С понедельника по воскресенье

             — Кадзуха…              Сдавленный, едва слышный шёпот, скользнувший горячим вздохом по изгибу чужой шеи, в один миг вдруг разрывает наполняющую спальню тишину, до этого самого мгновения нарушаемую лишь отзвуками мягких соприкосновений…       Это были объятия жаждущих рук, ищущих тепло и нежность в каждой медленно протекающей секунде заветной близости; это были касания губ, источающие неумолимое и непреклонное чувство любви, выражаемое сквозь прерывистые стоны тихого голоса, утопающего в наваждении… Именно оно хорошо ощутимой тяжестью оседало на плечах слегка дрожащего юноши, что прямо сейчас почти вплотную, чувствуя жар прикосновений, прижимался к своему возлюбленному, сидя на его коленях…              — Мх…              Цепко, безжалостно впиваясь в чужие крепкие плечи пальцами, он тяжело дышал, отчётливо, до лёгкой боли в висках слыша учащённое биение собственного сердца, готового прямо сейчас пробить грудную клетку — настолько ярко юноша чувствовал даже самое мимолётное прикосновение…              — А-ах…              Нежная, аккуратная хватка тёплых ладоней, покоящихся на упругих ягодицах Скарамуччи, которые Кадзуха слегка сминал, кажется, получая какое-то особенное удовольствие от ощущения мягкости, удерживаемой в собственных руках; движение его длинных влажных пальцев, которыми он, неспешно разводя ягодицы, бережно касался заветного местечка — изящной ложбинки, ведущей к чуть вздрагивающей промежности; и, наконец, его размеренные, ласковые, но вместе с тем чувственные поцелуи, ощущаемые так хорошо и так ярко — на каждом из участков кожи, что он касался губами: изгибе тонкой шеи, худом гладком плече и покрасневшем ушке, целуя которое он позволял себе прошептать что-то особенное, что-то очень сокровенное…              — Ты такой очаровательный…              Его голос отдаётся в голове Скарамуччи приглушённым, почти неразборчивым звуком, проникающим куда-то глубоко внутрь и доходящим до низа живота, туда, где прямо сейчас он ощущал тяжесть собственного возбуждения, касавшегося чужого торса, напряжённого от позы и движений…              — Так мило прижимаешься ко мне…              Скарамучча на мгновение прикусывает губы, ещё сильнее вздрагивая от скользящего по его коже горячего шёпота, за которым следует ласковое, почти невесомое касание тёплых губ — осторожный поцелуй, которым Кадзуха одаривает юношу, словно желая ещё больше распалить в нём чувство смущения…              — Мх… — снова вздрогнув, Скара прикрывает глаза от ощущения нежных касаний чужих пальцев к своей слегка сжатой и узкой дырочке, чуть вздрагивающей от подступающей из-за лубриканта прохлады. Вязкой, казавшейся непривычной и даже слегка странной…              — Всё в порядке, Дзуши…?              Он коротко кивает, не зная, насколько то, что чувствует — нормально. Всё внутри него кипело от возбуждения, и, помимо желания оставаться и быть рядом с Кадзухой, перенимать тепло от соприкосновений с ним, с его крепким телом, с нарастающей твёрдостью его члена, которую Скарамучча ощущал слишком явно из-за тесных объятий — помимо всего этого, Дзуши претерпевал чувство неподдельного… страха.              Ему, возможно, впервые за всю его сознательную жизнь было страшно перед физической близостью — такой сокровенной и чувственной, в которую он сам вкладывал гораздо больше вещей и смысла, чем простое удовлетворение потребностей и развлечение…              — Кадзуха…              Он впервые не знал, что ему делать. Как себя вести и насколько открытым ему быть. Он не ведал, стоит ли говорить о чём-то, не стесняясь раскрывать свои желания и чувства перед Кадзухой, или наоборот? Возможно, ему стоит молчать, чтобы случайно не порушить единство момента…              — Да, мой хороший?              Скара никогда не заботился о подобных вещах в процессе секса, он просто получал, что хотел, и давал, что хотели другие, но чтобы оказаться вот так — полностью открытым и уязвимым перед кем-либо, к кому он испытывал не просто влечение или желание, а настоящую любовь и привязанность…              — Дзуши…?              Он пребывал в полном смятении и непонимании того, что ему делать — постараться вести себя как обычно или…              — Взгляни на меня, — вдруг просит его Кадзуха, замечая некоторую растерянность в действиях юноши — в том, как он прячет взгляд, упираясь лицом в изгиб его шеи, как слегка вздрагивает, сжимая его плечи так сильно, словно боясь отпустить и потеряться…              — Тебе не о чём волноваться… — наклоняясь чуть ближе к Скарамучче, ласково шепчет Кадзуха, аккуратно поднося руку к его лицу, чтобы коснуться мягкой, поалевшей щеки движением согнутых пальцев…       — Как ты и хотел, в этот раз я буду нежен… — на долю короткого мгновения Кадзуха заглядывает в чужие, поблёскивающие в густой темноте сапфировым, так хорошо ему знакомым блеском, чуть раскрытые глаза, в которые он пристально, с предельной нежностью всматривается, пока позволяет своим губам растянуться в мягкой, лёгкой улыбке, и, медленно склонившись к лицу Скарамуччи…       — Хотя рядом с тобой… — тихо признаётся он, касаясь любимых губ бархатистым вкрадчивым шёпотом…              — …мне чертовски тяжело сдерживать себя.              Скара ещё сильнее вздрагивает, в то же мгновение спеша увести свой взгляд в сторону, не выдерживая этих откровений, которыми Кадзуха вновь и вновь осыпает его…       — Прекрати… — просит он, переживая непреодолимое смущение, заставляющее его спешно отвернуться — словно в попытке спрятаться от слов и признаний, которые на самом деле слишком сильно трогали его душу изнутри…              — Ты такой милый, когда смущаешься… — вместе с мягкой усмешкой, едва скользнувшей в приоткрытые губы Скарамуччи, Кадзуха неторопливо и аккуратно начинает целовать его, перехватывая тихий, сдавленный стон, проходящий по всему телу юноши дрожью из-за вновь ощущаемых касаний…       Он прикрывает глаза, чувствуя скользящее движение сильных рук по своему телу — от изгибов тонкой талии к упругим бёдрам, по которым Кадзуха ведёт слегка неосторожно, словно пытаясь выказать нетерпение — желание вновь почувствовать в руках мягкость его пылающих от прикосновений ягодиц. С едва проступающей жадностью Кадзуха сжимает их в ладонях, сминая совсем несильно, но властно, словно соскучившись по этим самым нежным прикосновениям…              Сквозь эти движения и медленный, слегка рваный поцелуй, на который Скара уверенно пытается отвечать, он ощущает исходящее от Кадзухи желание — он близко чувствует его возбуждение и твёрдость, упирающуюся в изгиб ложбинки между ягодиц…              — Мх… — Кадзуха шумно выдыхает, обрывая поцелуй, смазано ведя губами по щеке Скарамуччи, словно желая немного отвлечься от наваждения, накрывающего его прямо сейчас и отзывающегося во всём его теле. Скара хорошо чувствует, как под его пальцами мышцы на плечах парня напрягаются, как хватка его рук, сжимающих ягодицы, становится чуть сильнее, стоит ему едва коснуться своим членом того самого заветного местечка…              Прямо сейчас оно было напряжено из-за касаний влажных пальцев, перепачканных остатками прохладного лубриканта, ощутимо контрастирующего с горячей кожей чужих ласковых рук…              — Ах…              Скара мелко вздрагивает, слегка изогнувшись в спине из-за подступающих ощущений кончиков пальцев, начинающих аккуратно проникать внутрь и возводящих в груди нарастающее нетерпение вместе с желанием оказаться к Кадзухе ещё ближе, ощутить его в себе…              — Кадзу-ха…              Он прерывисто стонет, начиная ощущать лёгкий дискомфорт из-за движений скользящих внутрь пальцев, заполняющих его и медленно, нежно растягивающих — предельно аккуратно и осторожно, чтобы возникающая боль казалась почти невесомой и не стоящей даже мгновения.       И вместе с горячими поцелуями, которыми Кадзуха начал размеренно покрывать шею Скарамуччи, стараясь отвлечь его от разрастающегося внизу дискомфорта, вместе с касаниями его тела, которые приятной дрожью отзывались на коже, Скара почти не испытывал ничего, кроме удовольствия…              Он был переполнен собственными чувствами, которые с каждой секундой делали происходящее не просто актом физической близости, а чем-то большим, таким, что укрепляло их тесную, такую особенную связь…              Скарамучча желал ощущать её ближе: он хотел ластиться и льнуть к его телу, хотел подставляться под ласковые поцелуи, хотел слышать его горячее, с каждой секундой тяжелеющее дыхание, хотел водить ладонями по его плечам и впутывать пальцы в его мягкие длинные волосы; ему хотелось быть к нему так близко, чтобы он мог услышать быстрый, приглушённый стук его сердца…              И ни одно мгновение, сопровождающееся естественной болью из-за проникновения внутрь него пальцев — ничто не могло прямо сейчас отвлечь его, настолько сильно он был поглощён собственными желаниями и чувствами к единственному, кто становился для него не просто значимым и не просто смыслом, а чем-то большим, чем-то гораздо более важным…              — Кадзуха…              Скарамучча сквозь лёгкую дрожь, охватившую с непривычки его ослабевшее тело, позволяет себе сделать движение чуть вниз, чтобы опуститься на пальцы Кадзухи, давая ему возможность проникнуть глубже…              — Ммх…!              Несмотря на долгий перерыв и несколько недель отсутствия какой-либо серьёзной физической активности, Скара даже сквозь боль желал как можно скорее сократить эти долгие мгновения прелюдий…              — Не торопись… — ощущая исходящее от парня нетерпение, Кадзуха ласково целует его за ушком, позволяя Скарамучче прижаться к своему плечу, уложив на него голову, чтобы вытерпеть остатки саднящей боли…              — Кадзуха… — делая прерывистый вдох, шепчет он в ответ, ещё сильнее сдавливая чужие плечи в своих пальцах, — я так хочу тебя… — невольно срывается признание с губ юноши, осознание которого доходит до него только спустя пару мгновений после озвученного…              О чёрт…              — Мх… — слыша это маленькое откровение, Кадзуха слегка довольно улыбается, вновь целуя Скарамуччу и задерживая губы у разгорячённой кожи его покрасневшего ушка, опалив его приглушённым низким шёпотом:       — Потерпи немного, котёнок…              Ха…?              Услышав это ласковое, но совсем непривычное обращение к себе, Скара чуть приподнимается, отнимая голову от чужого плеча, чтобы, чуть нахмурившись от нахлынувшего смущения, отвернуться ещё сильнее…              — Не называй меня так… — почти требуя, просит юноша, слыша, как в ответ Кадзуха лишь тихо ухмыляется, касаясь кончиком носа его ушка…       — Почему же? Мне кажется, тебе очень подходит…              Готовый возразить, Скарамучча приподнимает голову и чуть упирается ладонью в плечо Кадзухе, желая воспротивиться его словам, однако…              — Ммх…!              Он не успевает произнести даже звука, в то же мгновение поджимая губы в приглушённом внезапном стоне — ответной реакции его тела на движение пальцев Кадзухи, которыми тот проникает глубже…              Словно делая это специально, чтобы не дать Скарамучче ответить…              Юноша тут же забывает, что собирался сказать секундой ранее — его наполняет жгучее, разливающееся внизу живота тепло — подступающее, протекающее до кончиков пальцев удовольствие от касания к заветному местечку внутри него…              Скарамучча чуть сильнее сжимается вокруг пальцев Кадзухи, которыми парень начинает двигать активнее, аккуратно и мягко расставляя пальцы в стороны, желая основательно подготовить возлюбленного к проникновению… С непривычки ярко ощущая каждое, даже самое короткое движение пальцев внутри себя, Скара совершенно забывается и теряется — ему с трепетом вспоминаются эти когда-то позабытые ощущения — оттенки тягучего, сладкого удовольствия, ни с чем не сравнимого — ни с одним из самых больших наслаждений…              — Кадзуха…              Он тихо выстанывает его имя, не выдерживая и прикрывая глаза от лёгкой вибрации, расходящейся по всему его телу… Он чувствует, как его собственный член слегка вздрагивает от движений чужих пальцев внутри, как напряжённая головка начинает сильнее истекать вязкой влагой, капающей на живот Кадзухи и пачкающей ткань простыни прямо под ним…              Скарамучча никак не мог внять реакциям собственного тела на происходящее, он ощущал всё слишком отчётливо и ярко, так, словно… переживал все эти моменты наслаждений по новой, будто он и вовсе был неопытным юнцом, не умеющим держать себя в руках и готовым прямо сейчас потерять рассудок от столь простых, незатейливых ласк…              — Ты так сильно дрожишь, Дзуши… — над ушком Скарамуччи вновь раздаётся низкий неторопливый шёпот, заставляющий юношу едва слышно заскулить, потому что вместе с этим он чувствует, как его дырочка заполняется ещё одним пальцем, который прямо сейчас Кадзуха осторожно вводит внутрь. — Неужели кончишь только от моих пальцев…?       — Замолчи… — шипя, Скара опускается губами к плечу Кадзухи и слегка кусает в ответ на его смелое заявление. Хотя, как бы Скарамучча ни пытался отнекиваться — на самом деле ему было крайне тяжело сдерживать себя… И, несмотря на жгучее желание и удовольствие, он очень не хотел, чтобы их близость заканчивалась так быстро. Он прекрасно понимал, что вряд ли выдержит несколько раз, как это было всегда прежде — он явно был не в том состоянии, чтобы устраивать очередной секс-марафон, хотя с Кадзухой ему и не удавалось никак иначе…              — Ммх… — Скара приоткрывает глаза, ощущая, как Кадзуха убирает свои пальцы, из-за чего юноше становится непривычно холодно и пусто, даже немного одиноко от внезапно остановившегося потока наслаждения, прервавшегося так быстро…       Скарамучча поднимает слегка пытливый взгляд к лицу возлюбленного, замечая на его губах уже привычную мягкую усмешку, с которой он, наклоняясь к Скаре, чтобы одарить его губы поцелуем, ласково шепчет:       — Потерпи минутку…              Кадзуха уводит руку чуть в сторону, находя где-то на кровати брошенный тюбик лубриканта, который он вновь открывает, чтобы перепачкать силиконовой жидкостью собственные пальцы. Скарамучча украдкой наблюдает за ним эти несколько секунд, которые отчего-то казались такими мучительно долгими, словно весь мир и сам Кадзуха оттягивали тот самый заветный, долгожданный момент…       Скара одновременно желал его и слегка побаивался — он и представить себе не мог, что испытает, ощутив член Кадзухи внутри… Не кончит ли он сразу спустя пару минут, и, вообще, насколько долго он сможет продержаться…              — Мм… — Кадзуха касается ладонью своего члена, начиная растягивать по всей его длине густой лубрикант, проходясь пальцами по упругой головке, дразняще упирающейся в ложбинку между ягодиц, прямо по растянутому колечку мышц…              Скара чувствует это касание и сильнее упирается руками в плечи Кадзухи, чуть приподнимаясь, чтобы позволить возлюбленному основательнее прижаться головкой своего члена к дырочке, готовой принять его…              — Ах… — Скарамучча чуть вздрагивает, ощущая движение пальцев Кадзухи, которыми он чуть разводит промежность, чтобы слегка раскрыть её и наконец сделать неспешное, медленное движение чуть вперёд — аккуратно толкнувшись кончиком члена внутрь…              — Ммх… — Кадзуха сжимает собственные губы, сосредоточенно и очень осторожно стараясь проникать сквозь растягивающуюся изнутри мышцу под тяжестью тела Скарамуччи, который, едва ощутив самое начало, сразу же замирает.       — Кадзуха… — рвано шепчет он, снова пряча взгляд — от смущения и смятения, от вполне ожидаемой, нарастающей боли, которую хотелось как можно скорее преодолеть, чтобы опуститься полностью, чтобы принять в себя всю длину и наконец сполна насладиться моментом долгожданного соития.       — Ты всё такой же нетерпеливый, Дзуши… — наклоняясь к его лицу, Кадзуха целует парня в уголок слегка раскрытых из-за тяжёлых вздохов губ. — Не торопись… — вновь просит он, руками чуть сильнее сжимая ягодицы Скарамуччи, тем самым удерживая его от неосторожных резких движений, которые могли принести ему боль.              Кадзуха старался выполнять и делать каждое движение предельно аккуратно — он не мог не думать о том, насколько Скаре спустя долгий перерыв и учитывая его состояние может быть непривычно и больно.              — Кадзуха, пожалуйста… — сбито прошептав, о чём-то просит Скара, несмотря на дискомфорт, пытаясь опуститься чуть ниже. И только благодаря Кадзухе и его поддержке ему удаётся сделать это медленно и аккуратно, переживая наименьшую боль из возможной.       — Аа-х… — Скара весь покрывается крупной дрожью в момент, когда начинает опускаться всё ниже и ниже, ощущая, как изнутри его распирает горячей, словно стальной, тяжестью, к которой в первые несколько секунд он пытается привыкнуть.       — Сейчас пройдёт, котёнок… — опускаясь к шее Скарамуччи, ласково шепчет Кадзуха, попутно свободной рукой начиная поглаживать юношу по спине, словно в попытке унять возникшую боль и отвлечь от неприятных ощущений. Каэдэхара остаётся почти недвижимым, давая Скаре время свыкнуться с чувством дискомфорта в надежде как можно скорее растворить его и начать дарить своему драгоценному одно лишь удовольствие…       Скарамучча в ответ также замирает — ему было так странно ощущать в себе Кадзуху, и вместе с тем это было восхитительное чувство, наполняющее его прямо сейчас неподдельным блаженством.              Из-за распирающих нежных чувств, из-за осознания того, что он вновь оказывается в подобной близости с Кадзухой — и понимание этого заметно облегчает боль, делая её почти невесомой и совершенно незначимой…              — Аа-ах…              Скарамучча позволяет протяжному сладкому стону вырваться из глубинки груди и сойти с его раскрытых, зацелованных губ, к которым Кадзуха почти сразу же припадает в жарком, с проскальзывающей нежностью поцелуе. Он ласково, но слегка торопливо сминает их, раскрывая чуть больше, чтобы проникнуть в жаркий ротик юноши кончиком языка, чтобы аккуратно начать исследовать его, чтобы оказаться ещё ближе и насладиться долгожданным заветным единением — моментом, значащим для них обоих так много…              И, проходя сквозь постепенно растворяющуюся боль, сквозь тяжесть сильнейшего возбуждения, сквозь жар, опаляющий каждую клеточку тела, что прямо сейчас начинало содрогаться от плавно подступающего наслаждения, от медленного и осторожного движения внутри, Скарамучча чувствует себя непомерно и неописуемо счастливым…              От того, насколько бережно Кадзуха обращался с его телом, от его нежных и влажных поцелуев, кружащих голову и временами перекрывающих воздух, от того, как близко и тесно он чувствовал его в себе, пытаясь начать аккуратно двигаться, медленно опускаясь ниже и ниже.              Его просто сводила с ума любая мысль обо всём, что прямо сейчас с ним происходило — он терялся в своих же чувствах, так сильно распирающих его: желании ещё крепче обнять Кадзуху и, обведя его шею руками, прижаться к его губам ещё более горячим и настойчивым поцелуем, на что тот, нежно улыбаясь в губы юноши, начинает отвечать. Каэдэхара чуть отклоняет голову назад, позволяя своему возлюбленному целовать себя, позволяя ему выплеснуть накатывающее чувство нежности, необходимости выразить всё, что теплилось внутри… И Кадзуха отвечал ему тем же: он ласкал его влажный язычок своим, встречаясь с его припухшими от постоянных поцелуев губами; он нежно скользил ладонями по телу Скарамуччи, ведя пальцами вдоль плеч и спины, между изящных лопаток, спускаясь к пояснице и выразительным изгибам его тонкой талии, слегка задерживаясь, чтобы по привычке сжать её, чтобы притянуть за неё юношу ещё ближе к себе, удерживая его в момент начавшихся плавных, грациозных движений…              Сгорая от надоевшего нетерпения, Скара начинает увереннее и активнее двигать бёдрами — он осторожно опускается до самого конца, а затем слегка приподнимается, упираясь руками в плечи Кадзухи, который помогал ему, держа юношу так, чтобы ни в коем случае не причинить ему боль, чтобы каждое проникновение и касание его крупной твёрдой головки по комочку нервов внутри отзывалось лишь удовольствием…              — М-мх…              И, судя по рваным, прерывистым стонам, которые Скарамучча старался сдерживать в момент сладкого поцелуя, он прямо сейчас испытывал невероятный восторг… И он в самом деле переживал лишь его — это давно позабытое, такое особенное блаженство, негу, в которую он опускался с каждой новой секундой неспешных мягких движений — соприкосновений его ягодиц с чужими бёдрами, которыми Кадзуха слегка, почти неощутимо двигал в ответ…              — А-ах…              И всё это казалось Скарамучче одновременно восхитительным и странным — он бы и не подумал, что в этом небыстром полёте удовольствия, в этом размеренном, нежном соитии может быть заключено столько чувств и наслаждения, что прямо сейчас, пока он совсем неторопливо двигается, пока принимает в себя раскалённую плоть, доводящую его тело до дрожи — Скара даже представить себе не мог, что подобное нежное, то, от чего он всегда отказывался, находя подобную близость скучной и не имеющей никакого смысла — может быть настолько потрясающим…              — Дзуши…              Хотя что-то внутри него подсказывало и давало осознать, что всё происходящее — это не само собой разумеющееся положение вещей, это заслуга человека, который прямо сейчас ласкает его, сладко целует и обращается словно с самой большой драгоценностью — дело было не в самой близости, не в том, насколько хорошей и приятной она оказалась…              Причина была в Кадзухе.              Рядом с ним Скарамучча всегда испытывал лишь самое искреннее, самое чистое удовольствие, рядом с ним, каким бы секс ни был: грубым и быстрым, как много раз до этого, или таким вот, как сейчас — впервые таким нежным и мягким — рядом с ним любая близость была прекрасной и самой желанной…              — Ммх… — Скарамучча, неохотно, тихо скуля, разрывает медленный поцелуй, опускаясь губами к шее Кадзухи, чтобы, прикрыв глаза, прижаться к ней, желая прямо сейчас сказать вслух то, что так давно теплится внутри него, мысль, которую он уже так давно смог принять и внять ей, но которую хотелось теперь озвучить…              — Кадзуха…              …чтобы он знал, чтобы он ведал хотя бы о крупице его чувств, о которых он полноценно не мог сказать напрямую. Скарамучча не мог сейчас сказать о своих высоких чувствах, о любви, которую испытывал, но он хотел поделиться тем, что помогло бы ему хоть немного открыться…              — Мне так хорошо с тобой…              Скара шепчет это, чуть поджимая собственные губы в неверии того, что именно он говорит. Какое-то опасение и недоверие к самому себе за принятое решение вмиг заставляет его усомниться. Вдруг его слова покажутся нелепостью или какой-то глупостью в глазах Кадзухи, вдруг он не сможет понять, насколько глубоки его чувства, и подумает, что в этой простой, такой совсем незамысловатой фразе нет никакого смысла…              — Мой драгоценный…              Но вместо усмешки, вместо какой-то неоднозначной реакции, на которую Скара мог бы слишком остро и близко отреагировать прямо сейчас, он слышит мягкий шёпот, ощущая его вместе с робким поглаживанием чужой тёплой ладони по своим волосам. Вздрагивая, он чувствует, как Кадзуха начинает осторожно вести пальцами вдоль прядок у его затылка, а затем, склонившись над ним, шепчет тихо-тихо, почти неразличимо, но так, чтобы Скарамучча совершенно точно услышал его…              — И мне… безумно хорошо с тобой.              И этот ответ, показавшийся таким чувственным, таким искренним и таким глубоким — он пробирает Скарамуччу насквозь, он заставляет его содрогнуться сильнее прежнего, заставляет податься и снова, отняв голову от чужого плеча, прижаться к губам Кадзухи поцелуем, минуя невероятно сильное смущение, отражающееся на алых щеках.              Никогда ещё Скара не был преисполнен настолько ярким и сильным чувством — это было нечто такое, о чём он даже не подозревал, на что может быть способен. Он ощущал себя словно бы возвышенным, словно нечто осознавшим. Это было так невероятно и безмерно насыщенно, словно весь мир начинал играть совершенно другими красками, словно все тревоги и сомнения, недоверие и страх — словно всё, что очерняло его жизнь, начинало постепенно иссякать. Оно растворялось под движением любимых рук, под жаром поцелуев и трепетным шёпотом, в котором на самом деле заключалось так много всего…              — Ммх…              Скара отвечал на всё, что Кадзуха делал — он доверял ему себя, он хотел бы утонуть в глубине всех чувств, которые испытывал к нему, настолько он был поглощён каждым мгновением этой близости…              — Аа-х…              Поэтому, когда Кадзуха, слегка замедляясь и начиная обнимать и придерживать Скарамуччу, чтобы аккуратно уложить рядом и поудобнее устроить возлюбленного на подушках, а затем оказаться сверху и, стараясь не прерывать тягучего влажного поцелуя, вновь проскользнуть внутрь него с таким же неспешным, плавным движением — всё это Скара принимал с чувством истинного и полного доверия.       Каждое его касание, каждое решение, каждую мысль и желание Кадзухи он внимал с трепетной любовью, ставшей для него настоящим откровением…              — Ммх… — склонившись, Кадзуха целует юношу в губы, пока ведёт ладонями к его бёдрам, и, чуть раздвинув его ножки, снова начинает двигаться, позволяя себе проникать ещё глубже внутрь…              — Аа-ах…              Не в силах больше сдерживаться, Скара протяжно стонет прямо в поцелуй от остроты по-новому ощущаемых движений — из-за другого положения и позы он чувствовал проникновения чуть ярче и глубже…              — Кадзуха… — он прижимается к нему всем телом в момент, когда возлюбленный опускается к его шее, чтобы начать исцеловывать её, чтобы вместе с плавными движениями начать исследовать любимые им места: изгиб тонкой шеи, вздрагивающий выступ кадыка, маленькую впадинку между точёными ключицами, линию которых он покрывал медленными трепетными поцелуями, желая оставить на коже хотя бы немного меток — совсем несильных, не приносящих никакого дискомфорта…              Скарамучча обожал, когда Кадзуха оставлял на нём засосы: ему особенно нравилось обнаруживать их поутру. Он с упоением вспоминал их первый раз, когда спустя целую неделю на его теле оставалось так много напоминаний о горячей ночи, которую они провели вместе.              — Ах… — Скара ощущает, как Кадзуха касается губами ложбинки на его вздымающейся груди, как скользит к напряжённой бусинке соска, чтобы ласково, осторожно вобрать её в рот и обвести кончиком языка, начав посасывать и чуть оттягивать, заставляя своего возлюбленного теряться от наслаждения ещё больше.              — Подожди… — Скарамучча чуть напрягается, опуская ладонь к волосам Кадзухи, слегка сжимая их между пальцев, пока по всему его телу расходится яркая вибрация из-за касания к напряжённому от возбуждения месту. Скара отводит голову чуть назад, начиная ещё более тяжко и сбито дышать, словно в невозможности пережить ещё один приток наслаждения.              — Кадзуха, стой…              Он весь сжимается от ощущения чужого тёплого языка на своей груди, от горячих губ и опаляющих кожу поцелуев, которыми Кадзуха осыпает ореол твёрдой бусинки соска, не забывая касанием пальцев уделить внимание второму.              — Аах…              Юноша ещё шире раскрывает губы в несдерживаемом стоне, горячо вырывающемся из его груди, он хаотично сжимает то волосы Кадзухи, то его шею и плечи, словно в попытках удержаться за него…       — Кадзуха, хватит… — почти моляще просит Скара, боясь, что если тот продолжит, то он просто…       — Боишься кончить…? — не отнимая губ от груди Скарамуччи, Кадзуха поднимает взгляд к его смущённому лицу, едва слышно ухмыляясь. В ответ Скара лишь прячет глаза, чуть отворачиваясь, чтобы прикрыться длинной чёлкой, спадающей на его поалевшие щёки. Даже несмотря на своё состояние, он не желал признаваться, что и в самом деле может излиться от одних лишь прикосновений к своей груди…              — Ты такой милый… — вновь коротко улыбнувшись, Кадзуха упирается руками по обе стороны от парня, чтобы приподняться и приблизиться к его залитому румянцем красивому лицу, — и правда котёнок…       — Хватит, я же сказал, не называй меня так… — снова просит Скара и подносит ладонь к своим губам, не выдерживая ни пристального, наполненного вожделением взгляда Кадзухи, ни его горячего шёпота, ни слов, которые он говорит…       — Неужели тебе так не нравится? — Каэдэхара аккуратно берётся за руку юноши, чтобы увести её от его лица и коснуться губами его щеки, желая прочувствовать жар распалённой от румянца кожи.       — Это глупо… — бросает в ответ Скарамучча, вздрагивая от ощущения мягкого поцелуя и нежной хватки пальцев на своём запястье.       — Разве? — не сводя с лица ухмылки, Кадзуха заглядывает в глаза юноше, в это самое мгновение прижав его руку к постели, не давая ему больше возможности прикрыться. — А мне кажется, тебе очень подходит… — опускаясь к губам Скарамуччи, Кадзуха опаляет их мягким шёпотом, чувствуя, как в ответ его возлюбленный лишь сильнее вздрагивает              — Ты такой же милый…              Кадзуха мягким поцелуем касается уголка губ Скарамуччи, ласково начиная вести свободной ладонью по его талии, скользя чуть ниже к упругому бедру, которое в то же мгновение чуть сжимает в своих пальцах, делая чуть более грубоватое движение вперёд…              — Маленький гордый котёнок…              Скара заметнее напрягается и, прикрыв глаза, сжимает губы, ощущая, как до этого самого момента плавные, очень медленные движения Кадзухи становятся чуть ярче и глубже…              — Умеешь царапаться и кусаться…              Эти смущающие, постыдные откровения, от которых Скарамучча готов был сгореть со стыда, доводили его до какого-то странного, самому ему непонятного ощущения, словно предвкушения…              — Снаружи ты колкий и грубый, но внутри — нежный и ласковый…              Слыша всё это, Скарамучча пытается всем своим телом вжаться в мягкую постель под собой — словно желая отстраниться от Кадзухи, который прямо сейчас одними лишь словами мог довести его…              — Ты удивительный, Дзуши…              Скара хотел бы остановить всё это, хотел бы попросить Кадзуху замолчать и прекратить говорить все эти слова, но что-то теплящееся где-то глубоко внутри мешало ему, не давало отказаться и отвернуться. Даже в тот момент, когда, слегка замедлившись, Кадзуха вновь целует Скарамуччу, чтобы низким мягким шёпотом вновь озвучить…              — За это я и полюбил тебя…              …самые заветные, самые желанные слова, прямо сейчас бьющие по рассудку ярким, отчётливым осознанием. Они пробирают Скару всего насквозь — до самой глубины его груди, всего его тела, которое в одно мгновение пронзается горячим протяжным стоном, срывающимся с раскрытых губ…              Юноша ощущает, как внутри него становится теснее, как тяжесть чужого возбуждения упирается в то самое особое местечко, в тот самый комочек нервов, долгое касание к которому доводит Скарамуччу до лихорадки…              — Кадзуха…              Дзуши невольно тянется к нему, обняв его шею руками, желая прижаться к нему ещё сильнее, прочувствовать его, услышать его сердце, его дыхание, ощутить мягкость его волос и аромат его кожи. Хотелось внять его всего, хотелось раскрыться и отдаться ему, хотелось снова и снова слышать его голос, слышать, как он произносит то самое…              — Ещё раз….              Скарамучча прячет лицо в изгиб чужой шеи, к которой так сильно прижимается, словно от этого зависела вся его жизнь, словно прямо сейчас, осторожно и медленно двигаясь навстречу Кадзухе, его рукам и прикосновениям, он готов был навсегда забыться и отбросить всякое смущение ради только одного единственно важного…              — Скажи это ещё раз…              Он коротко вздрагивает, слегка кусая собственные губы, поражаясь, насколько много он сегодня позволил себе откровений и просьб — вещей, которые никогда бы не позволил себе в отношении кого-то другого…              — Я люблю тебя…              Услышав неуверенную и неполную просьбу озвучить свои чувства ещё раз, Кадзуха замирает, чтобы прошептать на ушко Скарамучче эту небольшую, но такую важную для него фразу, ставшую столь ценным откровением…              — Я люблю тебя… — с мимолётной лёгкостью Кадзуха вновь повторяет эти слова, будто знает, насколько Скарамучче важно слышать их снова и снова, будто чувствуя его потребность не только в восходящем в нём удовольствии, не только в движении их тел, не только в соприкосновении их губ…              — Люблю тебя, люблю…              Скара весь содрогается, слыша в голосе Кадзухи бесконечно искренние чувства — они пробирают его так же глубоко и ярко, как и нарастающее наслаждение, окутывающее его тело — он не может поверить, что простых признаний и немного ласки хватает ему, чтобы…              — Кадзуха, я сейчас…              Ему становится невероятно стыдно за себя. Он хотел бы продержаться чуть больше, он хотел бы протянуть это мгновение, хотел бы навсегда остаться в нём рядом с Кадзухой, но едва ли он мог выдержать — его ослабевшее тело, не говоря уже о поломанном сознании, было близко к истощению…              — Давай вместе, милый… — шепчет Кадзуха, прижимаясь губами к щеке юноши, что заставляет того чуть вздрогнуть от лёгкого, совсем едва ощутимого изумления из-за услышанного. Скара и не ждал вовсе, что Кадзуха тоже окажется так близко к финалу…              — Ммх…              Скара чуть сильнее сжимается, чувствуя ещё более крепкую хватку рук Кадзухи на своей талии — он начинает слегка сдавливать её, пока продолжает двигаться, скользя внутрь чуть быстрее и увереннее в желании добраться до заветного конца… Того самого, сопровождающегося громким, сладким, почти оглушающим стоном, который срывается с губ Скарамуччи…              — А-ах…              Он крепко хватается за Кадзуху рукой, впутывая пальцы в его волосы, прижимая его к своей шее, словно боясь отпустить в этот самый удивительный момент, сотрясающий всё его естество…              — Дзуши…              Кадзуха приглушённо стонет над ушком юноши, сильнее сжимая его талию в своих руках и делая ещё несколько коротких, глубоких фрикций, чуть грубее толкаясь сквозь тяжесть возбуждения, заставляющего Скару в ответ ещё сильнее сжимать член внутри…              — Кадзуха…              И в это мгновение, голосом озвучивая полюбившееся имя, Скара переживает приток горячего, жгучего тепла: он вмиг весь цепенеет, позволяя сильнейшей судороге охватить его, и…              — Ах…              Раскрыв губы в последнем, чуть приглушённом стоне, Скарамучча изводится и наконец ярко кончает, одновременно с этим ощущая, как внутри него спустя несколько секунд последних движений, доводящих их обоих до неминуемого финала, до конца, который почти одновременно оглушает их волной удовольствия — он чувствует внутри разливающееся тепло чужого семени.              — Ммх… — Кадзуха замирает и устало выдыхает, опускаясь к плечу юноши, чтобы поцеловать его, чтобы коснуться губами чуть взмокшей кожи, будто желая продлить этот заветный, сокровенный, такой особенный для них обоих момент…       Измождённый и слабый, Скарамучча опускает голову на подушку не в силах даже раскрыть глаза и взглянуть на возлюбленного: он прямо сейчас переживает тяжесть томительной, но приятной сонливости, охватившей его почти сразу после оглушающего оргазма, и поэтому не в состоянии был даже существовать, не говоря уже о чём-то большем…              — Засыпай, котёнок…              Скара слегка хмурится, слыша голос Кадзухи… Он мягко целует юношу в губы, пока вновь называет его милым прозвищем, на которое у Скарамуччи уже не было никаких сил злиться.              — Ммм…              Скара не хотел прямо сейчас засыпать, потому что тогда Кадзухе придётся снова нести его в ванную, заботиться о нём и делать всё самому…              С другой стороны…              Ощущая, как Кадзуха ложится рядом, как руками тепло и нежно обнимает его, позволяя прижаться к своей груди — Скарамучча допускает мысль, что на самом деле он очень хочет довериться ему и дать наконец позаботиться о себе…              — Сладких снов, мой хороший…              …в надежде, что всё происходящее с ним реально и что завтра утром он не проснётся в одиночестве…              Ни завтра, ни когда-либо ещё.