The Chapel of Ritual

      Сестра Вивьен силилась не уснуть этим тёмным вечером, пока сидела за трюмо и расчёсывала влажные после принятия ванны волосы, тяжело лежащие на плечах. Она внимательно разглядывала чуть нахмуренное от накатывающей дремоты лицо в зеркале и, отложив расчёску в сторону, заплетала плотную косу. Приглушённый, рыжеватый свет от торшера заставлял её чуть ли не зевать с выступающими капельками в уголках глаз. Пока пальцы ловко перебирали тёмные от влаги пряди, девушка то и дело погружалась в свои мысли, однако тут же гнала их прочь, чтобы не дать комку переживаний разрастись до того, как он начнёт доставлять ощутимый дискомфорт. Нет, проще всего будет заземлиться и сосредоточиться на том, что делает тело.       Вдох, чуть рваный, долгий. Выдох, до опустошения лёгких.       Коса уже перевязана тонким жгутом резинки, теперь время спрятать её под чёрный платок, лишь выпустив уже высохшие у лица блондинистые завитушки. Не забыть нанести лосьон на тело, чтобы увлажнить кожу. Руки от кончиков пальцев, обнажённая грудь и шея, ноги, вытянутые вперёд с приспущенными до колен чулками, — если наклониться поближе, можно почувствовать чуть различимый, но плотный запах карамели. Косметика ни к чему, только прозрачный бальзам на дольки губ оказался как раз кстати. Кольца с натуральными камушками, серьги, серебряное распятие головой вниз с глухим звуком брякнулись на бархатное дно шкатулки. Того требовали незамысловатые, но до конца непонятные Вивьен правила — ничего круглого на теле. Что ж, один вечер можно прожить без любимых украшений.       Вдох, медленный и глубокий. Выдох, равномерный и тихий.       Сестра греха поднялась. На ручке шкафа уже висело выглаженное тёмное платье совершенно простого кроя, запахивающееся и подвязывающееся на манер халата, абсолютно не стесняющее движений. Нагую и разомлевшую от процедур фигуру скрыл чёрный хлопок, она покрутилась перед отражающей гладью, оценивая себя. А после, довольно цокнув языком своему отражению, выдохнула. Взгляд упал на настенные часы, гласившие расположением витых стрелок о том, что время неумолимо движется к семи часам вечера. Всего каких-то пятнадцать минут осталось до девятнадцати ноль-ноль, а значит — пора.       Тихое тиканье нагло перебил гром. Вивьен разочаровано подошла к окну, прислонившись к раме, через которую просачивался холодный сквозняк. Темно, но в свете уличного фонаря можно было разглядеть начинающийся дождь. Капли стремительно вбивались в пыльную почву и каменную плитку, оставляя на садовой дорожке мокрые кружки, которые быстро сливались друг с другом в бесформенные кляксы. Где-то за кромками деревьев блеснул белый всполох молнии. Скоро дождь обратится настоящим ливнем, поэтому девушке стоило бы поторопиться.       Она ещё несколько секунд стояла у стекла, пытаясь примириться с мыслью, что неизбежно замёрзнет и промокнет. Один только воздух, обдувающий её левое плечо из щели между стеной и окном, вызывал неприятные мурашки. В конце концов с тяжким вздохом сестра всё же пошла к двери, хватая с вешалки пальто. Окинула комнату взглядом на прощание и скрылась за дверью, словно мышка.       Накинув на голову капюшон, Вивьен шла по коридорам общежития, стараясь избегать маленькие кучки болтающих и снующих туда-сюда сестер. Как и ожидалось, не прошло и десяти минут, как непогода разгулялась. Мерцающие трещины в полотне неба то и дело вспыхивали на её белом лице в полумраке, пока она ровным шагом плыла к выходу, стараясь не привлекать много внимания к себе.       Рука замерла на ручке двери. Пригретое горячей ванной тело протестовало против холода и влаги за пределами здания, но всё же нужно было набраться мужества и пробежать под прицельным огнём тяжёлых, крупных капель до стоящего в отдалении храма. Девушка запахнула полы пальто и вышла на крыльцо, мгновенно съёживаясь. Яростный ветер взвился вокруг Вивьен, обдав снопом брызг, заставляя зажмуриться и рефлекторно схватить ртом воздух.       Как же неприятно…       Внутренний протест принял чудовищные формы, разрастаясь в подрагивающем теле, но сестра понимала, что стоит лишь набрать воздуха в грудь и ступить за пределы укрывающей её крыши, как он утихнет, а тело смирится, словно после прыжка в бассейн с холодной водой в аквапарке. И, окончательно собравшись с духом, монахиня спрыгнула со ступеньки и трусцой побежала по территории аббатства к высящемуся на небольшом возвышении холма храму. Уже спустя полминуты лёгкие начал безжалостно жечь сырой воздух, сестра ускорилась, не беспокоясь о том, что полы платья, которое она придерживала одной рукой, промокнут от всплесков под каблуками. Ноги, обутые в лёгкие кожаные сапожки, шлёпали по мокрым пятнам на дорожке, девушка силилась поскорее добежать до церкви, продираясь сквозь непогоду. И вот, наконец, тяжёлые дубовые двери часовни захлопнулись за её спиной, и только порыв холодного ветра, будто напоследок, толкнул сестру греха в спину и оставил за собой лишь свежий озонистый аромат.       В предбаннике было темно, зрачки расширились, улавливая каждую частичку света. Вивьен чуть наклонилась, упираясь руками в собственные колени и прерывисто дыша, а когда загнанно бьющееся сердце слегка умерило свой бег, распрямилась и скинула с плеч промокшее пальто, чтобы накинуть его на найденную на ощупь вешалку. Клочок мерцающего света на полу у входа в главный зал поманил её к себе своим теплом, сестра греха тихонько подобралась ближе и прислонилась к арке, осматривая пустой зал. Главный источник света — массивная люстра на грузной цепи под высоким потолком-куполом, не горела. Мрак рассеивали лишь островки высоких, витиеватых подсвечников с тающими в них длинными свечами, а на полу чернела обширная печать пентаграммы. — Не стой на пороге, проходи, — послышался вкрадчивый мужской голос где-то над ухом Вив. — Ох… — вздрогнула она, вытягиваясь и мгновенно склоняя голову перед понтификом, выплывшим из полутьмы помещения.       Примо приподнял её влажный от дождя подбородок, цепляя одним указательным пальцем, и прошёлся острым коршуньим взглядом по взволнованному лицу, а затем отпустил, жестом приглашая идти за ним. Пока они пересекали помещение, девушка осматривалась, пытаясь отвлечься от вновь накатывающего мандража. Дрожащее робкое пламя то и дело выхватывало из тени кусочки масляной росписи на стенах, узкие витражные окна блестели в сполохах грозы, что бушевала за стенами храма. Её вспышки на доли секунды разбивались о мраморные плиты пола, чтобы затем быстро исчезнуть до новой. Пока там властвовал хаос, здесь правили тишина и покой, и даже сырость улицы не устояла перед густым запахом ладана, которым, казалось, пропах каждый кирпич основания. — Ты знаешь, зачем мы проводим ритуалы? — внезапно спросил мужчина, сложив руки за спиной. — Я… — Вивьен стушевалась, тихо шагая за Первым чуть позади. — Я никогда не задумывалась об этом. Возможно, традиции?       И правда, сестра была далека от магии, ритуалов и обрядов, лишь иногда баловалась картами таро с подружками вечерами при свечах. И даже смутно представляя себе подобные вещи, она тревожилась. О Примо среди монахинь ходили всякие слухи, а особые их любительницы приукрашивали образ понтифика жуткими деталями, вроде кровавых и жестоких жертвоприношений и поедания сердец девственниц под покровом ночи. Верить этому на слово у Вивьен не было оснований, однако она знала об ортодоксальности Первого и чувствовала, как игнорируемый ею комок переживаний вновь ворочается где-то в области желудка. Да и робела она перед строгим мужчиной каждый раз, когда его разномастные глаза впивались в лицо из-под тяжёлых век. — Отчасти ты права, — остановившись у пентакля, сказал он. — Но это не просто дань традициям. Многие здесь являются агностиками или же атеистами, воспринимая Сатану как философию, как образ, в котором ищут свой смысл. Однако Министерство существует не просто так, это особенное место.       Примо обернулся на девушку, стоящую позади у его левого плеча. На его лице медленно танцевали тени, то мрачнея в глубоких морщинах, то, напротив, смягчая черты. — Мы делаем подношения нашим покровителям в благодарность за их мудрость и помощь в нелегкой Миссии, — продолжил Первый, вновь с серьёзностью всматриваясь в глаза Вивьен, будто отыскивая в них что-то. — Сегодня я позвал тебя, чтобы воззвать к этой божественной силе.       Она лишь молча прикусила внутреннюю часть щеки. Да, сегодня будет происходить таинство за закрытыми дверьми часовни. Сегодня ночь ритуала.       Глаза обратились к концам звезды, тёмно-бордовыми росчерками запёкшейся крови пересекающей выложенный резной плиткой пол. Их увенчали алхимические символы элементов: вода, огонь, земля, воздух и дух. Снова где-то под рёбрами заворочался желудок, вызывая лёгкую тошноту, которую монахиня силилась преодолеть.       Примо же обошёл печать, поднявшись по низким ступенькам к алтарному столу. Пока Вивьен разглядывала будущее место действа, он наблюдал за ней, за её взволнованным лицом, за бледными руками с чуть покрасневшими от холода костяшками, что сжимали край платья. Она выглядела совершенно невинной и сбитой с толку, но не показывала робости, будучи совсем неопытной в вопросах магии. — Папа, — сестра подняла глаза на наблюдающего за ней понтифика, — это кровь? Настоящая? — Да, sorella, — гулко донесся голос Первого с возвышения. — Настоящая кровь. Но не стоит волноваться об этом. Животное уже отжило свой век и умерло быстро, без страданий.       Вивьен облегчённо выдохнула. — Подойди сюда.       Мужчина поманил монахиню к себе, и она, всё ещё испытывая лёгкий дискомфорт от вида крови, приблизилась. Над тяжёлой плитой стола высился перевёрнутый крест, а на самом же столе лежали различные предметы, фрукты на серебряном блюде и алкоголь в двух кувшинах. — В ритуале весомую часть занимает подготовка к нему, а иначе как покровитель сможет почтить нас своим присутствием и принять подношение?       Мужчина вложил в её руки толстые цилиндры красных свечей, от которых приятно пахло воском, а девушка сжала их, почти впиваясь ногтями в мягкую поверхность, чтобы не выронить. Он едва ли коснулся тыльной стороны её ладоней и чуть мазнул сухим прикосновением по фалангам, но Вивьен, удивившись собственной реакции, выдохнула немного громче, чем хотелось бы. — Расположи их слева от центра и зажги, — удерживая зрительный контакт, сказал Примо.       Она кивнула и, смущенно убегая от острого взгляда, спустилась к пентаклю и принялась чуть нагревать дно свечей о пламя других, чтобы они более устойчиво держались на полу. Наконец дело сделано, и робкий огонь начал жадно поедать пушистые волокна фитильков, разгораясь все ярче и распространяя чуть сладковатый запах. — Для чего все эти предметы? — Сестра поднялась, оттряхивая уставшие от твёрдой поверхности коленки. — Я почти ничего не смыслю в ритуалах. Простите, если задаю глупые вопросы, Папа. — Твой интерес более чем похвален, sorella. — На лице Первого мелькнула тень улыбки, будто его порадовало то, что девушка не стала молча и покорно делать то, что сказано, как и поступало большинство участвовавших в его обрядах. — Каждый из этих предметов имеет свой смысл для обряда, каждый важен для успешного его завершения. Сейчас мы создаем алтарь.       В руках понтифика сверкнул ритуальный нож, он тоже спустился, обходя замершую на месте монахиню и приближаясь к правому боку пентаграммы. Она нервозно сжала губы, поддавшись естественной реакции испугавшегося мозга, но, вопреки опасениям, Вивьен понимала, что здесь вовсе не для того, чтобы проливать собственную кровь. Она тихо наблюдала за спокойной и уверенной поступью мужчины, за тем, как он опустился на одно колено и аккуратно расположил оружие на своем месте. — Стороны тоже важны, — пояснил Папа. — Женская сторона слева — там свечи. Мужская сторона справа — там мой кинжал.       Вивьен кивнула слегка растерянно. Всё это время, пока она готовилась в своей комнате сестринского общежития, пока бежала сквозь проливной дождь, пока смотрела в сверкающие глаза Примо, пока зажигала сладковато пахнущие свечи, сестра ни разу не подумала о том, что на самом деле будет происходить здесь под расписанным куполом часовни. Точнее, было смутное понимание, которое она бессознательно откидывала прочь, концентрируясь на том, что делала здесь и сейчас, но намеренное избегание осознания не помогло бы ей в стремительно надвигающемся моменте начала ритуала.       Ведь им предстояло стать ближе, чем когда-либо.       Из состояния лёгкой потерянности девушку вывел тихий стук металлической кадильницы о мраморный пол. Пузатая утварь блестела серебряным бочком и уже распространяла вокруг себя белесый дымок, вьющийся тонкими струйками, словно маленькими белыми змейками. Будто во сне от достигшего пика волнения, она принесла с ближайшей скамьи пухлые, обтянутые красным бархатом подушки со смешными кисточками из витых ниточек на концах, пока понтифик тушил боле не нужные свечи, чтобы полумрак сгустился за пределами пентаграммы. Вивьен распрямилась, спиной чувствуя, как Примо приблизился к ней. В его руках два кубка, заполненных рубиновой жидкостью с проблесками оставшихся огоньков на её поверхности, один из которых он протянул сестре греха. — Проходи внутрь круга, не бойся, — читая замешательство на лице монахини, проговорил мужчина.       Встрепенувшись, словно птичка, девушка обхватила пальцами толстую ногу кубка, чуть обжёгшего кожу холодом, и ступила за линию круга в зону духа. Первый встал прямо перед ней очень близко, так, что их пальцы почти что касались друг друга.       Что дальше?.. — Sorella, ты в порядке? — Примо коснулся свободной ладонью её щеки. — Для ритуала необходима уверенность в своих действиях, ты готова? — Да! — горячо выпалила Вивьен.       Сердце, не бейся так сильно, прошу!..       Они сели на подушки, сняв обувь. Ноги похолодило сквозь тонкие капроновые чулки телесного цвета, сестра поджала их под себя, пряча замёрзшие пятки под тёплыми бёдрами и обратила взгляд на расслабленно сидящего напротив понтифика. Он был абсолютно спокоен и, казалось, слегка погрузился в собственные мысли. Вивьен смотрела на него, боясь потревожить, вглядывалась в полуопущенные веки, в слегка сгорбленные плечи, прикрытые тёмными одеждами, в крутой изгиб носа.       Так тихо…       Где-то снова прозвучали раскаты ненадолго утихшего грома, шум ливня усилился, она снова ощутила дымок дремоты, что стремился заволочь собой сознание. Почти полная тьма и треск свечей убаюкивали, но Примо наконец отвлёкся от своих молитв, взглянул на сестру и тихо, стараясь не рушить хрупкую ткань умиротворения, сказал: — Выпей это вино, sorella. Очисти свой разум от всего лишнего, и да начнется ритуал.       Облизнув высохшие губы, Вивьен трепетно припала к краю кубка, чувствуя на языке терпкость красного полусладкого вина. Оно было достаточно крепким, чтобы на мгновение обжечь нос и теплом пройтись по пищеводу, но и достаточно мягким, чтобы оставить за собой томный вкус винограда. Даже после двух небольших глотков девушка почувствовала едва ощутимое головокружение с непривычки. Первый тоже отпил из своего кубка, а затем отставил оба куда-то в сторону, обратив теперь всё своё внимание на девушку.       Она тихо и коротко вдохнула, когда его тёплые, сухие ладони взяли её за руки. Смотрела, как мужчина проводит пальцем по острым костяшкам, чуть сжимает расслабленные фаланги. Рвано выдохнула, когда он поднёс её ладони к лицу и прижал к чуть влажным от вина губам. Не могла оторвать глаз от того, как Примо нежно целует тонкую венку на запястье и, ловко подцепив пуговку манжета на широком рукаве, поднимается выше, почти до локтя. Проводит носом, ощущая сладкий, сливочный запах карамели, оставляет поцелуй на родинке у сгиба локтя.       Ритуал уже начался?..       Первый снял с её головы платок и одним движением распустил прическу, позволив золотым локонам тяжёлыми волнами упасть на спину и плечи, захватил пальцем вьющуюся прядь у лица и, заправляя её за ухо, наклонился чуть ближе. — В тебе точно нет сомнений? Ты можешь уйти прямо сейчас. — Я не уйду, Папа, — тихо, но твёрдо ответила Вивьен. — Хорошо, dolce, пути назад отныне нет.       И с этими словами понтифик замер в считанных сантиметрах у лица девушки, глядя в волнительно приоткрытые губы. Сопротивления нет, он целует, она вздрагивает, комкая рукой подушку под собой. И вроде не нецелованная девчушка, но ощущает странный трепет рядом с Примо, ощущает его величавость и опыт, ощущает себя нежным цветком в его саду. Робко кладет руку на его плечо, чувствуя приятную прохладу хлопка под пальцами.       Мужчина крепко придерживает сестру за талию, пока смакует увлажнившуюся нижнюю губу, чуть оттягивая её и наконец разрывая поцелуй. Но не успевает монахиня прийти в себя, как на розовой, тёплой щеке вновь губы Первого, спускающегося по скуле к мягкой линии челюсти. Она чувствует себя девушкой с картины Густава Климта, когда чуть наклоняет голову вбок, укладывая лицо на шершавую ладонь Папы и обнимая того за шею.       За веером пушистых ресниц Вивьен видит расплывчатые огоньки свечей, томно дышит, её все сильнее окутывает ладан и медовый воск, впитываясь в слизистую носа. Примо уже более жадно, до ненавязчивой боли щипает губами нежную кожу на изгибе шеи, а руками прихватывает края платья на декольте. Сестра же хватает мужчину за руки, сразу же смущаясь. — Ты можешь сделать это сама, если желаешь. — Нет, Папа… — Она крепко держит его, не желая отпускать. — Я в Вашей власти.       Уголок его губ приподнимается. Так хочет угодить. Что ж, мужчина ведёт, приспуская ткань с округлых, по-девичьи, мягких плеч, оголяет ложбинку меж грудей, а после и вовсе открывает взору розовые вздёрнутые соски. Она так нежна, но в теле видна расцветшая женщина. Кожа белая, похожая на тёплое молоко с бежевыми крапинками веснушек и шоколадными родинками. Примо наклонился, припадая к затвердевшей от прохлады бусинке и перекатывая её на горячем языке.       Ах.!       Едва удержалась, чтобы не вскрикнуть, упёрлась руками в плечи и прикусила краешек пухлой губы. Вивьен оставалось лишь гадать, как Папа обнаружил её слабость, но нега мгновенно тягучим теплом отозвалась где-то внизу на ласку, а тело становилось податливым. — Сними своё платье, dolcezza, — послышался голос мужчины, что вдоволь насладился грудью сестры.       Она послушно приподнялась на коленях и, ощущая как кончики ушей вспыхивают ярче красных свечей, ослабила пояс на талии, позволив чёрной ткани с шелестом скользнуть вниз. Взгляд понтифика умаслил вид мягкого, чуть выпирающего живота с тёмной точкой пупка, плотные бока и бёдра, тесно прижатые друг ко другу в смущении. — Ты можешь сделать все, что пожелаешь, чтобы получить удовольствие. Касайся себя, ласкай так, как только тебе будет угодно. — Белый глаз Первого сверкнул в полумраке.       Вивьен ещё пуще зарделась, совершенно не зная, что делать. Ну, точнее, она знала, но…       Он что, будет смотреть?..       Но желание не разочаровать мужчину в столь важный момент таинства было сильнее смущения. Она закрыла глаза — так будет проще сосредоточиться. Тихонько выдохнула, погружая себя почти что в медитацию, изящной кистью руки провела по собственной шее. С закрытыми глазами кожа словно обострила каждую свою клеточку, покрываясь лёгкими мурашками от прикосновений, а дыхание чуть участилось. Повторяя путь Примо, сестра кончиками пальцев прошлась по своей груди, ущипнула чувствительные бугорки, скользнула вниз по животу. Замерла у лобка и пересела удобнее, всё также не размыкая плотно сжатые, дрожащие веки.       Первый наблюдал за робкими действиями с нескрываемым удовольствием, вновь делая глоток из кубка. Он видел как грудная клетка монахини всё сильнее поднимается и глубже опускается, выпуская тяжёлые выдохи из маняще открытых губ. Видел, как дрожат розовые коленки, разводимые в стороны и открывающие вид на нежный бутон её лона, чуть прикрытый пушком светлых волос. Видел, как Вивьен опускает подушечки пальцев на едва выглядывающий из-под капюшона клитор и жалобно мяукает, лаская саму себя. — Sei così brava, ragazza, — довольно облизнув губы, пророкотал Папа. — Продолжай.       Монахиня продолжила, увлажнив набухшие от желания складочки собственной смазкой. Вся стыдливость ушла, как только узелок возбуждения стал так горячо греть девичье тело. Она раскрыла томные глаза, призывно смотря на вальяжного Примо.       Посмотри на меня, Папа…       И он смотрел, продолжал лицезреть то, как сладко девушка ласкает себя в неверных бликах свечей. Собственное вожделение было сложно скрыть, понтифик сам был опьянён, желая касаться её. Высвободил из лёгких брюк напрягшийся член, довольно плотный у основания и увенчанный небольшой, аккуратной головкой, а затем приблизился к Вивьен, слегка нависая над ней, чтобы вовлечь в поцелуй.       Теперь она отдавалась ему страстно, едва дыша и прижимаясь обнажённой, трепещущей грудью к жилистому торсу Примо. Её тело знало, что такое близость с мужчиной и это мучительное желание завладевало ею все сильнее, заставляя терять голову. Полулёжа, опираясь на локти, сестра вытягивала тонкую шею навстречу поцелуям и ждала, когда он спасёт её от пламени, рискующего поглотить млеющее тело.       И спасение пришло, когда грубые пальцы Примо проскользнули меж изумительно тесных стенок влагалища.       Спасение и погибель.       На сей раз Вивьен не сдержать стона, утонувшего в шуме дождя. И ещё одного, и ещё. Примо умело ласкал податливое лоно изнутри, покидая его лишь затем, чтобы влажными кончиками пальцев мазнуть по такой чувствительной горошинке клитора. Она полностью легла спиной на подушку, чуть свесив голову с её края к полу, не в силах удерживать подрагивающее от разливающейся сладости по животу тело на весу. Первый же оказался сверху, прижав горячий ствол к нежным половым губам, а зубами цепляя мочку уха. — Папа!.. — изнывая, почти сорвалась на крик сестра греха. — Не сдерживай себя, sorella.       Понтифик медленно двинул бёдрами, без усилия продвигая член по промежности, но игнорируя пульсирующее колечко входа, чтобы сконцентрироваться на центре девичьего удовольствия. Нервные окончания волнообразно приближали девушку к пику, она выгибалась навстречу, отыскивая идеальный угол.       Да, это оно!..       Примо упёрся руками в мягкую подушку и замутненным взором глядел на то, как ведомая оргазмом монахиня мелко дрожит и стонет. Мужчина приник к раскрытым губам, продолжая движение по мучительно мокрым и горячим складкам, пока сам не излился густым белесым семенем на живот сестры греха. — Perfetto, cara mia, — тяжко дыша, пророкотал Первый. — Ты отлично справилась.       Вивьен прикрыла глаза, чувствуя, как тело, покрытое испариной, остывает в прохладе храма, и как медленно тает тягучее наслаждение, оставляя за собой приятную слабость. Приподнялась на локтях, словно проснувшись от сладостного сна, и уложила растрёпанную копну кудрей на грудь.       Понтифик оставил лёгкий поцелуй на лбу девушки, одарив потеплевшим взглядом разномастных глаз, а затем оставил, чтобы принести с алтарного стола пушистое полотенце для неё и расположить в центре рядом с кадильницей блюдо с фруктами и второй кувшин с вином. — Ты была великолепна, dolcezza, — подав руку уже одевшейся Вивьен, сказал Примо, вполне удовлетворённый ритуалом.       И божество, посетившее таинство, осталось довольно, ведь фрукты в часовне так и не испортились с течением дней, а лишь усохли, словно лишенные влаги под жарким солнцем.