“Узнав секреты Пляжа начинаешь скучать по такому комфортному неведению…”
Беспокойство. Этим противным, липким и угнетающим чувством, словно запахом дешевого алкоголя, что был здесь вместо чистого воздуха, было пропитано буквально все. Это ощущение перманентно въелось в каждый сантиметр каждого помещения, от него невозможно скрыться даже за тяжелой дубовой дверью собственного номера. Оно навязчиво ходит по пятам за каждым, кто обратил хоть толику своего внимания на медленно, но верно меняющуюся атмосферу на Пляже. На беспокойные безмолвные переглядывания руководителей культа между собой, на внезапно повышенную самоуверенность боевиков. Все, кто заметил хоть что-нибудь, не могли отделаться от постоянного чувства надвигающейся бури. Страшной и безжалостной бури. Особенно те, кому было суждено оказаться в ее эпицентре. От этого наваждения хотелось скрыться, убежать, исчезнуть из поля зрения и побыть в блаженном, но таком далеком и почти забытом душевном равновесии, спокойствии. Подобные мысли пробегали из раза в раз, подталкивая к до боли простому и, казалось бы, очевидному для Пляжников решению. Нажраться до отключки и просто забыть о проблеме, чем не гениальный выход из тупиковой ситуации? А Пляжники, каждый второй, бесспорно, гений. Великие мыслители только и рады вливать в себя в два раза больше паленого алкоголя, употреблять двойную дозу непонятно где найденной наркоты и, уподобляясь животным в брачный период, совокупляться по несколько человек в одной кровати. И все ради минутного спокойствия, быстро проходящей эйфории. Наверное, именно из-за этого сильного желания скрыться от накрывающих невзгод сегодня в баре можно было встретить почти всех. Шатенка входила в местный клуб, словно чужая. Неуверенные шаги и уставшие тяжелые вздохи терялись на фоне какофонии из чьих-то стонов, сумасшедших пьяных криков и громкой, болезненно бьющей по ушам музыке. Девушка, насколько это было возможно, аккуратно обходила танцующие тела, порой останавливаясь, чтобы точно ни в кого не врезаться, держа дистанцию с любым встречным. Здесь она выглядела до комичного неестественно. Заядлым тусовщикам, что появлялись в этом месте чаще, чем в собственном номере, понадобился всего один скользящий взгляд, чтобы понять, что эта пташка здесь явно впервые и точно не по доброй воле. Нахмуренные светлые брови, губы, плотно сжатые в тонкую полоску, рука с определительным браслетом, нервно поправляющая вечно сползающие очки в тонкой изящной оправе, и плохо заметное в скудном освещении клубных софитов отсутствие необходимого огонька на дне темных глаз. Буквально все в ее образе кричало о том, что ей некомфортно. Но ведь она по какой-то причине не спешила уходить и вполне конкретно направлялась к барной стойке, что-то ее сюда привело и не разрешало уйти. Возможно, то же самое, что и всех здесь собравшихся. Это было последней каплей. Злость и раздражение кипели внутри огненным морем, вынуждая красивых, но порядком измученных бабочек в животе сгореть в беспощадно жестоком пламени. Говорят, что тихая ярость в разы страшнее громкой и яркой злости, в разы разрушительнее и последствия от нее в разы болезненей. Видно, не врут. Девушка была готова рвать и метать, ругаться и рвать волосы на голове, все, лишь бы согнать это ощущение. Избавиться от противного электричества на кончиках пальцев и бордовой пелены перед глазами. Полумрак мешал ориентироваться, по ушам нещадно бил шум. Буквально все вокруг бесило и нервировало: надоедливые людишки, круглосуточный гам, слепящие софиты и разбавленный алкоголь. До дрожи хотелось, чтобы все это в момент исчезло. Испарилось, как будто и не было никогда, оставив после себя только звенящую гробовую тишину. Но хотеть не вредно, вредно привлекать к себе внимание ничего не соображающих и порядком оживившихся в последнее время боевиков нетипичным для этого места поведением. Шатенка в очередной раз оглянулась, в попытке найти кого-то, хотя в глубине души прекрасно знала, что не найдет. В груди что-то непривычно кольнуло, но тут же отпустило. Безликие игроки, местные безголосые знаменитости, поодинокие главы… Всё не то, все не те. Она хмурится, закусывает губу и решительно направляется в сторону забитого людьми бара. Жители Пляжа отрывались по полной: опрокидывали рюмку за рюмкой, стакан за стаканом, занюхивали дорожку за дорожкой прямо на барной стойке, не заботясь ни о чем в этом мире. Зрелище откровенно мерзкое. Кажется, чтобы увидеть то, насколько низко может пасть человек, не нужно проводить специальные психологические эксперименты в чисто исследовательских целях, нет, достаточно просто посетить Пляж. Хваленая стойкость покинула девушку всего через несколько секунд наблюдения “прелестной” картины, поэтому она поспешила перевести взгляд с этого безобразия на бармена, переключив свое внимание на замученного судьбой юношу. Молодой парень с большими глупыми глазами и чутка кривой улыбкой обращается к новому лицу только спустя пару минут, когда уже окончательно разобрался с предыдущими заказами. Рук ему явно не хватало. Открыл было рот, чтобы спросить, что этой залетной птичке налить, но та его опередила: – Коньяк без льда. Спасибо, – спокойный голос фонил сталью, но музыка нагло мешала бармену расслышать девушку, из-за чего ей пришлось повторить. Наблюдать за почти профессиональными махинациями ей было откровенно неинтересно, потому от барной стойки взгляд машинально метнулся в гудящую толпу. На безликой массе задержался не дольше двух секунд и, не найдя за что зацепиться, попутешествовал к хорошо обозримой VIP-зоне. – Ваш коньяк! – громкий надломившийся голос прервал увлекательное занятие. На удивление чистый и даже не битый, граненый бокал хайбол со стуком опустился на грязную барную стойку. Янтарная жидкость была подозрительно светлой, но шатенку это ни разу не смутило и даже в какой-то степени обрадовало. Ничего страшного, если разбавлена. Она все равно пришла не терять рассудок в алкогольном отравлении, а всего лишь отвлечься и выпустить пар, так как привычные методы расслабления уже отказывались добросовестно выполнять свою функцию. Посетительница нехотя вынимает левую руку из глубокого кармана мужских пляжных шорт, крепко хватается тонкими пальцами за закаленное стекло и в один большой глоток выпивает содержимое бокала. Жжение в горле вынуждает закашляться с непривычки, из-за чего девушка прикрывает рот рукой с уже пустым стаканом. Только сейчас, когда светомузыка и софит удачно оказались на территории барной стойки, хорошо освещая выпивающих, бармен может рассмотреть номер на браслете новенькой. От неожиданности роняет тряпку, которой безуспешно протирал заляпанный лакированный стол под стойкой. «010» Ошибка. Это определенно точно была ошибка, а ей абсолютно точно не стоило сюда приходить. Она не без труда открывает заслезившиеся глаза и взгляд тут же падает на нее. Мира как будто нарочно игнорирует экспрессивную речь сидящего рядом Нираги, смотрит прямо на шатенку. Казалось, точно ей в глаза. В моменте девушке кажется, что все вокруг замерло, остановилось. В, пока что, ясном разуме всплывает четкая и до жути яркая ассоциация, которая сравнивает непонятное ощущение с попаданием шальной молнии. Настолько паралитическое и почти гипнотическое влияние имеет один только пристальный взгляд самой загадочной из глав. «Черт…» – это последняя ее мысль перед тем, как она, отдав бокал прямо в руки бармену, оперативно покидает клуб. Ей ясно дали понять, что ее присутствию тут не рады от слова совсем. Пусть только одним взглядом. Ничего не меняется. Просторные, плохо освещенные теплым светом слабо мигающих роскошных люстр коридоры помпезного отеля, как обычно, давили. Отчаянно мешали вдохнуть мерзкое сочетание едва уловимого морского бриза с примесью сигаретного дыма полной грудью, вынуждая делать много мелких вдохов-выдохов, сотрясая воздух. Светлые обои с незамысловатым золотым узором, что плохо рассеивали свет, придавали почти безлюдному помещению мрачной и немного таинственной атмосферы, ярко контрастируя с основным настроением Пляжа. Коридоры, кажется, всегда были спасительными островками спокойствия и тишины на фоне шумного, хаотичного и такого беззаботного культа, который сейчас стремительно распадался на глазах. Преобладающее большинство игроков предпочитают проводить свободное от игр время в клубе, возле бассейна, в огромном шикарном холле или в своих номерах, замки в которых намертво залиты суперклеем. Встретить кого-то мирно гуляющего по тихим коридорам было нереально. И шатенка знала, что никого не встретит. Была уверена в этом на сто процентов. Здесь было почти безопасно. Звук беспокойных шагов почти полностью поглощал дорогущий красный ковролин, делая тонкий силуэт в черном купальнике, что и так терялся в полумраке, еще более незаметным. Складывалось стойкое впечатление, что даже если какая-то одинокая неупокоенная душа и решится пройтись в разгар масштабной вечеринки по безлюдной лестнице, то этот силуэт и вовсе не заметит даже на трезвую голову. Все вокруг как будто проходило мимо. Звуки, запахи, события и атмосфера, это все словно исчезло на несколько минут, пока девушка размеренно ступала на верхние этажи по широким ступенькам лестницы. Возможно, это последствие от небольшого количества алкоголя, что уже успело разойтись, раствориться в без устали бегущей по венам и артериям крови. Возможно, банальная усталость сделала свой вклад, вынудив впасть в прострацию, в попытке спасти последние нервные клетки. Ощущение легкости и беспечности прочно поселились в груди. Эти чувства, кажется, она уже успела подзабыть, постоянно находясь в “золотой клетке” Пляжа. Тяжело вздохнув, прячет руки в карманы шорт, размышляя о том, что в этом мире стоило начать пить чуть раньше. Желательно, конечно, не в подобных обстоятельствах. Может, это значительно помогло бы не сойти с оставшегося ума. Ступенька, затем еще одна, а потом и еще, очередной обычно безлюдный пролет… Но в этот раз что-то не так. Звук знакомого голоса, который девушка никак не ожидала услышать, вынуждает замедлиться, в конечном итоге вовсе остановиться и прислушаться. – Момоко, ответишь мне на один вопрос? – голос Кузуру, второго по важности человека после, очевидно, безумного Шляпника, она узнает из сотни, возможно, даже из тысячи похожих. Невозможно не узнать того, кого за руку вытащила из пропасти возможной смерти, просто невозможно пропустить мимо ушей голос, с которым вечерами напролет рассуждали о “новом” дивном мире. Правда, в этот раз он звучал как-то непривычно… Сломлено, неуверенно. Подслушивать – это плохо. Особенно, когда разговор совершенно точно не предназначался для чужих ушей. Особенно, когда точно знаешь, что после очень сильно об этом пожалеешь, а совесть сожрет живьем и не подавится. Особенно, когда одним из говорящих является близкий человек, которому в сложной ситуации не страшно доверить не только самый страшный жизненный секрет, но и саму жизнь как таковую. Это знание и убеждение, вбитое в голову еще в раннем детстве, толкало девушку сделать еще один шаг, пройти мимо, благополучно забыв, что слышала хоть что-то. Толкало сделать правильный выбор, такой, о котором она не пожалеет в ближайшем будущем. В груди тлела надежда, что именно так и поступают хорошие люди, что она, несмотря на все, что успело произойти за последний месяц, все еще хороший человек. Пока шатенка терялась в сомнениях, а ее конечности парализовал то ли обычный присущий ей повышенный интерес, то ли алкоголь, к которому она, как оказалось, совсем не устойчивая, разговор продолжился с молчаливого согласия Момоко. Девушка отчаянно пыталась вспомнить кто это, но в сознании всплывали только размытые образы двух участниц ненавистного Пляжа, а понять, кто из них собеседница Кузуру не вышло. – Ты сама вызвалась быть ведьмой и поставила на кон свою жизнь… Зачем тебе это? – слова тянулись медленно и мучительно. Осознание вперемешку с острым разочарованием. Это чувство ранило сильнее любой пули, больнее самого острого ножа, внезапно оказавшегося где-то между ребер. Сдавливало сердце, вынуждая его пропускать необходимые удары. Перехватывало дыхание, душило комом в горле. Пламя в груди, что с помощью некачественного алкоголя немного потухло, вспыхнуло вновь еще сильнее. Мысли, что уже который день путались в попытке построить очередную теорию о мире с кровожадными играми на выживание, сейчас были похожи на огромный запутанный клубок нитей, распутать который можно только перерезав узлы с помощью ножниц. Девушка определенно сожалела о том, что этими самыми ножницами стал случайно подслушанный разговор друга. Удивление лишило ее возможности понимать происходящее, в голове навязчивым и не затихающим эхом проносились сказанные Кузуру слова снова и снова, как на чертовом повторе. В этот момент хотелось перемотать время назад и пересилить себя, уйдя, не останавливаясь на конкретно этом пролете. Ей хотелось не верить собственным ушам, притвориться глухой с рождения и пойти провериться у знакомого ЛОРа. Очень хотелось, прям до отчаянного воя. Момоко, та самая собеседница мужчины, размеренно говорила о каких-то убеждениях, человеческих жизнях, их играх и правилах, что они установили. Говорила об этом так, будто это обыденные вещи, вроде погоды или обеда в столовой. Но девушка с клеймом 10 номера слушала их уже вполуха. Она с трудом сделала глубокий вдох, зажмурилась и крепко ухватилась рукой с натирающим браслетом за широкий, стилизованный под мрамор, поручень. Вдох, выдох… Открывает глаза, перед которыми, видно, от стресса, пробежались мелкие черные пятна и, чуть постояв, аккуратно развернувшись, быстро, но в то же время достаточно тихонько, чтобы не выдать себя перед беседующими, ступает по ступенькам обратно вниз, рассматривая свои неудобные пляжные босоножки, боясь встретиться глазами хоть с кем-то. Она должна выйти за территорию не теряя ни секунды, ибо нужный ей человек возвращается с игры совсем скоро, а она просто обязана его встретить и рассказать обо всем. От этого зависят жизни. Их жизни. С каждой пролетающей мыслью в голове она неосознанно наращивает темп, в итоге почти бежит по ступеням, не боясь упасть и свернуть себе шею, эта мелочь сейчас отошла на задний план, совершенно ее не волнуя. – Хираи! – мелодичный голос человека впереди вынуждает становиться. «О нет, нет, нет... Пожалуйста, только не она» – вниз по позвоночнику пробежался табун мелких мерзких мурашек. Шатенка медленно поднимает стеклянные глаза цвета свежего меда, отсутствие блеска в которых можно хорошо разглядеть сквозь линзы очков даже при таком скудном лестничном освещении. Все ее самые смелые и страшные предположения, что судорожно и тревожно подкидывало ей разыгравшееся воображение, воплотились в жизнь. Момент, она видит перед собой ее. Какая ирония! Сегодня будто специально все портит именно она – Мира Кано собственной отвратительной персоной. Ее стандартная, немного безумная на непрофессиональный взгляд девушки, улыбка, в которой изменилось что-то неуловимое, сделав выражение лица еще более жутким, чем оно было все разы до этого. Она смотрит на задыхающуюся от неожиданности и раскрасневшуюся от влияния уже выветрившегося алкоголя шатенку так пристально, как будто хочет одним взглядом заставить ее упасть на колени и во всем признаться. Хорошая тактика, почти рабочая. Хорошо, что почти. Девушка слишком хорошо разбиралась в людях, чтобы не вестись на, хоть и искусно скрытые, но манипуляции. “Тепло” пообщавшись с самой темной лошадкой Пляжа и словив личностный кризис, шатенка приняла тот факт, что с этой жгучей брюнеткой стоит общаться только при острой необходимости, по возможности обходя ее десятой дорогой. Что печально, лестница была для такого маневра слишком узкой. – Хираи, что ты здесь делаешь? – Кано, не обращая совершенно никакого внимания на отсутствие ответа, все еще обращалась к объекту своего пристального наблюдения с такой же улыбкой на лице.***
Хираи еще никогда в жизни так быстро не бегала. Она путалась в собственных ногах, в накрахмаленном до режущей глаза белизны медицинском халате. Легкие горели от неравномерного дыхания и от воздуха с резким запахом спирта, хлора и медикаментов, к которому, кажется, невозможно привыкнуть. Из-за бега драгоценный бейджик с именем и должностью раздражающе болтался где-то за плечом, а ярко-красный выделяющийся на светлом фоне ланъярд неприятно впивался в нежную кожу шеи. Девушка на ходу закалывала светло-каштановые волосы в неаккуратный хвостик на затылке, судорожно проверяла наручные часы, секундная стрелка которых методично отсчитывала последние мгновения чьей-то жизни. И они действительно могут стать последними, если врач не поторопится. Если Хираи Ямамото не поторопится. Шатенка понимала это лучше всех, именно поэтому не глядя расталкивала мешающих пройти коллег врачей, что вышли в коридор, как только услышали объявление об экстренной ситуации и приказе свободному кардиологу тут же явиться в приемный покой. Скользя по только что до блеска вымытому белому кафелю, врач буквально влетает в светлое помещение приемного покоя. Она не обращает внимание ни на перепуганные глаза пациентов и новенькой администраторши, что заставали такие ситуации явно впервые, ни на неугомонных кричащих фельдшеров, что во всю требовали доктора, ибо счет шел на секунды и медлить нельзя. Обеспокоенный взгляд без труда тут же нашел не вписывающиеся в общий интерьер носилки, за мгновение опознал в лежащем мертвецки бледном детском теле свою пациентку. Девочка двенадцати лет с ишемической болезнью сердца, обычно пышущая здоровьем и отказывающаяся от любого рода поблажек в физических нагрузках, что так настойчиво рекомендовала доктор, сейчас лежала без сознания, вероятно, встретив последствия непослушания. Болезни не щадят никого и возраста своих жертв не спрашивают. Темно-рыжее каре малышки неопрятно разметалось по белой простыне носилок. Кажется, девушка сама не заметила, как залезла на эти самые носилки, склонившись над телом умирающей пациентки. Она проводила сердечно-легочную реанимацию чисто на рефлексах, пока в голове тут же начал тикать воображаемый метроном и внимательно велся подсчет нажатий на грудную клетку малышки. Кардиохирург чувствовала, как под ее руками прогибаются ребра бедной девочки, чувствовала, как по спине бегут мурашки, собственное дыхание ставало все прерывистее. Не прошло и 30 секунд, как к этим же носилкам подбегает медбрат, который в такой же панике бежал за Хираи только и успевая, что извиняться перед теми, кого его начальница в спешке толкнула. Он работал с ней уже как полгода, а потому примерно понимал, что сейчас происходит. Ямамото, не глядя на парня, проговаривает четко и громко, все так же продолжая непрямой массаж сердца: – Это инфаркт. Быстрее тащи сюда верапамил и инозин! – голос, хоть и был холодным как у настоящего профессионала, которым Хираи действительно являлась, немного надломился в самом начале фразы. Видя свою жизнерадостную пациентку в предсмертном состоянии, она с трудом сдерживала эмоций, обещая самой себе, что спасет эту девочку любой ценой. – Скорее всего поражена межжелудочковая перегородка, но я не уверена, беги к Акико, пусть готовит ЭКГ. И готовьте операционную, будем проводить шунтирование! Молодая кардиохирург уже успела триста раз проклясть вчерашний день и тот момент, когда согласилась подменить подругу на дежурстве. Этот первый и совершенно точно последний раз запомнится Хираи очень надолго, определенно въестся в подкорку мозга и отпечатается немой сценой на сетчатке глаз. Она будет видеть бледное лицо этой девочки в кошмарах, а характерный писк пульсоксиметра будет преследовать ее днем и ночью, мешая спать. Продолжая спасать чужую невинную жизнь, девушка совершенно пропустила тот момент, когда носилки вместе с ней и умирающей девочкой поехали в сторону отделения реанимации. В ее голове вертелась только одна навязчивая мысль, что ей все же стоило верить старшим коллегам, когда те рассказывали о “проклятых” последних часах ночных дежурств. Все легенды о том, как в ночные смены даже у опытных реаниматологов иногда шевелились волосы на затылке от праведного ужаса и напряжения она пропускала мимо ушей, считая неправдой, нацеленной на запугивание молодого персонала. Но, когда ей по счастливой случайности попадались только дневные дежурства, она тихонько радовалась, боясь сглазить свою невиданную удачу. Похоже, нужно было радоваться еще тише. Выйти из клиники Хираи удалось только ближе к обеду. Шумный Токио непривычно расплывался перед глазами, а яркое солнце, что польстило жителей мегаполиса своим появлением после длительного отсутствия, слепило. Девушка тяжело вздохнула, вдыхая такой необходимый свежий воздух полной грудью настолько, что легкие от шока даже на мгновение неприятно кольнули. Невыносимая жара тут же вынудила одернуть иссиня черную футболку, тихо ругаясь себе под нос. Это был не первый раз, когда прогноз погоды бессовестно ошибался, а врачу теперь придется выживать в темной одежде под палящим солнцем. Она поднимает руку ко лбу, прикрывая его, чтобы мочь видеть хотя бы ступеньки и дорогу перед собой. Одного несчастного часа отдыха в душном кабинете после сложной операции явно было недостаточно, чтобы чувствовать себя сносно. Для такого существуют выходные и отпуски, но в такой момент девушка этого себе позволить, к огромному сожалению, пока не могла. Недосып сказывался на настроении: все вокруг неимоверно раздражало и лучезарная улыбка, что обычно не сходила с лица, медленно, но верно исчезала. Кажется, постоянная вибрация телефона, что настойчиво уведомляла о новых сообщениях, в заднем кармане и вовсе добила девушку. Одним резким движением она засовывает руку в карман, параллельно всматриваясь в циферблат изящных наручных часов на второй руке. На уже разблокированном экране навязчиво светились непрочитанные сообщения:Контакт Шунтаро Чишия
“Я знаю, как ты любишь опаздывать, но в этот раз я тебя ждать не буду.”
– Черт, я опаздываю! – осознание этого факта задевает хрупкое самолюбие, так что Хираи поднимает уставшие глаза к чисто-синему небу и громко выругивается. Тут же девушка по старой привычке прячет телефон в карман и буквально выбегает с территории клиники. Сибую можно было по праву назвать самым настоящим сердцем города. Густонаселенный деловой район, жители которого больше похожи на постоянно занятых чем-то пчел. Все постоянно куда-то спешат, разговаривают по телефону, решая важные вопросы, и не смотрят на дорогу. В этом на первый взгляд хаотичном, но на самом деле довольно организованном, улие даже небольшому яблоку не было где упасть, не говоря уже о часе пик. Огромный район в такие моменты ощущался как комнатка метр на метр, куда каким-то образом поместили тысячи толкающихся и недовольных людей. Наверное, это можно было назвать причиной, по которой Ямамото предпочитала бывать здесь как можно реже. Она всей душой ненавидела оказываться в настолько людных местах, там, где не продохнуть, ибо слишком уж ценила личное пространство. Но сейчас, идя с незнакомцами плечом к плечу и выходя из набитой битком станции одноименного метро, девушка не обращала на это никакого внимания. Невольно хмурясь и кривясь, когда очередной не очень воспитанный гражданин наступал ей на ногу, она внимательно вглядывалась в наручные часы, что отсчитывали минуты к назначенной встрече со старым другом. Сейчас ее интересовало только возможное опоздание и ничего больше. А опоздание в такой ситуации было сродни незачету по фармакологии в лучшем университете страны, то есть, допустить этого никак нельзя. Нужно из кожи вон вылезть, но прийти вовремя. Мыть Чишие мозги и при этом не оказаться в его черном списке было исключительно ее привилегией еще со времен поступления в университет, и терять такую возможность только из-за одного опоздания было бы огромной потерей. Не хотелось бы, чтобы уговоры, что длились несколько месяцев, пошли коту под хвост из-за неудачного тайм-менеджмента. То, что этот занятой работой человек вообще уделил ей немного времени, уже было большой удачей. Девушка еще раз глянула на минутную стрелку часов, отметив про себя, что у нее осталось 5 минут. Всего 5 несчастных минут, за которые, с ее удачей и если очень постараться, можно даже успеть выпить кофе. Остановившись после незапланированной пробежки, она тяжело дышала, приложив руку к груди. Это было определенно слишком большой нагрузкой для одного дня. А ей действительно следовало взбодриться перед страстной речью для Чишии, которую она без шуток пару дней репетировала перед зеркалом. Уговаривать сменить место работы было сложной задачей, а уснуть посреди разговора, забыв упомянуть зарплату ей совершенно точно не хотелось. Наконец подняв голову и перестав рассматривать серый асфальт, взгляд янтарных глаз невольно падает на ближайшее заведение. Аккуратная и очень уютная на вид кофейня, казалось, только что открылась. На большом панорамном окне, украшенном живыми вазонами и красивой надписью, все еще висела заманчивая вывеска, гласящая, что сейчас действует скидка в честь открытия. Сердце врача точно не одобрит четвертую порцию кофеина за день, но его одобрение в подобной ситуации, в целом и не требовалось. Шатенка выпрямилась, поправила сползшие очки указательным пальцем и уверенным шагом направилась ко входу в заведение. – Эспрессо с собой, пожалуйста. Оплата картой. Спасибо! – девушка старалась придать голосу как можно больше бодрости, но получалось из рук вон плохо. Быстро смерив посетительницу оценивающим взглядом, миловидная бариста понимающе кивнула и приняла заказ, попросив подождать минутку и учтиво предложив присесть за ближайший столик пока она ждет. Хираи на это только вынуждено улыбнулась. Ей было немного неловко за свой растрепанный внешний вид и чуть подрагивающие от усталости руки, что держали кредитку. Спешно поклонившись, шатенка мазнула взглядом по минималистичному, но при этом теплому и летнему интерьеру заведения. По немногочисленным посетителям, что размеренно попивали свои напитки, закусывая каким-то местным десертом, по большому количеству реальных вазонов и бросающейся в глаза зелени. Нужная дверь уборной нашлась довольно быстро, она благо отличалась от цвета стен, не позволив спутать ее ни с чем другим. Ямамото понадобилось меньше минуты, чтобы подойти к мраморной раковине, включить воду, снять очки, аккуратно повесив их за дужку на нагрудный карман футболки, и умыться ледяной водой. Капли стекали с раскрасневшегося от перепада температур лица обратно в раковину, к счастью, ничего не намочив. Шум воды успокаивал, перебивая все тот же эфемерный писк медицинского прибора. Подняв глаза к зеркалу, она увидела все то же самое, что видела в больничном гардеробе, правда в другом освещении. Овальная форма лица чуть осунулась, сделав скулы более выразительными, под широко открытыми глазами залегли мешки, аккуратный нос и крепко сжатые в тонкую полоску светло-розовые губы. При хорошем освещении все выглядело не так плохо, но как только оно пропало, девушка стала походить на недобитого призрака, умершего от переутомления. Так, стоп. Освещение пропало? На секунду по ушам ударил непонятный и сильный гул, но исчез так же внезапно как и появился. Осознание пришло к уставшему мозгу с небольшим опозданием. Быстро вытерев руки и лицо о бумажные полотенца, что вежливо стояли рядом, девушка осторожно вышла из уборной. – Какого… – мутный взгляд тут же зацепился за пропажу людей. Вероятность того, что за ту минуту, пока Хираи умывалась, все посетители и работники заведения сговорились и дружно покинули помещение, оставив при этом все стульчики со столиками в абсолютно нетронутом положении, стремился к нулю. Все вокруг как будто… Испарились. Исчезли. В один момент растворились в воздухе. Внезапная тишина, что была редкостью для этого района даже глубокой ночью, становилась еще более и более неуютной с каждой секундой. По коже пробежался табун мурашек, а руки неосознанно сжались в кулаки от нарастающего напряжения с такой силой, что ногти оставляли кровавые полумесяцы на ладонях. В голове девушки огромным красным уведомлением крутилась мысль о том, что она сошла с ума. Ну или у нее начались галлюцинации от недосыпа. Ну или она внезапно впала в кому в туалете кофейни и все это ей только кажется. Ну или… У врача была миллион и одна теория о ее неожиданно развившемся безумстве. Этот “сбой в матрице” определенно происходит только в ее воображении, таких ситуаций в реальной жизни просто напросто не бывает. Вопросы без ответа генерировались в ее голове с поражающей скоростью, а все вокруг было сродни загадке. Медленным, беспокойным шагом, подходя к барной стойке, шатенка замечает там свое горячее эспрессо в бумажном брендированном стаканчике, много не думая, берет его в руки и, сорвав крышку, импульсивно сует палец в горячий напиток. Жжет. Он, черт возьми, жжет. Значит, теория со сном, комой и разыгравшимся воображением тут же отпадает. Сложно. Мозг отказывался воспринимать информацию да и в целом нормально функционировать. Девушке не остается ничего, кроме как, резко выдохнув, выпить кофе в пару глотков. Это было долго. Ядовитый коктейль из удручающего отчаяния, всепоглощающей тревожности и острого страха отравлял сознание. Казалось, от него начинал болеть живот, а таблетка обезболивающего и успокоительного, что на всякий случай всегда валяются в сумке, не помогали от слова совсем. Спустя несколько минут усердных размышлений девушка вышла из опустевшего заведения, наткнувшись на знакомую Сибую. Только был один очень бросающийся в глаза нюанс, что ставил под сомнение реальность происходящего – район безлюдный. Вообще. Ни единого человека, ни единого пробегающего мимо животного, только летающие над асфальтом рекламные флаера, гонимые разгулявшимся холодным ветром. Машины сиротливо стояли на дорогах, брошенные хозяевами. Шатенка, непонятно откуда набравшись сил, шла, а после и бежала между офисными зданиями и, отбивающими солнечный свет, небоскребами, бежала только ради того, чтобы найти хоть кого-нибудь. Поднимала глаза к порозовевшему вечернему небу, стараясь понять и уклась в своей голове, что вообще происходит. Но ее немая мольба оставалась без единого ответа. Истомившись от бега, Хираи нечаянно спотыкается о очередной бордюр и падает, больно ободрав коленки в кровь. Из глаз капают одинокие слезинки, не столько от боли, сколько от пугающего непонимания. Наивно тлеющая в груди надежда о том, что Чишия не исчез вместе со всеми остальными растаяла, как снег весной. На месте встречи его не было. Вообще никого не было. Она одна. В огромном Токио. Центр Сибуи в момент стал таким неуютно большим, наверное, таким, каким был по задумке архитектора. Совершенно не тот район, который Хираи ненавидела всей душой. – Да черт возьми! Здесь кто-нибудь есть!? Ей! Отзовитесь! – отчаяние и страх толкали на жалкий крик. Но он растворился среди зданий так же быстро, как и утренний туман, не дав совершенно никакого результата. Врач, кажется, просидела на бордюре, о который споткнулась, несколько часов, аж до тех пор пока не стемнело. Может, она ждала, что эта кошмарная галлюцинация закончится. Может, просто не знала, что делать и куда себя деть. Телефон не работал, а ориентироваться как минимум во времени помогали только родные наручные часы. Это не может продолжаться вечно, поэтому, смахнув со щек слезы и тяжело вздохнув, до боли в легких, девушка все же поднимается на ноги. Колени саднили, а кровь запачкала любимые светло-синие джинсы. Поморщившись от неприятных ощущений, Ямамото в полном замешательстве роется в небольшой сумочке, которую носит с собой каждый раз, когда выходит из дома, но к удивлению не находит там ни пластыря, ни влажных салфеток. Жжение от удара все не прекращалось и, казалось, только наростало. Смирившись со своей неудачей и прокравшейся мыслью о том, что Бог, может, и существует, просто конкретно ее ненавидит, шатенка медленно шагает в сторону своей клиники. Возможно, там остался хоть кто-то. Пешком это заняло больше времени, чем кардиохирург рассчитывала. Немая тишина обычно до ужаса шумного города удручала, вынуждала прислушиваться к любому шороху. Ей до отчаянного воя хотелось вернуть все назад, как было еще вчера. Хотелось проснуться от этого кошмара в собственном кабинете от звонка телефона, посмотреть на абонента и понять, что это звонит Чишия. Как обычно звонит, чтобы отчитать за очередное опоздание. В голове крутилась мысль, что главное, чтобы этот безумный сон не длился пока она лежит без сознания в операционной, не успев закончить операцию из-за стресса и усталости. От этой навязчивой мысли по коже пробежался очередной мерзкий табун мурашек. Это уже начинало порядком раздражать. На улице хоть и было жарко, но девушку ужасно морозило, она обнимала себя за плечи, стараясь хоть как-то согреться. Возможно, так на нее влияло отсутствие привычного желтого уличного освещения. Вокруг было темно и мертвецки тихо. Казалось, можно было без труда услышать, как сердце девушки бьется быстрее и быстрее с каждой секундой. Шла она практически на ощупь, по памяти. Дороги с ее и так не очень хорошим зрением было практически не видно. Пытки изощреннее она себе даже представить не могла. С трудом дойдя до новенькой большой клиники шатенка затаивает дыхание в предвкушении. Отсутствие света в здании ее совершенно не смущает, она об этом не думает. Все мысли заняты тем, как быстрее добраться к манипуляционному кабинету, обработать мешающую ранку, а после пойти проверить палаты, желательно встретив по пути коллег. Потухшая спичка надежды в груди начинала потихоньку разгораться вновь. Зайдя в темный приемный покой, Хираи не оставалось ничего, кроме как лезть искать хоть какой-то источник света под стойку регистрации, так как она не видела дальше всего носа. Девушка раньше могла только строить догадки, что же хранит там администратор, но в ее предположениях там точно не было бутылки перекиси водорода и стерильного бинта. Что ж, ей это только на руку. Усевшись прямо на пол, врач откидывает сумочку куда-то в сторону. Достает все необходимые для обработки ран вещи и, разорвав дырку модных рваных джинс еще сильнее, от души и не глядя плескает на рану спирта. Рана шипит и девушка шипит вместе с ней. Кажется, к этому ощущению никогда нельзя привыкнуть. В этот же момент ее ослепляет яркий свет. Громко выругавшись и разлив обеззараживающее средство на пол, Ямамото резко встает.«GAME»
Черная пиксельная надпись на белом фоне на экране сломанного телевизора тут же привлекла внимание девушки. Не столько сама надпись, хотя она тоже была довольно странной, сколько сам факт работающего телика. Шатенка точно помнит, как рабочие жаловались на то, что его уже нельзя починить. Поставив стеклянную бутылочку с прозрачной жидкостью, которую она так и не выпустила из рук, на стойку регистрации, Хираи нахмурилась. – Какого черта…