***
Поначалу Уэнсдей посчитала этот план глупым, но потом поняла, что он не лишён некоторого изящества, и оценила всё его коварство. На оскорбления ниже пояса ответить примерно тем же, только в большем объёме. Пожалуй, в итоге она была даже восхищена невероятной и подлой хитроумностью Инид. Если месть самой Уэнсдей обычно основывалась на причинении физической боли, то идея Инид в этом плане была совершенно безобидной, но всё равно достаточно изощрённой. Они могли бы стать неплохой командой, если бы всегда действовали вместе. Инид с Вещью придумали этот план заранее наверняка для того, чтобы отвлечь Уэнсдей от грустных мыслей. И проделали огромную подготовительную работу. Разузнали сплетни о произошедшем в Квадратном дворе, выяснили имя этого незадачливого идиота, продумали дальнейшие действия и подготовили материалы. Одной из не самых удобных вещей в жизни оборотней было то, что их одежда, если не успеть её снять, в результате превращения оказывалась разодранной в клочья. Конечно, некоторые оборотни, способные контролировать свои перевоплощения, пользовались специальными амулетами, как тот, который, очевидно, носила на шее Кумико. Но для тех, кто обращался, как Инид — по зову луны и инстинкта, такие амулеты не годились. Следовательно, во время полнолуния по лесу непродолжительное время бродила целая куча обнажённых подростков. — Я знаю их компанию, — заявила Инид. — И их мерзкие шуточки. Они всё время пытаются подкараулить девчонок, чтобы сделать снимки. А потом скалятся, словно стая гиен. Но у меня есть приятельница, которая решила ответить им тем же. Заранее распечатанные фотографии абсолютно голого обидчика Уэнсдей были превращены в гирлянды и развешаны по всем коридорам их школьного общежития. Инид не переставая хихикала над тем, какими крошечными выглядели его половые органы из-за мороза. Наутро хихикали уже все студенты, тыча пальцами в фотографии. Поначалу Уэнсдей хотелось добавить от себя что-нибудь болезненное или хотя бы физически неприятное, но потом она решила, что ужас неотвратимости наказания послужит для этого идиота лучшим уроком и привлечёт меньше ненужного внимания директрисы. После всего произошедшего с её стороны было бы крайне опрометчиво снова злить Барлоу. Уэнсдей желала, чтобы этот оборотень с чувством юмора на уровне детского сада не чувствовал себя в безопасности даже в собственной постели. Ночью, сразу после развешивания снимков, она проникла в спальню крепко спящего паренька и оставила на его прикроватной тумбочке письмо с разъяснениями, за что конкретно с ним случился подобный конфуз, добавив в него парочку описаний пыток с использованием его растиражированных по всей школе органов. Для наглядности она скрутила из проволоки одно из упомянутых ею хитроумных устройств и оставила его поверх своего послания. Уэнсдей также недвусмысленно намекнула, что проявит фантазию, если ещё хоть раз услышит о его дурацких шутках — по отношению к ней или кому-то другому, неважно. Позже, тем же утром, Уэнсдей случайно встретила его, пытавшегося сорвать одну из своих фотографий, висящих в коридоре под потолком. Она изобразила кровожадную улыбку и вопросительно выгнула бровь. Едва взглянув на Уэнсдей, парень чуть ли не вприпрыжку побежал в противоположную от неё сторону, побледнев, будто увидел смерть. Выражение его искривлённого от ужаса лица было просто бесценно. Все сплетни о них с Ксавье в тот же день смолкли. Никто больше не хотел сталкиваться с последствиями слов, сказанных о личной жизни Уэнсдей Аддамс. Это слегка потешило её самолюбие. Но совершенно не помогло с тем, что она чувствовала. Ей не стоило брать Ксавье с собой в лес. И не стоило бросать одного, позволив трогать истекающую кровью Кумико. То, что Ксавье остался в участке из-за её конфликта с шерифом, тоже не добавляло ей спокойствия. Чем дольше от него не было вестей, тем больше Уэнсдей жалела, что так категорично отвергла предложение Галпина-старшего. Вынужденная встреча с Тайлером уже не казалась ей слишком дорогой платой за то, чтобы Ксавье выпустили из полиции. Между вторым и третьим уроком Уэнсдей столкнулась в коридоре с Ребеккой. Подружка Кумико подлетела к ней, словно только и ждала этой встречи. Лицо девчонки просто пылало от ярости и гнева. — Это ты во всём виновата! — заявила Ребекка. — Наверняка это ты загнала Кумико в лес! Из-за тебя она едва жива! Уэнсдей усмехнулась. — Хорошее предположение, но нет, — сказала она. — Можно сказать, я за ней просто проследила. Очевидно, Кумико сама нашла себе друзей среди хайдов и отправилась на встречу с одним из них. Уэнсдей внимательно следила за реакцией девчонки. Бекки побледнела и отшатнулась. Она явно ничего не знала о секретах своей любимой подружки. — Нашла друзей среди хайдов? — переспросила она абсолютно обескуражено. — Боже, не думала, что она настолько отбитая. — Что, не ожидала от милой скромницы и трусишки Кумико такой безрассудности? — насмешливо спросила Уэнсдей. Ребекка потрясла головой, отчего её короткие светлые кудряшки затряслись, словно живые. — Я знала, что иногда она встречается с кем-то в лесу, — Бекки вздохнула. — Она говорила, что хочет в чём-то разобраться. И что это может помочь Тайлеру. Значит, Уэнсдей была права. Кумико пыталась найти возможность вытащить Галпина из колонии или же способ привести его голову в порядок после смерти его обожаемой хозяйки Лорел Гейтс. Какая же бестолковая девчонка! Бекки, кажется, взяла себя в руки и нахмурилась, всем своим видом излучая ненависть. — И всё равно ты виновата, Аддамс. Лезешь во всё подряд. Торп оказался за решёткой уже второй раз только благодаря тебе, — Ребекка мстительно усмехнулась и смерила Уэнсдей презрительным взглядом. — И как он только терпит рядом с собой такую, как ты? Тебе же наверняка плевать на то, что кто-то пострадал! Плевать и на Кумико, и на собственного парня! Ребекка явно хотела задеть побольней, приплетая в разговор личную жизнь Уэнсдей, и ей это удалось. Уэнсдей снова ощутила неприятное скребущее чувство где-то возле собственного сердца. Она ничего не ответила Бекки. Да и что она могла сказать? Что ей вовсе не плевать на Ксавье? Уэнсдей не собиралась выворачивать перед ней душу. Она развернулась на месте и пошла прочь. Этот разговор сильно выбил её из колеи, но до обеда, пока её голова хоть как-то была занята уроками, Уэнсдей ещё могла удерживаться на плаву и отвлекаться от своих невесёлых мыслей. А после… После Уэнсдей зашла к Юджину, чтобы проведать его. Он тоже был печален и едва ли желал поддерживать беседу. Они молча занимались починкой пришедших в негодность ульев, и к концу этого занятия Уэнсдей осознала, что больше не может отрицать у себя наличия совести. Её грудь сжимало чувство вины перед Ксавье и почему-то перед Юджином, хотя её друг-пчеловод так и не открыл ей причины своего состояния. К тому же её мучила тревога. Стрелка часов давно перевалила за четыре, а Ксавье так и не появился в школе. Неужели его отец передумал приезжать? В том, что у полиции могли быть какие-то весомые улики, позволяющие им задержать Ксавье на больший срок, Уэнсдей очень сомневалась. Или, может быть, Винсент Торп на этот раз всё-таки забрал Ксавье из Невермора, и она его вовсе больше не увидит? Уэнсдей попыталась бы сбежать из школы, но Вещь пристально следил за ней, явно собираясь предупредить Инид, если она хоть дёрнется. Если бы Уэнсдей не ощущала этого удушающего чувства вины, то нашла бы способ избавиться от его слежки. Но проведя весь день в сомнениях, погруженная в свои невесёлые мысли, полные самокопаний, она и правда опасалась, что её импульсивность и необдуманность сделают только хуже. Ещё больше навредят Ксавье. Чтобы отвлечься, Уэнсдей попыталась занять себя чтением Книги Теней. Но, как оказалось, она представляла из себя вовсе не учебное пособие и не сборник описаний черномагических ритуалов. Конечно, книга содержала любопытные сведения и кое-какие инструкции для различных обрядов, но в основном это был просто поток сознания Гуди. Её мысли, рассуждения, наполненные злобой и сочащиеся жаждой мести. Что-то вроде личного дневника и записной книжки одновременно. Ближе к концу записи становились совсем уж похожими на бред одержимой маньячки, желающей утопить в крови всех, кто встанет на пути её мстительных планов — и виновных, и невинных. О видениях в Книге Теней было написано ничтожно мало. Лишь несколько листов, но и они не содержали в себе того, что искала Уэнсдей. В самом начале книги Гуди писала, что ворон всегда «видит предчувствие катастрофы», а потом развивала эту мысль на пять страниц абсолютно бесполезных рассуждений скорее философского, чем практического толка. Несколько примечательных строк из этого потока сознания Уэнсдей всё же вычленила. Гуди утверждала, что видения сбываются всегда без исключений. А ещё, что не следует никому рассказывать об их содержании. Не стоит тревожить того, чьё будущее ты узнал. Он попытается обмануть судьбу и лишь приблизит печальный итог. Мироздание работает по принципу противодействия: чем больше мы стремимся чего-то избежать, тем упорнее это нас преследует. Любопытная мысль. Жаль, слишком туманная и ничего не объясняющая, как и всё, что говорила или писала Гуди.***
Когда ожидание окончательно подточило терпение Уэнсдей, и она полностью продумала план побега, чтобы встретиться с шерифом и согласиться на все его условия, Инид сообщила ей последние новости. Её подруга каким-то образом разузнала, что Ксавье отпустили из участка ещё в первой половине дня. Время отбоя давно прошло. Но Ксавье в школе так и не появился. Уэнсдей не могла ждать до завтра — ей было необходимо убедиться, что с ним всё в порядке. Даже если его отец решил забрать сына из Невермора, Ксавье же должен был хотя бы зайти за своими вещами? Уэнсдей не могла просто спокойно лечь спать и дожидаться утра. Она пробралась в его спальню, которую он по-прежнему занимал в одиночку, надеясь, что Ксавье всё-таки скоро вернётся, и она сможет его увидеть. Стены его комнаты так же, как и в прошлом году, были сплошь увешаны плакатами и рисунками. Но теперь в самом центре коллажа над его письменным столом располагался её портрет. Нарисованная Уэнсдей смотрела с него пристальным взглядом и, кажется, заглядывала прямо в душу. На столе валялись скетчбук и карандаши, а на полу — несколько его рубашек и пара джинсов. Уэнсдей вспомнила (хоть теперь и казалось — с тех пор прошла целая вечность), что вчера утром Ксавье был занят планированием их свидания. Очевидно, он был озабочен выбором одежды даже больше, чем сама Уэнсдей. Ей не верилось, что совсем недавно они сидели в его мастерской. А ещё больше не верилось, что только вчера он её поцеловал. Уэнсдей хотелось сделать это снова, и теперь она не позволит ему так осторожничать. Сегодня, стараясь отвлечься от совершенно бесполезных угрызений проснувшейся совести, Уэнсдей пыталась увлечь свой мозг чем-то другим, подкидывая ему такие темы как видения или рассуждения о хайде. Но ничто не могло занять её мысли надолго, пока Уэнсдей не принялась размышлять над этим слегка унизительным стремлением — желанием физического контакта с Ксавье как с представителем противоположного пола. Уэнсдей категорически не желала признавать, что это всё могло быть лишь безрассудным и алогическим проявлением искренней романтической симпатии. И вот что она поняла, пока снова и снова прокручивала это в голове. Ксавье на данный момент был единственным, чьи прикосновения были ей не только не противны, но даже и не едва терпимы. Единственным, к кому ей самой хотелось прикасаться по собственному желанию. Единственным, чья близость была ей приятна. Значило ли это, что её эмоции были просто проявлением физиологического влечения? Игрой половых гормонов, заставляющих её желать примитивного размножения? Подростковый возраст же часто тащил за собой подобные проблемы. Значило ли это, что раз она чувствовала тривиальную похоть, то, удовлетворив её, она перестанет быть такой дезориентированной и сможет вернуться к своему более привычному состоянию? С одной стороны, такой вывод был довольно отвратителен, поскольку означал, что она, Уэнсдей, практически шла по стопам собственных родителей. С другой, это многое объясняло. К тому же ей было любопытно: если все эти мягкие и нежные прикосновения вызывали в ней такие волны ощущений, то что будет, если они дойдут до конца? Уэнсдей не была уверена, что готова дойти до этого самого конца, но, по крайней мере, теперь ответ на этот вопрос волновал её не в пример больше, чем раньше. Тоненький голос внутри неё снова пробудился и зашептал, что за человека, с которым хочется лишь физической близости, так не переживают. И что, в общем-то, если бы дело было только в этом, то она могла попробовать справиться с этим самостоятельно, взяв всё в свои руки. И что ей не было бы так тоскливо от добровольной разлуки с Ксавье в течение тех самых двух недель. Но Уэнсдей заглушила этот голос, проигнорировав его доводы. Она закрыла глаза и на пугающий ворох ощущений в той части её сознания, которая и вовсе не поддавалась анализу и которая ужасала её до бесконечности. Ту самую, из-за которой Уэнсдей и оказалась в итоге в объятьях Ксавье. Ей было гораздо комфортнее думать, что её мозг не сломался, а она не начала испытывать что-то похожее на… искреннюю увлечённость. Что, стоит лишь дать её физической оболочке то, чего она так страстно желает, и её голова перестанет туманиться от этих идиотских приторно-сентиментальных мыслей, что возникали каждый раз, когда Ксавье находился рядом. Хотя все эти свидания и его искренняя забота тоже были довольно… приемлемы. И Уэнсдей необъяснимо нравилась его деликатная ласковость по отношению к ней. И она не испытывала отторжения, когда Ксавье с трогательной нежностью смотрел на неё. А иногда ей даже хотелось делать то же самое в ответ. И вот это уже было омерзительно! В любом случае, ей стоило проверить свою теорию. Провести эксперимент — спровоцировать Ксавье на более смелые действия и посмотреть, что из этого получится. Уэнсдей села на его кровать и принялась ждать. Они вполне могли начать постепенно продвигаться дальше прямо сегодня, если Ксавье наконец-то вернётся в школу.***
Дверной замок щёлкнул, отворяясь и пропуская внутрь хозяина комнаты. Свет вспыхнул и ослепил Уэнсдей, заставляя прищуриться. Ксавье при виде неё изумлённо выдохнул. — Уэнсдей? Что ты тут делаешь? Она внимательно осмотрела его с ног до головы, щурясь уже не только от яркого света, но и от негодования. Он заставил её весь день едва ли не сходить с ума от волнения, выдумывать, что же такое с ним случилось и почему он до сих пор отсутствует! И чем же он всё это время занимался? Ксавье выглядел так, словно последние несколько часов провёл в каком-нибудь чёртовом спа! С чистыми и уложенными волосами, пахнущий каким-то совершенно незнакомым парфюмом, который она чувствовала даже с такого расстояния, и одетый с иголочки в идиотский костюм с галстуком, будто он собирался на официальный приём! — Где ты был? — спросила она ледяным тоном, поднимаясь на ноги. Ксавье поморщился, ослабляя галстук. — Это долгая история. — Так расскажи мне её! — Уэнсдей раздражённо сложила руки на груди. Ксавье взъерошил волосы, беззащитным движением зачёсывая их назад всей пятерней. Но Уэнсдей не собиралась вестись на его обезоруживающие уловки! Она нахмурилась и вперилась в его слегка растерянное лицо требовательным взглядом. Ксавье тяжело вздохнул и покачал головой. — Честно говоря, для начала я бы хотел принять душ. — Да ну? — протянула Уэнсдей. — Выглядит так, будто ты принимал его не так уж давно. — Отец потащил меня на фотосессию для прессы, — Ксавье поморщился. — И на интервью. Мне хочется от всего этого отмыться. Гнев Уэнсдей тут же сдулся. Она шагнула к нему и сама притянула Ксавье в объятья, ныряя руками под пиджак и сжимая пальцами его рубашку. Он тоже обнял её и погладил по спине. — Прости, что заставил тебя волноваться, — пробормотал он. — Кто сказал, что я волновалась? — слегка раздражённо спросила Уэнсдей. Кажется, Ксавье усмехнулся, но не стал отпускать никаких комментариев вслух, отвечая на её вопрос. — В своё оправдание могу сказать, что я отправил на твой номер сообщение, когда меня выпустили из участка. Ты не видела? Уэнсдей отстранилась от него и посмотрела Ксавье в глаза, закусив губу. Ей даже в голову не пришло проверить свой телефон. Ксавье ласково улыбнулся и погладил её по щеке. — Думаю, в следующий раз я лучше напишу Инид. Так моё послание дойдёт гораздо быстрее. Глаза Уэнсдей недобро сверкнули. — Никакого «следующего раза» не будет! Никогда! — Ты сама сказала, что не обещаешь мне спокойной жизни, — хмыкнул Ксавье. Какая подлость и наглость — использовать против неё её же собственные слова! Она схватила рукой его галстук и резко дёрнула на себя, заставляя нагнуться ниже, а потом впилась в его губы жадным и требовательным поцелуем. Сначала Ксавье, кажется, опешил от такого напора, но потом стиснул её в объятьях и с жаром ответил на её страстный порыв. Его язык мягко коснулся её губ, а потом толкнулся ей рот. Уэнсдей почти задрожала от неподконтрольных ей ощущений. Она всё ещё сжимала одной рукой его галстук, будто удерживая Ксавье на поводке, а пальцами второй вцепилась в его волосы, с силой их оттягивая. Руки Ксавье бродили по её спине, то сдавливая плечи, то мягко скользя вдоль позвоночника, то притягивая её к себе за поясницу, заставляя Уэнсдей прогибаться назад и запрокидывать голову. Задыхаясь, она больно прикусила его нижнюю губу, и Ксавье внезапно отстранился. Уэнсдей немного ослабила хватку на его волосах и уставилась на Ксавье затуманенным взглядом. Его причёска растрепалась, лицо слегка раскраснелось, губы припухли, а дыхание стало тяжёлым, словно после пробежки. Он на мгновение снова нагнулся к ней и прижался к её лбу своим, зажмурившись, а потом отодвинулся и распахнул глаза, совершенно чёрные из-за расширившихся зрачков. — Ты полна неожиданных сюрпризов, — голос Ксавье был хриплым, а кривая ухмылка изогнула его губы. — Приятных? — в тон ему спросила Уэнсдей. Улыбка Ксавье стала шире. — Ты даже не представляешь насколько. А потом он легонько чмокнул её в нос. — Если ты не против, я всё-таки схожу в душ. Подождёшь меня? Уэнсдей кивнула, выпуская Ксавье из объятий, сделала несколько шагов на сделавшихся ватными ногах и села назад на его кровать. Общество Ксавье всё же странно влияло на неё. Все эти его нежности казались приятными и милыми — в хорошем смысле этого слова. Иногда Уэнсдей казалось, что рядом с ним она постепенно превращалась в собственную мать. Оставалось лишь надеяться, что через пару недель или месяцев она всё-таки не начнёт сюсюкаться в ответ. Ксавье тем временем залез в шкаф, достал оттуда свою привычную одежду и, улыбнувшись ей ещё раз, отправился в ванную. Едва за ним захлопнулась дверь, Уэнсдей откинулась на спину. Её губы горели от его поцелуев, а кожа в тех местах, где он касался её, будто до сих пор чувствовала на себе его тёплые пальцы. Уэнсдей нервно сглотнула и обратила своё внимание на другие части собственного тела. Между её ног было непривычно тепло. Уэнсдей дотронулась до себя и ощутила там скользкую влагу. Это было чрезвычайно красноречивое подтверждение её теории. Её телу было совершенно мало просто поцелуев.***
Ксавье вернулся довольно скоро, одетый в простую хлопковую футболку и свободные домашние брюки. Его волосы были слегка влажными. Уэнсдей уже пришла в привычное равновесие и сидела на его кровати, поджав под себя ноги. Ксавье подошёл к ней и расположился рядом. — Расскажешь, что случилось после того, как они тебя увели? — спросила она, сглатывая комок в горле. Уэнсдей всё ещё чувствовала свою ответственность за то, что с ним произошло. Ксавье усмехнулся, но его улыбка выглядела не слишком весёлой. — Ну, шериф допрашивал меня. Примерно как в прошлый раз. А потом я всю ночь провёл в той же камере, — Ксавье прикусил губу. — Пока отец не приехал и не вытащил меня. Пальцы Уэнсдей непроизвольно сжались в кулаки, а сама она гневно нахмурилась. Если бы шериф Галпин сейчас оказался перед ней, она бы справилась с ним голыми руками. Она бы пытала его до потери сознания, приводила в чувство и пытала снова. Её ярость и негодование были просто необъятными. — Они что? Снова заковали тебя в цепи? — с ненавистью прошипела Уэнсдей. Ксавье отрицательно покачал головой, но это не сильно остудило её гнев. Если он и в этот раз решил миндальничать с Галпином-старшим, Уэнсдей, пожалуй, и вправду попытается добиться справедливости своими методами. — Надеюсь, на этот раз ты подал на него жалобу? — выплюнула она, едва сдерживая эмоции, что просто душили её. — Да, Уэнсдей. Я же не полный идиот. Тем более после этой истории со Сплетником. — Хорошо. Надеюсь, он не отделается просто отстранением от должности. После того как Галпин-старший весь прошлый год фактически потворствовал убийствам, закрывая глаза на очевидно заметные любому родителю странности собственного сына, он заслуживал оказаться за решёткой в качестве соучастника. Особенно с учётом того, что он наверняка знал о генах хайда его матери. А уж то, что теперь он, всё ещё занимая должность шерифа, пытался выгородить Тайлера хотя бы в глазах жителей Джерико, используя для этого Ксавье и её собственную ошибку, которую Уэнсдей совершила по глупости… — На самом деле в этот раз вряд ли ему можно предъявить что-то серьёзное, — Ксавье пожал плечами. — Он же вроде как выполнял свой долг. Уэнсдей снова вспыхнула. — Он прекрасно осознавал, что ты ни в чём не виноват! Мелочный мстительный ублюдок! Губы Ксавье дрогнули в улыбке, но он постарался скрыть её. — Спасибо, что пыталась защитить меня, — сказал он, заглядывая в её глаза. — Барлоу сказала, что ты чуть ли не собиралась ночевать в участке из-за того, что меня не выпускали. Уэнсдей испытала не очень приятное чувство смущения. — На самом деле я хотела потом пробраться к тебе, — потупив взгляд, призналась она. — Но меня остановила Инид. — И правильно сделала, — Ксавье потянулся к ней и мягко сжал её ладонь. — Тебя бы заметили, и всё стало бы только хуже. — В прошлый же раз не заметили. Ксавье покачал головой. — Я понимаю тебя. Если бы ты оказалась на моем месте… — он сглотнул. — В общем-то я испытывал бы что-то похожее. Я очень волновался, пока не узнал, что тебя уже отпустили. Уэнсдей стиснула челюсть. Вряд ли их чувства были похожи. Вряд ли Ксавье хотелось применить все известные ей пытки на одном-единственном человеке. Вряд ли он вообще знал хотя бы половину наименований тех истязаний, что она могла устроить специально для шерифа. — Расскажи лучше, что случилось потом, — сказала Уэнсдей, не желая с ним спорить. Ксавье вздохнул и продолжил свой рассказ. — Потом приехал отец, привёз адвокатов, устроил целую пиар-кампанию, направленную на обеление моего имени и очернение шерифа. Хоть, в целом, это и справедливо, мне всё равно не нравятся эти методы… Потом отец пытался снова убедить меня перевестись в другую школу, — Ксавье невесело усмехнулся. — Обычно он не лезет в мою жизнь так настойчиво. Ксавье отвёл взгляд, невесомо поглаживая своими длинными пальцами её ладонь. Уэнсдей насторожилась. Он явно что-то не договаривал. — Что ещё он тебе сказал? Ксавье пристально посмотрел на неё, словно прикидывая, насколько её разозлят его слова. — Это не очень-то важно… Но, возможно, он немного задержится в Джерико. И, наверное, нам пока не стоит гулять по городу вместе. Хотя, если хочешь позлить его… Иногда это бывает забавно. Уэнсдей не собиралась гулять по Джерико: ни с Ксавье, ни в одиночестве. Но когда кто-то запрещал ей что-то делать, внутри неё словно вскидывало голову разъярённое животное. Да что этот Винсент Торп вообще о себе возомнил? Насколько Уэнсдей знала, он едва ли участвовал в жизни собственного сына, а теперь вдруг решил задвинуть все свои дела на второй план и разместиться тут, неподалёку, в этом крошечном городке. И для чего? Чтобы запретить Ксавье встречаться с какой-то девчонкой, с которой он даже толком не был знаком? Которую последний раз видел вскользь на тех самых похоронах ещё ребёнком? Звучало как полный абсурд! — Откуда он вообще узнал обо мне? — она подозрительно прищурилась. Ксавье поджал губы. — Обычно отец так не делает, но он использовал на мне свои способности. Схватил за руку и узнал всё, что хотел, — лицо Ксавье скривилось от отвращения. — Как ты можешь догадаться, он очень сильный медиум и хорошо умеет управляться со своими видениями. Уэнсдей невольно отпрянула. Её мать избегала касаться кого-либо, кроме собственного мужа, даже случайно, чтобы ненароком не влезть в чью-то жизнь и не узнать чужие секреты. Мортиша никогда бы не поступила таким образом ни с Уэнсдей, ни с Пагсли. Что бы они не натворили. Это было просто мерзко и недостойно! — Он не такой уж ужасный, — Ксавье попытался улыбнуться. — Просто вечно занят работой. Конечно же, именно работа сподвигла Винсента Торпа бесцеремонно влезть сыну в голову, покопаться в его воспоминаниях и отыскать в его прошлом связь с ней, Уэнсдей! Ах, да! Как же она могла забыть о его идеальной репутации, которая была необходима для удовлетворения его политических амбиций? Дело же было в этом? В том, что Уэнсдей втягивала Ксавье в неприятности и вредила имиджу его папочки? Мешала его чудесным планам о волшебном справедливом будущем? Какое высокопробное лицемерие! — В любом случае он не сможет попасть на территорию школы, — злобно сказала она. Пусть Винсент Торп только попробует запретить им общаться! Ксавье внезапно рассмеялся и привлёк её к себе. — У тебя очень забавное выражение лица, когда ты злишься, — заявил он. Уэнсдей фыркнула, но не стала вырываться из его рук. Ксавье утянул её за собой, облокачиваясь спиной на стену и обнимая. Кровать была слишком узкой, и Уэнсдей придвинулась к нему ближе, укладывая голову Ксавье на грудь. Он принялся мягко поглаживать её волосы. — Почему ты всегда ходишь с косичками? — задумчиво спросил Ксавье. Уэнсдей пожала плечами. — Просто так удобнее. Я распускаю их на ночь. Она не видела его лица, но чувствовала его улыбку. — Хотел бы я на это посмотреть. Уэнсдей ничего не ответила. Ей было так хорошо и спокойно сейчас, в кольце его рук, с мерным биением сердца под её щекой. Пожалуй, она могла позволить себе наслаждаться и этой тягучей нежностью, от которой что-то внутри неё замирало, словно она стояла на цыпочках на самом краю бездонной пропасти.***
Уэнсдей проснулась ночью от какого-то странного шуршащего звука и не сразу поняла, где находится. Она потёрла лицо ладонями и осознала, что вчера задремала прямо в объятьях Ксавье в его спальне. Она приподнялась на локтях и повернула голову на звук. Ксавье сидел за письменным столом, освещаемый лунным светом из окна сбоку, и яростно чиркал карандашом, что-то рисуя. Видимо, он услышал, что Уэнсдей проснулась, и повернулся к ней через плечо. Его зрачки полностью затапливали чернотой всю зелёную радужку, а на лице было странное отрешённое выражение, словно что-то ввело его в транс. — Я разбудил тебя? — спросил он, моргая и, кажется, немного приходя в себя. — Всё нормально. Уэнсдей поднялась на ноги и подошла к нему. На листе, лежавшем на столе перед Ксавье, была довольно схематично начерченная смутно знакомая ей фигурка собаки. — У тебя было видение? — с любопытством спросила она. Ксавье взъерошил волосы и повернулся к собственному наброску, будто сам не помнил, что только что рисовал. Он погладил собаку по её длинному пушистому хвосту, слегка смазывая карандаш. — Да, — выдохнул он. — Видение. — И что тебе снилось? — Уэнсдей дотронулась до его плеча. — Эта собака? Ксавье отрывисто кивнул и поднялся на ноги. Он немного рассеянно притянул Уэнсдей в объятья, словно делал что-то привычное почти машинально, и подтолкнул её к кровати. — Ложись спать. Сейчас ещё слишком рано, — сказал он. — Инид, наверное, сходит с ума, — попыталась возразить Уэнсдей. — Или думает, что я всё-таки отправилась в участок искать тебя. — Я написал ей, что ты со мной, — Ксавье посмотрел в её глаза всё ещё слегка расфокусированным взглядом. — Надеюсь, ты не сердишься. Уэнсдей скривила губы. Инид наверняка теперь завалит её кучей ненужных и очень неловких вопросов. — Мне нужно пойти в свою комнату. Уэнсдей было не по себе от того, что она вообще смогла уснуть с кем-то рядом. Это был какой-то слишком запредельный уровень близости, к которому она не чувствовала себя вполне готовой. — Пожалуйста, останься, — прошептал Ксавье. Уэнсдей внимательно посмотрела на него. Ксавье выглядел таким уязвимым и беззащитным. Наверное, видения сильно выбивали его из колеи. Пожалуй, Уэнсдей могла бы ненадолго задержаться, а потом ускользнуть к себе. Она позволила Ксавье снова уложить себя в кровать. Он устроился рядом, заключая её в объятья. На этот раз Уэнсдей сдерживалась ещё меньше. Устраиваясь поудобнее, она обхватила его рукой поперёк туловища, укладывая голову на его плечо, и закинула на него ногу, прижимаясь ещё ближе. Кто бы сказал ей, что когда-нибудь она будет лежать с кем-то в таком нелепом положении, словно коала, цепляющаяся за дерево! Она подрезала бы этому шутнику язык, чтобы он больше никогда не болтал подобных глупостей. Но рядом с Ксавье она чувствовала себя в такой безопасности. Несмотря на всю их непохожесть, они совпадали друг с другом, словно два кусочка пазла. Ксавье слегка приподнялся, придерживая её, и укрыл их одеялом. — Кажется, сегодня сны были гораздо чётче, чем обычно, — пробормотал он. — И их было много, не только эта собака. Наверное, сегодня я пойду в студию и попробую разобраться в них. Уэнсдей с интересом посмотрела на него. — Что ещё тебе снилось? — Оборотни, хайды… — Ксавье закрыл глаза и прижал её к себе чуть сильнее. — Много всего. Мне нужно попробовать нарисовать это, понимаешь? Чтобы понять, что к чему. Отобрать, что было видением, а что просто сном. Уэнсдей очень хотелось расспросить его, узнать поподробнее о том, что он видел. Ксавье действительно сказал хайды? Во множественном числе? Но его дыхание уже становилось ровным и размеренным. Ксавье погружался в глубокий сон. Скорее всего, видения не давали ему полноценно отдыхать по ночам. К тому же он уже столько времени не спал нормально! Вчера Ксавье провёл ночь в камере, позавчера встал ни свет ни заря, чтобы привезти для неё еду и кофе, а до этого наверняка толком не спал из-за того, что Уэнсдей его избегала. Ей стоило дать Ксавье выспаться, немного умерив своё любопытство. Уэнсдей лежала, положив ладонь напротив его сердца, ощущая мерное и ровное биение. Никогда бы прежде она не подумала, что сможет быть до такой степени расслабленной с кем-то рядом. Настолько, что смогла уснуть рядом с Ксавье и даже этого не заметить. Странное ощущение. Ей нужно было время, чтобы понять, что она чувствует по этому поводу. Интересно, почему именно сегодня видения Ксавье стали чётче? Возможно, ему тоже было спокойней спать, прижимая её к себе? Уэнсдей бы хотела заглянуть к нему в мастерскую и посмотреть, что он нарисует. Может, это немного поможет в её расследовании, раз уж её видения пока от неё ускользали? Уэнсдей было необходимо выйти из тупика, в котором она находилась, связанная невозможностью надолго уехать из школы. Она пока не придумала, как разузнать что-то о Шерил или о матери Бьянки. Зато хайд, кажется, находился совсем рядом, в Джерико. Возможно, стоило разузнать, как конкретно пропали те люди, которых считали заблудившимися. И эта собака, которую нарисовал Ксавье… Уэнсдей явно где-то её видела. Нужно было только вспомнить где.