Дис`Ландия Белых Дюн

По зыбкому, подобно стеклянной крошке, песку, ступая бесшумно и слишком медленно для одинокого путника, он смотрит отчасти лениво, но цепко на склонившийся пред ним город: поломанный и исплавленный в своем застывшем уродстве термоядерного взрыва. Едкая пыль, висящая грязным пологом над горизонтом, закрывает потухающее на западе солнце, делая закат коричневым, почти багровым, оставляя осветлять, словно в огне, лишь верхушки оплавленных небоскребов, как будто с них содрали всю «кожу», оставляя лишь железный скелет, как дань подохшей цивилизации. А он ступает на территорию, что и мог бы признать своей, да только гордости всё ещё хватает брезгливо отмахнуться. Так, лишь вынужденная проверка квадратов, и отстрел тех, кто на них покушается. Ступает бесшумно на давно погребенный и расплавленный песком и пылью асфальт, и замирает, прислушиваясь к выжженному холодному металлу и сквозняку пыли меж ним. Узнаваемый скрежет, окружающий его постепенно, нетерпеливый, едва скулящий, будто стон запытанного человека. Будто? Твари используют эти уловки, не создавая паники, лишь жалость своим скулежом. Они стали умней, хотя эволюцией здесь и не пахнет; всё медленно, подобно той самой пытке, катится в ебеня заката последних выживших. Нет и не будет более никакой эволюции, лишь регресс и деградация. Увядание. И усопшие когда-нибудь исчезнут, навсегда оставляя тебя в безумном единоличном одиночестве… Лязг когтей по левый край нескольких сломанных зданий в сорока метрах от него. А тварей… двадцать? Тридцать новых? Левая рука медленно опускается на пояс, зацепляя гладкую отполированную рукоять. Доработанный под себя и давно зарекомендовавший трехствольный дробовик, дабы позабавиться на славу и привлечь под сорок тварей моментально? Или же по старинке и в тихую? Он улыбается, растягивая губы в предвкушающем оскале, чувствуя, как за спину подкрадываются, обнажая когти, недодохшие в свое время куски мяса. Он-то и при жизни их людьми назвать не мог, мало ли мразей? Но словно в угоду всему уродству человеческого рода и живучести их ДНК они смогли, дожили до этого дня. Мысль, что где-то там, в их гниющем, разлагающемся мозгу, все ещё остались последние первобытные инстинкты: бояться, ненавидеть, злиться и горевать, кажется забавной, даже прелестной. Но не более. Гулкий хрип алчущий новой крови и слишком ретивой ублюдины по правую сторону — четыре метра — и он вздергивает дробовик, не мешкая стреляя, но даже не смотря на цель. Оглушающий выстрел сносит башку и половину изуродованного тела, в секунду давая городу новый звук и моментально подавляя вакуумом уязвимой тишины. Две секунды оторопи, и вой поднимается на все шесть кварталов вокруг него; гул и лязг от быстро приближающихся тварей, их рычания и криков соединяются в давно уже, если по-честному, набившую оскомину, какофонию, однако… Ему не надоест развлекаться вот так: скидывая лишнее снаряжение и реагируя моментально, за три тысячных секунды с левого разворота и прицеливаясь, до того, как отросшие когти мутанта разрежут предплечье, вырывая мясо наружу. Ещё одно тело в фарш, и новый прилив адреналина запускает нечеловечески отработанные рефлексы, заставляя упиваться моментом. Наслаждайся, ведь эта свора тебе на… три? Пять минут? Да? Но не это главное. Не так ли? А последствия… Всё верно, и оскал на остром, словно высеченном из камня, лице становится вовсе бешеный, заставляя наблюдающих за ним стражей вдалеке, на обломках мостов, поежится от этой картины. *** Горячая густая кровь заливает песок, отскакивая от песчинок по началу крупными каплями, но после впитываясь, пропитывая собой полностью грязные блестящие песчинки, оставляя растекающиеся в разные стороны багровые ручейки, пока он беззвучно смеясь, сначала встает на локти. Слишком медленно, чувствуя, как срастаются кости, сухожилия, разорванные мышцы, а после на руки, опираясь ладонями и поднимая голову, ощущая, как разорванное и переломанное в двенадцати местах тело вновь регенерирует. Эта адская боль, сжигающая новые мышцы, с ещё не обретённой кожей, кажется самым настоящим, что блядь у него есть. Щелчок в позвоночнике, диски встают на место, и волна острого тока проносится в мозг, вырубая зрение, но моментально возвращая его. Вздох сделать сложно, но смеяться это ему не мешает, пока клетки регенерирует новое левое легкое — таки успели твари пропороть — потому он с ещё большим рвением вбирает воздуха в грудь, наслаждаясь ощущением, как разрываются и лопаются только что созданные тонкие ткани и вновь латаются кропотливо. Жаль… Свисающие лоскутами мясо и кожа частично новые, частично старые, сживляются, врастают обратно, хотя крови вытекает всё ещё дохрена, но ему всё равно весело, пока голова забита этой болью и мыслей нет вообще. Идиллия хуевой души и хуевого сознания прям. И где-то по правую сторону уже слышатся шепотки и быстрый бег. Скелеты бегут к нему со всех ног, видевшие бойню, в любом случае неравную для тех же тварей, с лету готовя уже знакомые фляги с чистой водой и новые сумки с патронажем и новыми стрелами. Они останавливаются, все стражи с пятого по одиннадцатый сектор старого города, почти в круг становясь, но не смея сейчас и слово сказать, знаючи и выжидая смотря, словно в первый раз, как нечто, что по первой вылезло из-под завалов тварей, похожее на один разодранный кусок мяса, после начало обретать форму, сшивая и заживляя себя. Они бы позавидовали, если могли, зная, что им самим отпущено ещё от нескольких месяцев до года максимум, но видя каждый второй месяц такое… давно не завидуют и даже не хотят быть на его месте. — С Севера? — впервые заговаривает Блэк осипши-низким голосом восстановившихся связок, вставая на колени и протягивая руку, в которую сразу же вкладывают флягу с водой. — Н-нет… С… С Запада на этот раз. Т-тропы по периметру Выжженной земли. Как знали, или память в-вела… — едва не тараторя и заикаясь срывается парнишка, второй раз воочию видя Его. — Память? У этих тварей? Скорее поверю, что жрачки не осталось за Топями, — он откашливается от воды, морщится, и наконец встает, перенося вес на правую ногу, что быстрее срослась. Осматривая перепуганных или частично… восторженных стражей, даром, что все распадные смертники. Питч хмыкает и переводит ядовито-желтый взгляд за них, туда, за насыпи песка и порушенных мостов — на северо-запад. Север — понятно. С Севера утекают все, там холодней, там стаи медленней проходят рубеж из засушливых пустынь, мерзнут, пожирают друг друга… Вновь мутируют, адаптируются, живут, но после вновь двигаются; цикл длиннее. Однако, Запад? С хера ли сейчас стаям уходить со своих насиженных маленьких могильников? Нравится ли ему перспектива новых орд и стай с Запада? Да нихуя. Блэк цыкает, вновь прикладывается к фляжке, растерявший своё блаженное чувство боли, чувствуя бесячую волну спокойствия и тепла, прокатившуюся по полностью восстановленному телу, и слыша треп скелетов. Да, напуганы, да удивлены, но как всегда нихера по делу, лишь трёп и восхищенность. Откуда последнее вообще у них берется? Он разминает шею, похрустывая позвонками, оглядываясь, но тут же получая уже от сердобольных скелетов свой пустой дробовик и откинутые в бойне пояса с кобурой. Конечно было пафосно, даже хорошо вот так, но суки мутанты опять умудрились царапнуть выдубленную кожу на кобуре, да и раскидывать, а после и отмывать оружие от таких вот столкновений… такое себе удовольствие каждый раз. Но он зачастил в последние пару лет, особенно устраивать такие шоу для распадников. Неужели скучно становится? Конечно нет. Что ты. Ты просто наглухо подсел на новый вид кайфа, не так ли? Когда… не остается ничего, кроме долгожданной боли… Его мысли перебивает новенький, опять безымянник, лишь с недавно набитым номером «3-5», подавая колчан и нетерпеливо начиная что-то тараторить, слишком быстро и запалисто, как и бывает с теми мелкими, что перебираются в город, и поступают в дозоры стражей. Из всего потока он только вычленяет знакомое «Мгла», и морщится на «Бессмертном». Но поправлять или ещё каким-либо способом вправлять подыхающие мозги распадников сил у него уже нет, точнее запала. Потому Блэк лишь выхватывает свое из скрученных бледных пальцев, не дослушивая и одним кивком заставляет остальных расступиться. Его это уже заебало. Из раза в раз. А не подыхающие старожилы в возрасте от шестнадцати до двадцати четырех никак не могут заткнуться и передают, как блядь легенду, вот таким пришедшим идиотам о том, кто он и нахрена появляется в могильнике. За.е.ба.ло. Однако ему нужно в Башни — северные, более уцелевшие к краю города высотки, что оснащены как базы укрепления и наблюдения Стражей, да и всех остальных скелетов, живущих здесь. К тому же природное любопытство и нежелание после разбираться с ещё большим тотальным наводит на мысли получить отсчет, с какой стати они даже ров проебали и оборону по стольким квадратам. А вообще… Вообще, это тебе не нужно. Вообще ты мог бы заглядывать сюда, как ранее — раз в пять лет, наблюдая вновь одичалых скелетов, и не парится с уничтожением кровожадных тварей, не помогать разумным отбиваться, и не давать им надежду на их башни и себя, как легенду блядь бессмертного идеала! Решил поиграть в… самого себя наяву, несмотря на то, что итак всё время и мир принадлежит тебе? Тихо рыкнув, в приказе мыслям заткнуться, и со стайкой скелетов, как идолопоклонников подыхающей веры, позади, он молча ступает по обожжённой земле через здания, наполовину погребенные под рыжим песком и пылью. Кто знает, может в этот раз будет последний визит, дабы более не травить себя надеждой, что кого-то всё же можно спасти…