***
Вся квартира в основном была выдержана в зелёных тонах. Кухня была не исключением, правда сейчас она находилась не в лучшем состоянии. Если говорить точнее, то в ужасном. Во-первых - именно отсюда пахло горелой курицей, которая сама валялась где-то на столешнице, а противень из под неё где-то под столом; во-вторых - с раковины капало что-то смешанное с водой; в-третьих - вообще, везде где ни попадя, валялись салфетки. Если подвести итог кухня чистюли Бинхэ больше напоминала лабораторию какого-то незадачливого учёного. Ша Хуалин силой усаживает Бинхэ на стул, параллельно запихивая себе в сумочку скомканные распечатки. После она садится напротив парня, сложив пальцы домиком и вся обратившись в слух. — Ну? — Что «ну»? — Что у вас случилось? — Это так заметно? — Мне - да. Бинхэ плотно сжимает губы и нервно комкает в руках конец салатовой скатерти. — Я даже не знаю, как о таком говорить... — Да как есть, так и говори, — отмахнулась девушка. — Две головы лучше, чем одна, а твоя же явно сейчас не соображает. К тому же, я опытнее тебя в отношениях и могу лучше знать как себя повести в той или иной ситуации. Глаза Бинхэ вновь наполняются слезами. Они сидят в тишине и Хуалин терпеливо ждёт, пока друг соберёт волю в кулак. — Профессор Шэнь мне изменяет. — ЧТО?! — возмущение было настолько глубоко, что Хуалин аж подскочила со стула. — Пиздец! Вот пердун старый! — Н-не говори так о профессоре — прорыдал Бинхэ. — А как ещё о нём говорить-то? — Ша Хуалин принялась ходить туда сюда по кухне. Бинхэ низко опустив голову продолжал сидеть на стуле, проливая безмолвные слёзы. — Я, конечно, знала, что человек он не самый приятный, но чтобы настолько... А ведь профессор этой как её там?! — Филологии. — Её самой! А ты чего сидишь ревёшь? Это он должен будет реветь! Мы ему такое устроим!.. — Хуалин сама принимается заботливо отрывать оставшиеся бумажные салфетки и пихать их Бинхэ. — Ничего мы устраивать не будем, — отзывается Бинхэ, принимая салфетки. — Если он больше не любит меня и у него есть... есть другой человек, с которым он чувствует себя счастливее, чем со мной, то я ни в коем случае не буду этому припятствовавать, — под конец он снова зарыдал в салфетку. — Ну-ну, — Хуалин утещающе хлопает его по плечу. — Не будем, так не будем. Ты как хоть его поймал? — Кого поймал? — Ну профессора на измене как поймал? — Он домой стал приходить поздно и даже выходные в универе проводил, — всхлипывая выдавил Бинхэ. Он сложил руки на столе и спрятал лицо на сгибе локтя. — Только это? — удивилась Хуалин. — Ну ты же сам говоришь, что он у тебя профессор и занят всегда. Может завал случился, совещания всякие... — Я сначала тоже так подумал, — голос звучал приглушённо. — А потом в прошлую пятницу... он отказался от моей еды. — это прозвучало значимо и как-то зловеще. — Да ты дурак что-ли?! — Хуалин, у которой в груди всё похолодело, не сдержалась и кинула в парня салфетки. — Он же не может есть твою стряпню 24/7. Она, конечно, вкусная, но он может правда был не голодный. Иногда люди не хотят есть знаешь ли! — И я опять тоже так подумал, — Бинхэ отнял от руки заплаканное лицо и кивнул. — А позавчера... п-позавчера... от него пахло... духами... не моими, — язык будто не слушался, — а когда он сел есть ему на т-телефон сообщение пришло, там было что-то вроде «встречаемся там же» и когда он увидел, что я заметил... он телефон спрятал... — ЧЬИМИ ДУХАМИ ПАХЛО?! МУЖСКИЕ ЖЕНСКИЕ?! — Я не знаю, — Бинхэ растерянно замотал головой. — Но были и ни его и не мои. Это точно. Запах какой-то, как будто море и очень-очень свежий... я не знаю как описать. Хуалин громко хлопнула по столу. — Вот гад! И стыда хватило в дом заявиться! Да он же натуральный!... Нет, это так оставлять нельзя, нельзя, это тебе говорю я - Ша Хуалин. Об тебя вытерли ноги и я не я, если позволю тебе всё так оставить! Знаешь, что... — Бинхэ, я дома!***
У Цинцю вообще-то сегодня было очень хорошее настроение. Сегодня всё шло по его обычному графику и он сумел таки каким-то чудом отделаться от проверки писанины Цинхуа. Он устал. Он хочет нормально побыть дома с мужем, насладиться покоем, а не нервно расхаживающего туда-сюда Цинхуа, который в очередной раз ожидал порцию жёсткой критики, чтобы всё равно всё сделать по-своему. И настроение было хорошим ровно до того момента, пока он не поднялся домой. Запах горелого и незапертая дверь говорили всё за себя, но Цинцю наивно надеялся, что интуиция бессовестно обманывает, а разум надумывает. Но проклятая интуиция не обманула и разум противный ничего не надумал. Потому что дома творилось чёрти что, а на кухне так и вовсе кавардак и в центре этого кавардака заплаканный Бинхэ и студентка Ша Хуалин, которая была в праведном гневе и крепко сжимала широкое плечо. — Какого чёрта здесь происходит? — Цинцю бегает взглядом от мужа к сгоревшей курице и обратно. Бинхэ молчит. За него отвечает Ша Хуалин, цедя ответ сквозь зубы будто делая одолжение: — Надо же, какое совпадение, тот же вопрос мы хотели задать и вам, уважаемый профессор Шэнь. Цинцю окинул её холодным взглядом. — Бинхэ, я спрашиваю ещё раз: что здесь происходит? Бинхэ отвёл взгляд, пряча глаза за кудрявыми прядями. Взгляд зацепился за чёрный чемодан, одиноко стоящий у холодильника. Цинцю словно окунули в ледяную воду и на миг даже дышать стало нечем. Он снова перевёл взгляд на Бинхэ и Хуалин. — О нет, профессор, это не то о чём вы подумали. Ло Бинхэ, в отличие от некоторых не способен на предательство, — елейным голосом протянула Хуалин. — Студентка Ша, я вынужден попросить вас немедленно покинуть наш с Бинхэ дом. Я хочу поговорить со своим супругом наедине, — холодно отозвался Цинцю. Она, видимо, хотела ему что-то ответить и было что, но её остановил Бинхэ, который убрал с плеча её руку. — Ша Хуалин, иди. Дальше я сам. — Уверен? — Да. Не волнуйся, иди. Она кивнула и процокала своими чёрными босоножками по полу квартиры, гордо вскинув голову и, Цинцю поклясться был готов, презрительно хмыкнула рядом с ним. Когда дверь громко захлопнулась за гостьей, ничего не понимающий взгляд Цинцю встретился со взглядом алых глаз. Бинхэ смотрел на него так, как обычно смотрят те, кого предали. Цинцю стало почти что физически больно. — Профессор Шэнь, — это официальное обращение в такой ситуации сродни оплеухе, — Я всегда старался быть вам хорошим мужем, я всегда старался делать так, что вам было комфортно рядом со мной, я никогда и ничего не скрывал от вас в браке, я так люблю вас. Неужели я не заслужил хотя бы честности? — Бинхэ, я не... — Почему вы мне изменили? Где-то глубоко на задворках сознания будто бы что-то отмирает. Он изменил? Всё начинает напоминать не смешную комедию. — С ума сошёл?!! Какого чёрта ты несёшь?! — Нет, это что вы говорите! — закричал Бинхэ, подскочив. — Неужели я действительно по вашему настолько дурак, что не буду обращать внимания на эти ваши задержки на работе до полуночи? Неужели не буду обращать внимание на то, как вы от меня нос воротите, а потом заявляетесь домой, когда от вас чужими духами за километр несёт? И то сообщение!? Если больше не нужен вам, то так и скажите, не нужно!.. не нужно!... Бинхэ начинает мелко дрожать, а по красным щекам текут слёзы. Он растерянно оглядывает кухню, в поисках точки опоры и нигде не находит, ни в ком не находит. Цинцю больно. Он ощущает эту боль даже кончиками пальцев. И знает, он знает, что если сейчас что-нибудь не сделает, то потеряет своего Бинхэ навсегда и он тоже начинает дрожать. Но сквозь боль, сквозь гребаную панику, он будто во сне подлетает к Бинхэ и, преодолевая несильное сопротивление, начинает целовать это горячее заплаканное лицо. — Бедный мой Бинхэ, бедный, — он старается не смотреть в сторону чёрного чемодана. Старается не думать о том, что было бы приди он домой минутой позже. — Пожалуйста, выслушай меня, пожалуйста. Ну что ты себе напридумывал? Дурак, дурак, дурак, дурак и я дурак, я прошу тебя не плачь, сядь. Бинхэ, пожалуйста сядь и выслушай меня, ты, выслушаешь? Клянусь, я всё объясню. Сквозь рыдания Бинхэ кивает и Цинцю усаживает его на стул, мечется по кухне в поисках стакана, чуть не наворачивается на всё-таки упавшей со столешницы курице, но стакан воды всё же подаёт и заставляет выпить. Ждёт пока всхлипывания чуть-чуть поутихнут, садится на корточки перед мужем и прижимает его большие ладони к своему лбу. Всё кажется плохим сном в котором виноват только Цинцю, потому что он как никто знал, насколько Бинхэ чувствительный, особенно когда дело касается их супружества. — Бинхэ, я никогда, слышишь меня? Никогда тебе не изменял и не изменю. Ни за что на свете. — Т-тогда почему? — Один из коллег вздумал писать книгу и не отстал от меня, пока я не согласился её подредактировать, — начал Цинцю. — Задерживаться на работе и иногда даже приезжать в универ приходилось по его просьбам. Нужно признать пишет он терпимо, особенно, когда не делает всё для фансервиса, — из горла вырывается нервный смешок, но Цинцю тут же серьёзнеет. — Если хочешь я могу показать переписку. — А есть почему не хотели? — В прошлый раз он уговорил меня перекусить в универе, да и самому мне есть хотелось, а до дома добираться долговато. Поэтому наелся на работе. Тебя тревожить не хотел, ты и так очень занят и дома, и на учёбе. — он благодарно целует мозолистые ладони Бинхэ, нежно поглаживая их. — А духи? — Студентка Нин дурачилась. Купила себе новые духи и брызгала ими во всё, что движется и не движется. Я знал, что от меня пахло, они довольно стойкие, но я не думал, что ты придашь этому такое значение, ты даже не спросил тогда. Я думал, что всё в порядке. — А то сообщение тоже было от твоего коллеги? — Бинхэ сжимает руки Цинцю в ответ и у мужчины словно кол из под рёбер наконец вынимают. — Да, Бинхэ. Они сидят на грязной кухне держась за руки, как дураки, кажется вечность. И ещё столько же бы просидели, если бы не Бинхэ, который снова начал плакать, прося прощения. — Прости меня, прости меня, я правда такой дурак, я... — Бинхэ, не плачь, пожалуйста, не плачь, я прошу тебя. Это я виноват и сейчас послушай меня внимательно: я не могу, также как ты, легко говорить о своих чувствах. Порой я не придаю большого значения тем вещам, которым придаёшь большое значение ты. Если я не говорю тебе о любви часто, это не значит, что я перестаю тебя любить. Если какая-то вещь имеет для тебя значение - обязательно скажи мне о ней. Не думай только о моём комфорте. Я всегда люблю тебя, больше жизни люблю, люблю так сильно, что иногда больно. Я никого не желаю, кроме тебя и всю оставшуюся жизнь, всё то время, которое мне отведено, я хочу провести рядом с тобой. Мои чувства к тебе не зависят от твоей еды, моего настроения или грёбаной погоды. Ни отчего не зависят. Ладно? Бинхэ сквозь слёзы быстро кивает. — Я т-тоже, т-тоже люблю тебя так, что иногда больно! И я тоже х-хочу провести всю жизнь рядом с тобой, Цинцю. — Вот и договорились. И они сидят в грязной кухне счастливые до неприличия и смеются как два сумасшедших. Потому, что долго стоять у пропасти нельзя, а они едва не спрыгнул в её черноту.***
— Муж, дай мне свою колу! — У тебя же своя есть! — Твоя вкуснее! — Как она может быть вкуснее, если они идентичны? — Я не знаю, но твоя просто вкуснее. Дай! — Этот муж настоящий вымогатель! Через секунду довольный-предовольный Бинхэ попивал колу Цинцю, вприкуску со своей любимой пиццей, пока по телевизору шла любимая дорама. Слёзы выплаканы, важное сказано, квартира вычищена и прибрана, чёрный чемодан разобран (только небеса знают, чего стоило Цинцю его не сжечь). На ужин оба махнули рукой, заказав три коробки любимой пиццы Бинхэ и пройдясь до ближайшего магазина за колой. В их доме снова наступил покой и теперь Цинцю всячески старался угождать своему бедному, натерпевшемуся мужу. Тот своими привилегиями всячески пользовался и через каждые пять минут лез с объятиями и поцелуями, а Цинцю... а что Цинцю? Цинцю был только рад, пусть и вздыхал, что его сердце не жалеют совсем. — Мууж... — Да? — Хоть я отказался смотреть переписку, но всё же а что это был за преподаватель, которому ты согласился помочь? Цинцю замер. Он обещал, что никому и словом не обмолвится о причастности личности Цинхуа к книге. Но если он не скажет об этом Бинхэ то вдруг тот снова надумывает себе всякого... — Бинхэ, это огромный секрет. Обещай, что никому не скажешь? — Обещаю! Серьёзный Бинхэ такой очаровательный! Цинцю позволяет себе потрепать его по макушке, пока тот жадно подставляется под бережное поглаживание тонких пальцев. Пушистые чёрные волосы ещё не совсем высохли после душа. — Это профессор Шан Цинхуа. — Профессор Шан?! — Да, и я надеюсь, что ты не притащишь в дом ничего похожего на его книжонку. — Обязательно притащу, — заверяет Бинхэ. —Как я могу не притащить в дом то, над чем работал мой муж? — Надо же! Какой ты у меня примерный, — Цинцю поощрительно чмокает его в подставленную для поцелуя щёку. — А теперь отдай колу! — Ни за что! Они возятся на диване в шутливой борьбе за железную, уже наполовину выпитую баночку, как дети. Бинхэ ловко садится к Цинцю на колени, придавливая супруга к дивану, поднимая несчастную баночку, как можно выше над своей головой, бесстыдно пользуясь разницей в росте. Цинцю понимает, что его поражение в этой битве предопределено. Хотя с радостным Бинхэ на коленях ему грех на это обижаться. — Мой муж сдаётся? — Да, — Цинцю действительно выдохся. — Тогда, как проигравший, он должен исполнить любое желание своего мужа, — гордо выдаёт Бинхэ, откидывая густые волосы с плеч. — Мы так не договаривались, — мужчина нарочито возмущённо отворачивает голову. — Правила победителя - закон. — Бинхэ поднимает палец вверх, указывая на значимость выигрыша. — Тогда какое же у моего мужа желание? — Я, хочу, чтобы ты признался мне в любви снова. Бледные щёки Цинцю обдает жаром и он крепко вцепляется в бёдра Бинхэ. Признание в любви... Он бы очень хотел говорить их также легко, как Бинхэ говорил их ему с утра до вечера, но в горле каждый раз будто жаба застревала, а лицо становилось таким же красным, как глаза его мужа. — Ты же знаешь... — Ну пожалуйста, — Бинхэ строит то самое выражение лица против которого Цинцю никогда не мог устоять. — Ладно, наклонись-ка. Бинхэ послушно наклоняется. Его глаза так и искрятся радостью, напополам с ожидаем. Первый поцелуй Цинцю оставляет на лбу. — Я люблю тебя. Второй поцелуй приходится в переносицу. — Я люблю тебя. Третьим целует правый глаз. — Я люблю тебя. Четвертый поцелуй в левый глаз. — Я люблю тебя. Поцелуй крыльями бабочки мажет по правой щеке. — Я люблю тебя. Целует левую щёку. — Я люблю тебя. Целует подбородок. — Я люблю тебя, Ло Бинхэ. Последнее признание Шэнь Цинцю шепчет в доверчиво раскрытые губы.