«У тебя так красиво получается…»
Мягкий, льющийся звон рояльных клавиш, что перебирались ловкими движениями тонких пальцев, разносится по просторному, почти пустому актовому залу, заполняя равномерной, красивой мелодией каждый уголок: лёгкий ветер, качающий штору у открытого окна, едва доносящийся шум с улицы, шелест деревьев, скрип педали рояля, до которой музыкант едва достаёт, хоть и очень старается дотянуться…«Ты удивительный, Дзуши…»
Он заметно вкладывает много сил в собственные движения: лёгкое подёргивание колена, уверенные движения плеч, переходящие в плавные касания рук, которыми музыкант перебирал клавиши, без запинки и даже малейшего сомнения продолжая играть, разливая плавную мелодию…«Как она называется…?»
Продолжающийся звон, раздающийся из-под пальцев умелого пианиста, очевидно привлекает чьё-то внимание. Оно не приносит дискомфорта, а наоборот, подбивает музыканта стараться ещё больше. Он уже начинает порядком уставать, но не сдаётся и продолжает прилагать слишком много усилий…
«Я назвал эту композицию «Непрошенные слёзы»…»
Звук, всё больше и больше сходящий уже на трель, начинает вдруг рассыпаться, постепенно перерастая из мягкой мелодии в глушащий голову звон, который с каждым мгновением раздаётся всё ярче и тяжелее.«Дзуши…?»
Он начинает оступаться и совершать ошибки: пальцы перестают его слушаться, а всё тело охватывает сильнейший озноб, который не позволяет ему взяться за звучание вновь. Оно просто не поддаётся его рукам, вызывая сильнейший приступ паники…«Дзуши, хватит…»
Трель, похожая уже на дверной звонок, окончательно сходит на неприятное звучание, заставляющее юношу остановиться. Но даже когда он замирает, убирая руки от клавиш, звук продолжает донимать его…«Хватит!»
Суббота, 17:58
Хватит! Раздражающий, пробирающийся до мозга костей звон заставляет Скарамуччу резко раскрыть глаза и глубоко, порывисто вдохнуть. Хватит! Хватит… Спешно отнимаясь от прохладной поверхности керамической плитки, Скара поднимает голову и пытается быстрым, замутнённым взглядом осмотреть окружающую его действительность, из которой, как оказалось, он снова выпал и, видимо, в очередной раз заснул. Он сидел в ванной, почти доверху залитой водой, которая вот-вот готова была уже перейти порог бортиков и вылиться наружу… Блять, блять… Продолжающийся звон, доносящийся откуда-то сбоку мгновенно доводит только что проснувшегося Скару до тремора, который вынуждает его подорваться с места, чтобы схватить разрывающийся телефон и прекратить эту мучительную пытку. Хватит…! Скара прекрасно знает, кто звонит сейчас ему, и знает, что у него нет выбора проигнорировать звонок, потому что, если он не ответит, будет только хуже. Ублюдок… Скара ненавидит, когда Дотторе звонит ему. Он постоянно это делает: без конца и смысла названивает, даже если хочет сказать что-то не особо важное по работе или просто спросить как дела. Скарамучча никогда не понимал этой дурацкой привычки и начинал думать, что продюсер просто издевается над ним, желая, видимо, подобным образом напомнить Скаре о себе. Даже когда у них с Дотторе были отношения, он не делал подобного, не страдал гиперопекой, которая недавно появилась, образуя уйму вопросов в голове Скарамуччи. Ему всё ещё было непонятно, почему Дотторе просто уехал, когда неделями ранее он не позволял Скаре выходить даже из дома? Блядство… Скара на мгновение зажмуривает глаза, стараясь перебороть момент тревоги и отвращения ко всему, что сейчас с ним происходит, и, в раздражённом жесте мокрыми пальцами он пытается принять звонок, не в состоянии рассмотреть экран телефона из-за прилипшей мокрой чёлки. Но стоит ему только принять звонок… — «Скара?» … как вдруг с того конца раздаётся знакомый, обеспокоенный голос, который принадлежал не Дотторе… — «Скара, ты в порядке?» Кадзуха…?! Скарамучча мотает головой, пытаясь немного прийти в себя и смахнуть с глаз влажную пелену, чтобы рассмотреть имя звонившего на экране телефона и убедиться в том, что это и в самом деле был Кадзуха. Это не Дотторе. Не Дотторе… — «Скара…?» — из телефона голос гитариста слышится с отчётливой ноткой тревоги, прочувствовав которую, Скарамучча спешит ответить: — Привет, да, я в порядке, — солист пытается говорить уверенным тоном, что у него не очень получается из-за остатков сонливости и болей в голове, вызванных то ли коротким сном, то ли подступившему волнению из-за возможного звонка Дотторе. Всё хорошо. Это Кадзуха. Кадзуха… Скарамучча тихо выдыхает и прикрывает глаза, ощущая, как постепенно тревога начинает отпускать его из-за осознания… — «Скара, я же слышу, что ты не в порядке. Я тебе минут десять пытался дозвониться…» Скарамучча на короткое мгновение зажмуривает глаза, пережидая мгновение тупой боли в висках, которая продолжала накатывать с новой силой. Ему срочно нужно выбраться из воды… — «Скара…?» — Я спал, — юноша находит более-менее правдивое объяснение, молясь, чтобы Кадзуха поверил ему и не стал задавать лишних вопросов. Ему необязательно знать, что Скара заснул, сидя в ванной, в горячей воде, которая, кстати совсем скоро начнёт литься на пол… — «Извини, не хотел разбудить тебя…», — без тени подозрений совершенно спокойным тоном отвечает Каэдэхара, — «я просто хотел спросить: в силе ли наша встреча сегодня? Если ты неважно себя чувствуешь, то может…» — Не начинай, ладно? Всё со мной нормально, — перебивая Кадзуху, спешит ответить Скарамучча, — лучше скинь мне адрес, где встретимся. — «Ладно, но если я сегодня вечером увижу, что ты плохо себя чувствуешь…» — Всё, — вздыхает Скарамучча, закатывая глаза, — до вечера, — с этими словами он бросает трубку, спеша как можно скорее подняться на ноги и выключить воду, чтобы случайно не устроить в квартире потоп. Выбравшись из ванной, Скара набрасывает на слегка подрагивающие плечи полотенце и, вновь устало выдохнув, опирается руками о столешницу у зеркала, пытаясь перетерпеть очередной болевой приступ. Последние несколько дней он чувствует ужасную головную боль всё чаще… И Скара никак не мог понять природу этого странного недуга. Может, из-за того, что он стал меньше спать и больше работать, может из-за недавнего конфликта с Горо, который хорошенько вдарил ему по лицу, а может ещё что…? Скара надевает халат, атласная ткань которого неприятной прохладой обжигает кожу, распаренную после долгого пребывания в горячей воде, и спешит пройти на кухню, чтобы найти обезболивающее и как можно скорее принять его. Запивая сразу две таблетки холодной водой, Скарамучча подумывает, что последние несколько дней он банально существовать не может без обезбола, и это начинает слегка напрягать его. Если дело так и дальше пойдёт, никакого нормального результата на фестивальном выступлении у него не получится. А ему нужно и важно было постараться ради… Блять… Делая последний глоток воды, Скара вдруг задевает взглядом стоящий недалеко от него рояль. Его было видно с любой точки кухни и гостиной, потому что они были совмещены в один большой, просторный зал, который прямо сейчас утопал в мягких, постепенно сгущающихся сумерках — предвестниках приближающегося вечера. Скарамучча на секунду замирает, вспоминая тот короткий, странный сон, который привиделся ему, пока он спал в ванной. И как только он умудрился заснуть в горячей воде? Скара обычно сидел в холодной, окунался с головой и задерживал дыхание — вынужденная привычка, которую он совершал по обычаю, даже не задумываясь, но сегодня… С ним происходит явно что-то не то. Странные сны, постоянная тревога, появившаяся неуверенность в работе… Ещё этот чёртов рояль, который Дотторе купил и поставил на самое видное место в зале. Если бы у Скарамуччи была возможность столкнуть его прямо в огромное панорамное окно, чтобы он свалился вниз, он бы так и сделал.«Я справлюсь. Я смогу. Я выдержу…»
Плевать. Плевать на последствия. Плевать на Дотторе. На всё наплевать. Скарамучча вздыхает и почти уверенным движением жмёт кнопку блокировки сбоку телефона, которая в момент сбрасывает звонок. Иди к чёрту.19:59
Личные сообщения Скарамучча — Кадзуха
Кадзуха, 19:59 Поднимайся на 39 этаж. Выходя из машины такси, Скара чуть едва не спотыкается о бордюр, который переступает, чтобы пройти по красиво уложенной каменной дорожке, ведущей сквозь подъездную площадку прямиком к высокому зданию отеля. Сказать, что Скара откровенно охуел от места назначения встречи, куда его пригласил Кадзуха — это значит ничего не сказать. Мало того, что это место чертовски дорогое и пафосное (нет, серьёзно, откуда у Каэдэхары такие деньги?!), так он ещё и написал, чтобы Скарамучча поднялся на самый последний 39-й этаж — туда, где располагаются элитные, дорогостоящие номера… Скара был осведомлён об этом, потому что уже бывал здесь пару раз. Это место в принципе одно из очень популярных и заметных среди пятизвёздочных заведений подобного толка, где имелся авторский ресторан высокой кухни, элитные двухуровневые номера и не менее прекрасное обслуживание. Скарамучча не смущался и не страшился подобных мест, потому что проходил через всё это десятки раз — чаще всего из-за работы или постоянных тусовок, которые богатенькие музыканты устраивали в похожих заведениях. Однако… В голове Скары ну никак не складывался подобный образ Кадзухи, который ну совсем не был похож на мажора-идиота, разбрасывающегося деньгами ради простенького свидания. Скарамучча, конечно, был польщён подобным выбором места для встречи, но это не отменяло его откровенного удивления на счёт всего этого.«Кое-что особенное для тебя…»
Скара помнил, что Кадзуха обещал его удивить, что у него и получилось, хотя они ещё даже не встретились. Охренеть… Пока юноша неторопливым шагом проходит по площадке перед главным входом в отель, в голове он крутит мысль, что совершенно не ведает, чего ждать от сегодняшнего вечера. Очевидно, что они с Кадзухой переспят, тут даже тупому было бы понятно, особенно учитывая тот факт, что Кадзуха назвал их встречу «приватной», но чёрт его знает… Скара наконец проходит в холл отеля, игнорируя приветствие швейцара и вопросительные взгляды портье и вообще всё вокруг происходящее, потому что парня уже начинало слегка потряхивать от приближающейся встречи с Каэдэхарой, который своими поступками всё больше запутывал Скарамуччу. Иногда ему казалось, что он вообще ничего не знает о Кадзухе: то он, оказывается, встречался с девушками, то у него есть дорогущая элитная квартира, которую ему подарили родители, то какой-то плаксивый придурок таскается за ним хвостиком (и очень больно бьёт, кстати), теперь вот это… На самом деле не то, чтобы Скаре это не нравится: с каждым разом он узнаёт о Кадзухе всё больше, и это лишь сильнее подстёгивает его интерес и влечение к нему. Как минимум, с Каэдэхарой не бывает скучно (спонтанный секс, побег с занятий, катание вдвоём на велике, последующие за этим синяки, драки, ревность, приставания в такси и так далее), и это в понимании Скарамуччи уже значило достаточно много… Пока Скара проходит в лифт и поднимается на тот самый 39-й этаж, он не перестаёт думать о том, что порой совсем не понимает намерений Кадзухи. Он всегда очень заботлив, внимателен и очень старается, но ради чего всё это? Не проще ли было просто погулять где-нибудь, а потом пойти, например, к Кадзухе домой и там развлекаться до утра? Скаре никак не поддавались все эти мысли, и пока он поднимался на лифте, дожидаясь, когда на панели появится заветное «39», он всё больше начинал волноваться. Ха-ха… Вот так новость. Скара волнуется перед свиданием? Это было совсем на него не похоже, но… Это ведь не просто свидание, правда? Это свидание с Кадзухой. Мысли Скары перебивает звонок остановившегося лифта, оповещающий об открытии дверей на одном из этажей, на котором заходит пару высоких мужчин, одетых в официальные костюмы. Скара, с видом полного отрешения и похуизма старается не обращать внимания на взгляды незнакомцев, которыми те как-то не прилично долго рассматривают парня. Конечно, там было на что посмотреть, потому что Скара оделся, как и всегда красиво — с присущим ему вызовом и намёком на эпатаж: в короткие излюбленные чёрного цвета шорты (Скара надеялся, что эта вещь сегодняшним вечером подсобит не только ему), что открывали вид на его гладкие стройные ноги, разрисованные маленькими татуировками, просторную атласную рубашку белого цвета, раскрытую у шеи, на которой висело несколько цепочек, цепляющих обнажённые ключицы, чёрный длинный блейзер с тёмно-красной подкладкой, которую хорошо было видно из-за длины, достигающей до почти голых бёдер. Красный акцент в его образе дополняли яркие стрелки на глазах и шнуровка на чёрных «мартинсах» — привычная удобная обувь, которая из-за высоты платформы добавляла Скаре немного роста. Пару ремешков на талии, колец на пальцах и серёжек в ушах — и вот он уже стал объектом ненужного внимания со стороны парочки незнакомцев, которые всю поездку в лифте переглядывались между собой, иногда бросая взгляды на низкорослого парня позади себя. Мужчины вышли на 27-м этаже, оставив Скарамуччу одного с неприятным остаточным чувством омерзения: обычно, ему наплевать на прохожих, которые бросают на него взгляды, но сейчас… Он просто как можно скорее хотел встретиться с Кадзухой и позволить ему себя крепко обнять. Почему-то именно сейчас он желал этого больше всего. Наконец, добравшись до нужного этажа, Скарамучча поглубже вдыхает воздуха и спешит выйти из лифта в коридор: в плохо освещённое, тёмное помещение, в котором было как-то ну уж слишком мрачно и просторно. Холл, окружавший лифт, разделялся на два уходящих в плавный поворот коридора, в каждом из которых не было ни души. И куда, спрашивается, Скаре нужно идти? Кроме этажа Кадзуха не оповестил его ни о номере, ни о более точном месте встречи. Парень быстро оглядывается по сторонам, решаясь пока самостоятельно дойти куда-нибудь в надежде встретиться с идущим ему навстречу Кадзухой. Но чем дальше Скарамучча шёл, постепенно уже сомневаясь в своей затее, тем больше он чувствовал подступающее волнение, потому что помимо густого мрака, окружавшего его, он ещё и не мог полноценно осмотреть весь коридор из-за поворота, что скрывал начало — холл с лифтом, откуда Скарамучча пришёл. Он направлялся дальше, по пути решив достать телефон, чтобы позвонить или написать Кадзухе с требованием встретить его или хотя бы объяснить, куда идти. Но только юноша достаёт мобильный, как вдруг он слышит мужские незнакомые голоса: отдалённые и слегка приглушённые, но вполне отчётливые, такие же, как и уверенные, с каждым мгновением приближающиеся шаги. Ну, пиздец… Скара оглядывается назад и, крепко удерживая телефон в руке, спешит пройти дальше, не желая случайно встретиться с кем-нибудь ещё. Он почему-то начинал чувствовать нарастающую тревогу, хоть и совсем лёгкую, но всё же заставляющую его сомневаться в правильности своих действий. На тот ли этаж он приехал вообще? Может, он неправильно рассмотрел сообщение от Кадзухи или перепутал цифры на панели в лифте? Парень спешным шагом проходит по коридору дальше, пока открывает свой телефон, в который упирается взглядом, но не успевает и строчки Кадзухе написать, потому что… — А…! Юноша в момент вздрагивает, слыша вдруг позади себя слишком отчётливый шаг, а затем и внезапное ощущение рук на своей талии… Блять! Не растерявшись, Скара резко дёргается, готовый с силой отпихнуть от себя того, кто прямо сейчас хватает его и… — Молодой человек, вы знаете, что красивым юношам опасно ходить одним по тёмным переулкам? — раздаётся неспешный и знакомый шёпот, услышав который Скарамучча ещё больше напрягается, потому что… — Каэдэхара, блять! Узнав голос Кадзухи, Скарамучча громко в недовольном тоне вскрикивает его имя, снова дёргаясь с места в попытке отпихнуть парня от себя и хорошенько вдарить ему в ответ на подобные дурацкие шутки, но крепкая хватка чужих рук, которой Кадзуха обнимает юношу, не позволяет ему отстраниться. — Отпусти, придурок! Ты напугал меня, идиот! — возмущённо срывается Скара и всё-таки пихает парня локтем прямо в живот, на что Кадзуха, тихо посмеиваясь, издаёт короткое «ай» и рефлекторно сгибается, выпуская Скарамуччу из своих рук. — Прости, — без тени какого-либо сожаления улыбается Каэдэхара, — ты пошёл не в ту сторону, я тебя еле догнал. Скарамучча раздражённо выдыхает, пока оборачивается, чтобы встретиться с Кадзухой взглядом и с силой ударить его снова, но… он вдруг замирает, потому что взглядом натыкается на парня и… Ох, блять… Кадзуха был одет в рубашку. В чёрную, мать его, рубашку. Которая просто невероятно красиво смотрелась на его подтянутом, крепком теле, подчёркивая уверенный разлёт плеч и его талию, к которой ткань слишком тесно прилегала. Скара на мгновение даже цепенеет, потому что он ну совсем не ожидал увидеть Кадзуху в подобном образе. В атласной, чёрной рубашке и в таких же около-классических зауженных брюках. Блядский боже… Кадзухе так чертовски хорошо шёл этот фасон приталенной рубашки, воротник которой был раскрыт — будто с намёком на лёгкую провокацию, что Скарамучча даже не замечает, как откровенно он начинает пялиться на парня, на лице которого вдруг расцветает довольная ухмылка… Ах, ты… — Тц… Какого хрена, я должен тебя по всему этажу искать?! — сразу же приходя в себя, справедливо начинает возмущаться Скара, прогоняя всякие мысли о внешнем виде Каэдэхары. — Я же написал тебе подождать у лифта, — спокойным тоном отвечает тот. — Что…? — Скара быстро опускает взгляд в свой телефон, замечая, что никакого сообщения про лифт не было. Однако спустя мгновение он видит, что и сети на его телефоне тоже нет… Какого чёрта происходит…?! — Извини, я не хотел пугать тебя, — чуть приблизившись к юноше, вновь извиняется Кадзуха. — Ты всё равно придурок, маньяк и извращенец! — на духу выпаливает Скара, сердито хмурясь и наблюдая за тем, как на лице Кадзухи почему-то вдруг расцветает мягкая улыбка, которую парень тянет одними уголками губ, а затем, скользнув ладонями по талии Скарамуччи, тянет юношу к себе, чтобы приблизиться к его лицу и едва-едва касаясь его губ своими, прошептать тихое и нежное: — Я тоже очень соскучился по тебе. Скара не успевает сообразить, как в один момент он оказывается слишком близко к Кадзухе, который, продолжая чуть лукаво улыбаться, аккуратно накрывает его губы неспешным, трепетным поцелуем — словно запоздавшим ласковым приветствием. — Ммм…! — Скара недовольно шипит в чужие губы, предпринимая очередную попытку вырваться, начиная ладонью бить Каэдэхару по плечу в намерении отстранить его от себя, но постепенно, с каждым мгновением сладкого поцелуя, в котором Кадзуха уверенно и плавно сминает мягкие губы Скары, вкладывая в свои движения абсолютную нежность, удары руки Скарамуччи становились всё слабее… Понемногу переставая сопротивляться, юноша прикрывает глаза, ощущая прилив приятного тепла от неторопливых прикосновений чужих губ и рук, которыми Кадзуха ещё крепче прижимает юношу к себе, обвивая его талию, словно заранее пытаясь пресечь даже малейшую попытку Скарамуччи вырваться. Солист не очень охотно отвечает на эти действия, не льнёт в ответ и не обнимает Кадзуху, всё ещё слегка негодуя от того, что… Стоп. Чуть успокоившись и придя в себя, Скарамучча приоткрывает глаза, потому что в сладком, продолжающемся поцелуе, который Кадзуха начинает постепенно углублять, он вдруг чувствует знакомую вязкую горечь, словно… — Ты пил? — внезапно оборвав поцелуй, спрашивает Скара, слегка недоумённым взглядом упираясь в лицо довольного, слегка лукаво ухмыляющегося Кадзухи, который вновь тянется к юноше за поцелуем, шепча в ответ: — Может быть, а что? Так заметно? — Угу, — с ноткой язвительности хмыкает Скара, — ты теперь ещё больше похож на маньяка. Кадзуха на это лишь усмехается, и ничего не ответив, снова целует парня в губы: Скарамучча в ответ хмурится, ладонью упираясь в грудь Кадзухи, словно в очередной попытке отстранить его от себя, на что Каэдэхара, спустя несколько мгновений, всё же заканчивает поцелуй лёгким касанием губ и, беря Скару за руку, начинает вести его слегка в сторону: — Пойдём. Скара приходит в себя и идёт следом, почему-то в миг ощущая какое-то странное, непонятное чувство предвкушения… Ему кажется всё происходящее таким странным, но будоражащим сознание: этот дорогой отель, тёмный коридор, в котором Скарамучча даже толком рассмотреть Кадзуху не мог, но его касания и поцелуи почему-то чувствовались ярче обычного… Пока Кадзуха шёл чуть впереди и слегка тянул юношу за собой, нежно сжимая его руку в своей тёплой ладони, ласково поглаживая по прохладной коже тонких пальцев, Скара переживал какое-то такое чувство, которое толком не мог описать. Он вроде уже испытывал нечто подобное…«…этим странным, тонким чувством, которое Скарамучче казалось совершенно незнакомым. Он всё ещё не мог описать его, потому что испытывал впервые…»
Такое странное, но очень приятное, тёплое, располагающее… Что это…? — Знаешь, прежде чем мы пойдём дальше, у меня будет к тебе один вопрос, — Кадзуха замедляется и чуть оборачивается, подходя к единственным на этаже широким дверям, ведущим, скорее всего, в просторный номер. Скарамучча, отвлекаясь от своих мыслей, подходит ближе к парню и поднимает на него взгляд, даже в сгущающейся темноте помещения замечая в чужом лице мелькнувшую тень заинтересованности: — Скажи… — начинает Кадзуха, чуть крепче сжимая чужую ладонь в своей, — ты доверяешь мне? Что…? Солист едва заметно напрягается, готовый воспринять озвученный вопрос с лёгкой насторожённостью, но тень нежной улыбки на губах Кадзухи чуть успокаивает его, однако… — К чему этот вопрос? — Просто скажи «да» или «нет». Скарамучча вздыхает, и в самом деле не очень понимая, к чему Кадзуха начал об этом говорить, к тому же в таком месте, перед тем, как войти в номер отеля… Что он там такого задумал, что ему приходится спрашивать подобное? — Знаешь, что, Каэдэхара, ты меня за сегодняшний вечер уже порядком задолбал, — фыркает Скара, выдёргивая свою руку из чужой ладони, — так что иди-ка ты к чёрту. — Это значит «да»? — довольно ухмыляясь, настаивает на своём Кадзуха и вновь чуть наклоняется к Скаре, который в ответ, укладывая ладонь на лицо гитариста, чтобы отвести его от себя в сторону, отвечает хмурое: — Это значит «иди к чёрту», — повторяет Скарамучча, слегка закатывая глаза. Нет, ну в самом деле, сколько-можно-то уже издеваться над ним? — Просто скажи это, — повторяет свою просьбу Кадзуха, перехватывая ладонь у своего лица, которую нежно целует губами, от чего Скара вздрагивает и резко одёргивает свою руку: — Ты меня уже реально достал, — вздыхает солист, решаясь всё же ответить на вопрос, который, видимо, без ответа оставить ему не удаться, — предположим, доверяю. Доверяет ли он на самом деле? Вопрос и правда интересный. — Хорошо, — чуть кивает Кадзуха, — тогда сейчас ты должен довериться мне и закрыть глаза. — Что? — Скара снова мгновенно хмурит взгляд, — ты издеваешься? — Нет, я хочу, чтобы ты просто закрыл глаза и протянул мне руку. Нет, сегодняшний вечер точно какой-то совершенно безумный. Что только творится в голове у Каэдэхары? Какого хрена он там задумал, и вообще… Скарамучча вздыхает, ощущая на себе выжидающий взгляд Кадзухи, под которым он всё же сдаётся и, скривив губы в демонстративном недовольстве, закрывает глаза. — Умница, — Кадзуха оставляет лёгкий поцелуй на губах юноши и берёт его за руку, — только не подглядывай. Скара мысленно усмехается. Ага, как же. Играть по правилам — это совершенно точно не про него. Особенно, когда его весь вечер интригуют, пугают и, вообще, не пошёл бы этот Каэдэхара к чёртовой матери? Что он там устроил? Комнату пыток? Ну, прекрасно, Скаре не в первой и такое… Юноша слышит звук открывания двери ключ-картой, а затем чувствует, как его за руку тянут вперёд. Он держит глаза закрытыми, неспешно переступая порог номера, в котором судя по ощущениям было так же темно. Парень старается идти следом и не отставать от Кадзухи, который ведёт его куда-то, а значит, скорее всего он идёт к нему спиной… Скара позволяет себе совсем слегка приоткрыть глаза, в нетерпении рассмотреть обстановку, но кроме большой кровати и какого-то мягкого света сбоку он не успевает больше ничего заметить, потому что Кадзуха вдруг замедляется, заставляя Скару вновь зажмурить глаза — дабы не быть пойманным… Мало ли там у Каэдэхары ещё и наказания за нарушения правил припрятаны? Сегодня от этого маньяка чего угодно можно ожидать… — Здесь ступенька, осторожнее, — произносит Кадзуха, аккуратно беря Скару за вторую руку, чтобы, видимо, в случае чего удержать его от падения. Скара уверенно переступает порог, продолжая идти следом за Каэдэхарой и чувствуя себя снова как-то… странно. На самом деле он и вовсе не переживал о том, куда именно Кадзуха ведёт его. Он просто следовал за его руками и голосом в действительности доверяя ему и не беспокоясь насчёт странности его затей. Скарамучча просто знает, что Кадзуха не станет делать с ним ничего, что могло бы его расстроить или причинить боль. Как раз-таки наоборот…«…Скарамучча никогда ещё не ощущал себя в чужих руках подобно самой настоящей драгоценности, с которой очень трепетно и любовно обращались…»
Это так странно и непривычно, но это оно… То самое странное чувство, которое он испытывает. Скарамучча никак не мог понять, откуда в нём зародилась эта уверенность в том, что Кадзуха не посмеет предпринять что-то опасное… — Сейчас осторожнее, — обрывая мысли Скары, вновь предупреждает Каэдэхара чуть более серьёзным голосом, — не открывай глаза, пока я не разрешу. Скарамучча никак не реагирует на озвученную просьбу, он уже не подглядывает, потому что слишком заинтригован. И услышав какой-то странный звук, похожий на движение то ли окна, то ли двери, юноша чуть напрягается, а затем вместо уже привычного тепла он вдруг ощущает подступающую к телу прохладу и лёгкий, фоновый шум, словно он… оказался на улице? Что…? — Ещё немного, — просит Кадзуха, ведя парня за собой неспешными, аккуратными шагами, а затем, останавливаясь, отпускает его руки и на пару мгновений оставляет Скару в неведении: без касаний и объятий. Солист слышит, как Каэдэхара передвигается где-то рядом, и спустя несколько секунд произносит негромкое: — Открывай. Скарамучча молча приоткрывает глаза и в момент от неожиданности вздрагивает, в лёгкой растерянности встречаясь взглядом… Что… …с раскинувшимся перед ним огромным простором: пейзажем вечернего, почти ночного города, утопающего в мягком свете фонарей. Яркие огни различных оттенков, сверкающие в переплетении дорог и высоких зданий, тонущие в голубой тьме переулки, маленькие улочки, создающие особенный паттерн на полотне городского пейзажа, что кажется невероятно большим и живым, словно дышащим, обдуваемый прохладным ветром, который прямо сейчас ласково и осторожно обнимает тело Скарамуччи. Он не верит в то происходящее, что видит перед собой: этот простор и далеко-далеко уходящий горизонт, не скрытый за деревьями, зданиями или чем-то ещё — потому что Скара находится слишком высоко, впереди он прекрасно видит и практически ощущает эту заветную полоску света — там, где соприкасается день и ночь, свет и тень, прошлое и настоящее… Там, где ощущается истинная…Свобода
К которой он тянется из раза в раз, забираясь в подобные места, о которой он мечтает с детства, когда был ещё потерянным ребёнком, птенцом, которого заключили в золотую клетку без возможности выбора и полёта.«…На памяти Скары он ещё никогда в своей жизни не чувствовал настолько глубокого удовольствия от обычной поездки, удовольствия от разгоняющейся действительности вокруг него, будто весь мир казался… настолько просторным, свободным, настолько приятным, что хотелось улыбаться, мчась на встречу скользящему по коже ветру…
Ощущая настоящую свободу…
Каким образом Кадзуха смог разгадать это?..»
Скарамучча вздрагивает, ощущая наплывающее на него чувство странного, но такого им любимого ощущения восторга: то, что он испытывает всякий раз, когда забирается на крыши или мосты. Сладкая, полюбившаяся ему иллюзия свободы, которая теперь была совсем, как настоящая… — Нравится? Скара, совершенно потерянный, забывшийся в собственных чувствах, не сразу слышит голос Кадзухи, не сразу ощущает его руки, которыми он обнимает юношу, прижимаясь к нему со спины — аккуратно, ненавязчиво, будто не желая нарушать этот момент единения Скарамуччи с целым миром, который раскинулся перед ним. Скара на мгновение закрывает глаза, невольно опуская свои ладони на тёплые руки, что обнимают его. Он чувствовал какую-то невероятно сильную необходимость коснуться Кадзухи прямо сейчас. Как будто вместе с чувством свободы, наполняющим каждую клеточку его тела и каждый самый укромный уголок его сознания, он желает ощущать полюбившееся тепло и то самое неведанное ему чувство, то которое он уже так давно отвык испытывать, но которое постоянно возникает рядом с Кадзухой…«…Это разливающееся тепло, от которого веет доверием и ощущением… которое он не мог толком описать. Что-то очень тонкое, едва уловимое, такое, что успокаивало переживания и сглаживало тревоги…»
Это чувство, которое он не мог раньше внять и описать словами. Это было ощущение…Безопасности
Стоя на высокой крыше отеля, почти у самого края парапета, ограждённого стеклом, которое создавало иллюзию отсутствия какой-либо преграды между поверхностью крыши и небом, Скарамучча чувствует тёплое ощущение чужих рук на себе, которые в случае чего не позволят ему упасть, не отпустят его ни за что — именно это особое чувство защищённости и комфорта, именно это непривычное, давно позабытое, именно это Скара переживал всякий раз, находясь рядом с Кадзухой. Он и в самом деле забыл какого это: не беспокоиться за свою жизнь, не искать подвохов, не отнекиваться от своих чувств, боясь быть высмеянным или непонятым. Он лишь во второй раз в своей жизни чувствует себя в безопасности рядом с кем-то… — Здесь очень красиво, — разбивая молчание, произносит Скара, вспоминая про вопрос, заданный ему Кадзухой минутами ранее. Скарамучче сложно было в слух описать, насколько глубоко и сильно его поразило это место: он никогда не забирался настолько высоко, никогда не стоял почти лицом к лицу ко всему миру, готовый закричать от того, насколько яро его наполняло чувство восторга… — Это всё для тебя. Скара едва заметно вздрагивает, слыша мягкий шёпот позади себя, что опаляет кожу его шеи, к которой Кадзуха ласково, совсем едва-едва касается губами в невесомом поцелуе. Он вызывает новый приток тепла во всём теле, заставляющий юношу прикрыть глаза и просто… насладиться этим моментом. Отведя от себя все заботы, тревоги, мысли — абсолютно всё, что наполняло жизнь Скарамуччи вот уже столько лет. Изо дня в день его существования, без конца тянувшихся дней, которые он забивал работой, учёбой, чем угодно лишь бы только не грузить голову беспокойствами, паранойей, навязчивыми мыслями о своей несвободной жизни, которую, порой, хотелось прервать, о контракте, о Дотторе, о преследующем его прошлом… Когда в последний раз он позволял себе отпустить всё это? Когда вдруг начал вспоминать о том, что такое быть полноценным, быть самим собой…? На самом деле, Скарамучча прекрасно знал, когда всё это началось.«— Потому что ты нужен мне, как… солист для моей группы…»
Скара давно уже свыкся с мыслью, что Кадзуха ему небезразличен, давно уже принял к нему чувство симпатии, которое постепенно выросло в то, что для Скарамуччи имело куда большее значение…Доверие
То, что очень редко кому-то удавалось заслужить. То, что заставляло Скару постепенно открываться Кадзухе. То, благодаря чему он хочет постараться. То, что станет ключом от его золотой клетки и, наконец, освободит его. Для Скарамуччи это было не просто открытием, не просто принятием факта, это было движением тектонических плит в его голове, это заставляло его пересмотреть взгляды на многие вещи, которые были либо забыты, либо не воспринимались Скарамуччей всерьёз. Желание, симпатия, радость, ревность, «настоящность»… Только благодаря Кадзухе всё это возвращало Скару к жизни, только благодаря ему он сейчас стоял здесь, посреди большого города, ощущая себя непомерно счастливым, открытым, таким, каким не чувствовал себя никогда… — Кадзуха… Скара открывает глаза, опуская взгляд на чужие руки, которыми Кадзуха всё так же крепко обнимает его. Юноша аккуратно уводит их от себя, чтобы развернуться и взглянуть в чужие глаза – в бархатистые алые омуты, в которых Скарамучча, как и всегда, видел только нежность… Скара невольно отводит взгляд чуть в сторону, ощущая, как его касается осознание… Того, что он испытывает к Кадзухе на самом деле. Он благодарен ему за всё: за подаренную надежду на свободу, за ощущения тепла и безопасности, и за бесценное доверие, которому Кадзуха вновь научил его.«…И дело не в «плане освобождения», не в Дотторе, не в том, чтобы перейти из одной группы в другую…
Дело в Кадзухе. Только в нём самом…»
И понимая всё это, оглядываясь на всё, что произошло, на каждый из дней, что он провёл рядом с Кадзухой, в которых он бегал от своих чувств, притворялся другим человеком и врал сам себе в попытках уберечься от себя настоящего, Скарамучча, наконец позволяет себе остановиться и осознать.«Я смогу. Я выдержу. Я справлюсь…»
Скара готов пойти и разрешить всё: избавиться от Дотторе, от всех своих масок, за которыми он прятался от всего мира, он готов сделать, что угодно, готов бросить группу, работу, музыку, он готов выбраться из всего, лишь бы только оставаться свободным… Оставаться рядом с Кадзухой. — Скара… Скарамучча слышит, с каким трепетом и нежностью тот снова произносит его имя. Он делает подобное постоянно, будто пытается вложить в свои слова и действия всё, чтобы хотя бы на короткий миг сделать Скару чуточку счастливее... — …взгляни на меня. И он поднимает взгляд на Кадзуху, встречаясь с его лицом, обрамлённым светлыми, длинными прядями волос, на которых красиво поблёскивает лунный свет, задевая рубиновый оттенок глаз, в которые Скарамучча невольно заглядывается, готовый просто раствориться в их глубине. Отдаться и поддаться, прямо как сейчас, пока он, встречаясь с теплом чужой руки, которой Кадзуха осторожно берётся за его подбородок, чтобы приподнять его личико поближе к себе и, неторопливо приблизившись, мягко улыбнуться в слегка приоткрытые губы, и спустя мгновение накрыть их ласковым, неспешным поцелуем. Скарамучча прикрывает глаза и поддаётся. Не лёгким движениям чужих губ на своих, не крепким объятиям, что дарят любимые руки. Он поддаётся своим чувствам и, наконец позволяет признаться себе… Он влюблён в Кадзуху. По-настоящему. Искренне. Влюблён.21:40
— Скара…? Юноша вздрагивает, обращая взгляд на рядом сидящего Кадзуху, который чуть приближается к нему, чтобы теснее прижать парня к себе. Оглядываясь, Скарамучча слегка хмурится, пытаясь себя осознать в реальности, в которой прямо сейчас находился: он сидел рядом с Кадзухой на мягком диване, который стоял чуть поодаль от стеклянного ограждения балкона — того самого места на крыше, на которой они провели сегодня почти… А сколько прошло времени? Скарамучча поднимает руку, в которой держит бокал с недопитым красным вином, начиная вспоминать, что после долгих поцелуев и объятий на краю крыши, Кадзуха повёл Скару чуть дальше по балкону, туда, где находилось место для отдыха с диванами и столиком, на котором уже заранее были подготовлены бокалы и бутылочка дорогого полусухого красного вина. Когда Скара увидел её, он обрадовался, словно ребёнок, которому подарили коробку конфет — потому что после всех долгих раздумий и открытый, что он сегодня для себя сделал, больше всего остального ему хотелось выпить. И Скара так увлёкся вином (которое, к слову, оказалось очень вкусным), что даже не придал значения тому, что вместе с ним его распивал ещё и Кадзуха. И за непринуждённой беседой и нежными объятиями, Скарамучча не заметил, как пролетело время, а главное… В какой-то момент он снова начал «выпадать» из реальности, и только сейчас, благодаря голосу Кадзухи, смог вернуться обратно. — Всё в порядке? Услышав вопрос, Скара оборачивается к гитаристу и коротко кивает. Кадзуха в ответ также безмолвно улыбается, одаривая юношу обаятельной улыбкой, от которой в груди у Скарамуччи вновь начинает что-то щемить… Видеть Кадзуху таким: красиво одетым (Скара снова обращает взгляд на рубашку Кадзухи, подмечая насколько же хорошо эта вещь сидит на нём), с бокалом вина в руке и этой обворожительной улыбкой на его губах, чуток обольстительной, но такой чертовски красивой — видеть всё это и иметь возможность коснуться, прижаться, оказавшись в чужих, полюбившихся объятиях, становилось для Скарамуччи чем-то не просто особенным, а любимым… Юноша слегка мотает головой, не желая сейчас снова пускаться в долгие размышления, поэтому он, прикрыв глаза, решает влить в себя вино, что оставалось в его бокале. И пока Скара осушает его, он вдруг чувствует прикосновение чужой тёплой ладони к своим волосам — Кадзуха начинает ласково поглаживать его у шеи, касаясь тёмных прядей, слегка растрепавшихся от ветра. Скара обращает на это внимание, и отставив пустой бокал из-под вина на столик, поворачивается к Кадзухе с вопросом: — Что…? Каэдэхара в ответ начинает лишь ярче и шире улыбаться, и в этом его жесте Скарамучча замечает тень чего-то такого, что он видит впервые… Ему сложно осознать, что именно, потому что лёгкая хмель в голове не позволяет ему полноценно осознать происходящего. Кадзуха ничего больше не отвечает, он допивает свой бокал вина, так же отставляя его в сторону, и освободив руку, укладывает её на обнажённое колено Скары, нетерпеливо оглаживая по слегка прохладной гладкой коже, расчерченной татуировками. Юноша обращает взгляд вниз, следя за движением чужой ладони, которой Каэдэхара спешно проводит чуть выше, прямо к бедру, в одном месте встречаясь пальцами с тканью шорт, что, впрочем, не останавливает его… Скара очень внимательно следит за рукой Кадзухи, переживая лёгкое волнение и едва заметную приятную дрожь от этих касаний. Он так сильно увлекается наблюдением за действиями парня, что не сразу успевает заметить, как Кадзуха приближается к нему, и опускаясь к его ушку, начинает опалять его низким шёпотом: — Ты сегодня очень красиво одет… Скарамучча отводит взгляд в сторону, не совсем понимая, к чему Кадзуха говорит об этом прямо сейчас. Юноша собирается ответить лёгкой колкостью, что-то вроде «я всегда красиво одет», но… — Даже немного жаль, что придётся раздеть тебя. От неожиданности озвученного Скара начинает содрогаться, ощущая мягкое касание тёплых губ на своей щеке. Юноша рефлекторно выставляет ладони перед собой, упираясь ими в грудь Кадзухи, словно слегка отстраняясь от него и этого внезапного напора, с которым он продолжает тянуться и приближаться к Скарамучче. Он не то чтобы против, просто со стороны Каэдэхары это было слишком внезапно, слишком горячо и… — Ты дрожишь, — шепчет Кадзуха, одной ладонью проводя по плечу Скары, — ты замёрз? — интересуется он, чуть отстраняясь от юноши и заглядывая в его лицо. Да, конечно. Замёрзнешь тут. — Немного, — привирает Скарамучча, чуть отворачиваясь от Кадзухи, чтобы не позволить тому понять настоящую причину охватившей его тело дрожи (кажется, привычка легко одеваться в прохладную погоду сыграла ему на руку), — пойдём в номер? — предлагает юноша, аккуратно беря Кадзуху за руку, готовый уже встать со своего места и направиться в сторону стеклянных дверей, за которыми можно было рассмотреть часть просторного отельного номера, утопающего в почти темноте. Однако… — Постой, — вдруг останавливает его Каэдэхара, оставаясь на месте, — не так быстро, — он укладывает одну из ладоней на поясницу Скарамуччи, притягивая его обратно к себе, что вызывает у парня лёгкое недоумение… — Помнишь, когда мы шли сюда, я просил тебя закрыть глаза? — произносит Кадзуха, снова как-то странно ухмыляясь и приближаясь к лицу юноши, почти шепча негромкие слова в его губы, — можешь сделать это ещё раз? Скарамучча дёргает бровью, чуть хмурясь от непонимания происходящего: он никак не мог взять в толк, что Кадзуха задумал, и к чему все эти игры и правила…? — Ты сегодня пиздец какой странный, — вздохнув, заключает Скара, но всё же выполняет просьбу и закрывает глаза, даже не подозревая, что…. — Может быть, кто знает. Скарамучча слегка дёргается, не успевая и слова в ответ произнести, как вдруг ощущает неожиданное прикосновение прохладной атласной ткани на своём лице — чёрной повязки, которую Кадзуха прикладывает к его глазам… Какого…?! Скарамучча мгновенно тянется к ткани и рукам Кадзухи, чтобы остановить его, но… — Если будешь пытаться её снять, — голос Каэдэхары заставляет парня вдруг остановиться, — мне придётся связать ещё и твои руки. Скарамучча замирает, кажется, напрочь выпадая от услышанного заявления, которое вынуждает его ещё сильнее напрячься: — Что ты делаешь…? — Ты потерял моё доверие, Скарамучча, — произносит Кадзуха, слышно усмехаясь прямо в губы юноши, — когда мы шли сюда, я попросил тебя не открывать глаза, но ты всё равно ослушался. Скарамучча снова слегка хмурит брови, уже откровенно ни черта не понимая… — Поэтому теперь мне приходится применять радикальные меры, — шепчет Каэдэхара, проводя подушечкой большого пальца по слегка приоткрытым губам Скарамуччи, к которым вскоре опускается, чтобы одарить их лёгким поцелуем. — Кадзуха, какого чёрта?! Гитарист игнорирует возмущение Скарамуччи, который вдруг чувствует, как повязка на его глазах прижимается к коже теснее — от несильного узла, который Кадзуха завязывает. Скара слегка касается пальцами ткани, осознавая, что сквозь неё он и в самом деле ничего не сможет увидеть… И не то, чтобы это пугало его, скорее завораживало, интриговало и… смущало. — Вот теперь мы можем идти. Юноша чувствует хватку всё ещё тёплой руки на своём запястье, за которое Кадзуха его тянет чуть вперёд, позволяя наконец встать с дивана и направиться, судя по всему, обратно к дверям, ведущим в номер. Скара остаётся настолько поражённым всем, что сейчас с ним происходит, что он даже слова произнести не может: он молча шагает следом за Кадзухой, пребывая в откровенном недоумении. Что за вечер сегодня такой странный? С момента, как Скарамучча сюда приехал, всё пошло как-то не так. Начиная от встречи в лифте и заканчивая… — Осторожнее, — Кадзуха снова предупреждает Скару о пороге, но парень как-то не очень вовремя это осознает: из-за чёрной повязки на глазах он не чувствует даже пятен света, что его путает и вынуждает оступиться, потеряв даже приблизительную ориентацию в пространстве… — Блять… — Скарамучча бы упал, если бы только не крепкая хватка чужих рук, которые вовремя подхватывают его, отрывая от пола… — Кадзуха…? — от неожиданности громко выкрикивает Скара, мгновенно прижимаясь к парню, который поднял его на руки, — ты с ума сошёл? Отпусти меня! — вразрез своим словам, Скара наощупь пытается обвить чужую шею руками, чтобы ещё теснее прильнуть к Кадзухе… — И позволить тебе снова споткнуться? — следует ответ, на который Скарамучча внезапно ударяет парня по плечу, начиная уже потихоньку беситься с этой его затеи, и вообще… — Я бы не споткнулся, если бы ты не завязал мне глаза, чёртов маньяк! — Скара снова бьёт Кадзуху куда-то в грудь, не очень понимая, куда именно из-за того, что ничего не видит. Нет, в самом деле, что задумал Каэдэхара? Какого хрена вообще происходит? Скара не особо сильно волновался на тему того, что Кадзуха сделает с ним что-нибудь плохое, но эти его игры… Всё это казалось ему таким странным… Таким же непонятным, как и поведение Кадзухи весь вечер. Что с ним, чёрт возьми, происходит… Находясь в чужих руках, Скарамучча чувствует себя слегка беспомощным, потому что не видит и не понимает ничего вокруг себя. Он может только ощущать и слышать — и этого ему казалось совершенно недостаточным… Что за… Скара чувствует, как Кадзуха замедляется, а затем аккуратно отпускает юношу, укладывая его на мягкую, слегка прохладную поверхность, в которой по ощущениям Скарамучча узнаёт кровать. Он не успевает полноценно осознать себя в пространстве, потому что, спустя короткое, почти неуловимое мгновение, его губы накрывают горячим, опаляющим кожу поцелуем, который почти сразу становится слишком требовательным и вместе с тем глубоким… — Кадзу… — Скаре не удаётся даже договорить его имени, потому что Каэдэхара не позволяет ему прервать эту настойчивую ласку, врываясь в жаркий рот Скарамуччи в намерении исследовать его, соприкоснувшись в развязном поцелуе с его влажным язычком, — что ты… — Помолчи. Слышит Скара и поражается этой жадной грубости, которая исходит от гитариста, от его рук, которыми он начинает скользить по телу юноши словно в желании прощупать каждый его аккуратный изгиб, каждую пуговичку и складку на его атласной рубашке, которую он слегка сжимает в пальцах, видимо, намереваясь вытянуть её из-под ремешка, что обвивает узкую талию. — Ммх… — сдавленно протягивает Скара в рваный поцелуй, постепенно и очень осторожно позволяя себе потеряться в этом водовороте из раскаляющих его сознание ощущений и чувств. Он ничего не видел, поэтому он мог лишь предугадывать действия своего любовника, мог лишь отвечать и поддаваться, и в этом было что-то такое особенное, что Скарамучча ещё никогда прежде не испытывал… — Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя… — медленным, низким шёпотом произносит Кадзуха прямо в губы Скарамуччи, смазано целуя их, оставляя напоследок ниточку влаги. Скарамучча ничего не отвечает на озвученное, потому что он в самом деле не представляет, насколько сильно Кадзуха желает его прямо сейчас… Их прошлые разы отличаются от того, что происходит сегодня, и дело было даже не столько в том, что Скара ничего не видит, а в том, что именно Кадзуха говорит и делает. Даже в этих простых предварительных ласках, в этих банальных действиях — попытках освободить Скарамуччу от одежды, стягивая с его плеч пиджак, помогая сбросить с ног тяжёлую обувь, позволяя полноценно забраться на кровать — во всём этом солист чувствовал неистовую жадность и нетерпеливость… Кадзуха уже не скрывал своего нарастающего возбуждения, он будто пытался себя ещё немного сдерживать, остатками рассудка понимая, что его грубость может напугать Скарамуччу, но с каждой минутой ему очевидно становилось всё сложнее контролировать себя. Что с ним такое происходит… Скару это совсем не пугало, наоборот, начинало только заводить его: осознание того, что он может быть настолько желанным в глазах того, в кого влюблён… Чёрт возьми… — Кадзуха… — тихо выстанывает Скара, вдруг ощущая, как гитарист крепко сдавливает его талию в своих ладонях, притягивая тело Скарамуччи ближе к себе, умещаясь между его ног, которые юноша покорно разводит, позволяя Кадзухе соприкоснуться с ним всем своим телом. — Блять, я больше не могу… — сокрушённо шепчет Каэдэхара, опускаясь губами к шее Скары, которую тот невольно изгибает, подставляясь под ряд безумно-горячих поцелуев, которыми Кадзуха осыпает его кожу. Скарамучча не понимает, что именно значат его слова, он не ведает, откуда в нём взялось всё это, почему он вдруг позволил себе выругаться, почему вдруг стал таким ненасытным, таким… Блять, блять… — Мх… — Скара льнёт к Кадзухе своим разгорячённым телом, руками желая помочь ему освободиться от одежды тоже. Он, конечно, не увидит его обнажённого тела, но ему страстно хотелось прочувствовать тепло его кожи, коснуться его крепкой груди, его плеч, по привычке распустить его мягкие волосы, чтобы зарыться в них пальцами, чтобы… — Ах… — сбивчиво выдыхает парень, ощущая, как касания к его телу со стороны Кадзухи становятся хаотичнее: как он пытается неосторожными движениями расстегнуть пуговички на его рубашке, чтобы как можно скорее обнажить его грудь, дабы опуститься к ней губами, начиная жадно исцеловывать каждый миллиметр, каждый даже самый незначительный изгиб: от точёных ключиц до впалого упругого живота, опускаясь всё ниже и ниже… Скарамучча почти безвольно поддаётся на эти действия, он чувствует себя очень странно: ему безумно нравится ощущать Кадзуху таким властным, хищным и распалённым от собственных желаний. Он всё ещё старается быть аккуратным, но в его смазанных, порой совсем непонятных действиях проскальзывает что-то совсем непохожее на него привычного. Он всегда был очень нежен и внимателен, но что с ним происходит сейчас? Почему он кажется таким ненасытным, таким бесконтрольно жаждущим? Почему его губы, которыми он касается низа живота, его руки, которыми он расстёгивает ремешок и маленькую пуговку на шортах, быстрым, уверенным движением стягивая их вниз, словно как можно скорее желая добраться до заветного места, до тяжести, которую Скара ощущает внизу от нарастающего возбуждения, от которого становилось тесно, горячо и так чертовски приятно — почему всё это ощущается настолько ярко, настолько… сладостно? В какой-то момент вдруг всё прекращается: Скара слышит, как Кадзуха приподнимается, выпуская юношу из своих рук, видимо, желая отстраниться, чтобы, может, самому раздеться или что-то ещё… Кадзуха оставляет Скару одного лишь на несколько секунд, которых юноше хватает только для того, чтобы перевести дыхание, потому что Каэдэхара возвращается слишком быстро, не позволяя Скарамучче даже прочувствовать этой мимолётной разлуки. Скара вновь с приятной дрожью во всём теле ощущает тепло чужих рук, которыми гитарист старается как можно быстрее освободить от ткани белья его твердеющий член. Скарамучча глубоко вдыхает воздух, стараясь себя удержать от непроизвольного тихого стона… Кадзуха ещё ничего не сделал, он даже не коснулся его возбуждения, но само осознание того, что Скара теперь был словно полностью раскрыт перед ним, что он лежал на кровати с широко разведёнными ногами, почти совершенно обнажённый, открытый, такой беззащитный… Одно лишь понимание этого заставляло Скару переживать приток сильнейшего желания оказаться в чужой власти — его не на шутку будоражило всё то, что сейчас происходило. Даже лёгкое, почти невесомое касание пальцев Кадзухи к его члену уже доводило Скарамуччу до бесконтрольного возбуждения… — Ты невероятно красив… Юноша не слышит голоса Кадзухи, он не слышит ничего, кроме тяжелеющих мыслей в своей голове, которую опутывает не просто наваждение, а настоящая потребность в чужих касаниях, в ласкающих движениях умелых пальцев, которые Кадзуха пачкает в прохладной смазке, начиная оглаживать крепко вставший член во всю длину… — Аа-х… — Скара поджимает губы, чуть вздрагивая от этого внезапного ощущения холода на распалённой коже. Оно казалось слегка колким и неприятным из-за слишком сильного контраста, но движения рук, к которым вскоре добавляется ещё и… — Кадзуха… — невольно слетает с губ Скарамуччи, который чувствует вдруг прикосновение влажных губ к своему напряжённому члену. Кадзуха сладко, медленно целует его, спешно касаясь кончиком языка до упругой головки. И это ласка, такая быстрая, такая жаркая — она разворачивала в груди Скары неопределимое чувство, которое никак не поддавалось ему, которое он не мог понять… Что это…? Почему ему так хорошо, почему он так ярко чувствует каждое касание, почему сгорает от простых поцелуев, почему начинает дрожать, крепко сжимая в собственных пальцах ткань постельного белья под собой? — Ха… — изогнувшись в спине с трепетом выдыхает солист, потому что чувствует слишком быстрое, слишком внезапное ощущение тёплого языка, которым Кадзуха проводит по всей длине члена, сразу же вбирая головку в рот. Как бы ему хотелось на это взглянуть… Скарамучча поджимает пальцы на ногах, не в силах поверить, что прямо сейчас он оказывается в подобном положении, что Кадзуха ласкает его член от самого основания до конца, растирая пальцами стекающую по всей плоти смазку. Скара изводится, не понимая и даже пугаясь собственного возбуждения, которое прямо сейчас окатывало его с новой силой — настолько глубоко и ярко он чувствовал проникающее в каждый уголок его сознания удовольствие… — Кадзуха… Скара не понимал, от чего Каэдэхара так спешит, почему он так стремительно и быстро пытается наградить Скарамуччу всем этим наслаждением, почему он становится таким невероятно жаждущим, словно помешавшимся, словно…. — Аа-ах…! Скара широко раскрывает губы в очередном горячем стоне, потому что теперь его тело опаляют новые, совершенно неожиданные ощущения — уверенные прикосновения длинных пальцев к ложбинке между ягодиц, по которой Кадзуха проводит, смазывая колечко мышц, а затем… — Кадзуха, подожди… Просит его Скарамучча, предчувствуя, что сейчас его возлюбленный собирается сделать. Но он не успевает остановить Кадзуху, потому что его просто распирает от сковывающих торопливых ласк, в которых он чувствует прикосновение губ чуть ниже, к узелку, который Кадзуха целует, и наконец, ещё шире разведя стройные ноги юноши, слегка приподнимает его, чтобы добраться прямо к промежности, по которой он жадно проводит кончиком языка… — Аах…! — Скарамучча ещё сильнее выгибается в спине, резко поднося ладонь к своим губам, чтобы закрыть свой рот, не позволяя себе застонать ещё громче, не давая себе разразиться почти криком от неожиданности… Скарамучче становится невыносимо жарко от того, что Кадзуха проделывает с ним, от того, как он жадно начинает ласкать его член рукой, водя ладонью по влажной длине, задерживаясь пальцами у головки, слегка сдавливая её, а затем резко опуская к основанию вновь… Вот бы только посмотреть… Скара кусает ребро своей ладони зубами, яростно впиваясь в кожу, испытывая боль, которая хоть немного могла отрезвить его от… — Кадзуха… Отрезвить от всех этих ощущений, которые он переживал слишком контрастно. Это происходило, потому что он находился в темноте, потому что главный орган чувств был закрыт повязкой, через которую не проступал даже свет, а ещё… Потому что от Кадзухи исходило горячее желание и непривычная грубость. Она проявлялась в его касаниях, в его поцелуях и укусах, которые он один за другим оставлял на раскрытых бёдрах и ягодицах, иногда, замедляясь, проникал языком к влажной от смазки промежности, чтобы коснуться её. И всякий раз, ощущая прикосновение в этом заветном месте, Скара ещё сильнее выгибался, не понимая от чего это простое действие отзывалось в его теле такой бурной реакцией. Он не мог предугадать действий Кадзухи, потому что находился в абсолютной темноте, и это играло очень существенную роль, потому что если бы он заметил движение чужой руки, которую Кадзуха подносит к ягодицам, чтобы огладив их, скользнуть пальцами прямо к ложбинке, к колечку мышц, Скара бы не задрожал от неожиданности, он бы не издал очередной горячий стон, что оглушил его самого… Скара весь сильнее напрягается, ощущая проникновение кончика пальца, которым Кадзуха аккуратно надавливает на промежность, чтобы постепенно ввести его внутрь. Скарамуччу мгновенно распирает от этого чувства внутри — от лёгкой боли, которую он переживает, потому что Кадзуха торопится, не давая юноше привыкнуть к этим ощущениям, не давая ему и секунды опомниться… — Ах…! Скара вновь срывается на громкий стон, который теперь был вызван ещё и касанием губ к истекающей смазкой головке его члена. Кадзуха начинает снова обводить её языком, продолжая помогать себе рукой, причмокивая и слегка вбирая в рот. Скарамучча сходит с ума от слишком большого количества ощущений, от пальцев внутри, которыми Кадзуха растягивал его, от горячего языка, которым он ласкал его член, от движения руки, которой водил по всей длине — всё это изводило юношу, потряхивало его и заставляло всё дальше и больше подставляться под умелые ласки. В какой-то момент юноша не выдерживает и хватается руками за волосы Кадзухи, желая хотя бы так прочувствовать реальность происходящего, но… Ему не хватает даже этого, потому что он хочет увидеть… Желает взглянуть на Кадзуху: на красивого, такого блядски горячего Каэдэхару, что прямо сейчас всё глубже принимал член в свой рот… Скара до последнего сопротивляется жгучему желанию сорвать с себя повязку, что мешала ему, что не давала ему полноценно насладиться, увидеть Кадзуху, рассмотреть его… Чёрт, чёрт… Если он позволит себе, если он только на короткое мгновение взглянет… Скарамучча тянется руками к ткани, желая скорее развязать её, надеясь, что Кадзуха, увлечённый ласками, не успеет заметить и… — Скарамучча, — но похолодевший голос Кадзухи, что парень слышит, а затем и резкое уверенное движение чужих рук, которыми гитарист хватается за запястья юноши, заводя их над его головой, не позволяют Скаре стянуть чёртов кусок ткани со своего лица, — я сказал, что свяжу тебя, если ты попробуешь это сделать. — Нет, — Скарамучча тут же начинает вертеть головой, — не надо, постой… — просит он, — почему я не могу взглянуть на тебя? Почему мне нельзя… — Потому что я так решил, — с прохладой в голосе перебивает его Каэдэхара, останавливая свои действия и прекращая ласкать юношу, убирая руку от его члена, на что Скара начинает слегка недовольно скулить: — Это нечестно… Кадзуха на это лишь протяжно хмыкает, и в этом его жесте Скарамучча слышит отчётливое довольство, такое слегка ехидное, что даже в какой-то момент заставляет Скару ощутить подступ обиды. Почему Кадзуха начал себя так вести, почему он такой…? Почему он остановился? Почему вместо того, чтобы продолжить, он сейчас неспешно проводит ладонью на талии Скары, почему молчит, почему…. — Видел бы ты себя сейчас, — шепчет Кадзуха, всё ещё крепко удерживая руки Скарамуччи над его головой, — такой беззащитный и нуждающийся… Скара пылко выдыхает, чувствуя лёгкое касание пальцев к своему слегка вздрагивающему от возбуждения члену. Это было подобно пытке: такой невероятно жестокой, что просто не поддавалось осознанию. Чтобы Кадзуха делал что-то подобное…? Он, конечно, мог… Ещё в первую их ночь Каэдэхара доказал, что шутки с ним плохи, что доводить его или дразнить было весьма опрометчиво, но Скарамучча и представить себе не мог, что Кадзуха умеет быть… таким. — Кадзуха… — шепчет Скара, ощущая, как касания чужой руки вдруг прекращаются. Юноша слышит не очень отчётливые звуки, перебивающиеся тяжёлым, громким дыханием, которое оглушало Скарамуччу, заставляя его ещё больше теряться. Если помимо зрения, он перестанет ещё и слышать, он точно сойдёт с ума… — Кадзуха… — снова зовёт его юноша по имени, уже не зная, как ему показать, что он просто свихнётся сейчас, если парень не коснётся его снова, если он… — Да, мой хороший? Скарамучча заметно вздрагивает, слыша ласковое прозвище, которое звучало словно издёвка, словно Каэдэхара просто тешился над ним… — Пожалуйста… — через силу выдаёт Скара. Ему было неловко просить, но, блять, как же он хотел этого, как же он… — Что такое? Хочешь меня о чём-то попросить? Скара сжимает губы и вдруг резко пытается дёрнуться, начиная уже просто приходить в бешенство от того, что Кадзуха вытворяет: откровенно издевается над ним, просто невероятно… — Блять… — вырывается из груди Скарамуччи, — прекрати это! — почти молящим тоном просит солист, пытаясь снова двинуться с места и вырвать руки из крепкой хватки. Скара начинал уже жалеть, что пытался снять повязку, если бы только он этого не сделал, он бы сейчас не унижался и не просил Кадзуху… — Что прекратить, драгоценный мой? Скара замирает, слыша опаляющий его ушко шёпот, который доводит юношу до откровенной мольбы: — Перестань, пожалуйста, просто возьми меня… Кадзуха слышно ухмыляется, и даже не видя его лица, Скарамучча уверен, что эта его улыбочка до невозможности хитрая, но вместе с тем такая красивая, такая, чёрт бы его побрал… — Какой же ты всё-таки славный, — с толикой проступающей жадности раздаётся голос Каэдэхары, заставляющий Скару в момент замереть, потому что он слышит… — Ты невероятно прекрасен, Куникудзуши.