Одинокий

      Уильям резко сел на кровати, стараясь угомонить загнанное дыхание. Его красные от недосыпа глаза растерянно осматривали комнату перед собой, такую привычную и в то же время будто бы абсолютно незнакомую. Как он тут оказался? Было ли это место его домом? С силой выдохнув сквозь стиснутые до боли в челюсти зубы, ученый сглотнул и на мгновение прикрыл глаза, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. Снова этот сон. По-хорошему, он должен чувствовать вину перед своим лучшим другом за то, что видит такие…картины в своем подсознании, но единственной эмоцией на протяжении многих, многих месяцев оставалась беспросветная тоска. Тишина собственного дома, его унылые серые стены страшно угнетали, и далеко не впервые за последнее время, Уильям почувствовал себя по-настоящему одиноко.       Застонав, он провел пальцами обеих рук по голове, взлохмачивая и без того непричесанные волосы, прежде чем закрыть этими же ладонями осунувшееся лицо. Ночь была пыткой. Если бы не жалкие возможности человеческого тела, он бы с радостью тратил все время в сутках на непрерывную работу, лишь бы только не оставаться с собой один на один.       Ну, как один.       - Что случилось? – Заспанный голос Аннет звучит недовольно и раздраженно. Имея не менее строгий график, она была далеко не в восторге от почти ежедневных пробуждений мужа, чьи резкие и шумные движения будили ее саму. Понять можно. Но, Дьявол, ученому была так остро нужна поддержка, а не этот осуждающий взгляд бесцветных и равнодушных глаз.       - Приснился кошмар. Сам виноват, не надо было пить столько кофеина. – Уильям попытался отшутиться, быстро поняв, что ни интереса к увиденному во сне, ни общепринятых стандартных фраз он тут не получит. Привычно подавив удручающие мысли, он повернулся набок и ласково провел руками по узким плечам уже немолодой женщины, стараясь подарить той внимание, которого так остро не хватало самому. – Надеюсь, в следующий раз мне приснится сон про самое прекрасное создание в этой Вселенной, которое снизошло, чтобы спать со мной в одной кровати.       - Может быть. – Уставшая и безразличная к ухаживаниям мужа, Аннет пожала плечами и легко сбросила с себя чужие руки, накрываясь тонким одеялом едва ли не с головой. Это огорчало. С другой стороны, разве он не привык к подобному отношению? Черная кошка пробежала через их совместную жизнь давно до рождения Шерри, и Уильям смутно понимал, что возможно сам мало уделял внимания своей законной жене. В конце концов, стоило раньше догадаться, что он гей. – Если ты не возражаешь, я постараюсь заснуть. Вставать в пять утра. Тебе, к слову, тоже.       - Доброй ночи, дорогая. – Виновато вздохнув Биркин замолчал, в ожидании ответных слов, но тех так и не последовало. Аннет уже крепко спала. Что ж, пусть отдыхает.       Шерри посапывала где-то в своей комнате, наверняка видя приятные, ничем не омраченные сны. Светлая, добрая девочка, чудом сохранившая свое детство в мрачном доме, где родители не любили друг друга.       Уильям неожиданно почувствовал себя настолько одиноко, что заболело в груди. Не чувствуя более сна, он тихо встал с кровати и натянул на себя ночную рубашку, чтобы подобно тени выскользнуть сквозь приоткрытую дверь в коридор. В другое время ученый бы порадовался тому, как смог обуздать свою неуклюжесть и сделать это совершенно бесшумно. Сейчас же никакие успехи не имели значения.       Добравшись по коридору в противоположную часть дома, он наконец зашел в небольшую пристройку, служившую одновременно мастерской и забитым всяким хламом складом. Пыльный воздух резал глаза – когда они вообще последний раз здесь убирались? Когда делали по дому хоть что-то? Уильям вздохнул, поднимая целое облако пыли с ближайших коробок, прежде чем осторожно сесть на одну из них и набрать такой знакомый, такой нужный сейчас номер. Казалось, что весь мир не имел даже крохотной части той цены, что имел единственный в нем человек.       - Уилл, это ты? – Заспанный голос Вескера звучит не менее раздраженно, чем у Аннет, и все-таки сердце ученого радостно подпрыгивает. Ответил. А ведь мог бы не отвечать вовсе и оказаться прав.       - Да, я…мм…что ты делаешь сейчас?       Идиотское начало разговора, но уставший и измученный собственным одиночеством ученый не отличался особой красноречивостью. В кои-то веки хотелось просто быть честным. И с собеседником, и с самим собой.       - Два часа ночи. Сплю.       Логично. Покраснев от резкого и ожидаемого ответа, Биркин нервно сглотнул и улыбнулся, будто бы эту улыбку мог увидеть кто-то, кроме удобно расположившихся в этом помещении пауков да мошек. – Извини, что разбудил. Ты прав, уже так поздно.       - Ты звонишь по делу, или что? – Помимо раздражения в голосе Вескера стали проявляться нотки нетерпения, а вот это уже было опасно. Никто из них двоих не хотел бы ссоры на пустом месте по абсолютно идиотской причине. – Если да, то скажи прямо, мне вставать так же рано, как и тебе.       - Нет, я…просто хотел поговорить. Просто так. – Уильям ненавидел себя за то, какая мольба звучала в собственном голосе. Жалко. Он совсем растерял остатки самоуважения, раз звонит вот так, глубокой ночью, не имея никаких внятных причин и отвлекает не менее занятого ученого от законного сна тем, что просто хочет услышать его голос. Узнала бы Аннет, точно подала бы на развод.       Эта мысль звучит не так уж плохо.       - Уилл, просто поговорить мы можем завтра в нашем общем кабинете. А сейчас я хочу спать. – Окончательно сбитый с толку и раздраженный бессмысленным поведением, Вескер сбрасывает трубку не услышав тихого и печального «Доброй ночи, Ал». В последнее время его лучший друг ведет себя как минимум странно. И все-таки усталость берет верх, мысленно сказав себе разобраться в причинах такого поведения, где-то на противоположном конце Арклея, подставной офицер наконец забывается коротким, беспокойным сном.       Услышав противные гудки, Биркин тихо вздыхает и отключает телефон, прежде чем опустить болящую голову на грязные коробки позади и направить уставший взгляд в потолок. Сердце уже не колотилось, но по-прежнему болело. Возвращаться в постель не хотелось. Не спать вовсе не хотелось тоже.       Он ненавидел это одиночество.