Разбитые кольца. Путь в новую жизнь

      Рассвет. Солнечные лучи освещают развалины Дана Бан, светят прямо в глаза. Но я зажмуриваюсь не из-за этого.       Где-то здесь... На закате два дня назад... Произносить это вслух, даже думать про себя невыносимо больно. Разве могут слова «Рики» и «умер» быть одним предложением? Теперь могут. И я сам составил это предложение. Это место стало могилой.       Ноги подгибаются. Опускаюсь на колени. Боль на месте левой руки не может быть сильнее, чем боль в сердце. Как пусто. Как больно. Рики...       Слёзы наполняют глаза, потом катятся по щекам, стекают на подбородок, холодные от ветра. В больнице, когда Меченый рассказал мне обо всём, я думал, что уже никогда не смогу плакать.       Хочется напиться вдребезги, чтобы ничего не помнить.       Но нет. Эту боль я не буду приглушать ничем, пока могу её вынести. Это же я убил тебя.       Тебя и... того, кого ты любил. Ты же любил? Меченый сказал, что ты любил его. И что твой блонди тоже любил тебя. Как это возможно? Он же машина...       – Почему же ты не сказал мне? – тихо говорю, глядя на развалины. – Да, мы с тобой отдалились друг от друга за эти годы. То есть ты отдалился от меня. Но я был бы рад снова стать тебе близким человеком. Не партнёром, мне это больше не светило, но мы с детства были лучшими друзьями. Я не могу поверить, что твой блонди смог заменить тебе весь мир, всех нас. Разве можно было предположить, что ты любишь его, глядя на то, что мы видели в Апатии?! – срываюсь на крик. – Тогда я подумал, что он промыл тебе мозги! Я не верил, что это действительно ты! Почему ты не объяснил? У нас же было время поговорить!       Заставляю себя заткнуться и глубоко вздыхаю, чтобы хоть немного успокоиться. Мало ли кто может явиться сюда. А ты хотел, чтобы я жил. В ближайшее время, пока всё не уляжется, мне лучше залечь на дно.       – Да, я убил вас обоих, – продолжаю, убедившись, что больше не закричу. – И ты не простишь мне его смерть, если допустить, что после смерти что-то есть. Всё, что мне остаётся, – приходить сюда и вспоминать. Знаешь, я сбежал из больницы, чтобы побывать здесь сегодня. Но не злись, я вернусь туда. Я сделаю, как ты хотел. Ты ведь хотел, чтобы я выжил.       Сжимая в руке горсть пепла, не могу не думать, в какой именно части бункера сейчас твой прах. Судя по рассказу Меченого, не здесь, где-то внутри. Там, где я потерял сознание? После этого я ничего не помню. Осознав, что задерживаю дыхание, делаю глубокий вдох.       – Никто не узнает, что здесь не просто развалины, а могила. Я не знаю, стоит ли рассказывать Сиду, Люку и Норрису. Вряд ли стоит их в это втравливать, им будет безопаснее ничего не знать. Может быть, позже, если я буду уверен, что меня не ищут. Меченый сказал, что официально я мёртв, может, меня и не будут искать. Только парни – не идиоты, они должны были слышать взрыв, может, даже видели мидасские новости и, конечно, сопоставили факты. Но я буду приходить сюда, если только они не прикончат меня за твою смерть. Буду приходить, пока мы не увидимся, когда я загнусь. Это всё, что мне остаётся. Хотя мы, наверно, не увидимся, я этого недостоин. Ты, твой блонди, Хебэй... А на твоих руках нет невинной крови. Наверно, мы окажемся в разных местах, если после смерти что-то есть. Или ты и об этом не всё мне рассказывал? Если ты слышишь меня, хотя бы встреть меня, когда придёт время, чтобы я мог поговорить с тобой в последний раз... Я знаю, что прошу слишком многого. Но ты столько всего скрывал от меня, пока был жив. Поговори хотя бы тогда. Пожалуйста, Рики...       Задыхаюсь, я уже не могу говорить. Вытерев ладонь о джинсы, вытаскиваю из кармана нож, раньше это был нож Рики, и сижу, не замечая времени. Прихожу в себя от того, что у меня раскалывается голова.       Пошатнувшись, поднимаюсь. И моргаю, чтобы убедиться, что зрение меня не обманывает.       Меченый. Он тоже здесь. Стоит, прижимая к себе какого-то парня. Заметив меня, резко поворачивает ко мне голову. Парень в его объятиях поднимает лицо и, вытерев глаза, смотрит на меня. Я не знаю его. Ростом ниже Меченого на голову, рыжеватые волосы, бледное лицо, совершенно убитый взгляд. Кто он, что для него значил Рики, если он пришёл сюда? Или не Рики, а его блонди?       Не успев подумать, что делаю, медленно иду к ним.       – Ты же должен быть в больнице, грёбаный псих, – резким тоном говорит Меченый, когда я подхожу на расстояние нескольких шагов. – Только не говори, что отпустили.       Теперь, когда я близко, вижу его мокрые ресницы и едва удерживаюсь, чтобы не протереть глаза. Правда, что ли? Он тоже пришёл сюда... как на могилу?       – Почти, – мой голос звучит глухо. – На время. Я вернусь в больницу. Я не плюну в лицо Рики, отказавшись жить.       Незнакомый парень разглядывает меня. Задерживает взгляд на ноже в моей руке.       – Он принадлежал Рики, – объясняю, сам не знаю, зачем.       – И принадлежал бы ему до сих пор, если бы не твоя дурость, сукин сын, – в голосе Меченого не слышно ни одной эмоции. – Ясон планировал покинуть планету вместе с Рики. Сбежать отсюда, из мира, где не мог официально назвать его своим партнёром. Он распланировал всё до мелочей, и только ты помешал этому.       Потрясённый, смотрю ему в глаза. Парень, которого он обнимает, тоже выглядит потрясённым.       – Что, правда? – это всё, что я могу выговорить.       – Правда. Ясон обращался ко мне, чтобы я решил финансовый вопрос их жизни там, куда он собирался улететь. Где, он не успел сказать. Скорее всего, однажды Рики вернулся бы за вами, как обещал. Ты всё разрушил своими руками, идиот.       Меня начинает бить дрожь. Кровь отливает от лица. Резко поворачиваюсь к ним спиной и быстрым шагом иду прочь. Замедляю шаг, потому что боль в плече усиливается. Успеваю сделать только несколько шагов.       – Стой, – непререкаемым тоном говорит сзади Меченый. Блядь, как он бывает похож на своего хозяина! Сейчас говорит точно так же. Равнодушно, но так, что трудно не подчиниться.       Останавливаюсь и оглядываюсь на него.       – Какого хрена тебе ещё надо?       – Как ты собираешься добираться до больницы?       – Тебе-то что за дело? Ты был бы рад, если бы я загнулся у тебя на глазах.       – Ты знаешь, почему я тебя вытащил, ублюдок. Если бы не просьба Рики, я бы сам тебя прикончил. Но ты не дойдёшь до больницы живым, а я не хочу, чтобы его последнее желание осталось неисполненным. Как ты добрался сюда?       – На капсульной машине, потом пешком. Доберусь и обратно. Можешь не беспокоиться, – ядовито отвечаю я.       – Я сам отвезу тебя. Не ради тебя, ради памяти Рики.       Сжимаю в руке нож. Рики...       – Хер с тобой. Мне плевать, на чём ехать.       – Нам пора, Дэрил, – обращается к парню Меченый, взяв его за руку. – Мне придётся встретиться с Кугером. Что бы ни случилось, работу никто не отменял.       Дэрил. Кто это такой, партнёр Меченого? Не думал, что у него вообще есть кто-то, кто ему дорог. Откуда этот парень знает Рики?       Пошатываясь, Дэрил идёт к аэрокару. Как я не заметил припаркованный аэрокар? Меченый открывает дверцы, и он садится на пассажирское сиденье.       – Садись, – бросает мне Меченый.       Забираюсь на заднее сиденье. Дверцы опускаются, аэрокар плавно взлетает. Тупо смотрю на уменьшающиеся развалины Дана Бан.       Полёт в аэрокаре вызывает к жизни воспоминание. Единственный раз до этого я летал в аэрокаре с Кири.       Что с ним-то теперь стало? Известно ли это Меченому? Или он даже не поинтересовался? Вполне возможно, что так и есть. А даже если знает, то вряд ли скажет.       Думаю то о Рики, то о Кири, когда вижу внизу больницу. Аэрокар снижается и останавливается на больничной парковке.       – Выметайся, – бесстрастно приказывает Меченый.       – Успеешь. Сначала ответь на пару вопросов. Рики не промывали мозги?       – Ясон не допустил бы этого. Ему нравилось, что Рики оставался самим собой.       – Это мы видели в тот вечер в Апатии. Что ты сделал с Кири?       – Серьёзно? Тебе это интересно?       Боль в сердце на время стихает, её выжигает охвативший меня гнев.       – Не иронизируй, а отвечай, ублюдок! Что ты сделал с ним? Полминуты он молча смотрит на меня.       – Лично я – ничего. Только доставил его туда, куда было приказано. Если тебе интересно, что с ним стало, его сделали пэтом и подарили одному инопланетнику. Кто это, я, как ты понимаешь, не скажу. Теперь убирайся в больницу.       Дверца аэрокара поднимается с тихим шипением.       Выхожу и, не оглянувшись, иду к больничным дверям.       Едва обращаю внимание на медицинского андроида, монотонно настаивающего, чтобы я, пациент номер хрен знает какой, вернулся в свою палату. Мои мысли далеко отсюда. Чёртов блонди.       Рики... Ну почему ты не сказал мне?       Две недели в грёбаной мидасской больнице. Две недели взглядов пациентов из Мидаса как на грязь под ногами и тяжёлых мыслей о том, что я сделал с Рики. Если бы я мог радоваться хоть чему-то, я бы радовался, что выбрался отсюда. Но в больнице хоть что-то отвлекало. А теперь мне предстоят длинные дни и ночи в пустой квартире. Я загляну в мастерскую Макси только один раз. Если парни не знают о Рики, мне придётся признаться, что я сделал. Они предупреждали меня, что мне лучше не вмешиваться, и будут в своём праве, даже если решат убить меня за него.       Только Рики не хотел бы этого. Если подумать, чего бы он хотел... Как это ни глупо теперь, он не хотел бы, чтобы мы сдались и опустились. Каждый из нас должен делать что-то, чтобы этого не произошло.       «Вот именно, кретин, – мысленно ругаю себя. – В первую очередь, чтобы ничего не произошло, надо выбраться из Мидаса, пока не наткнулся на даркменов или Бдительных».       Чтобы дойти до шоссе, где останавливается автобус для туристов, мне приходится пройти почти треть района, и идти с одной рукой охренеть как неудобно. Из-за сместившегося центра тяжести хочется наклониться в сторону оставшейся руки. Блядь, теперь ещё постоянно контролировать осанку. Наверно, не один месяц пройдёт, прежде чем привыкну. Хорошо, что из вещей при мне только телефон, который оставил мне Меченый, и ключ-карта от квартиры, которую он нашёл мне.       Автобус подходит минут через пять после того, как я подхожу к остановке. Зайдя в салон, осматриваюсь. Конечно, кроме туристов, есть и граждане, и пара незнакомых монгрелов. Уже хорошо, что незнакомых. Автобус, мать его, идёт быстро, и хотя это хорошо, что я скоро выберусь из Мидаса, но вместе с тем я приближаюсь к неизбежному разговору с парнями о том, как умер Рики.       Выхожу в Мистраль-парке, на ближайшей к Генуе остановке, и иду вдоль шоссе по направлению к Цересу. Пересекаю границу. Она никак не обозначена, но резких изменений сложно не заметить. Разрушающиеся старые дома, дрянная дорога, никаких неоновых огней, разве что на вывесках попадающихся по дороге баров. Прохожу мимо, подавляя порыв напиться перед этим разговором. Тяжёлым шагом иду к мастерской Макси. Скорее всего, все, кто остался от нашей банды, сейчас там. Или хоть кто-то один. Застываю перед дверью, собираясь с силами. Парни ещё ничего не знают о Рики, и мне придётся сказать им. Набираю код, и дверь отъезжает. Значит, код оставили прежним.       Парни оборачиваются ко мне. Сид, Люк и Норрис, все здесь. Сид курит, сидя на байке. Люк протирает с виду только что собранный байк. Норрис раскладывает детали. В углу стоит байк Рики, он приковывает взгляд, я не могу отвернуться.       С усилием отвожу взгляд. Макси вроде нет. Хоть что-то хорошее.       – Гай? Где ты... – начинает Норрис и замолкает, уставившись на мою отсутствующую руку.       – Где я что?       – Где тебя носило, вот что. Мы думали, ты погиб, – сообщает Сид. – Взрыв в Дана Бан – твоих рук дело? Там ты потерял руку?       – Уже в курсе, да? Лучше бы там погиб я.       – А... кто? – побледнев, сдавленно спрашивает Норрис.       У меня тоже сжимается горло. Говорить об этом им ещё больнее, чем думать имя Рики и слово «умер» в одном предложении.       – Ты уже понял, да? – выдавливаю я. – Рики и его блонди.       – Как... Как это случилось?       – Ты что, совсем ёбнулся?! – Люк бросает тряпку, которой протирал байк, и подходит ко мне. – Ты убил Рики?       Я не должен сказать ничего такого, что бросило бы тень на его память. Как Рики разделся, чтобы объяснить мне, как он теперь любит трахаться. Каким способом я избавил его от кольца.       – Я собирался убить только блонди, я не знал, что Рики будет там. Но Рики пришёл за ним, и...       – И ты оставил его там? – в голосе Сида сдерживаемая ярость.       – Я был без сознания. Вырубился, когда блонди вывернул мне руку. Рики... Он попросил его вытащить меня.       – И что, блонди реально согласился вытащить тебя из взрывающегося здания? – недоверчиво прищуривается Люк. – Только потому, что Рики попросил? Судя по тому, что мы видели в Апатии, ему было насрать, чего хотел Рики.       – Да заткнись ты про Апатию! Не помню я, кто меня вытащил! Мне только рассказали об этом, когда я очнулся в больнице! Что блонди тащил меня, потом сам пострадал при взрыве и не мог выйти! Тогда Рики...       Сердце сжимается от невыносимой боли. Опускаю голову и сжимаю кулаки. Точнее, кулак. Несуществующую руку пронзает горячая боль. Сволочь.       – Что Рики?! – Люк встряхивает меня за ворот рубашки.       – Рики... дотащил меня до выхода и вернулся к нему. Решил умереть вместе с ним.       – Сволочь... Что ты сделал, урод ты ёбаный?! – Люк отталкивает меня, брезгливо отряхивает руку.       Сид встаёт с сиденья байка, бросает окурок на пол и молча, неторопливо подходит ко мне. С размаху врезает в челюсть, потом под дых. Падаю на колени, прижав руку к солнечному сплетению. Не могу ни вздохнуть нормально, ни сказать что-нибудь. Согнувшись, хватаю ртом воздух. Чёрт! Только рёбра срослись!       – Тебя же предупреждали, не лезь в это! – выкрикивает Сид. – Все мы говорили тебе, что ты спятил!       – Приду... – начинаю, чуть отдышавшись, и приступ кашля не даёт договорить.       – Придурок ты, блонди же мне рёбра сломал, только срослись, – продолжаю, откашлявшись. – А ты решил добавить?       – Да лучше бы блонди тебе башку сломал, в которую пришла такая сволочная мысль! – восклицает Люк.       – Парни, я бы сейчас только спасибо сказал, если бы кто-нибудь меня прикончил, – устало говорю я. – Но Рики бы это не порадовало. Это была его последняя просьба, чтобы я жил. Поэтому Меченый и определил меня в мидасскую больницу.       В гараже повисает тяжёлое молчание. Разогнувшись, поднимаюсь с коленей.       – Меченый? – переспрашивает Норрис через несколько долгих минут.       – Да. Он всё знал. Он ждал у выхода из Дана Бан и отвёз меня в больницу, когда Рики...       – Зачем ему это? – недоверчиво спрашивает Сид.       – Да, нахер ты ему сдался? – вторит ему Люк.       – Говорю же, он выполнял последнюю просьбу Рики. Правда, это ещё не всё, о чём Рики попросил его. Но от остального я отказался.       Снова долгое молчание.       – И о чём ещё Рики просил его? – спрашивает Норрис.       – Изменить мне лицо и стереть память. Наверно, на случай, если меня будут искать. Меченый не сдал меня, когда его допрашивали. Скрыл, что я выжил. Но на меня могут выйти и другим путём. Хер его знает, на что ещё способна Танагура. Рики знал об этом больше, чем все мы.       Молчу пару минут. Никто ничего не говорит. Значит, они ещё не поняли...       – Нам лучше не видеться какое-то время, – добавляю я. – Если они выйдут на меня, то только на меня, а не на всех нас. Кто-то в Танагуре очень хочет сохранить в тайне обстоятельства смерти блонди. Я не хочу потянуть вас за собой.       А ещё я не могу быть рядом с ними, когда на моих руках кровь Рики. Но об этом я молчу, они не поймут.       – Тут ты прав, – подумав, признаёт Норрис. – Только версия для широкой общественности у них тупая. Странно для существ с IQ за триста. Или сколько там у них IQ.       – Ну да, – соглашается Сид. – Износ конструкций. Ну херня же. Все, кто в этот момент был недалеко, слышали взрывы, а кто не слышал, те должны были почувствовать, как земля содрогнулась. Слухи о взрыве разнеслись по всему Цересу. Не в ту же ночь, так утром. И Хебэй. Его разрушение вообще никак не объяснили.       – Да уж, они не заморачивались придумыванием достоверной версии. Мидасцы поверят, а на нас похер, – отвечаю и собираюсь уйти.       – Гай, – окликает Норрис. – Куда ты теперь?       – Официально я погиб, помнишь? Я скажу то же самое, что сказал, когда планировал освободить Рики. Вы ничего не знаете.       – У тебя бабки-то есть? – спрашивает Норрис.       – Пока есть.       – Не дури, – бросает Сид. – Раз уж Рики так решил... В память о нём свяжись с нами, когда что-нибудь понадобится.       – Найди нас, как всё уляжется, – тихо говорит Норрис.       – Если меня не уберут, найду. Не говорите Макси, что я был здесь.       – Подожди, придурок, – останавливает меня Люк. – Ты же официально погиб, так?       – И что?       – И то, что ты сдохнешь от голода. А сунешься в Мидас – тебя сразу загребут и в лучшем случае забьют до смерти.       – Какая разница. Я заслужил это.       – Похер. Ты же обещал Рики, что будешь жить, – напоминает Сид. – Будем оставлять тебе наличку на месте «Гермеса». Помнишь, там тайник под полом. До него огонь не добрался. Наличку, конечно, не везде принимают, но ты мёртв и карточку завести не можешь.       – Через неделю зайди к нам и забери свой байк, – добавляет Норрис. – Как-нибудь уговорю Макси, чтобы переделал его для управления одной рукой. Без транспорта тебе в твоём положении хреново придётся.       Киваю и, не говоря больше ни слова, выхожу на улицу.       – Как-нибудь, – успеваю услышать насмешливый голос Люка, прежде чем закрывается дверь.       Иду к своему дому. Надеюсь, квартиру никто не занял, пока я был в больнице. Воевать за неё как-то не хочется, да и не получится теперь. Надо только забрать вещи. Хоть бы телефон остался там, куда я положил его, уезжая на встречу с Ясоном. Только там у меня есть фотографии Рики.       Дойдя до дома, минут пять наблюдаю за окнами своей квартиры. Окна тёмные, ни огонька. Вхожу в подъезд и поднимаюсь по лестнице. Подойдя к двери, прислушиваюсь. Не услышав ни звука, привычно набираю код и вхожу в отъехавшую дверь. Включаю свет. Всё так же, как было, когда я был здесь в последний раз. Как странно, ведь тогда я думал, что это действительно последний раз, когда я пришёл сюда. Но я снова здесь. Ничего не изменилось, только одна страшная разница. Рики никогда больше не заглянет ко мне.       Выключаю свет. Устало опускаюсь на кровать и закрываю глаза ладонью.       – Ну почему ты так многого не рассказывал? Хотя я и не слушал... Прости... Какой же долбоёб я был... Если бы ты сказал, что любишь его, может, я бы услышал...       Лежу, глядя на невидимый в темноте потолок. Усталость берёт своё, я долго шлялся по городу на своих двоих. Начинаю засыпать, но вздрагиваю, услышав знакомые шаги в коридоре. Хочется сесть, окликнуть его по имени, но страшно шевельнуться, и горло сжалось так, что не выдавить ни звука.       Осторожно дотягиваюсь до выключателя. Включив свет, быстро осматриваюсь. В комнате никого.       – Рики? – зову, когда возвращается голос.       Тишина.       Медленно иду к двери в коридор. Снова вздрагиваю, когда дверь отъезжает передо мной. Касаюсь выключателя. Тоже никого. Что это, мать твою, было?       Может, я сам не заметил, как уснул, и его шаги мне только приснились? Нет, я вроде не спал. Или я окончательно свихнулся, и у меня глюки? Или... Что там говорил Норрис, когда мы были мальчишками? Он тогда только присоединился к нам и травил какие-то мистические байки. Мы тогда прикалывались над ним, что он на год старше нас, а сам боится темноты...       «Неизвестно, что в темноте может скрываться, – всплывает в памяти его ответ на наши подколки. – Но если ты чего-то не видишь, это ещё не значит, что этого нет. Человеческие возможности ограничены, не у каждого есть способность видеть сверхъестественные сущности. Я, например, только во сне видел одного парня, который умер. Я знал его в Гардиан. Он приходил ко мне во сне, чтобы попрощаться. Хватит ржать, придурки! А если привидение приходит не во сне, то... Если не хочешь, чтобы оно ушло, не включай электрический свет, электричество излучает какие-то волны, которые их отпугивают. Лучше свечу зажечь, если есть, или хотя бы зажигалку, огонь типа придаёт им сил».       Приходил, чтобы попрощаться. Может, Рики тоже? Или он передумал и решил забрать меня с собой?       Подумав это, одёргиваю сам себя. Да, вернее всего версия о безумии. Я реально свихнулся, если готов хоть на минуту допустить, что эти слова Норриса – не чушь. Просто сейчас я готов поверить во что угодно, лишь бы знать, что Рики слышит меня.       Но что тогда я слышал в коридоре? Что бы это ни было, ведь этот шум стих, когда я включил свет. Да нет, просто грёбаный обман чувств. А я застрял на пороге, как идиот.       Выключаю свет в коридоре и возвращаюсь в комнату. Ложусь на кровать и, только укрывшись одеялом, понимаю, что у меня холодные руки. Чёрт. Тянусь к выключателю, но потом решаю оставить свет, только поворачиваюсь спиной к лампе, чтобы не светила в глаза. Закрываю глаза и вспоминаю наше общее детство в Гардиан. Ему девять лет. Все его друзья, кроме одного, умерли, подруг перевели в женское крыло, он лежит в постели и тихо плачет, не желая показывать никому свои слёзы. И я, сдвинув наши кровати, согреваю его своим телом. Мне больше никогда не почувствовать тепло его тела. Никому не почувствовать. Я убил его. Сердце переполняет боль. Под моими сомкнутыми веками скапливаются слёзы, в носу щиплет.       За окном раздаётся многоголосый пьяный хохот. Холодно, и никакая выпивка не помогла бы согреться. Сажусь на кровати. Ловлю себя на том, что сижу в такой же позе, как Рики тогда в Гардиан, когда его терзал постоянный холод. Наверно, сейчас я чувствую то же, что он тогда.       – И правильно, я заслужил это, – с горечью говорю я и закрываю глаза, рисуя в воображении его лицо. – Так почему ты не сказал мне правду? Почему не сказал, что твой блонди любил тебя так же, как ты его? Я думал, что тебе плохо, что ты несчастен! В Дана Бан ты говорил так, будто страдаешь из-за всего, что связывает тебя с блонди! Хотя... ты сказал что-то о моей глупости... Я просто хотел освободить тебя... Почему я узнал обо всём только от Меченого? Ты прав, я грёбаный дурак. Сейчас я решил остаться жить, потому что смерть – это слишком просто. Раз – и нет ничего, ни боли, ни мук совести. А ещё потому, что это было твоё последнее желание, последнее, что ты сделал в жизни, ну, почти последнее, и я не могу швырнуть его тебе в лицо. Но... Здесь так пусто без тебя... И не только мне, но остальные хотя бы не виноваты в твоей смерти. Ты не хотел жить без него, а его убил я. И тебя тоже, но я не хотел этого. Я помню всё о тебе. Запах твоих волос, каждый шрам на твоём теле. Хотя в тот день я не видел шрамов. И я буду держаться за эти воспоминания, чтобы исполнить твоё желание.       Поднимаюсь и заглядываю в ящик стола. Телефон на месте, как и голоигра, в которую мы играли в детстве, и флэшка с остатками денег, не та, с которой я заплатил за взрывчатку, но похожая. Не спёрли, пока я был в больнице. И на том спасибо. У меня остались хотя бы фотографии. Быстро пересылаю папку с фото со старого телефона на новый, копирую номера и стираю со старого все данные.       Прислушиваюсь, что происходит на улице. За окном вроде всё стихло. Убираю старый телефон обратно в ящик, забираю игру и флэшку, запихиваю в рюкзак одежду из шкафа и иду к двери. Остановившись у порога, оглядываюсь, вспоминая. Рики. Здесь мы с тобой поселились после выпуска из Гардиан. Здесь впервые любили друг друга. Ты же помнишь? А теперь мне придётся уйти и не возвращаться сюда. Иначе вряд ли получится сдержать обещание.       Выхожу на улицу, смотрю на адрес новой квартиры. Идти достаточно далеко. Наверно, Меченый специально выбрал квартиру подальше от старой, чтобы меня было труднее найти, если будут искать. Хорошо хоть, что нет дождя. Натянув капюшон, иду в сторону моего нового квартала. Левую лямку рюкзака приходится придерживать, чтобы не сползала с плеча.       Как только нахожу дом и иду в квартиру, по пути пиная попадающиеся под ноги в темноте бутылки и ещё какую-то дрянь, за окном слышится раскат грома. Заперев дверь, сбрасываю рюкзак и осматриваюсь. Здесь столько удобств, что это смешно. Зачем, не похер ли теперь, где жить? И холодильник забит едой. Как заботливо со стороны Меченого, мать его. Было бы куда пойти, не подставляя никого, послал бы его ко всем херам. Но вообще-то правильно, мне лучше не высовываться из квартиры, чтобы не попасться на глаза торговцам информацией и прочим ублюдкам.       Обходя квартиру по периметру, вижу, что окна гостиной, спальни и кухни выходят на Дана Бан. Интересно, это рыжий ублюдок тоже предусмотрел?       Ещё один раскат грома, и окна начинает заливать дождь. Не обращаю внимания на дождь и усталость, не могу отвернуться от окна, глядя в сторону невидимых отсюда развалин.       – Я справлюсь, Рики. Я найду в себе силы, обещаю тебе.