Сообщение от: Кериешки со сломанной ногой. 22:38 Я знаю, что ты еще не спишь. Мне ужасно скучно!
***
-Ты странный какой-то в последнее время, — Мичизу фыркнул на это заявление, тут же поплатившись, когда хирург «случайно» надавил на еще не до конца зажившую рану. Мори укоризненно посмотрел на него за это и выпустил его ладонь из своих рук, но отпускать с больницы его еще явно не планировали. Возможно, еще долго не планировали. Очень. Вероятно. И уже от этого осознания Тачихару неприятно подташнивало — он до ужаса не любил серьезные разговоры, а они, обычно, начинались с похожих фраз. -С чего это? — Рыжий цокнул языком, скрестив руки на груди и съехав вниз по диванчику, наблюдая, как врач встает у открытого окна и закуривает. Огай был его давним знакомым. Возможно, даже товарищем. Он не был его отцом или хотя бы дядей. Просто чужой взрослый. Но не смотря на это уже не первый год он напоминает ему носить шапку в особо холодные осенние и зимние дни. Напоминает поесть или поспать, иногда даже сам приезжает, чтобы проследить за неугодным парнишкой. Брюнет часто интересуется его жизнью и здоровьем — конечно, настолько часто, насколько позволяет не легкая работа хирурга. И Тачихара может вечно дуть губы на него за это, но эти все мелочи все равно отдавались в груди приятным теплом. Рыжему не знакома отцовская любовь. Его вечно воспитывал брат. А когда и его не было рядом, то заместо них всегда приходит этот человек, что сейчас ровной фигурой стоял и курил у окна. -Я уже не первый раз видел, да и плюсом мне еще докладывали, что ты по минут двадцать топчешься у выхода больницы, разворачиваешься и уходишь, если не убегаешь. Что это значит? — Розоватые, уставшие глаза вцепились в сгорбленную фигуру на диванчике. Мори может быть строг. Потому что большую часть времени он держит лицо больницы. Когда ты работаешь в такой сфере, то в твоих руках в прямом смысле может быть сохранность чей-то жизни. И от твой халатности человек может отправится на тот свет. Огая часто называли слишком черствым и бессердечным, когда он без толики сочувствия сообщал другим семьям о смерти родственника. Но это больница. Это его работа. Когда ты работаешь в сфере, где в любой момент тебе придется сказать время смерти человека, в органах которого ты копошился две минуты назад, тебе придется распрощаться с мнительностью и сентиментальностью. Хотя бы на время работы. И сейчас Тачихара смотрит на него, на острые скулы, на недельную щетину, на розовые глаза с синяками под ними от недосыпа… Мори был бы хорошим отцом. Заботливым. Хотя, вероятно, если бы у него были дети, то они бы все равно невзлюбили его за частые пропажи на работе. Наверное, поэтому Огай до сих пор одинок. Хотя, можно ли его назвать одиноким, если у него есть хоть и не родной, незнакомый человек, которого он знает лучше себя и, возможно, даже считает сыном? -Я хотел зайти к одному человеку, но это меня немного напрягает, -Почти честно признался он, передернув плечами. Он приврал, но совсем немного. Его не напрягает встреча с Танидзаки. Она его пугает. Как вести себя? Что говорить? Они же совсем не знакомы! Он не знает его интересов и в целом — абсолютно ничего — кроме того, что он любит огромные, но очень дешевые сухарики, что продаются в каждом магазине. -А я то думал, — Огай усмехнулся и облегченно вздохнул. Мужчина потушил сигарету о пепельницу на подоконнике, а после выпрямился, садясь на край дивана рядом с рыжим. -Почему бы тебе просто не пойти к Джуничиро? -Что? Откуда вы?! — Мичизу подорвался с насиженного места, уставившись на врача. Тот лишь тихо посмеялся, такой реакции, утягивая его за руку обратно, усаживая рядом с собой. -У тебя нет больше человека, к которому ты мог бы пойти в этой больнице, — Тачихара поджал губы. Больше нет. Он прав. Догадаться, к кому же рыжий гитарист все это время пытался протиснутся, вовсе не трудно. -Я могу организовать вам встречу. -Правда? Как? — Мори теплило на душе, как в этот момент засияли потухшие желтые глаза искоркой надежды. Он любовно, по-отцовски, потрепал его по колючим на вид, но таким мягким волосам, мягко улыбнувшись, а после закинув ногу на ногу. -Джуничиро вечно жалуется на больничную еду и отказывается есть. А она ему очень нужна для восстановления, ибо иначе организму будет неоткуда брать энергию и силы, чтобы направить их на его сломанную ногу, — Брюнет качнул головой, жестикулируя руками, краем глаза замечая, как нахмурился после такого заявления знакомый. -Ты можешь проследить за этим. Взамен я попрошу, чтобы тебя не дергали с палаты даже по окончанию времени. -Ну ладно, — Тачихара вздохнул и Огай поднялся, направляясь к своему столу, безмолвно заявляя, что на этом разговор окончен. Выходя из кабинета рыжий смотрел на свою руку, направляясь на выученный этаж в нужную палату. Сейчас как раз время обеда, в которое парень любезно и заскочил к своему хирургу, отнимая у него время на поесть, хотя тот особо против не был. Кеды еле слышно стучат подошвой о плитку лестницы, поднимаясь на нужный этаж, а после совсем тихо проходя по коридору. Сороковая, сорок первая… Сорок третья палата. Парень глубоко вздохнул, неловко поднимая руку и стучась в дверь, тут же слыша рычащие «входите». -Ты чего рычишь, Сухарик? — Усмехается Мичизу, заходя в палату и тут же прикрывая за собой дверь. Рыжий, на самом деле, появлялся тут достаточно давно. И в чате с Джуничиро особо не маячил, отвечая коротко и по делу. Не потому, что тот ему надоел, а просто потому, что Тачихара в общении не силен. Хотя, он уверен, все это стоило того, чтобы сейчас лицезреть это удивленное лицо больного, что тут же резко поднял на него голову и сразу же пожалел об этом, зашипев от боли в потревоженной ноге. Мичизу сует руки в карманы ветровки, ногами пиная стоящий рядом стул к койке Танидзаки, разворачивая его спинкой вперед и садясь, положив подбородок на спинку стула. -Ты хоть раз больничную еду пробовал-то? Тут не рычать от злости и отвращения невозможно! — Светло-рыжий брезгливо убирает поднос с принесенной ему едой на тумбочку рядом с койкой, лишь ради приличия поковыряв манку ложкой. Тачихара лишь посмеялся с его выражения лица в этот момент, после тут же замолкая, когда на него устремили недовольный взгляд карих глаз. -Ты чего так резко пришел-то? -Мори жаловался на твое ужасное питание и попросил меня проследить за этим, — Рыжий видел, как собеседник закатил глаза, но все же глянул на него с плохо скрытым любопытством и уже хотел задать волнующий его вопрос, конечно же со стебом, но его перебили. -И да, я буду готовить тебе и приносить еду в больницу. А сейчас ты берешь эту дрянь и ешь хотя бы манку. А взамен… Он недоговаривает, но выуживает из-за пазухи пачку сухариков, показательно шурша ею перед чужим носом, но тут же пряча обратно. Джуничиро лишь хныкнул, с отвращением морщась, переводя взгляд на тарелку с манкой. -Ну она с комочками… Боже, фу, — Мичизу наблюдал, как тот берет тарелку и ставит себе на колени, недоверчиво косясь на нее и перемешивая кашу ложкой. Кажется, в этих карих глаза читалось сейчас все отвращение, сомнение и боль, направленные на эту чертову кашу и пачку заветных сухариков, что не достанутся ему, если он не поест. И, кажется, эти самые глаза все же вызвали толику жалости у старшего, потому что он вздохнул, подсаживаясь ближе и разворачивая стул нормально, забирая тарелку с чужих рук, на секунду касаясь непривычно теплых пальцев, зачерпывая немного каши в ложку и направляя ее к чужому рту. -Давай, малыш-Джунни, открой рот, к тебе самолетик летит, — На миг старшему показалось, что его убьют на месте, а после Мори зайдет в палату и найдет его хладный труп с переломом позвоночника о чей-то гипс и с этой самой ложкой глубоко в заднице. Но не смотря на это Танидзаки молча вздыхает, покорно открывая рот, позволяя кормить себя с ложечки, как маленького. Мичизу уже хотел брать второй подход, но услышав чужой голос, замер. -Ты, блять, серьезно назвал меня «малыш-Джунни»? — Тачихаре было страшно поднимать глаза, потому что он чувствовал эту угрозу в чужом голосе, но тут же выдохнул. -Да мы с тобой одногодки, если я не старше! -Я старше тебя на год, так что давай ты просто молча доешь кашу и я дам тебе твои сухарики, окей? Старших нужно слушать! — В старческой манере пригрозил ему парень и о боже, как же он рад, что Танидзаки наконец перестал держать лицо колючего недотроги и засмеялся. Губы Мичизу тронула легкая улыбка от такого зрелища. Он совсем не заметил, как за окном потемнело, сухарики в пачке кончились, а Мори уже не раз стучался к ним и тенью заглядывал в палату, тут же уходя, чтобы не мешать этому тихому смеху и разговорам, лишь мельком улыбаясь, убегая к себе в кабинет, радуясь за старого знакомого.