в последнее время достаточно популярно что-то вроде домашних видео. Вздохнув, он вновь открывает приложение и заходит на аккаунт этого Марса, просматривая две единственные фотографии — селфи в зеркале без лица, без верхней одежды в тёмной ванной комнате и ещё одно фото из спортивного зала, где прекрасно видны развитые мышцы рук и груди. Хонджун немного залипает, разглядывая первую фотографию и облизывая губы.       Нет, ни за что. Он определённо не хочет собрать языком эти капельки воды, сверкающие на чужом прессе, вообще не хочет оседлать эти крепкие бёдра и не хочет поцеловать крошечную родинку у ярёмной впадинки. Блядство.       Фыркнув и скривившись от собственных мыслей, Хонджун выключает телефон и, с довольной улыбкой, идёт открывать дверь позвонившему в звонок курьеру. Забрав свой завтрак, он шумно втягивает ароматный запах в лёгкие и идёт на кухню, включая небольшую плазму, дабы посмотреть какое-нибудь глупое шоу или очередную дораму.              Так, бесцельно и в то же время сумасшедше проходят выходные; Хонджун выкидывает из головы все назойливые мысли, занимаясь сразу всем, чем можно — будь то прогулка с друзьями, трёхчасовая игра в Геншин Импакт, двухчасовой бег утром в воскресенье или генеральная уборка. Не то чтобы он был заядлым чистюлей или что-то вроде того, но руки было необходимо чем-то занять. В ночь перед понедельником Киму звонит Уён, и они привычно-долго разговаривали. Это было чем-то вроде терапии для обоих — в глаза они бы не смогли сказать всего, что думают, а ночью, в одиноких квартирах, язык сам по себе развязывается.       — Кэп, харэ скрывать что-то и делать вид, что я нихера не вижу. — фыркает Уён, чем-то пошуршав на фоне.       — Да ничего я не… — Хонджун запинается, встретившись глазами с собственным отражением в зеркале, висящем на стене справа от кровати. — Окей… Короче, я вчера решил проверить личку после эфира, и заметил там сообщение… Ща, заскриню и скину.       Уён давно знает о «хобби» своего старшего, поэтому Хонджун так же давно перестал стесняться разговаривать с ним на эту тему. К тому же порой было сложно держать всё в себе, да и Ким не любил этого делать — лучше сразу обо всём рассказать, выплеснуть все эмоции, не позволив им накопиться внутри, и забыть об этом. Это ведь намного легче и проще — и именно поэтому теперь у него есть поддержка даже в этом плане в лице Уёна. Впрочем, во всех остальных планах ничего не меняется — Чон всегда был тем, кто постоянно его поддерживает.       Сам же Уён, в свою очередь, хранил кимову тайну и всегда помогал — то они концепт новых фотографий придумывали, то эти же фотографии и делали, пока Хонджун с краснющим лицом позировал. Уён вообще выглядел максимально довольным жизнью, Хонджун вообще ни разу за эти тринадцать лет практически не видел Чона плачущим или грустным. Для таких людей и птички утром поют, и цветочки приветственно цветут, и ручейки красиво журчат, а если случится природный катаклизм, то и это чудесно. Хонджун, честно, ему даже немного завидовал в этом.       Поставив Чона на громкую связь, Хонджун открывает нужное приложение и, зайдя в переписку с Марсом, он делает скриншот и отправляет его младшему в какаотолк. На минуту повисает тишина, и Ким за это время успевает выудить сигарету и закурить прямо на кровати.       — И чё думаешь? — негромко хмыкает Уён, звякнув баночкой из-под пива.       — Не знаю. Да, конечно, доминанты это круто и классно, но… Вдруг он окажется таким же, как грёбанный Мунхёк?       Он тихо усмехается, вытянув левую руку и задрав рукав чёрной кофты, открывая массивную татуировку едва ли не на всё предплечье. Разбитая маска О́ни, за которой растут нежные пионы. Да, не слишком мужественно, но Хонджуна это как-то не волновало.       — Ебаный Мунхёк пусть идёт в задницу этого мира. — брезгливо фырчит Уён. — Сколько раз я уже говорил тебе забыть его и жить дальше? Не все люди такие, Джун-и, да и этот Макс кажется вполне адекватным. Хочешь, я с тобой на встречу с ним схожу?       Непривычное, но в то же время родное «Джун-и» заставляет Хонджуна немного расслабиться. Уён прекрасно знал, что так обращаться к нему имеет право лишь он и никто более, так же, как и Ким имел достойное право дразнить его «мухомором» и редко ласково звать «Ён-и». Это определённо было не такими частыми моментами в их общении, но порой это было необходимо, дабы второй немного размяк и отодвинул маску напущенной гордости и холода в сторону.       — Марс. — поправляет его Ким, затянувшись. — Марс, а не Макс. Ну, ладно, я попробую. Но, блять, если он окажется каким-то гандоном, то ты будешь виноват в том, что я согласился, и ты купишь мне грёбанный костюм для Дилюка, я всё сказал.       — Ну, как всегда, ничего нового. Куплю я, не ссы. Но если он окажется пиздатым, то с тебя костюм для Кэ Цин!       И они прекрасно знают, что закатили глаза в один момент. Впрочем, они многие вещи делали одновременно, даже если находились на разных концах города, с чего истерически смеялись порой и шутили про соулмейтов. Хонджун, впрочем, был бы не против, чтобы его второй половинкой души был именно Уён, но он этого никогда не расскажет самому Чону.       Они разговаривают ещё не так долго, но электронные часы на прикроватной тумбе показывают уже без десяти три ночи, а количество сигарет в тоскливо-серой пепельнице, расположенной на широком изголовье кровати, выросло едва ли не вдвое. Хонджун, честно, обещал себе бросить. Год обещает уже, но как вообще можно отказаться от того, что тебе в каком-то смысле помогает и расслабляет? Это, на самом деле, чертовски сложно, и иногда Ким искренне жалеет, что однажды вообще попробовал курить.       Уён отключается первым, заныв о том, что понедельник — насыщенный день, и потому пора бы ложиться спать; благо, сегодня им ко второй. Ким же внимательно оглядывает себя в зеркале и смотрит на маску Они на собственной руке.       Может быть, и правда стоит попробовать дать Марсу шанс? Он кажется весьма адекватным, особенно если верить, что ему действительно нужны лишь деньги. Хонджун ещё не сталкивался с такими своими зрителями… А был ли Марс зрителем? Может, он просто заметил, что у милого Баунти большая аудитория, и потому решил написать? В конце концов, чего только не сделаешь, если нужны деньги и, видимо, не маленькие. Хонджун ведь тоже в какой-то день решил зарабатывать именно таким способом, так чем же Марс может быть хуже? Чёрт, да он даже извинился за своё предложение! Хонджун с громким, отчаянным стоном падает лицом в подушку.              Утро идёт, впрочем, как и обычно, даже надоело уже — Хонджун с недовольным лицом вылезает с кровати, мелко морщась из-за царившей в квартире прохлады; умывается, одевается, заливает в желудок холодный кофе. Он даже невольно думает о том, что в квартире становится как-то некомфортно и одиноко. Странно даже — за эти года он очень редко чувствовал себя так… Пусто дома. От этого настроение портится лишь больше.       Почему он тоже не может быть просто счастлив? Почему ему никогда не везёт с людьми? Кажется, жизнь сжалилась над ним лишь однажды, в день, когда к нему за парту подсел парень в розовой рубашке и с сияющим взглядом. Видимо, на этом его везение началось и сразу же закончилось.       Пары пролетают незаметно — возможно, Хонджуну стоило бы почаще вылезать из собственных мыслей. Уён учтиво старается старшего не трогать и даёт время на понятие самого себя, и в итоге сам задумывается, направляясь в аудиторию английского языка вместе с тишиной и Кимом. Нет, сам Чон в группе по английскому не состоит, просто ещё на первом курсе появилась привычка провожать Кима, ибо в то время тот нуждался в постоянном присмотре и поддержке. Иногда Уён даже не ходил на собственные дополнительные, потому что сидел и обнимал Хонджуна в кабинете английского на последних партах. В то время, впрочем, большая часть студентов поверило в то, что они встречаются, ибо Чон постоянно обнимал старшего и изредка даже целомудренно целовал то в красные от частых слёз щёки, то в макушку, пока Хонджун что-то тихо бубнил в его грудь.       По привычке они тормозят во дворе, чиркая зажигалками и травя лёгкие никотином. На улице достаточно тепло — лёгкое щебетание птиц ласкает слух, шебутные студенты наводят в стенах университета уже привычный гул. Это уже всё так по родному, так правильно — быть в кругу этого шума, иногда быть с ним одним целым. И в то же время это всё такое далекое, словно из другого мира, ведь подавляющее большинство студентов — весёлые и заводные, они сияют и борются с препятствиями несмотря ни на что. Хонджун чувствовал себя белой вороной среди них — у него не было ни оптимистичного взгляда на свою жизнь, ни планов на будущее, ни мечты. Он действительно белая ворона по сравнению с другими, красочными и яркими. Как пустой белый холст в аудитории искусства.       Чуть позже подходит Минги, и Уён любезно утягивает его подальше от хмурого Хонджуна, из которого скоро начнут не только молнии сверкать, но и который своим тяжёлым взглядом вызовет чёртово десятибалльное землетрясение. Не то чтобы Ким был действительно зол или недоволен — скорее просто подавлен, и Уён, как никто другой, видит это.       Оставшись в одиночестве, Хонджун зависает в телефоне, листая ленту инстаграма и после, пока никто не видит, — выбирает в интернет-магазине новые милые вещи для эфиров, по типу чёрных чулок, ибо свои он умудрился порвать недавно. И, перед тем как убрать телефон, он воровато оглядывается и сбрасывает новое сообщение. Может быть, он пожалеет об этом, но это будет позже, а сейчас Ким сжимает в кармане джоггеров телефон, который хранит в себе короткое «Хорошо, давай встретимся», отправленное тому самому Марсу, и направляется в сторону английского.       Может быть, для личного счастья самому бороться и нужно? Хонджун не уверен, что подобное знакомство будет именно его «счастьем», но, тем не менее, это новый опыт, который может принести ему на пару сотен тысяч вон больше.