ID работы: 13063806

С понедельника по воскресенье

Слэш
NC-17
В процессе
1120
автор
Lilianni бета
Размер:
планируется Макси, написано 1 255 страниц, 78 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1120 Нравится 1326 Отзывы 270 В сборник Скачать

Глава 44

Настройки текста

11:05

      

«Ты его недостоин…»

             Скарамучче не хватило бы всего своего словарного запаса, чтобы описать насколько он был раздражён и недоволен сложившейся ситуацией. Ему было не просто противно от всего происходящего, он испытывал неистовую ярость, которую с трудом, но приходилось держать в себе очевидно ради того, чтобы об этом не прознал Кадзуха.              С недавнего времени у Скары появилась одна странная мысль: ему искренне не хотелось казаться каким-то неправильным в глазах Кадзухи, однако окружающие события, казалось, наоборот только подталкивали его к тому, чтобы предстать перед Каэдэхарой в каком-нибудь некрасивом свете. То Синьора назовёт его шлюхой (Скара все ещё надеется, что Кадзуха ничего не слышал), то теперь этот его вечно дрожащий пацан, который откровенно раздражал Скарамуччу, что и стало первостепенной причиной конфликта. Хотя изначально ему было абсолютно похуй…              Ладно, нет.              Уже здесь стоило признаться, что Скара себя обманывает. Ему ни черта не было похуй: ни тогда, когда он случайно узнал о бывшей связи Кадзухи с какой-то белокурой девицей, ни сейчас, когда заметил влюблённость со стороны этого самого Горо, который одним своим лицом бесил Скару больше, чем пьяный Тарталья, которому сам бог велел вдарить по роже.       Сначала Скарамучча просто пытался себя убедить, что Горо его раздражает из-за своего типажа: весь такой неуверенный и тихий мямля, который так и просит хорошенько его встрясти, чтобы наконец в себя пришёл. Но вчерашняя их встреча в баре дала Скаре чёткое осознание: он ревнует.       И ладно, если бы проблема была только в Горо, который при одном лишь виде Каэдэхары весь начинает дрожать, будто пустоголовая влюблённая школьница, готовая словить очередной припадок, но ведь дело было ещё и… в самом Кадзухе.              По началу во вчерашней истории Скарамучче было весело: ему очень нравилось заявлять о своих правах любовника Каэдэхары, заигрывая и целуясь с ним на публику. И получив ожидаемую реакцию в лице Горо, Скарамучча испытал откровенный восторг. Ему нравилось владеть этой ситуацией, демонстрируя в лице и в жестах своего тела неподдельное наслаждение. Ему до дрожи нравились жаркие объятия и поцелуи Кадзухи: от них кружилась голова и приятно сводило внизу живота, подогревая истинное желание — находиться в близости, которая была доступна лишь ему одному.              Пока всякие неудачники могли смело пойти нахуй.       Однако потом… Когда Горо встал из-за стола и ушёл, Венти (сидевший рядом с Кадзухой и Скарой) вдруг начал волноваться и спрашивать: «А куда делся Горо?» — и стоило только Кадзухе услышать это, как он вдруг резко сменился в лице, прекращая публично обнимать и целовать Скарамуччу.       Одного только имени Горо хватило, чтобы Кадзуха поменялся в настроении, видимо, потому что не хотел перед ним показывать подобных сцен. О, это было очень мило и в стиле благородного Каэдэхары, но… Почему-то это до невероятности, просто до какого-то бешенства вывело Скару из себя.              Кадзуха по жизни такой идиот, или он и в самом деле переживает о чувствах этого парня?       Скара был уверен, что пока он рядом с Кадзухой, Горо вообще ничего не светит, но… всё-таки лёгкая тень некого сомнения очень глубоко закрадывалась внутри него. И это замешательство дало о себе знать чуть позже, когда спустя несколько минут, Скара неожиданно наткнулся на плачущего Горо в коридоре.              Это произошло случайно, хотя где-то в глубине души Скарамучча надеялся, что рано или поздно ему придётся столкнуться с Горо, и исхода у этой встречи будет всего лишь два: либо они вступят в перепалку из-за очевиднейшей обоюдной неприязни, либо… набьют друг другу лица.              И стоя несколько злосчастных минут в том самом коридоре и сверля взглядом дверь, за которой Горо скрылся, Скара сначала подумывал уйти и не доводить конфликт до абсурда, он честно пытался перебороть себя, свою задетую гордость и…              Да, к чёрту! Почему он вообще должен думать об этой херне, когда какой-то пугливый пацан портит ему вечер и настроение Кадзухи уже… в который раз?! Что в понедельник, когда они встретились с этим Горо в кофейне, когда Каэдэхара сам не свой был после этой дурацкой встречи, что теперь. И это ужасно раздражало Скарамуччу. Так же сильно, как и осознание того, что он невольно начинает пускаться во все эти чувства… из-за ревности.              Ревность — это удел слабых и неуверенных в себе. Именно так Скара всегда и думал. Ему в целом было наплевать на тех, с кем он спал или заводил отношения, никакой привязанности или любви — это всё звучало настолько нелепо, настолько же, как и его собственное поведение в последние несколько дней.              Но вот тогда какого чёрта Скарамучча, стоя в коридоре дома Кадзухи и случайно подслушав его разговор с Томой — начал задаваться вопросами о прошлых отношениях Каэдэхары? Почему не хотел смотреть на те самые фотографии, на которых Кадзуха обнимался и был предельно счастливым с другим парнем? Почему после встречи с Горо в кофейне пару дней назад, его так сильно задело то, что Кадзуха переживает и вообще позволяет себе при Скарамучче думать о нём, и…              Блять!              Почему это так сильно задевало его? Скара был уверен, что он на порядок выше этого самого Горо по всем фронтам (кроме роста, может быть), и вообще, он совершенно точно знал, что вся эта ревность — абсолютная чушь, но…              Именно эти раздумья и копошились в голове у не-совсем-трезвого-Скарамуччи, который стоял перед дверью уборной, не в силах принять решение: остаться, чтобы просто поговорить (в случае Скары скорее пуститься в угрозы), или уйти, чтобы позволять этому парню и дальше портить себе и Кадзухе настроение, и самое главное…              Нет, это вообще не имело никакого смысла. Ревность — это глупость, о которой пишут в книгах и страдают сентиментальные тупицы, которые из-за неуверенности в себе находят конкурента даже в таких пустых и невзрачных личностях, как Горо.       Нет, серьёзно, что в этом парне такого, от чего Кадзуха без конца переживает о нём?! Насколько они близки, что Каэдэхара не может просто отпустить и забить на него? Может, у них была какая-то интрижка раньше или…              Блять.              Ладно, окей. Скарамучча ревнует. Но была ли это та причина, из-за которой он решился остаться в том коридоре, чтобы припугнуть Горо, намекнув ему, что его присутствие в жизни Кадзухи — серьёзная ошибка, которую Скара, если что, исправит лично?              Нет, потому что Скарамучче не хотелось видеть этого парня не столько из-за ревности, сколько из-за отвратительных мыслей, которые касались причины его собственных чувств. Почему он ревнует к такому, как к Горо? Почему волнуется об этом, если уверен, что этот парень никак не сможет составить ему конкуренцию? Откуда взялись все эти переживания? Из-за чувств к Кадзухе или может… было что-то ещё?              И пока Скара раздумывал над этим, пока пугал парня весьма громкими угрозами (в надежде, что он вообще их поймёт), Горо неожиданно для него сам ответил на волнующий Скарамуччу вопрос.       

«Ты его недостоин…»

      Именно это и было причиной.              В тот момент эти слова заставили Скарамуччу застыть на месте не потому, что их сказал какой-то незнакомый ему парень в попытке задеть, а потому что Горо озвучил то, что Скара и сам прекрасно знал.              Это и было причиной, почему ему не хотелось в глазах Кадзухи выглядеть слабым, неправильным и грязным. Это было предпосылкой к чувству ревности, даже такой неуместной и нелепой, как сейчас.              Как и всегда.              Это было причиной, почему Скарамучча не хотел делиться ни своими проблемами, ни принимать помощь от Кадзухи — чтобы случайно наружу не вынести то, что в чужих глазах сделает его ещё более… недостойным.              Незакрытый родительский гештальт, о котором Скарамучча не расскажет никому даже под дулом пистолета, вспышки неконтролируемой агрессии, проявляющейся к любому, кто не понравится даже лицом, юношеская наивность и глупость, ставшие одними из многих причин подписания контракта с одним мерзким ублюдком, что повлекло за собой случайные связи, пьянство, разгульную богатую жизнь, в которой пришлось утопить собственные принципы и подписаться на разного рода увлечения, от воспоминаний о которых Скарамучче до сих пор было… противно.              И всё это лишь половина из того отвратительного, чем был наделён богатый жизненный опыт Скары — такого никому не пожелаешь, о таком никому не расскажешь и не признаешься.              Порой, даже самому себе.              И помимо семнадцати лет своей жизни, которые Скарамучча отделял от себя заголовком «забытое прошлое», ему хотелось забыть и все последующие события, вплоть до сегодняшнего дня.              Чтобы вообще ничего не помнить.       

«Ты его недостоин…»

             Ему было неприятно услышать то, что он и так прекрасно знал. То, что во многом определяло его поведение и зарождало недоверие, то, что его преследовало на протяжении многих лет — ещё задолго до того, как он стал солистом «FATUI».              Он не знал наверняка, о чём именно говорил Горо — Скаре было наплевать на мнение этого парня, который, однако, смог задеть его. И не потому что озвучил, а потому что….       

«Я его недостоин…»

             Скарамучча сам искренне в это верил.              И впервые за много лет он хотел это исправить: он желал в глазах Кадзухи казаться лучше, чем он есть на самом деле, хотел показывать лишь хорошие стороны, хотел быть достойным его внимания и той нежности, которую Каэдэхара к нему проявлял…              И чтобы обелить себя перед ним или доказать, что Горо о котором он переживает — этого совершенно не стоит, Скарамучча решился на конфликт. Он до конца не знал, что из этого выйдет, но готов был ко всему: готов был вступить с парнем в драку, готов был подставиться (что он и сделал), готов был пожертвовать собственным здоровьем — и это всё, чтобы самого себя попытаться убедить, что его конкурент, тот, кто может хоть на капельку завладеть вниманием Кадзухи…       

«Ничтожество…»

             Спровоцировать драку оказалось очень просто. У Горо слетела крыша, а дальше всё как по охуенно-хорошо написанному сценарию: Скара поддаётся, позволяет себя избить так, чтобы совершенно точно впечатлить Кадзуху. Конечно, пришлось вытерпеть немного, но Скарамучча привык к побоям…

      

«Ты сможешь, ты всё вытерпишь, Дзуши…»

      

      А дальше он получил то, что хотел и даже более того — Кадзуха, кажется, готов был этого паренька просто убить на месте. Скара и подумать не мог, что подобная реакция вообще когда-либо сможет отобразиться на лице Каэдэхары: от такого, как он, похожего совершенно не ожидаешь.              Однако идее Скары полноценно не суждено было сбыться. Да, Кадзуха и в самом деле испытывал откровенную неприязнь к Горо, но… лишь на какое-то время. Потому что случившиеся после драки события одно за другим беспощадно развеивали эту самую неприязнь.              Сначала Кадзухе влетело от Хэйдзо. Тогда Скара ещё не понял, что этот удар был своего рода актом символизма, попыткой отрезвить Кадзуху и донести ему мысль о его виновности в происходящем. И несмотря на то, что Кадзуха весь оставшийся вечер провёл в заботе о Скарамучче, чтобы обработать его раны, довезти до дома и уложить спать, солист прекрасно видел тень сомнений в его настроении.              Кадзуха не переставал думать о своих друзьях. Он всё ещё искренне переживал за Горо, даже несмотря на случившееся.              И вот наконец сейчас, пока Скарамучча стоит на кухне вместе с Кадзухой, наблюдая за тем, как он разговаривает, а если быть точнее, то выслушивает что-то от позвонившего ему друга, Скара окончательно выходит из себя.              Почему? Почему Кадзуху продолжает волновать эта ситуация? Почему он всё ещё парится из-за этого? Почему сейчас, убирая телефон из рук, он опускает задумчивый взгляд куда-то вниз, словно сокрушаясь от тяжести собственной вины и угрызений совести, которые Скара наблюдал в лице Кадзухи из раза в раз? Почему он вообще допускает мысль о том, что перед кем-то виноват?              — Скара…?              Солист искренне не понимает… что это такое? Добродушие? Отзывчивость? Наивность? Какое из качеств в Каэдэхаре Кадзухе сейчас наталкивало его на ощущение собственной вины? Что заставляло его прямо сейчас сомневаться в собственных решениях по отношению к своим друзьям? По отношению… к Горо?!              Почему?!              Скарамучча незаметно для себя начинает хмуриться и недовольно поджимать губы, пока не сводит пристального взгляда с Кадзухи, от которого подобная реакция никак не могла уйти незамеченной. Он снова зовёт юношу по имени, кажется, пытаясь понять природу его отобразившегося в лице гнева, который солист через силу пытался заглушить в себе.              — Скара?              Блять, как же… это всё раздражает.              — Что-то случилось?              Он невероятно сильно злится. На ситуацию, на Горо, на Хэйдзо, и чёрт возьми, на самого Кадзуху… Но Скарамучче никак нельзя было этого показывать. Никак нельзя было позволить Каэдэхаре понять, что он имеет прямое отношение к провокации. Нельзя. Нет.              — Ничего, — Скара резко отворачивается, с уверенностью делая шаг в сторону по направлению коридора, готовый побыстрее скрыться за уже знакомой ему дверью ванной комнаты, а затем бросая небрежное, — я в душ.       Да, в очередной раз он решает просто сбежать, боясь случайно показать Кадзухе чуть больше эмоций, чем…              — Постой.              Однако достаточно крепкая и неожиданная хватка чужой руки у запястья моментально останавливает его, вынуждая развернуться обратно, прямо лицом к Кадзухе, что заставляет Скарамуччу откровенно изумиться этому жесту, и, готовясь уже высказать своё недовольство, он поднимает сердитый взгляд на Каэдэхару, но…              — Почему ты снова пытаешься уйти?              Скарамучча слегка вздрагивает от этого неожиданного вопроса, который ставит его в тупик, а вместе с ним и… пронзительный взгляд алых, слегка прикрытых глаз, которыми Кадзуха всматривается в его лицо, пока крепко держит за руку, не позволяя дёрнуться с места.       — Я не пытаюсь ничего. Что за бред?! — несмотря на сказанное и попытку одёрнуть руку, Скарамучча чувствует, как его показная уверенность начинает растворяться под пристальным взором рубиновых глаз.       — В самом деле? — голос Кадзухи становится чуть ниже и тише, пробираясь, кажется, слишком глубоко для простого вопроса. Скарамучча аж замирает от подобного тона, неожиданно для себя самого теряясь от того, как именно на него прямо сейчас смотрит Кадзуха. Очень внимательно и настолько пронзительно, что, казалось, одним лишь своим взглядом он мог вытрясти из него всю правду — большего ему и не требовалось.              — Отпусти… — с едва слышным сомнением в голосе просит Скара, вновь предпринимая попытку выдернуть свою руку из крепкой хватки, на что Кадзуха, коротко хмыкнув, разворачивает юношу и, мягко, исключая какую-либо грубость или агрессию, толкает его спиной прямо к кухонной стойке, и прижавшись к нему своим телом, выставляет руки на столешницу по обе стороны от Скарамуччи, чтобы у него не было ни малейшего шанса вырваться.       Скара пребывает в недоумении и одновременно с тем в каком-то восторженном предвкушении чужих дальнейших действий. Ему нравились подобные грубоватые жесты, выказывающие уверенность и какое-то превосходство. Словно Скара в этой ситуации ничего не решает. Ему задают вопросы — он обязан отвечать. От Кадзухи редко, но очень точно можно было почувствовать подобное: когда его глаза становились на оттенок темнее алого, словно пропуская в себя какую-то тень, которая накладывалась на его сознание, притупляя присущую ему осторожность и мягкость.              — Я задал тебе вопрос, — голос Каэдэхары становится серьёзнее, хоть и с проступающим беспокойством, которое Скарамучча не особо чувствует из-за спутавшихся в голове мыслей, — или так и будешь молчать?              А что ему, блять, ответить, когда парень, от которого он теряет всякое самообладание, прижимает его к столу и смотрит на него вот так?              Какого чёрта он сейчас делает…              — Хватит… — резко упираясь руками в крепкую грудь Кадзухи, сбивчиво просит Скарамучча, чуть мотнув головой, готовый, кажется, с ума сойти от того, насколько глубоко он чувствует этот пронзительный взгляд, который ему прямо в душу забирался и готов был вывернуть её изнутри… — я ничего тебе не скажу, — выдаёт юноша, не очень уверенно пытаясь оттолкнуть гитариста от себя, всё ещё стараясь сдерживаться в своём уже стихающем гневе, который постепенно заменялся растерянностью и…              — Значит, тебе всё-таки есть что сказать?              Блять! Нет!              Скарамучча мысленно бьёт себя по лбу из-за неосторожного ответа, который, кажется, с потрохами выдал его…              — Скарамучча… — Кадзуха касается пальцами подбородка юноши, заставляя его одним ловким движением руки повернуться к себе, чтобы вновь заглянуть в глаза с такой же настойчивостью и некой серьёзностью: холодной и проникновенной, словно Скару прямо сейчас раздевают, чтобы окатить ледяной водой.              Что за…              — Ты… — солист осекается на мгновение, чувствуя, как его собственные переживания и ярость по отношению к ситуации начинают испепелять его неуверенность в своих же словах: что он никогда не позволит узнать Кадзухе о своих сомнениях и мотивах, о своей ревности, и…              На самом деле где-то глубоко в душе ему хотелось выплеснуть это всё, высказать своё недовольство, разругаться к чёртовой матери, чтобы втолкнуть в Кадзуху мысль, что он ведёт себя как полный придурок.              — Почему ты… всё ещё переживаешь? — наконец решается спросить Скара, забывая про всякую осторожность, — почему ты паришься из-за этого придурка Горо? Он же полный идиот, который ведёт себя, как влюблённая школьница, готовая лицо расцарапать любому, кто… — Скара срывается, готовый уже осыпать бесконечными оскорблениями человека, которому вчера одной короткой фразой удалось его задеть, и последствия этого он не может разгрести до сих пор…       — А ты? — неожиданный вопрос, которым Кадзуха перебивает юношу, заставляет его в миг замереть, не очень понимая, о чём он… — что насчёт тебя, Скарамучча?              Что?              — Что за бред? — солист ещё сильнее хмурит брови, совершенно не чувствуя нить происходящего сейчас диалога, — причём тут…       — Бред, значит? — Кадзуха вдруг усмехается, не позволяя парню договорить фразу, — а ты думаешь мне не очевидно, что вчера произошло?              Скарамучча в миг затихает от внезапности услышанного вопроса, который звучал скорее, как утверждение, в котором Кадзуха был настолько уверен, что у солиста даже слов не нашлось ответить. А что бы он сказал? Начал бы оправдываться, что во вчерашней драке он — исключительно жертва? Это даже звучало глупо…       — Горо никогда бы не полез в драку первым, — Каэдэхара наклоняется к лицу юноши чуть ближе, заглядывая в его глаза настолько проникновенно, что хотелось в момент отвернуться, лишь бы только больше не позволять алым омутам впиваться в его сознание, подавляя всякую разумность, будто в лёгком наваждении, которое ко всему прочему нарастало ещё и из-за тепла крепкого тела, которым Кадзуха к нему прижимался.              Какого чёрта он сейчас делает… Что пытается выяснить?              — Просто объясни мне: зачем? — шёпот чужого низкого голоса, отдающегося в голове приятным, мягким отзвуком, заставляет Скару ещё сильнее дрогнуть и всё-таки резко отвести взгляд в сторону, не в силах больше выдержать этого напряжения:       — Ни за что!              Пускай Кадзуха думает, что хочет, пускай строит сладкие мечты и фантазии, пускай хоть рассмеётся Скаре в лицо, но он никогда не позволит ему узнать о своей ревности, о своей неуверенности и слабости — никогда, ни за что…              Но вместо ожидаемого вопроса или, возможно, какого-то недоумения, Скарамучча замечает на лице Кадзухи лёгкую, но очень красивую и ласковую улыбку — изображенную одними лишь чуть приподнятыми уголками губ. И в этом осторожном жесте Скарамучча видит какое-то победное довольство и вместе с тем проникающую глубоко-глубоко в душу нежность. И каждый раз, замечая эту улыбку на полюбившихся мягких губах, Скара переживал это странное чувство — лёгкое покалывание, разрастающееся где-то в груди, прямо между рёбер. Это разливающееся тепло, от которого веет доверием и ощущением… которое он не мог толком описать. Что-то очень тонкое, едва уловимое, такое, что успокаивало переживания и сглаживало тревоги…              — Скара… — его голос звучит так ласково, вместе с тем оставаясь таким же вкрадчивым и приглушённым, таким невероятно приятным, пока Кадзуха неспешно опускается к лицу юноши, осторожно касаясь губами щеки и слегка спутавшихся мелких прядок волос у самого ушка, которое он опаляет горячим выдохом, вызывающим во всём теле мелкую дрожь, — тебе не о чем переживать, милый…              Что…?              Скарамучча замирает, слегка округляя глаза, готовый вот-вот разразиться вопросом, но Каэдэхара его опережает, пока мягким, нежным поцелуем касается до чуть разгорячённой кожи на мочке уха и шепчет сокровенное:              — …потому что мои мысли заняты только тобой.              Скарамучча сжимает в своих пальцах чужие плечи, от изумления чуть приоткрывая губы и приходя в настолько откровенное смущение от услышанного, что готов был провалиться сквозь землю или с грубой силой оттолкнуть от себя Кадзуху, чтобы сбежать подальше от него…              — Что ты…              Неужели он…?       Нет. Нет. Нет!              Скарамучче стало невероятно стыдно, потому что Кадзуха… Блять, он всё понял! Понял, что это была провокация, понял, что она была вызвана ревностью, а значит…              — Это не то, что ты подумал! — Скарамучча сразу же делает попытку оправдаться, но даже он сам, слыша собственный голос, чувствует, насколько эта попытка несостоятельна, — ты…              Он опять это делает. Опять слишком хорошо чувствует и понимает. Опять слишком проницательный…        Чёртов Каэдэхара.              — Разве? — Кадзуха вновь проводит губами по щеке, опускаясь чуть ниже, к изгибу шеи, что вынуждает Скарамуччу от одного короткого осознания сильно вздрогнуть, приходя в откровенное возмущение от действий гитариста, потому что он…              Он специально начал делать всё это, чтобы сгладить сложный разговор! Все эти взгляды и настойчивые ласки с поцелуями.              Нет, каков подлец! Вы только посмотрите на него!              — Перестань, — Скара делает очередную слабую попытку отстранить Кадзуху от себя, в нежелании (на самом деле в очень горячем желании, просто сильнейшее смущение ему не позволяло) испытывать всю эту странную палитру ощущений, исходящих от его раскованных и любовных прикосновений, в которые Кадзуха вкладывал ещё и толику жадности, что это так сильно разнилось с его словами, звучащими слишком откровенно…              Лучше бы он и дальше пытался вытащить Скару на разговор с помощью виски, а не тем способом, который он выбрал прямо сейчас. Как минимум, это было жестоко, и… чёрт его возьми, слишком действенно.              Придурок Каэдэхара…              — Я заметил это ещё в прошлый раз, — продолжает Кадзуха, ведя слегка влажными губами по исцелованной шее, на коже которой оставались всё ещё бледноватые разводы засосов — остатки воспоминаний о вчерашнем вечере. Не такие яркие, как обычно, но такие же хаотичные и красивые, как и всегда, — ты очень милый, когда ревнуешь.              Скара ощущает, как кровь приливает к его лицу, как горят его щёки и кончики ушей, как в голове путается вообще все: возбуждение, смятение, стыд, возмущение, волнение и… нежелание всё это прекращать. Скарамучча ничего не мог поделать со своей слабостью перед Кадзухой, он уже давно сдался и принял тот факт, что у Каэдэхары слишком хорошо получается разжигать в нём неподдельное желание, провоцируя его на откровения и…              Ну уж нет!              — Отпусти… — с явным требованием в голосе просит Скарамучча, ещё сильнее упираясь ладонями в чужие плечи, слыша в ответ лишь приглушённую усмешку, которую издаёт Кадзуха, пока проводит губами по тонкой шее, мягко расцеловывая её. Скарамучча незаметно для себя самого, непроизвольно начинает подставляться под эти ласки, слегка изгибаясь в спине, хотя руками всё ещё неуверенно и слабо пытается отстраниться.       Ему безумно нравилось происходящее, даже несмотря на очень откровенный и опасный разговор, в котором Скара никак не хотел участвовать.              Впрочем, отнекиваться ведь уже не было никакого смысла: Кадзуха и так всё понял.              — Мх… — Скарамучча сжимает губы, не позволяя короткому, сбивчивому стону вырваться из груди, чтобы не дать Кадзухе услышать, как его настойчивые действия: его крепкие руки, сжимающие узкую талию солиста и прижимающие его тело к себе, его мягкие губы, которыми он начинает покрывать и без того усыпанную метками кожу шеи и плеча, его горячее, опаляющее до мурашек дыхание, аромат его тела, который ощущался слишком близко, шелковистость его длинных волос, к которым Скара безумно хочет прикоснуться пальцами, вновь распустить и запутаться в них, крепко сжав в ладони — как это всё доводит Скарамуччу до трудно сдерживаемого возбуждения, до отсутствия каких-либо мыслей в голове…              Только его руки, его губы, его шёпот, его…              — А…! — Скара чувствует, как Кадзуха резко отстраняется от него, сводя ладони под его ягодицами, чтобы подхватить юношу на руки. От чего тот неожиданно вскрикивает, крепко хватаясь за чужую шею и непроизвольно прижимаясь к телу Каэдэхары, который, уверенно удерживая парня на весу, начинает направляться в коридор, прямиком к двери спальни.              Скара лишь сильнее льнёт к гитаристу, кажется, забываясь напрочь в опаляющем его сознание предвкушении того, что сейчас будет происходить.              И оказавшись вместе с Кадзухой на кровати, он сильнее прижимает его к себе, притягивая за шею, которую обхватывает ладонями, чтобы впиться жарким поцелуем в губы, чтобы позволить себе отпустить всякие опасения и дурацкие мысли о случившемся. Не хотелось думать, не хотелось волноваться, не хотелось ничего…       

«Тебе не о чем переживать, милый…»

             Скарамучча всё ещё был смущён откровением, которое сегодня сделали за него. Он сам никогда бы не смог признаться Кадзухе, что ревнует. Что хочет видеть его только рядом с собой, потому что… потому что…              — Аа-х… — с губ слетает глухой, но жаркий стон, вызванный крепкой хваткой любимых рук на своих бёдрах. Кадзуха скользит по ним с едва контролируемой жадностью, начиная сжимать упругую кожу в пальцах, явно соскучившись по этим ощущениям, как и сладким стонам, которые Скарамучча пытался сдерживать. Это было крайне тяжело: оставаться неприступным и трезвым, лёжа в смятых на кровати простынях под парнем, от которого кружилась голова и плавился рассудок. От его жарких касаний и поцелуев, в которые он вкладывал столько чувств и желания…              — Хочу всего зацеловать тебя, — его томный, едва различимый из-за пелены нарастающего возбуждения шёпот, проносится в голове Скарамуччи каким-то приглушённым эхом. Будто он сказал это в его собственных мыслях, в его горячих фантазиях, которые прямо сейчас оказывались вполне ощутимой реальностью.              Реальностью, в которой Скарамучча, забываясь от собственных чувств, теряется в этом безумии настолько, что не слышит даже собственного голоса, которым шепчет пылкое:              — Кадзуха…              Он отклоняет голову чуть назад, снова подставляясь под жаркие поцелуи, которые иногда сменялись укусами: лёгкими, осторожными, но такими же горячими и приятными…              — Я ведь говорил уже, что без ума от тебя…              Очередное откровение, озвученное Каэдэхарой, словно ударом проходится по рассудку, желая его разбить окончательно, чтобы поддаться любому действию, любому желанию или прихотям Кадзухи, желая раствориться в его руках, продолжая с упоением наслаждаться его пробирающим до дрожи голосом.              — Скара, я хочу, чтобы ты кое-что запомнил, — Кадзуха приподнимается над юношей, рукой осторожно касаясь чужого подбородка, чтобы повернуть лицо Скарамуччи к себе и вновь заглянуть в его глаза, и с таким же пронизывающим до кончиков пальцев трепетом, медленно и тихо прошептать прямо в слегка приоткрытые губы:        — Никому не удаться дотянуться до тебя… — приподняв вторую руку Кадзуха аккуратно берётся ею за ладонь Скарамуччи, чтобы поднести её к своим губам и с ласковым касанием губ поцеловать тонкие пальцы, прямо в них вышептав приглушенное:              — …моей драгоценной музы.              Скара неожиданно вздрагивает и широко распахивает глаза, пока изумлённым, ошеломлённым взглядом наблюдает за действиями Кадзухи, слушая его признания: такие неприлично интимные, такие откровенные и будоражащие всё естество, вырывая из него неподдельные чувства и эмоции — то, что Скарамучча всегда старался подавлять в себе, то, что всегда считал своей слабостью…              Своё «настоящее».              Рядом с Кадзухой оно постоянно пробивалось сквозь завесу, словно Скара надевал маску в попытке за язвительностью и грубостью, а также за мнимой уверенностью сокрыть себя настоящего.              И сейчас, уже в который раз он чувствовал, как стена, которую он годами выстраивал вокруг себя — рушится.              Она ломается под этим внимательным, бархатным взглядом рубиновых глаз, под ласкающими касаниями рук и голосом, который обволакивает теплом и… этим странным, тонким чувством, которое Скарамучче казалось совершенно незнакомым. Он всё ещё не мог описать его, потому что испытывал впервые.       

«Мой драгоценный…»

             Пребывая в сладости момента и теряя всякую связь с реальностью, Скара слегка замутнённым взглядом, словно опьянённый чужими признаниями, следит за тем, как Кадзуха вновь приближается к его лицу, опуская взгляд на губы, которых касается в нежном, трепетном поцелуе, и Скарамучча готов уже распахнуться, открывшись для объятий и поддавшись чувствам, отбросив сомнения о глупости и наивности всего, что он сейчас испытывал.       

«Что это за чувство…»

             Однако его намерения внезапно разбиваются о камень реальности, в которой он слышит протяжную вибрацию звонящего телефона. Скарамучча неохотно отпускает Кадзуху и чуть сводит брови к переносице, готовый уже возмутиться и послать к чёрту очередного друга Каэдэхары, который ему звонит, но…              — Скара…? — гитарист обращает слегка встревоженный взгляд на столик рядом с кроватью, на котором лежал телефон, — это не мой.       Скарамучча поворачивается в ту же сторону, взглядом находя свой телефон, и в момент подрывается с места, с уколом ужаса осознавая, кто именно может ему звонить…       Блять.       Солист слегка отстраняется от Кадзухи, чтобы торопливо дотянуться до телефона и увидеть там имя Дотторе. Юноша с пару секунд медлит, не зная, насколько странным будет, если он прямо сейчас встанет с кровати и уйдёт в другую комнату, чтобы Кадзуха не услышал разговор…? Но скорее всего это ещё больше вызовет со стороны него вопросов, поэтому Скара всё-таки решается ответить, так и оставшись сидеть на кровати рядом с Каэдэхарой:       — Да?       — «Здравствуй, Скарамуш…»              Он слышит знакомый голос мужчины, который раздаётся в голове словно пощёчина, приземляющая парня с небес на землю, словно его схватили за плечи и хорошенько потрясли, напоминая о бренности своего существования.       — Привет, — Скара старается сохранять совершенное безразличие в голосе, в один момент вдруг вздрагивая и обращая взгляд на свою руку, которую с нежностью и лёгкой, почти неощутимой тревогой сжимает Кадзуха, пока взглядом обводит лицо Скарамуччи в неподдельном волнении.       — «Как ты себя чувствуешь? Тарталья рассказал мне, что вчера случилось. Ты в порядке?»       — Нормально, — с некоторым пренебрежением бросает парень, в надежде, что этого ответа хватит, дабы мужчина отстал от него. А ещё он очень надеется, что рыжий не проболтался продюсеру о Кадзухе.       Хотя… какая к чёрту разница. Он всё равно узнает.       — «Ты ведь прекрасно знаешь, чем подобное чревато», — с легким вздохом, произносит Дотторе, — «мне всё равно на твои разборки, но если ты будешь портить своё лицо, которым зарабатываешь…»       — Я понял, — Скара резко перебивает мужчину, осознавая, что сейчас каждое слово, сказанное продюсером, очень хорошо слышно Кадзухе. И позволить Дотторе продолжать говорить нечто подобное… Этот ублюдок может сейчас выдать вообще всё, что угодно, что может… в очередной раз выставить Скарамуччу перед Кадзухой в некрасивом свете.       — «Хорошо. Отдыхай сегодня, но завтра будь добр появиться на репетиции. И больше никаких драк, прошу тебя.»              Скарамучча успевает ответить на это лишь короткое: «ладно», после чего разговор быстро обрывается, а телефон летит куда-то в сторону на смятую постель. Словно юноше и вовсе не хотелось держать в руке собственный мобильный, потому что…       …чёрт, надо же было этому уроду снова всё испортить.              — Всё в порядке? — заботливый тон голоса, с которым Кадзуха обращается к Скаре и прикосновение его ладони, которой он оглаживает парня по щеке, заставляет солиста вернуться к действительности, в которой он всё ещё сидел рядом с Каэдэхарой, в его нежных, неторопливых объятиях, в которые он заключает Скарамуччу, вновь своими действиями отдаляя от него тревогу и переживания…              А ведь ещё минуту назад ничего из этого не беспокоило Скару. Ничего, кроме распаляющих его изнутри нежных чувств…              — Да, — наконец кивает Скарамучча на заданный вопрос, не желая даже мимолётно обсуждать произошедшее. Он всё ещё не мог допустить, чтобы Кадзуха хоть что-то узнал об их с Дотторе странных отношениях. О контракте, о причинах и… обо всём.              Хоть бы он только не начал спрашивать…       — Ты уверен, что завтра сможешь репетировать? — Кадзуха садится ещё ближе к парню, лёгким движением пальцев смахивая упавшие на глаза прядки длинной тёмно-фиолетовой чёлки.       — Работа есть работа, — Скарамучча мысленно выдыхает и следит за чужими прикосновениями, слегка щурясь в этом воздушном наслаждении, которое они приносили. Такое лёгкое, но всегда такое приятное…       — Хм-м, — многозначительно протягивает Кадзуха, не сводя внимательного взгляда с лица Скарамуччи, — а в субботу у тебя будет выходной? — его вопрос слышится с проступающей в словах заботой и какой-то… заинтересованностью?       — Да, возможно, днём ещё порепетируем, а потом я буду свободен, — Скара слегка пожимает плечами, не очень понимая, к чему Кадзуха спрашивает, но затем вдруг замечает на его губах слегка лукавую улыбку, приводящую юношу в недоумение.       — Тогда ты позволишь украсть тебя на вечер субботы? — снова приблизившись к лицу солиста, интересуется Кадзуха, — я хочу пригласить тебя на свидание.              Что…?!              — Ты с ума сошёл?! — грубо выдаёт Скарамучча, резко отворачиваясь, — куда я с таким лицом пойду?!       Кадзуха на реакцию юноши негромко посмеивается, вновь поворачивая его личико к себе, аккуратно взявшись за подбородок:       — Во-первых, к субботе твои раны подживут, а во-вторых, это будет приватный вечер, только для нас с тобой.       Скарамучча закатывает глаза и некоторое время медлит с ответом, а затем всё-таки переводит взгляд на Кадзуху, ещё с пару секунд недовольно поджимая губы, которые после кривит в небрежной ухмылке:       — Приватный? Это вообще как?       Замечая любопытство в любимых сапфировых глазах, Кадзуха вновь улыбается, только теперь чуть шире и ещё обаятельнее:       — Вот и узнаешь.       Скарамучча в лёгком недоверии оглядывает лицо парня, слегка сощурив глаза, словно пытаясь высмотреть в его этом показательном довольстве, расплывшемся в хитрой улыбочке и слегка плутоватом взгляде, какой-то подвох:       — Ты что-то задумал, Каэдэхара?       Кадзуха на это лишь продолжает лукаво улыбаться, позволяя себе приблизиться к лицу Скары ещё ближе и с лёгкой истомой в тихом голосе прошептать:       — Да, милый. Кое-что особенное для тебя.       
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.