Там, на первом этаже...

      Поздний облачно-фиолетовый вечер скребся в окна частного двухэтажного дома облысевшими корявыми ветками. Те поскрипывали, расчесывая стекло; этот звук был различим в самом доме, но никак не снаружи, за шумом остатков осенней листвы, посвистыванием ветра и слякотным шипением редких шин на пустынных дорогах сонного пригорода. Так что остановившаяся возле почтового ящика бродячая темно-серая кошка не могла расслышать тот скрип, способный поселить суеверную тревогу вокруг ускорившегося сердца. Но что-то явно справилось с этой задачей быстрее, эффективнее; что-то, что не отразилось в широко распахнутых желто-зеленых глазах, не залетело в навострившиеся шерстяные уши, не коснулось нервно подрагивающего носа. Бродяжка чуть опустила плечи, изогнула спину дугой, хвост мгновенно распушился, и кошка издала испуганно-озлобленное шипение, широко, по-тигриному, раскрыв пасть и так по-человечески насупив брови. В мостовидной позе она сделала шажок назад, бедром коснулась столбика почтового ящика — подскочила с криком ужаса и унеслась прочь, мимо соседних домов, дальше, через дорогу. Скрылась из вида в следующем районе, но не факт, что хотя бы там смогла успокоиться. Ветер, склонившись к земле, поправил, будто ковер, траву — стер следы, словно никакой кошки здесь никогда не было. Омывающий этот светлый сайдинг год за годом, он тоже знал, чтó с этим домом не так, но, в отличие от бродяжки, бояться ему было нечего, и вновь и вновь он заглядывал в оцарапываемые ветками окна лишь из интереса. Из кровожадного нетерпения…       Прижимая трубку домашнего телефона к уху плечом, на первый этаж спустилась молодая девушка в розовых спортивных шортах. Кенгуруха в тон была припорошена крошками от печенья, кое на нервной почве стало жертвой жестокой, но вкусной расправы. Сладкая хрустящая армия полегла целиком, потому первокурсница и спустилась на кухню — пополнить «войска».       — Триш, не забивай желудок: через полчаса будет ужин, — из-за кухонных тумбочек окликнула ее старшая сестра. Черный фартук, надетый поверх короткого синего платья, был покрыт мелкими томатными брызгами, как и нижняя панель верхних кухонных шкафчиков: что-то явно в процессе готовки пошло не так…       «В общем-то, как обычно и случается, если Анна берется за дело…» — мысленно пожала плечами Триш, все же выудив из буфета упаковку шоколадного печенья. С желанной добычей Триш перехватила телефон свободной рукой и пропела в микрофон:       — Стэнли-и-и?.. — Но собеседник все еще отсутствовал.       — Что случилось? — вытерла руки о вафельное полотенце Анна. На выбивающейся из высокого хвостика кофейной прядке уже успели подсохнуть несколько малюсеньких семечек. Господи, что произошло с тем помидором?..       — Я без понятия. Компьютер сдох, а мне реферат надо — кровь из носу — завтра утром сдать. Там еще конь не валялся. Ты забрала ноутбук из ремонта?       — Нет, компьютерщик сказал, что больше времени надо. Странно, что полетел сначала мой ноут, теперь твой комп… — с особенной интонацией процедила Анна, упирая ладони в столешницу.       — Я не использовала твой ноут, мы уже об этом говорили!..       — Но на свой, очевидно, вирусов нахватала, которые каким-то невообразимым образом сгубили мой ноутбук!       — Значит, сама лазила на подозрительные сайты!       — В отличие от некоторых, я использую Интернет только для работы и общения.       — Я — взрослая женщина со своими естественными потребностями, — отрезала Триш. — Ты действительно хочешь, чтобы Стэнли, вернувшись, услышал именно это?       — А куда он делся?       — Его мама позвала помочь.       — Ну так оставь его в покое, раз он занят.       — Мне нужно, чтобы он помог мне с компом!       — Ладно-ладно, — примирительно подняла руки Анна. — Какие сложности… Может, пока висишь на телефоне, поможешь накрыть на стол? Мама скоро вернется с работы.       Не имея на данный момент возможности улучшить свое положение, Триш утрамбовала печенье в карман кенгурухи и, повернувшись к столовой, обнаружила на овальном обеденном столе пыльную бежевую коробку.       — А это еще что? — с любопытством обронила она, подходя.       — Вещи разбирала. Нашла под кроватью. Кажется, мама поставила туда эту коробку, едва я поменяла детскую кровать на взрослую.       Триш вновь прижала трубку плечом. Шея начинала ныть, но интерес к сестринской находке был сильнее и подпитывал терпение. После поднятия створок коробки подушечки пальцев оказались в пыли. Внутри стопками покоились старые бумаги. Что было ближе ко дну, видно не было, но сверху пестрили детские рисунки. Первый был чуть помят: наверное, Анна ненароком оставила заломы, изучая содержимое коробки. В нижнем левом углу синим карандашом явно детской рукой было коряво выведено: «Анна, 5 лет». Ранее Триш не доводилось видеть рисунков сестры, тем более настолько детских. Это же тот самый год, когда Триш родилась. Может, верхний рисунок Анна нарисовала как раз после первой встречи с сестрой!       Триш была недалека от правды. На переместившемся в ее руку альбомном листе улыбались трое синих человечков. Самый высокий был усач с ровненьким забором синих волос от уха до уха. В принципе, похож (не считая цвета) на фотографии, лишь по которым Триш знала отца. Он скончался через несколько месяцев после рождения второй дочери. Упал, не дойдя до почтового ящика, и разбил голову о лед на дорожке. «Так глупо… Зачем вообще идти за почтой в два часа ночи?..» — но больше ему идти было некуда, не в пижаме, не в тапочках. В таком виде люди бегут из горящего дома, разве что…       Второй синий человечек с шваброй лимонных волос был с большим круглым шаром вместо живота. «Вот где я!» — улыбнулась Триш и погладила кружок указательным пальцем. Маленький человечек в треугольном красном платье улыбался как-то криво — только правой стороной лица.       — Торопилась, когда себя рисовала? — спросила Триш из-за плеча. Анна оставила готовку на минуту, тоже подошла к коробке.       — А, нет, это я «наполовину счастлива». Мама сказала, что у меня будет младшая сестра и она станет носить все мои любимые наряды, из которых я — против своей воли, прошу заметить, — выросла. Это заметно смазало радость от твоего будущего появления. А это платье, — ткнула она маникюром в красный треугольник, — ты носила до шести лет.       — Я помню, ты мне песок насыпала за шиворот, когда я в нем была…       — Что сказать, когда ревнуешь платье к кому-то, способна на страшные вещи!       Передышка для улыбнувшейся Анны подошла к концу, нож снова застучал по доске для нарезки, и Триш продолжила рассматривать детские рисунки сестры одна. На следующем листке веселая девочка в желтом треугольнике радовалась у четырех длинных желтых палок, перечеркнутых тонкой черной изгородью. С противоположной стороны рисунка сверху свешивалась собачья голова на длинной шее: похоже, малышка-Анна не рассчитала размеры листа, потому бóльшая часть жирафа, которого она увидела в зоопарке, потерялась за пределами «полотна».       Далее вниманию Триш была представлена мечта любого ребенка: Анна в оранжевом треугольнике веселилась в окружении разноцветных шариков мороженого — в вазочках, в вафельных рожках, на гигантских мороженых тортах! «Все мы об этом по-прежнему мечтаем…» — хихикнула Триш и, отложив рисунок рядом с коробкой, перевернула следующий. Широкие, естественные брови в напряжении приблизились к переносице…       На оранжевом диване сидели два худых человечка, знакомых по предыдущим работам «художницы». Левый лишился живота, но на том же самом месте сжимал в ветках-ручонках пестрый сверток с маленьким круглым спящим лицом. Над улыбающейся мамой в воздухе чернело отдаленно похожее на большую кошачью голову пятно. У него были большие желтые глаза, толстые светло-голубые усы, а кошачьи уши были тонки и загибались полукругом. В нижней части рисунка синел телевизор. Между ним и диваном на радужном ковре лежала Анна в зеленом треугольнике и разноцветными палочками-карандашами рисовала, видимо, этот самый рисунок.       — Это что за кошачья голова? — показала через половину кухни рисунок Триш. Анна отложила нож, закинула кусочки овощей в латку для выпекания и, чуть сощурившись, всмотрелась в художество.       — Я точно не помню, но это не кошачья голова, а… кто-то вроде бугимена.       — У него кошачьи усы и уши, — хихикнула Триш.       — Нет, это, типа… щупальца или лапы, как у пауков. А наверху — рога. Вроде. Я плохо помню. Даже не знаю, откуда я его тогда взяла: может, ужастик какой случайно увидела или кошмар приснился… Хочу у мамы спросить, потому и выволокла из комнаты коробку. Он там часто встречается.       И правда, на следующем рисунке черное нечто тоже присутствовало, но на этот раз зависло над головой усача, дарящего два букета цветов жене и старшей дочке. Далее усач на рисунках пропал, а паукообразный рогач — нет: перепрыгивал от головы к голове, словно играя в детскую считалку. «На кого в конце укажет, тот и выбывает… — Триш провела пальцами по последнему рисунку с папой. Ей его нарисовать не довелось. Ей и не хотелось — она его не знала… Но отчего-то рисунки Анны, где в сборе была вся семья, на сердце ложились роднее, чем собственные, где усача отродясь не было. — Интересно, как все сложилось бы, будь все иначе?.. Мама готовила бы сейчас ужин, ожидая папу с работы? Или, может, готовил бы он, и мы втроем вместе смотрели б на часы, гадая, заедет ли мама в магазин или сразу же направится домой…»       — Я бы поняла, если бы этот бугимен появился в моей фантазии после смерти папы, — задумчиво заговорила Анна, глядя в никуда, — как реакция детской психики на ужасную утрату, однако очередность событий обратная… Наверное, это ответ на появление нового члена семьи, на изменение собственного статуса: с «единственный ребенок» на «старшая сестра» со всеми мнимыми ответственностями и сложностями…       — Я вернулся! — так не вовремя раздалось из динамика. Триш вздрогнула: она уже успела позабыть, зачем наклоняет голову к плечу. Взяв телефон в руку и подвигав головой из стороны в сторону, чтобы шее стало чуть полегче, Триш поторопилась к лестнице.       — Извини, компьютер — реферат, — обернулась она напоследок, и Анна понимающе кивнула. — Мы обязательно вернемся к этой теме за ужином, с мамой заодно! Все узнаем, все обсудим.       — Печенья — поменьше. Будет вкусно, а не как в прошлый раз, обещаю.       Рассмеявшись, Триш помчалась в свою комнату. Сквозь топот прокричала Стэнли:       — Ну что, ты понял, в чем проблема?       — Я не этим занимался, а матери помогал. Но сейчас разберемся. Ты перезагрузила комп?       — Да, — ворвалась в комнату Триш и закрыла дверь. Темнота утопила все стены, всю мебель, не считая пятачка столешницы у монитора, на котором ютилась клавиатура.       — И что на экране? Что пишет?       — «Реферат на тему «Литература социального протеста»…»       — Да блин, я же просил тебя просто перезагрузиться. Зачем ты опять открыла свой файл? Из-за него все и зависло в тот раз.       — Я не открывала. Я перезагрузила комп долгим нажатием на кнопку на системном блоке, как ты и сказал. Компьютер выключился. Я его включила коротким нажатием — и он включил мой реферат.       — Значит, ты не перезагрузила его, а ввела в режим сна.       — Нет, он полностью выключался.       — Пароль запрашивал после включения?       — Нет.       — Значит, режим сна.       — Я все сделала так, как ты сказал, — раздраженно прошипела Триш и опять вдавила крупную черную кнопку. Экран погас. Системный блок перестал едва заметно гудеть, лишь ветки царапались в стекло. Коротким нажатием на ту же кнопку она включила компьютер, и вспыхнувший снегом экран явил злосчастный открытый документ. — То же самое!..       — Так не бывает.       — …Если я не могу его перезапустить, значит, ты говоришь неправильно! Значит, кнопкой его не выключить насильно. И это твоя ошибка, а не моя.       — Окей, плевать. Выдерни шнур из розетки.       — Техника от этого портится…       — Считаешь, еще хуже станет?       Поджав губы от обиды за свою нервную систему и проклятый реферат, Триш осторожно вынула вилку из розетки. Экран выключился, кулер в металлической коробке перестал шуметь.       — Дальше что? Включить обратно?       — Нет, возьми компьютер в руки и выкинь на помойку. Ему лет сколько, десять? Это ж ужас…       — Мне не смешно.       — Извини… Включи, да.       Как только электричество маленькой голубоватой вспышкой лизнуло вилку, экран зажегся.       — Теперь включи его кнопкой.       — Нет надобности: он уже включился.       — А, ну… видимо, потому что резко выключили… — призадумался помощник. — Экран загрузки видишь? Что-то происходит?       — Нет, по-прежнему: «Реферат на тему «Литература социального протеста»…»       Ответом Триш стало напряженное молчание. Списать ситуацию раньше на недопонимание и ошибку Триш еще можно было, но не сейчас…       — А… подвигай курсором… — в недоумении попросил Стэнли.       — Двигается, — потеребила Триш мышку. — Но когда я кликаю на какие-нибудь кнопки, они не работают. Не сохраняет, не сворачивает окошко, не открывается панель «Пуск». И не печатается текст, — на всякий случай прошлась она пятерней по клавиатуре.       Стэнли молчал секунд десять, прокручивая мысленную пустоту на тугой мясорубке, но в итоге уперся в тупик.       — …Извини, я понятия не имею, что у тебя там приключилось. Я впервые с таким сталкиваюсь. Вирусы так не работают. Известные мне вирусы. Тебе придется нести его в ремонт.       — И там будут смотреть историю браузера?.. — опасливо поморщившись, сделала на нервах круг по темной комнате Триш.       — Эм… Я не знаю… А что, есть что скрывать?..       — У всех есть. — После тяжелого вздоха (к волнению из-за поисковых запросов и посещенных сайтов прибавился ужас от предстоящего разговора с преподавателем по поводу невыполненного реферата) Триш обвела взглядом движущиеся тени на стенах, отбрасывающие их ветки, нащелкивающие сухими пальцами по стеклу, исторгающий лунное зарево монитор, что подмигивал черными буквами… — Стой! — рванула к нему Триш. — Что-то происходит! Буквы появляются! «Н», «Е», «Х» — и Триш кратко расхохоталась, — боюсь представить, что может написать вирус дальше, типа, «Нехер по всяким сайтам лазать!»       — В смысле, буквы появляются?..       Веселость Триш постепенно схлынывала как с лица, так и с доски эмоций. Скорость появления букв лишь нарастала — и стук веток по оконному стеклу. Электронная страница заполнялась жирным текстом:       «Реферат на тему «Литература социального протеста» НЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮ…»       — Какого черта?.. — Не понимая, что происходит, Триш попыталась повозить курсором, но черную стрелочку словно магнитило что-то, и дальше дюйма она от своего первоначального положения не отдалялась, отпружинивала назад. Стук-щелчки-звук стал быстрым, как автоматная очередь! — то не ветки бились в окно, а неистово дергались кнопки клавиатуры. — Клавиши нажимаются! Вирус теперь и в клавиатуре? Выдернуть вилку? — вдруг он и другую технику в сети может заражать?!       — Триш, не бывает вирусов в клавиатуре! И нажиматься кнопки не могут: у них нет механизма для «втягивания», никаких пружин!       — Черт, это пранк! — с налетом нервного облегчения выпрямилась Триш под страшный треск клавиатуры. — Анна издевается за то, что ее ноутбук «полетел»! Ты сговорился с ней, признайся?!       — Триш, я понятия не имею, о чем ты вообще!..       — Это из-за того, что я не захотела встречаться? Ну и какой ты друг после этого! Я завалю предмет, если не сдам реферат завтра!..       — Тр-пхфрх… — затрещали в динамике помехи. — …происхо-трхщхщ…       Накрытая тенью многометровой волны паники, Триш протянула руку к розетке, выдернула вилку с такой силой, что пластиковая рамка чуть не оторвалась от стены! Экран замигал, но не выключился. Кулер в системном блоке затих; несмотря на то, что компьютер был выключен, заглючивший документ продолжал как безумный заполняться словами:       НЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮНЕХОДИНАКУХНЮБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИ …»       — Да что, черт возьми, происходит?.. — разрыдалась Триш, оседая на колени. От постоянных щелчков клавиш голова готова была взорваться, кровь оглушительно шумела в ушах, давила на виски и глаза до тяжелой сильной боли.       БЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИОКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНООКНО…»       Взгляд Триш дернулся в сторону оконной рамы: паутина ветвей сложилась во множество тонких паучьих лап, тянущихся к ней через измученное, такое ненадежное стекло!.. «Пхщрхщшр» — трещал телефон.       — Помоги мне! Мне нужна помощь! — прокричала заливающаяся слезами Триш в безучастную серую трубку. Яркая молния прочертила дугу от компьютерного стола к стене справа — это монитор оказался отброшен прочь невидимой силой, чьей-то чудовищной яростью, и с грохотом раскололся надвое! Триш закричала, выронила трубку, закрыв голову руками. Поползла назад, к двери; влево нечто отшвырнуло системный блок, и тот глухо обрушился у кровати. Утянутые проводами за ним следом, на пол грохнулись клавиатура и мышь, клавиши посыпались точно выбитые зубы! — Анна! Анна!.. — звала, плача навзрыд, Триш.       На четвереньках она добралась до двери, схватилась на круглую ручку, не поднимаясь, словно над головой ее свистели пули. Переползла порог в одночасье затихшего дома и только там, на лестнице, осмелилась встать. Оступаясь — не падая лишь благодаря перилам, по коим скользили холодные дрожащие руки, — Триш сбежала на первый этаж и ворвалась на кухню в поисках сестры — в поисках помощи!..       Между столовой и кухней на полу лежала Анна. Из-за захватившей лицо бледности так похожая на фарфоровую куклу, она остекленевшими навеки глазами глядела в потолок; кофейные волосы тонули в расползающейся под разбитой головой луже крови.       — А… Анна… — пролепетала застывшая Триш. Справа, над кухонными тумбочками, краем глаза она приметила какое-то движение и повернула туда голову на автопилоте, пребывая в отчаянном отрицании новой ужасной реальности…       Огромное черное косматое нечто длинными ломанными прутьями держалось за потолок. Толстые изогнутые рифленые рога царапали побелку. Тонких, но крепких конечностей, похожих больше на ноги насекомых, чем пауков, было не меньше двух десятков, и лишь половина удерживала продолговатое шерстяное тело под потолком. Вторая, подобно ожившей металлической ограде, пронизывала призрачную плоть извивающейся в агонии блеклой, гаснущей с каждой секундой нагой фигуры. Подвешенная высоко над полом, обездвиженная и пытаемая движением прутьев под неестественно натянутой кожей, Анна непрестанно шевелила губами, сквозь слезы смотря на пронзенную страхом сестру… «Беги… — двигались губы, — …через… окно…» Конечности монстра синхронно двинулись в стороны — и разорванная в клочья душа Анны растворилась в вопле нескончаемой боли…       Триш попятилась. Хотела побежать к входной двери! — но сосредоточие тьмы оттолкнулось от потолка, и чернота набросилась ей на глаза!..

***

      Через два квартала за мусорным баком в тихом неприметном закоулке бликовали желто-зеленые глаза. Сюда не долетал ветер, поблизости некому и нечему было шелестеть, никто не собирался наведаться в мусорный бак за хоть каким-то ужином. Но кошка все равно прижималась к асфальту, взором бродила из стороны в сторону, прислушивалась к каждому звуку. Сердце колотилось как безумное, дыхание было частым, шумным, дрожащим. Хоть Оно и любит находиться в доме, Ему ничего не стоит покинуть его, вырваться в мир, чтобы вне стен настигнуть выбранную жертву. Так уже было, так будет и впредь…