Потому Что…

-Как я тебя люблю, бл, ты бы знала! — Заха крепко прижал ее к себе, — а я ведь развод оформил, дебила кусок… -Я этому рада, — честно призналась Ани, — нас с тобой связывает кое-что большее, чем просто какая-то бумажка с печатью… … Анаит запахнула поплотнее пальто, вышла из вагона метро, пошла осторожно вдоль стены к эскалатору. Надо быть аккуратнее, лучше пропустить всех вперёд и идти спокойно, не будучи задетой бегущей толпой. Она вышла из подземки. Солнце совсем зашло, начало смеркаться и снова моросить. Уже какой по счёту день. Она быстро доберётся и не должна успеть промокнуть, чтобы не заболеть. Нет ничего хуже. Поднялся холодный, пронизывающий ветер и ей пришлось поторопиться. Она шла по неубранному тротуару, под ногами шелестела сухая листва. Она никогда не была одна так поздно на улице, ей было не по себе, хотелось скорее попасть домой, в тепло. Из-за поворота вышел человек в темном капюшоне и Ани подумала, что это отец вышел ее встретить. Но по мере его приближения, она осознала, что это не он, но тоже очень знакомый человек. Арсен замер посередине дороги. Его темные глаза сверкнули в свете фар проезжающих вдали машин. Его природная вспыльчивость и та погоня в такой же пасмурный день годом ранее привели его тогда сюда. Он уже несколько дней приезжал в это почти что безлюдное место побродить, чтобы убедить себя лишний раз, что с этим покончено. Надо просто пережить всё то, что с ним приключилось, и забыть, как страшный сон. Чего бы это ему не стоило. Захарян четко видел, что Анаит выглядит иначе. Припухшее лицо выглядело мягким и каким-то необычно лучезарным. Он чуть опустил взгляд и обнаружил, что она до сих пор беременна… В ужасе она стала пятиться назад, ощущая всю свою немощность перед ним, безысходность и страх. -Ани… — едва вымолвил он в замешательстве, — ты… ты до сих пор… Он протянул к ней руки, но она мотнулась в сторону и попыталась бежать, что есть сил. Нагнав ее в два шага, она прижал ее со спины к себе. -Просто поговорим, обещаю! -Хватит, хватит! Отстань! -Я не сделаю тебе больно, просто не беги! -Ты и так разнёс мою жизнь в щепки! Я больше не хочу так! Но Арсен не слушал, он просто нес ее к своей машине. Она до сих пор носит его ребёнка. Носит и молчит… Заха открыл дверь с задней стороны и попытался посадить ее в машину, попутно держа ее голову. Но не успел он затолкнуть ее вовнутрь, как почувствовал резкий толчок и пронизывающую боль чуть выше голени. От неожиданности у него сперло дыхание. Она все ещё вырывалась, но огромный живот не давал ей возможности быть проворной. Арсен замер, держась за ногу. -Ай, блеааааа… Если ты расхреначила мне сейчас колено… -Выпусти меня! -Выпущу, не ори. Ты нахрена мне соврала? Анаит молча обливалась слезами. -Хватит уже! Сколько можно?! Спрашиваю тебя ещё раз… -Это не я соврала. И если бы ты знал кто… -Ты че несёшь? — он наконец смог сесть в машину и захлопнуть за собой дверь. -Клянусь тебе! В той клинике, в которую ты меня записал, мне сообщили, что… в общем, что не… я не могу это произнести. -И ты, конечно же… -Конечно же, я ревела, как ненормальная! Пока не додумалась просто сходить в другую клинику. -Как я тебя люблю, бл, ты бы знала! — Заха крепко прижал ее к себе, с удовольствием отмечая, что она стала гораздо больше, — а я ведь развод оформил, дебила кусок… -Я этому рада, — честно призналась Ани, сопротивлявшаяся браку до последнего, — нас с тобой связывает кое-что большее, чем просто какая-то бумажка с печатью. Живот Анаит, плотно прижатый к Арсену, зашевелился, спазм несколько раз сотряс их обоих. -Что это? — глаза Арсена округлились. Он помнил беременной свою мать, но никогда не прижимался к ней так плотно. -Икает, — улыбнулась Анаит и погладила живот, — замёрз, похоже. Я съела два мороженых, хотелось хотя бы крупицы радости в этот пасмурный день. Заха поспешил снять с себя куртку и укутать Ани живот. -Как его зовут? Ты говоришь с ним? — он почувствовал укол ревности, что в отличии от Анаит, не имеет такой возможности. -Я не знаю мальчик он или девочка. Но я видела его глазки и носик. Он так упрямо бьет ножкой, когда я плачу. Он слышит мой голос, и я уверена, знает, что я его очень люблю… -Поехали, — он вытер намокшие глаза и резко привстал, чтобы перелезть вперёд на водительское место, — ты… вы теперь не слиняете от меня! -Подожди-подожди, прошу, — Ани мягко взяла его за руку, — посмотри на меня. Я тебе обещаю, что никуда не денусь, но и ты обещай мне, что больше не будешь… -Я? Когда я куда девался? -Ты часто злишься, кричишь… последний раз я нашла тебя в церкви у аналое в костюме жениха! -Прости, — Арсен прижал к лицу ее руки, — я виноват. Я слишком вспыльчивый, а мне нужно спокойствие, чтобы играть. Если я не буду играть, это… это все равно, что умереть для меня! Анаит запустила ладонь в его волосы, ласкала его, гладила по небритым щекам. Никто и никогда не заменит ему этих рук, что бы он там сам себе ни напридумал. Она права, между людьми в жизни есть что-то большее, чем бумажка с печатью… … В шуме и суматохе раздевалки, среди криков орущей толпы полуодетых мужчин под громкий афроамериканский бит, Захарян расслышал свой пиликнувший, словно котенок, телефон. Он опустил голову, ‘Мальчик’ бросилось в глаза с экрана телефона. Арсен замер и волна сумбурных чувств накрыла его с головой. Он сидел какое-то время будто в вакууме: шум, гогот, скачущие с бутылками в руках потные люди, всё казалось каким-то нереальным, будто кусок фильма… -Заха, — Костя тронул его за плечо, — ты че? Тюкавин стоял над ним, обеспокоено глядя сверху вниз. Арсен встал пошатываясь, уткнулся ему в плечо лицом, понимая, что голова идёт кругом, ноги ватные, а из глаз уже заструилось. -Ты че, — Кес обнял его моментально, положил руку на кучерявый затылок, — все норм? -Сын, — выдавил Арсен ему в сырую от пота и его собственных слез шею, — сын у меня… Кес не блистал особенным умом — у него было много других положительных качеств — но он все понял. Обхватив Захаряна за лицо обеими руками, чмокнул сухо в лоб, снова прижал его голову к себе. -Я рад, — улыбнулся широко, по-детски. Какое-то время они так и стояли, обнявшись, босые, мокрые, растрепанные после игры среди шума победной командной вакханалии.