— Счастливого Рождества! — Молодой бариста за стойкой улыбнулся немного усталой, но по-настоящему искренней улыбкой, отчего на щеках его появились две совершенно очаровательные ямочки. Лицо юноши, чьё имя на бейджике складывалось в удобопроизносительную для англичан комбинацию из четырёх букв, озарял тёплый свет навесных плафонов, что, несомненно, выгодно подчёркивало его миловидные черты и лучистые карие глаза.
— И вам счастливого Рождества, Пит! — пожелала молодая пара в ответ вежливому бариста и, забрав свой горячий шоколад, звякнула серебристыми колокольчиками на выходе.
Звонкие голоса гостей потонули в вечерней суете улицы, и крошечная кофейня, опустев, впервые за этот вечер замерла в приятной тишине.
Стрелки настенных часов, на которые ещё полмесяца назад неугомонная коллега Пита набросила совершенно немыслимое количество переливающегося серебристого дождика, медленно ползли к отметке в десять вечера. Ровно через пятнадцать минут заканчивалась смена Пита, но отчего-то он совсем не торопился развязывать узелок на своём фартуке и закрывать кассу.
Облокотившись на стойку, Пит задумчиво смотрел на открытое диалоговое окно с контактом, чьё имя сентиментально украшало крошечное синее сердечко. Несколькими днями ранее Карина — теперь уже бывшая девушка Пита — попросила Пита о расставании. Не было ни слёз, ни карикатурной драмы, просто в один тихий вечер, когда они ужинали в недорогом, но уютном кафе, Карина вдруг положила свою ладонь на тыльную сторону руки Пита и, не сводя с парня поразительно красивых глаз, извинилась. У них не было размолвок или ссор, но некогда проскочившая между ними искра со временем угасла, оставив после себя неприятное послевкусие удобной привычки. Им было комфортно вместе, но каждый, пожалуй, понимал, что это чувство теперь уже больше похоже на дружеское, чем на романтическое. Расстались на доброй ноте, пообещав при необходимости искать в друг друге поддержку и опору. Ложь, разумеется. Питу было нелегко быть друзьями с Кариной — шутка ли, они были вместе долгие два года! — и поэтому он чётко решил, что некоторое время ему необходимо держать с ней дистанцию. Даже если для этого, как и сейчас, ему нужно было брать в руки телефон и за секунду до непоправимого напоминать себе о том, что он должен отпустить своё прошлое, даже если оно навевало ему исключительно приятные воспоминания.
Серебристый колокольчик над дверью дрогнул, и в тёплый уют кофейни ворвались ледяные вихры снежного ветра. Они вырвали Пита из невесёлых мыслей и заставили поднять голову и обратиться к вошедшему. Он мельком бросил взгляд на часы, — те замерли на отметке в пятьдесят девять минут, — но просить ночную гостью удалиться не спешил. В конце концов, ему некуда и не к кому было спешить: это Рождество он собирался скучно встретить с Мино, своим снежно-белым котом, и пряно пахнущим яблочным пирогом, который он специально заранее купил для себя с витрины.
— Добрый вечер! — приветливо улыбнулся Пит миниатюрной старушке в симпатичном красном берете. Она, возникшая в дверях кофейни в столь поздний час, отчего-то напоминала Питу героиню сказок: небесно-голубые глаза, мягкая, скрашивающая благородную старость улыбка, и аккуратные завитки серебристо-седых волос, который небрежно выбивались из-под головного убора.
— Вы правы, сегодня прекрасный вечер, — ласково отозвалась женщина, осматриваясь вокруг. Очевидно, незатейливые, но уютные детали украшений — от переливающихся золотом огней гирлянды на окнах до развешанных тут и там праздничных безделушек — понравились старушке, и она, кивнув сама себе, подошла к стойке.
Витрина, ещё утром заполненная ароматной выпечкой, теперь, к концу дня, совсем опустела.
Женщина задумчиво посмотрела на уже утративших свой привлекательный внешний вид рождественских пряничных человечков и тяжело вздохнула.
— Эх, так и знала, что не поспею вовремя! — в сердцах воскликнула она, поднимая глаза на Пита. — Так хотела купить ваш фирменный яблочный пирог... Представляете, мои внучки, маленькие разбойники, умяли целый пирог сегодня днём, так что мне совсем нечего поставить на рождественский стол. А у нас это, знаете, уже традиция — на семейном ужине обязательно должен быть яблочный пирог. Испечь его я бы уже не успела, вот и подумала, что, возможно, в вашем прекрасном кафе найдётся один...
И пусть старушка говорила много, речь её была плавной и ненавязчивой. Питу нравилось слушать такие маленькие рождественские истории, ведь когда-то он и сам был частью одной из них.
В конце концов, эта женщина, ратующая за соблюдение семейных ценностей и традиций, напомнила Питу его почившую бабушку. То, с каким трепетом она каждый год ждала Рождество и готовилась к нему, заранее продумывая каждую мелочь, каждую деталь, раньше всегда забавляло Пита. Однако теперь, когда он утратил эти драгоценные мгновения волшебства, эту совершенно немыслимую и некогда казавшуюся утомительной и бесполезной суету, Пит понял, как сильно скучает по всем этим моментам, теперь сохранившимся лишь выцветшей рождественской открыткой в глубинах его памяти.
— О, вы даже не представляете, как вам повезло! — подхватил Пит, сияя солнечной улыбкой. Ещё в тот самый момент, когда Пит услышал историю старушки, он принял решение, которое, пожалуй, мало изменило бы его жизнь, но наверняка порадовало бы человека, для которого Рождество по-прежнему значило так много. В конце концов, подумал Пит, если бы его бабушка была на месте этой женщины, она бы, как и эта маленькая старушка, сделала всё, чтобы порадовать своего внука. И если своим маленьким жестом Пит сможет привнеси в чей-то дом счастье и свет, ему будет в радость поступиться со своими собственными желаниями и планами.
— Подождите меня минутку, — впервые за долгие годы сбиваясь в волнении на давно, казалось бы, позабытый тайский акцент, попросил Пит и скрылся за почти незаметной дверью, ведущей в комнату для персонала. Из небольшого холодильника, куда обычно работники клали свои обеды, Пит достал яблочный пирог, упакованный в белую коробку с фирменным знаком кафе на бумажном боку. Сожалений не было, и уже через мгновение Пит вручал коробку старушке в красном берете.
— Но откуда?.. — подивилась женщина, принимая из рук Пита пирог. — Ох, вы так добры ко мне! Надеюсь, это вас самого не затруднит? В конце концов, сегодня Рождество, и вы сами, возможно, хотели...
— Нет-нет, — поспешил прервать её Пит. — Этот пирог заслуживает стоять на семейной трапезе.
— А что насчёт вашей трапезы? Вы тоже будете отмечать со своей семьёй? — полюбопытствовала старушка, протягивая Питу деньги.
— К сожалению, нет, — Пит постарался, чтобы его улыбка не выглядела слишком печальной, однако, похоже, что-то в его лице выдало его меланхоличное настроение. — Не нужно денег. Считайте, что это подарок от меня вам на Рождество.
На удивление, женщина не стала спорить с Питом, но в глазах её, светлых и чистых, вдруг засияли звёзды. Старушка смотрела на Пита с благодарностью, тихой лаской и едва уловимым удовлетворением. На мгновение Питу показалось, что он увидел в глазах этой женщины свет, который когда-то видел в глазах своей бабушки. Странное чувство дежавю заставило сердце Пита забиться быстрее. Он понимал, что всё происходящее — лишь домысел его разыгравшегося воображения. Но Пит не стал отказывать себе в сиюминутном удовольствии быть обманутым. В конце концов, он хотел хотя бы на мгновение вновь ощутить присутствие дорогого ему человека, даже если в действительности это было невозможно воплотить физически.
Пит безумно сильно скучал по своей бабуле, и это привело его к тому, что сейчас он рассказывал совершенно незнакомой старушке о том, что в это Рождество, впервые за все свои двадцать три года жизни, он будет один. Пит не понимал, что на него нашло, он никогда не был одним из тех, кто жалуется на жизнь первому встречному. Однако после короткого откровения с этой женщиной, в эту самую минуту, в сочельник, Пит не почувствовал стыда или угрызений совести за совершенную глупость. Напротив, высказав тяготившие его разум мысли, Пит ощутил некоторое облегчение и в своём сердце.
— Никто не должен быть один в Рождество, — выслушав Пита, мягко проговорила старушка. — Особенно, такие хорошие люди.
— Вы правы, — ответил Пит. — Но, похоже, судьба на самом деле ничего не смыслит в праздниках.
— Не забывайте, что сегодня ночь чудес, — возразила старушка, загадочно улыбнувшись. — Ох, уже десять вечера, а у меня ещё ничего не готово! Совсем с вами заболталась, хотя мне было и очень приятно. Счастливого Рождества вам, Пит! И будьте осторожны по пути домой, сегодня к ночи нас ждёт сильный снегопад!
Разумеется, Пит не поверил женщине: по играющему в кафе сегодня днём радио синоптики сообщили о морозной, но ясной ночи.
— О, вы, кажется, ошиблись, сейчас... — Пит метнул взгляд на настенные часы, и сердце его замерло. Часы показывали ровно десять вечера. — Но как же...
Когда же Пит снова повернулся к старушке, то той уже не оказалось у прилавка, и только маленькие колокольчики над дверью мерно раскачивались из стороны в сторону, наполняя помещение серебристой мелодией ветра. Пит мог сказать, что ночная гостья явно не смогла бы преодолеть немалое расстояние за короткое, замеревшее мгновение, и при этом остаться незамеченной. Странным показалось и остановившееся на отметке в десять вечера время: вряд ли они со старушкой разговаривали всего минуту.
— Что за чертовщина... — тихо пробормотал Пит и разблокировал лежавший тут же, на прилавке, телефон. Электронные часы вторили настенным: десять вечера сменила лишь одна единственная минута.
Но не успел Пит распереживаться из-за своего повреждённого рассудка, как дверь кафе с силой распахнулась, и из темноты на свет вырвался снежный буран. Закутанный в его белые хлопья, в помещение вошёл человек. Некогда элегантное чёрное пальто его облеплял белый снег, он же снежинками запутался в тёмных волнистых волосах, ниспадающих на лицо гостя.
— Какого чёрта, — глухо, но явно раздражённо проворчал мужчина, отряхивая руками пальто.
— Извините, но мы уже закрыты, — выходя из-за стойки, спохватился Пит. Из-за всего произошедшего он совсем позабыл закрыть дверь и сменить табличку.
— Правда? — вошедший вскинул голову, устремив на Пита пронзительный взгляд тёмных глаз. — У вас горит свет и не закрыта дверь. Все другие заведения, кажется, были более благоразумны. Так вы действительно закрыты?
Пит оцепенел.
— Вегас? Вегас Тирпаньякун? — проклятое, некогда выжженное на сердце имя слетело с губ Пита. Это не могло быть ошибкой: перед ним стоял всё тот же Вегас, каким Пит знал его шесть лет назад. Вегас мало изменился за эти годы: заострились лишь черты, но пронзительные чёрные глаза смотрели так же выразительно, как и в самую первую их встречу.
— Мы знакомы?.. — Вегас нахмурился и окинул бариста с головы до ног внимательным взглядом. Высокий, стройный мужчина в форменном фартуке кафе едва ли был похож на тех, кто входил во влиятельный круг знакомств Вегаса.
— Пит. Сэнгтам, — едва слышно подсказал Пит, не без удовольствия наблюдая за тем, как спустя некоторое мгновение расширились глаза Вегаса.
— Не может быть... Пит? Это правда ты? — казалось, Вегас не поверил ему, и Пит не мог винить его за это. В конце концов, если кто из них двоих и изменился за эти годы, так это Пит. Из несуразного круглощёкого и пышнотелого подростка Пит вырос в необычайно красивого, стройного парня.
— Вау, Пит, ты стал таким... — Вегас ещё раз окинул Пита взглядом, но на этот раз в глазах мелькало намного больше узнавания.
— Другим? — предположил Пит, тая в уголках губ скромную улыбку.
— Да, пожалуй, — согласился Вегас и тихо выдохнул. По тому, как Вегас без стеснения рассматривал его, было понятно, что он вспоминал их школьные годы. — Сколько лет с тех пор прошло?
«Шесть долгих лет, Вегас», — хотел сказать Пит, но промолчал, вместо этого лишь просто пожав плечами. Сделать вид, что он не помнил, было гораздо проще, чем объяснять, почему всё это время он держал в памяти все сентиментальные детали их прошлого.
— Много лет прошло, Вегас, — Пит постарался, чтобы его голос не дрожал. Он хотел выглядеть непринуждённым, однако губы искривились в неестественной, нервной улыбке.
Глаза Вегаса опасно блеснули. Он не знал Пита все эти годы, он не узнал его пятнадцатью минутами ранее, однако природная проницательность позволила Вегасу уловить почти профессионально скрываемую фальшь Пита.
— Так ты...
— Как ты здесь оказался? — перебил его вопрос Пит и тут же почувствовал, как запылали уши. Такого с ним не случалось со времён старшей школы.
— Мою машину занесло, а телефон разрядился. И, как назло, на улице ни души.
Похоже, Вегас не заметил смущения Пита и спокойно воспринял смену темы. Впервые за всё это время он, наконец, оторвал взгляд от бариста и осмотрелся. В кафе по-прежнему пряно пахло кофе и выпечкой, и это, вкупе с тёплым золотым светом, разливающимся от развешанных под потолком золотых гирлянд, создавало какую-то неповторимую, сказочную атмосферу.
— Конечно, ведь сегодня канун Рождества, все уже давно готовятся к празднику дома, — улыбнулся Пит, прослеживая взглядом за взглядом Вегаса. Тот с интересом рассматривал развешенные на стенах черно-белые фотографии в рамках.
— Не все, — снова повернувшись к Питу, ответил Вегас. — Почему ты всё ещё здесь?
— У меня только что закончилась смена, — Пит пожал плечами и потянулся к завязкам на своём фартуке. Он не собирался рассказывать Вегасу настоящую причину своей задержки на работе. К тому же, время неумолимо бежало вперёд, а у Пита ещё осталось целое множество незаконченных дел. И как бы сильно ни трепетало его сердце сейчас, он ни собирался идти у него, глупого, на поводу. Только не в этот раз.
Подойдя к стойке, Пит взял в руки телефон и разблокировал его. Теперь с заставки на бариста с любопытством смотрели разноцветные глаза его кота Мино. Пит вздохнул с облегчением: как хорошо, что ещё сегодня днём он догадался сменить обои рабочего стола. Отчего-то ему не хотелось, чтобы Вегас увидел их совместную с Кариной фотографию.
— Так тебе нужен телефон, верно? — тряхнув головой, чтобы отогнать непрошенные мысли, уточнил Пит.
— Да, я хотел бы вызвать такси и... позвонить, — сбился Вегас. — Одолжишь свой?
Пит не собирался ему препятствовать.
Когда телефон оказался у Вегаса в руках, Пит увидел, как на губах его заиграла едва заметная ухмылка.
— Милый котик, — прокомментировал он и отошёл к окну. И хотя в голосе Вегаса не было и намёка на издевательство, Пит всё равно смутился.
Он не хотел подслушивать разговор Вегаса и решил сходить в комнату для персонала, чтобы переодеться и собрать свои вещи.
Пит как раз снимал белую форменную рубашку, когда услышал громкий грохот и звон разбитого стекла. Бариста сорвался с места и выскочил в зал.
— Блядь! — несдержанно выругался Вегас, прижимая к груди кровоточащую руку. По полу и стойке были рассыпаны осколки битого стекла и разноцветные шарики конфет.
— Вегас! — В два широких шага преодолев расстояние между ними, Пит оказался рядом с мужчиной. — Покажи.
— Всё нормально, — раздражённо прошипел Вегас и постарался спрятать повреждённую ладонь, но Пит оказался проворнее. Перехватив Вегаса за запястье, он поднёс его руку к свету и рассмотрел рану. Порез, проходящий аккурат по линии жизни, казался неглубоким, но рубиновая кровь обильно текла по кисти и уже запачкала светлый пол.
— Подожди, я принесу аптечку.
Вегас не успел возразить, как Пит уже скрылся за витриной. Сотрудники всегда держали под рукой всё необходимое для оказания первой помощи. И хотя на памяти Пита несчастных случаев ещё не происходило, он был благодарен начальству за то, что они так хорошо заботились о безопасности своих работников.
— Я могу и сам справиться с этим, — недовольно проворчал Вегас, когда Пит подтолкнул его к ближайшему стулу, а сам сел перед ним на корточки и взял, чтобы ещё раз осмотреть, ладонь Вегаса.
— Можешь, — согласился Пит, но руку Вегаса из своей так и не выпустил. Вегас, как ни странно, вопреки своему собственному заявлению, не стал сопротивляться и отказываться от помощи. Он позволил тёплым, пахнущим кофе пальцам Пита справиться с этой маленькой неприятностью. Движения Пита были твёрдыми и чёткими, но прикосновения — аккуратными и мягкими, не причиняющими боли и дискомфорта.
Пит промыл рану Вегаса и уже накладывал плотную повязку из бинта, когда терпеть острый, внимательный взгляд Вегаса, направленный на него сверху вниз, стало почти физически невозможно.
— Тебе не больно? — тихо спросил Пит, но не только потому, что до интимного странная тишина давила на него, но и потому, что он искренне волновался за Вегаса.
— Что?
Пит поднял глаза и посмотрел на мужчину перед собой. На лице Вегаса читалось явное замешательство.
— Порез неглубокий, но... Тебе больно? — повторил свой вопрос Пит, вновь ощутив, как смущающее тепло обожгло его уши. Пит испытывал сильное чувство дежавю, но никак не мог вспомнить, в какой из девяти счастливых месяцев шесть лет назад он попадал в ситуацию, зеркально отражавшую сегодняшнюю.
— А ты разве не хочешь спросить меня, как это получилось? — усмехнулся Вегас. — В конце концов, разве тебе не придётся выплатить неустойку за испорченные вещи?
— Ты прав, но, честно говоря, это мелочи... Гораздо важнее, что ты отделался лишь небольшим порезом.
Пит был так сильно поглощён разговором с Вегасом, что упустил мгновение, когда лента бинта на его ладони была завязана в аккуратный узелок, а их с Вегасом пальцы — переплетены воедино. Вегас держал его руку, но прикосновение не было навязчивым: он не удерживал, но и не спешил выпускать руку Пита из своей.
— Ты всё-таки ничуть не изменился, верно? — в голосе Вегаса, тихом и успокаивающем, было так много тепла и ласки, что Пит на мгновение почувствовал себя попаданцем. Бросок в прошлое, но без использования хитроумных машин и волшебных заклинаний. Просто вдруг тепло некогда родного человека снова выбросило в бухту давно потонувших, как думал Пит, кораблей.
— Что ты имеешь в виду, Вегас? — Пит охрип, его ладони горели в том месте, где его рука соединялась с рукой Вегаса. Но Пит не хотел разрывать контакт, будто глаза напротив — бескрайность ночного неба — утягивали его за собой в пучину, гипнотизировали.
— Так ты не помнишь? История повторяется, Пит.
И Пит вспомнил.
Как наяву, перед глазами возникла блёклая картинка прошлого: морозный вечер, искрящийся на угасающем солнце снег, и свет, малиновыми брызгами расплескавшийся по стенам учебного класса. Вокруг ни души, ведь звонок, оповещающий об окончании уроков, прозвенел двумя часами ранее, и ученики, наматывая шарфы, хохочущей гурьбой разлились на заснеженное полотно улиц. И только двое отчего-то никуда не торопились. В канун Рождества они были единственными, кто не спешил домой к своим семьям.
Среди опустевших парт, укрытые от посторонних глаз суетой внешнего мира, они как будто бы существовали в своём собственном — разделённом на двоих, замеревшем в тихом безвременье.
— Тебе правда не больно? — спросил Пит, невесомо касаясь пальцами расцветшего на скуле синяка и проводя ниже, к рассечённой в пылу всё той же драки губе.
Вегас, сидящий тут же, на парте, напротив стоящего между его разведённых ног Пита, неотрывно следил за каждым его движением, кожей впитывал его трепетные касания. Когда пальцы Пита достигли уголков губ Вегаса, тот едва ощутимо поцеловал шершавые, испачканные в чернилах подушечки.
— Мне будет лучше, если ты поцелуешь, — хитро сощурив глаза, прошептал Вегас и притянул Пита к себе ближе за талию.
Пит не был похож на всех тех мальчиков, с которыми Вегас встречался прежде. Неприметный, скромный, прилежный, он был полной противоположностью всех тех ярких и харизматичных парней с красивыми, тонкими телами. Но мягкая округлость Пита, его тихая покорность и внутренняя, невидимая глазу сила, сводили Вегаса с ума. И он прижимался к его телу, вдыхая естественный пряный аромат и теплоту, пока Пит, смущённый такой близостью, не заливался краской. Но Пит никогда не отстранялся. Загипнотизированный тёмными глазами напротив, он ждал, когда Вегас сделает следующий шаг. Но Вегас лишь подводил к краю, дразнил, давая Питу возможность самому принять решение.
И Пит решался. Набравшись смелости, он впивался в губы напротив — так, как будто бы поцелуй с Вегасом был глотком свежего воздуха после затяжного погружения. И они замирали в этом мгновении, растворяясь в ощущениях и близости — не только физической, но эмоциональной, приведшей их к этой секунде.
— Вижу, что вспомнил, — усмехнулся Вегас, когда заметил, как густо покраснели щёки Пита. — Странное совпадение, не находишь?
— Ты вызвал такси? — поспешил перевести тему Пит и, вырвав свою руку из руки Вегаса, поднялся с корточек.
— Так не терпится от меня избавиться? — ухмылка вновь играла на губах Вегаса, и это раздражало сильнее, чем та самоуверенность, с которой Вегас позволил себе бередить их прошлое.
— Ты задаёшь слишком много неудобных вопросов.
— Так ты поэтому избегаешь ответов?
— Вегас.
— Да, Пит?
Их глаза снова встретились, но на этот раз у Пита больше не осталось решимости разрывать этот контакт. Он соврал бы, если бы сказал, что спустя столько лет он больше ничего не чувствует к Вегасу. Ложь. Даже если когда-то Пит считал возможным позабыть Вегаса, горячую привязанность к нему вырезать из своего сердца он был не способен.
— Почему ты здесь? — устало вздохнув, задал волнующий и, пожалуй, единственно верный вопрос Пит.
— Я уже сказал тебе, что моя машина буквально застряла в сугробе в двух кварталах отсюда, — ответил Вегас, поднимаясь на ноги. Он не торопился, как хищник, который не желает спугнуть добычу, приближался мягкими, почти невесомыми шагами к Питу. Гирлянды высвечивали его точёные скулы, мягкий свет путался в густых, немного влажных из-за растаявшего снега волосах. Пит залюбовался бы таким Вегасом, если бы не чувствовал напряжение, разлившееся и смешавшееся в воздухе вместе с пряным ароматом кофе, тайны и непомерно сказочной атмосферой приближающегося Рождества.
— Нет, под «здесь» я подразумеваю Лондон, — проговорил Пит и сделал два шага назад. — Разве ты не должен был уехать учиться в Штаты?
— Вернулся, как видишь. — Купировал возникшее расстояние, сделав три шага по направлению к Питу.
— Зачем? — продолжал напирать Пит, но уверенности хватило ровно до той поры, пока он не почувствовал лопатками шершавую поверхность стены.
— То есть задавать вопросы можешь только ты? — Ухмыльнувшись, Вегас оказался напротив Пита, и теперь их разделяло лишь незначительное расстояние раскрытой ладони. Но как и когда-то, Вегас не торопился сделать следующий шаг.
— Я бы предпочёл не задавать их вовсе, — парировал Пит, но энтузиазма становилось всё меньше. Его дыхание участилось, внезапная близость всколыхнула целую бурю непрошенных, давно позабытых эмоций. Ещё несколько месяцев назад Пит мог с уверенностью сказать, что он счастлив. У него была любящая девушка, стабильный заработок и маленькая, но уютная квартира, куда он возвращался после трудного дня с уверенностью в своём спокойном настоящем. Однако спокойное на самом деле не означало счастливое, и именно об этом напоминал Питу Вегас.
Их юношество прошло в страстном порыве, который сначала страшно напугал Пита. Он никогда не был ребёнком, доставляющим проблемы своим родным и близким, однако и социальная роль, навязанная традиционными ценностями семьи и глубоко прогнившей моралью общества, не давала Питу шанса быть кем-то другим. И он был тем, кого в нём хотели видеть окружающие: правильным, тихим, не способным высказаться за самого себя, отстоять свои собственные желания и стремления. С самого детства узник деспотизма своего отца, Пит отыскал внезапное спасение в союзе с тем, кто, казалось, был его полной противоположностью.
Вегас Тирпаньякун был подобен обжигающему пламени, на свет которого во тьме слетаются безнадёжно потерянные тонкокрылые мотыльки. От таких Пита с детства предостерегали держаться подальше, но он не послушал. Впервые в жизни пошёл на поводу у пробудившегося желания и вдруг стал тем, кто не обжёгся, не опалил крылья, но стал частью губительного света.
— Смею предположить, что ты предпочёл бы и никогда не видеть меня снова, верно? — тихо проговорил Вегас, вновь вытягивая Пита к своей собственной интерпретации света. По общему признанию, то, в чём Пит и Вегас видели пламя, на самом деле оказывалось сгущающейся тьмой. И именно её они всегда честно делили на двоих.
— Да.
— Спасибо за честность.
— Пожалуйста.
Они делили молчание, пока настенные часы не замерли на отметке в одиннадцать вечера.
— Ты разве не спешишь домой? — ухватился за этот вопрос, как за единственное спасение. Мысли путались, руки, бесцельно болтающиеся у торса, казались чужими. Пит бы мог оттолкнуть Вегаса, но, как и когда-то, его воля была во власти Вегаса. Пит не мог сопротивляться этому притяжению.
Близость опьяняла их обоих, но сохранившийся в здравомыслии краешек рассудка твердил о том, что так не должно было быть, что это — неправильно, опасно... волшебно.
— Не спешу, — хрипло и тихо в ответ, как будто боясь разрушить атмосферу таинства.
— Почему?
— По той же причине, по которой я разбил вашу вазу с леденцами.
— Так ты сделал это намеренно? — всё ещё пытался настаивать, хотя голова шла кругом. Ничто не волновало Пита сильнее, чем руки Вегаса, оказавшиеся на его талии.
— Да.
— Почему?
Сколько Пит помнил Вегаса, тот никогда не отвечал на неудобные вопросы. На вопросы, которые требовали ему рассказать нечто большее, чем наносное, показное, видимое. Вегас скрывал глубоко личное за маской, которую носил на публике. Чужим он никогда не показывал своего истинного лица, потому что считал, что это — слабость. Но Пит чужаком для Вегаса не был. Никогда.
Вегас не спешил отвечать на вопрос, а когда наконец решился, свет, мягко заливающий помещение золотом, вдруг моргнул, чтобы уже в следующее мгновение погаснуть совсем.
— Чёрт, — тихо выругался Пит, сморгнув с ресниц наваждение. Темнота надёжно укрыла его от чужих глаз и разрушила то напряжение, которое нарастало между ним и Вегасом. Кажется, у судьбы Пита действительно были свои планы на этот вечер.
— Наверное, выбило пробки, — сказал Пит, чтобы хоть что-то сказать.
Вегас по-прежнему не двигался, и его присутствие теперь, когда они оба лишились зрения, ощущалось намного острее.
— Можем сходить в подсобку, проверить, — понизив голос до интимного, предложил Вегас и тут же рассмеялся. Ему всегда нравилось дразнить Пита.
— Нет смысла. Придётся ждать до утра, чтобы вызвать специалистов. — Попытка Пита сдержать улыбку с треском провалилась. Благо, темнота могла скрыть все его слабости. Даже самую главную из них, по-прежнему находящуюся к нему на расстоянии одной разомкнутой ладони.
— Тогда чем займёмся? — в голосе Вегаса снова проскользнули эти мурчащие, флиртующие нотки.
— Не знаю, как ты, но я всё-таки собираюсь пойти домой и отпраздновать Рождество.
— Один?
«Никто не должен быть один в Рождество», — прозвучал в голове Пита голос ночной гостьи. Пит снова вспомнил обо всех произошедших с ним странностях, но главная из них сейчас ожидала вполне однозначного ответа.
— Хочешь составить мне компанию? — не язвительно, но и не серьёзно. Просто Пит был уверен, что Вегас откажется. Отшутится. Ранит. Но, разумеется, во благо, чтобы сегодняшний вечер, как и девять счастливых месяцев шесть лет назад, можно было считать ошибкой.
— Если только ты не против.
— Я не против…
— Но?..
— Я думал, что у тебя были другие планы на эту ночь.
— Были, — легко согласился Вегас и всё-таки отступил на два шага назад. — Но на улице вдруг поднялся буран, моя машина застряла в сугробе, и я снова наслушался дерьма от моего отца. Однако судьба, как будто отпуская мне все грехи, в канун святого праздника свела меня с тем, кого я уже и не чаял увидеть снова. Мне кажется, это достаточное оправдание для того, чтобы нарушить и без того странное течение обстоятельств, не находишь?
— Да, пожалуй, ты прав… — Пит не знал, как реагировать на подобное заявление, и потому решил оставить выяснение волнующих его деталей до момента, когда их с Вегасом не будет разделять хотя бы темнота. — Ну что же, тогда я заберу свои вещи, и мы можем пойти… Сейчас, наверное, уже все заведения закрыты, так что… Если тебе это действительно удобно, мы можем пойти поужинать ко мне и…
— К тебе домой? — зачем-то уточнил Вегас, и Пит, и без того чувствующий себя ужасно неловко, ощутил, как пожар смущения медленно, но верно начал расползаться по его щекам.
— Да, я живу в одном квартале отсюда, — поторопился разъяснить Пит. — Правда, у меня нет ничего праздничного к ужину, а яблочный пирог я уже отдал той старушке, и я…
— Всё в порядке, Пит, — темнота снова обрела голос и форму и коснулась руки Пита в успокаивающем, почти невесомом жесте. — Мы обязательно что-нибудь придумаем.
* * *
До дома Пита шли, укутанные в холодные объятия оглушающего бурана. Пит не мог припомнить урагана такой силы с тех пор, как был ребёнком.
«Но ведь я смотрел прогноз, и синоптики обещали ясную Рождественскую ночь», — подумал Пит, стараясь спрятать лицо за воротником своей куртки, однако ледяные порывы, вкупе с сильным снегопадом, хлестали по щекам и налеплялись тяжёлыми снежинками на чёлку и ресницы.
Вегас шёл рядом, не отставая от Пита ни на шаг, но в какой-то момент вдруг остановился, чтобы размотать свой шарф.
— Что ты делаешь? — удивлённо воскликнул Пит, когда его спутник вдруг накинул свой шарф ему на шею и бережно укутал в согревающее тепло.
— Ты совсем замёрз, — пожав плечами, ответил Вегас.
Если кто из них двоих и мог замёрзнуть, мелькнула в голове Пита шальная мысль, когда он окинул одетую в лёгкое осенне пальто фигуру Вегаса, так это сам Вегас. Но Пит не стал с ним спорить. В конце концов, ему хотелось поскорее добраться в уютное тепло своей квартиры.
Оставшийся путь преодолели в молчании, но не потому, что обоим было нечего сказать, а потому что пробирающий до мурашек холод отбивал любое желание разговаривать.
Шарф Вегаса, пусть и не был предназначен для зимней лютой стужи, защищал Пита от снега. Согревало совсем другое — осознание, что Вегас пожертвовал своим теплом и комфортом ради него. Это напомнило о тех моментах прошлого, когда Вегас только начинал ухаживать за ним в самом начале их отношений.
Наконец, они добрались до подъезда дома, в котором жил Пит. Это был тихий спальный район, и квартира Пита находилась в одном из сонных домов на третьем этаже. В чужих окнах горел мягкий свет, и Пит в очередной раз подумал, что был едва ли не единственным человеком, который в канун Рождества до сих пор был не готов встречать этот светлый праздник.
Три лестничных пролета они преодолели за считанные мгновения, но благоговейное тепло разлилось по телу только тогда, когда Пит услышал заветные два щелчка дверного замка.
— Вот мы и дома, — сказал Пит, приглашая Вегаса войти в свою квартиру.
Дом Пита был небольшим и скромным, но он не стыдился своего финансового положения вплоть до тех пор, пока не открыл перед Вегасом дверь. Теперь даже самая маленькая и незначительная мысль в духе «а помыл ли я тарелку и убрал ли в шкаф носки?» пронеслась в голове Пита за считанные секунды и, вероятно, в конце концов довела бы беднягу до паранойи, если бы Вегас не сместил весь фокус его внимания на действительно важные вещи.
Как бы Вегас ни кичился, было очевидно, что холодный ветер прошил его до костей. Теперь он, закутанный в одно лишь лёгкое осенне пальто, стоял в прихожей Пита и едва ли не клацал зубами.
— Вот балбес, — пожурил его Пит. — И вот зачем нужно было геройствовать? Сейчас сделаю горячий чай, разувайся.
Он, как хороший и радушный хозяин, чувствовал на себе немалую ответственность за своего гостя и потому уже начинал беспричинно нервничать и суетиться.
— Не хочешь провести для меня экскурсию? — наконец спросил Вегас. Он снял пальто и теперь остался лишь в одних идеально отглаженных чёрных брюках и красной бархатной рубашке.
У Пита на мгновение перехватило дыхание. Вегас выглядел безумно привлекательно и несправедливо аккуратно. Даже его чёртовы брюки, казалось, только что вышли из-под утюга.
— Пит? — напомнил о себе Вегас, усмехнувшись. Поймав на себе изучающий взгляд Пита, он, похоже, догадался, о чём тот мог думать.
— А, да, конечно, пойдём, — рассеянно отозвался Пит и, едва заметно тряхнув головой, чтобы привести мысли в порядок, повёл Вегаса по небольшому коридору.
Надежды Пита не оправдались: с уходом Карины из его жизни, он снова перестал заботиться о поддержании чистоты в своём доме. Теперь к видимому перечню его недостатков прибавился ещё один...
— А ты по-прежнему разбрасываешь свои вещи повсюду, да? — беззлобно, скорее, как приятное воспитание, которое Вегас мог разделить с Питом, потому что очень хорошо знал его маленькие бытовые слабости и привычки. В прошлом Вегас, приходя в дом Пита, где он жил со своей бабушкой, под предлогом "позаниматься математикой", нередко подшучивал над ним за привычку вытаскивать из шкафа всю одежду и оставлять её в самых неожиданных местах в своей комнате.
— Ну, я... — Но закончить Питу не позволил кот, вдруг появившийся у его ног.
Мино приветствовал хозяина и требовал от него ласки. Пит не заставил любимца долго ждать и поднял его на руки. Лапки и пузико Мино были ещё совсем тёплыми, почти горячими, вероятно, он только что проснулся.
— Привет-привет, Мино, — залепетал Пит, почёсывая кота за ушком. — Поздоровайся с Вегасом, он наш гость.
Мино смерил Вегаса равнодушным взглядом и, посмотрев снова на хозяина, тихо, но требовательно мяукнул.
— Ох, прошу прощения, приятель, я совсем забыл про твой ужин. Вегас, ты не против, если я схожу покормить Мино и заодно соображу что-нибудь на ужин нам?
— Да, конечно. Я могу пока одолжить твою зарядку?
— Всё, что угодно. Чувствуй себя, как дома. И извини за беспорядок, — сконфуженно добавил Пит и поспешил вслед за вальяжно вышагивающим котом в сторону кухни.
Вегас проводил его взглядом. На губах его играла ласковая улыбка.
* * *
Пит готовил на кухне чай и разогревал вчерашний карри — единственная еда, которую он нашёл в своем холодильнике, — когда в дверном проёме показался Вегас. Пит сразу заметил перемену в его настроении, пускай тот, похоже, и пытался её скрыть.
— Всё в порядке?
— Да, — отмахнулся Вегас, своим коротким ответом давая понять, что он не хочет развивать эту тему.
Но раз они оба встретились в канун Рождества и теперь были здесь, в квартире Пита, Пит подумал, что имеет право знать хотя бы часть той истории, которая до сих пор висела между ними невысказанной тайной. Пит не хотел это признавать, но он слышал, как четвертью часом ранее Вегас, когда Пит оставил его, чтобы покормить кота, эмоционально говорил с кем-то по телефону. Вероятно, это был его отец. Но Пит не собирался подслушивать, просто тонкие межкомнатные стены оказались не готовы к такому выплеску эмоций.
— Может быть, расскажешь, куда ты направлялся до того, как застрял на машине? — осторожно, издалека начал Пит. Он хотел выглядеть непринуждённо, но напрягся, когда Вегас остановил на нём острый взгляд.
— Ты ведь всё слышал, верно? — не вопрос, а, скорее, констатация факта. Но в голосе Вегаса не было слышно упрёка, только явная усталость исказила его интонации.
— Не всё, но... — Пит не стал ему лгать, потому что знал, что Вегас видит его насквозь.
В повисшей тишине щелчок чайника прозвучал как выстрел. Пит вздрогнул и поспешил наполнить чашки кипятком.
— Извини, у меня есть только чёрный в пакетиках-...
— И как много ты услышал, Пит? — не дал ему уйти от темы Вегас.
Пит вздохнул и поставил две кружки на стол: одну для себя, другую — для Вегаса, но тот даже не взглянул на неё. Всё его внимание было по-прежнему приковано к сконфуженному Питу.
— Ты не подумай, я не подслушивал, — начал он извиняющимся тоном, — просто ты говорил очень громко и... Я услышал только то, что, кажется, ты должен был улететь сегодня... Это правда?
— Да, это так.
— Тогда почему же ты...
— Я направлялся в аэропорт, когда случился буран, — ответил Вегас, обхватывая горячие бока керамической кружки ладонями. — Но, наверное, оно и к лучшему, что я застрял.
— Да, рейс бы всё равно отложили.
— Нет, Пит, не в этом дело, — покачал головой Вегас. — Я просто счастлив, что могу хотя бы раз в жизни поступить не так, как хочет мой отец. И в этом не будет моей вины. По крайней мере, я сам буду знать, что это не моя вина. Хотя, впрочем, это не помешало ему снова назвать меня ничтожеством.
Вегас поник. Так и не притронувшись к чаю, он смотрел на вальсирующие чаинки, прорвавшие тонкий пакетик.
Пит знал, каким был отец Вегаса, но он не мог и представить, что по прошествии стольких лет он по-прежнему будет так сильно довлеть над своим уже совсем взрослым сыном. Но, похоже, за эти годы действительно мало что изменилось.
— Я должен был улететь в Таиланд сегодня ночью, — продолжил Вегас. — Адский перелет с несколькими пересадками в разных странах, чтобы только вовремя попасть на церемонию свадьбы.
— Чьей свадьбы? — не понял Пит и глупо захлопал ресницами.
— Моей, Пит. Вернее, свадьбы, которую так сильно жаждет мой отец, чтобы укрепить, а после и заполучить власть в бизнесе отца той женщины, которую мой избрал мне в жёны.
— Но разве ты не говорил мне, что... — Пит замялся.
— Я гей, Пит, и это уже никогда не изменится, — как будто бы прочитав его мысли, подтвердил Вегас. — Ты же знаешь, что я разобрался в своей ориентации ещё с шестнадцати лет. Вот только мой отец так и не смог принять этого. Он знал и пользовался мной, когда ему это было удобно для установления связей в бизнесе, а после... Он решил, что будет неплохо женить меня на именитой красавице.
Между ними повисло тяжёлое молчание. Пит обдумывал каждое услышанное слово и не мог подобрать собственных, чтобы подбодрить или утешить Вегаса. Он просто не знал, что сказать и как реагировать на всю полученную информацию. Хотел ли он услышать всё это сейчас, когда время, казалось, уже давно утекло сквозь пальцы, а старые раны только-только начали затягиваться новой кожей? Пит не знал. Он был потерян и подавлен не меньше, чем Вегас, потому что все детали истории, произошедшей с ними шесть лет назад, теперь, дополненные некогда сокрытыми подробностями, наконец-то встали на свои места и показали ему общую картину произошедшего.
— Как когда-то, он снова решает, где и кем мне быть, — сквозь сжатые зубы проговорил Вегас. Костяшки его пальцев побледнели от напряжения, когда он с силой сжал ладони в кулаки. — Я ненавижу своего отца, Пит. И я ненавижу то, что он сделал со мной. Что он сделал с нами.
Питу было восемнадцать, и он только что сдал последний вступительный экзамен в университете, когда Вегас, которому ещё только предстояло преодолеть выпускной класс в школе, сообщил ему о разрыве.
Вегас дожидался его на улице и выкуривал одну сигарету за другой, так что когда Пит, счастливо улыбаясь, подошёл к Вегасу, то от того уже разило тяжёлой горечью табака.
— Что случилось? — спросил Пит, нахмурившись. Он слишком хорошо знал Вегаса и его привычку выкуривать за раз по пять сигарет, когда что-то сильно его беспокоило.
Вся радость от последнего сданного вступительного экзамена улетучилась, когда Пит поймал на себе острый, пронзающий злобой взгляд Вегаса.
— Мы расстаёмся, — жёстко произнёс он и выбросил окурок.
— Что?..
Сказанное оглушило. Мир под ногами пошатнулся, и Пит, вероятно, упал бы, если бы взгляд Вегаса не пригвоздил его к каменной стене.
— Ты слышал.
— Нет, Вегас, повтори, — разозлившись, потребовал Пит. Он должен был убедиться, что не ослышался, что роковые слова действительно значили то, что имел в виду Вегас.
— Мы расстаёмся, Пит.
— Кто сказал?
— Я.
— А моё мнение об этом ты узнать не хочешь?
Пит не понимал, откуда в нём, всегда спокойном и тихом, вдруг взялась такая решительность, такая сила и... злость? Новость, которая стала неожиданностью, напугала, и этот страх, разгоняя адреналин по венам, теперь готов был пламенем вырваться из груди.
Пит впервые показал клыки, когда Вегас, не утруждая себя объяснениями, вдруг собрался уйти. Но Пит не позволил. Цепко перехватил его за плечо и с силой впечатал в стену. Пит даже не знал, что был способен на ту грубость, какую обычно любил получать сам, но, разумеется, несколько в других, более интимных, обстоятельствах и декорациях.
— Какого чёрта ты делаешь? — зашипел в ответ Вегас. По его округлившимся глазам было очевидно, что он так же не ожидал такой реакции от Пита. Он привык, что его мальчик всегда и во всём был послушен, всегда подчинялся и просил о боли. Но только не теперь, когда боль оказалась куда серьёзнее физической, когда боль затронула сердце и выкорчевала из него всё человеческое ржавым гвоздём.
— Нет, Вегас, какого чёрта ты́ делаешь? — огрызнулся Пит. — Что изменилось? Я тебе больше не нравлюсь? У тебя появился кто-то другой?
— Да, блядь, у меня появился кто-то другой. И ко всему прочему, ты сейчас пиздец как пугаешь меня, Пит. Отпусти! — Вегас дёрнулся, высвобождаясь из захвата. Но долгой борьбы не было — тело Пита ослабело быстрее, чем он успел нанести Вегасу удар.
Они стояли друг напротив друга и, как когда-то, в роковой день знакомства, смотрели друг другу в глаза. На мгновение Питу показалось, что в тёмных, беззвездных омутах напротив он видит прежнего Вегаса — обеспокоенного, любящего.
— За что ты так со мной, Вегас? — только и спросил он. Горло предательски сдавило ледяной рукой боли, страха и жалости к самому себе. На ресницах заблестели солёные жемчужины невыплаканных слёз.
— Прости, Пит, — сдавленно бросил Вегас и, развернувшись, ушёл.
Глаза застлала пелена, так что Пит едва мог разглядеть быстро отдаляющуюся фигуру человека, которого он так сильно любил. В конце концов, Вегас стал первой и, пожалуй, единственной настоящей любовью Пита. И даже если им не суждено было бы разделить их долго и счастливо до конца их дней, он хотел верить, что заслужил хотя бы разговора. Но Вегас не оставил ему выбора.
Вегас избегал Пита вплоть до своего полного исчезновения. О том, что Вегас улетел в Америку, он узнал случайно от друзей, которые были удивлены такой спешке ничуть не меньше Пита. Вегас никогда не говорил ему о своём решении переехать в другую страну, но здесь, похоже, всё действительно было спланировано заранее.
Отец Вегаса часто бывал в Штатах, и сам Вегас несколько раз летал с ним из Лондона, но они никогда серьёзно не говорили о его переезде. Друзья Пита твердили об обратном. Через неделю к слухам добавились новые подробности: Вегас закончит последний год школы в Америке, а после там же поступит в университет. В голове же Пита звучало иное — Вегас уехал навсегда.
Ещё через несколько недель общие знакомые перестали обсуждать Вегаса, и о нём постепенно забыли. Но только не Пит, у которого имя Корнвит было выжжено на сердце.
Питу казалось, что он потерял смысл жизни, что он потерял самого себя. И если бы не бабушка, не друзья и учебная рутина, он, вероятно, не смог бы выкарабкаться из того состояния, в которое себя вогнал постоянными мыслями о Вегасе, об их последнем диалоге. В один момент Пит считал виноватым себя, в другой — Вегаса. По сути, в случившемся не был виновата никто, потому что правду, как бы сильно Пит ни пытался её додумать, было невозможно узнать.
И только через полгода, когда Пит научился жить без Вегаса, он вдруг получил короткое сообщение с незнакомого, одноразового номера. Всего несколько строк, но они врезались Питу в сердце неровным, ломаным осколком.
— Так было нужно... — прошептал Пит слова, которые, как он знал наверняка, были написаны для него рукой Вегаса.
Вегас посмотрел на него, но не произнёс ни слова. Осознание проскользнуло по его лицу, когда губы Пита сломала кривая, вымученная улыбка.
— Ответь мне, Вегас, это правда единственное, что я заслужил? За всё то время, что мы были вместе...
— Ну а что ещё я мог тебе сказать? — рассердился Вегас. — «Прости, Пит, мой мудак отец обещал прикончить тебя, если бы я не отказался от тебя и не полетел в Штаты?»
— Ты мог бы объяснить всё по-человечески! — всплыли в ответ Пит и подскочил со стула. Как и когда-то, в день разрыва, он вдруг почувствовал непреодолимое желание наброситься на Вегаса и вытрясти из его головы всю эту дурь. И поэтому Пит отошёл на безопасные два шага, которые позволяла ему сделать крошечная кухня. Так, по крайней мере, их с Вегасом разделяло некоторое расстояние и стол, на котором стояли две кружки с уже остывшим чаем.
— Разве тебе уже тогда не надоело постоянно слышать про моего отца? Ты и так был тем, на кого я постоянно взваливал всё это дерьмо, хотя не должен был. Ты не заслуживаешь всего этого, Пит.
— Спасибо, что снова учёл моё мнение, Вегас, — огрызнулся Пит. — Знаешь, обычно партнёры так и поступают: разговаривают друг с другом, когда их что-то беспокоит, когда им что-то друг в друге не нравится. Ты же знаешь, я всегда был готов тебя выслушать, я всегда был готов помогать тебе, и теперь ты говоришь мне, что я не должен был этого делать?
Вегас молчал, но не потому, что ему нечего было сказать, а потому что теперь, когда они оба стали старше и мудрее, он понимал, что Пит на самом деле прав.
Вегас поднялся со стула и сделал два шага в сторону Пита, но остановился, так и не сделав третий. Он всегда давал Питу возможность принять своё собственное решение.
— Прости меня, Пит. Прости, — прошептал Вегас. Его голос дрожал, на ресницах затрепетал влажный отблеск невыплаканных слёз.
И Пит понял, что все эти годы на самом деле обманывал самого себя. Обманывал, когда при прощании шесть лет назад сказал Вегасу, что ему не больно, что он забудет его так же просто, как и чёртовы вступительные экзамены в университет. Обманывал, когда тёмной, одинокой ночью набирал и снова стирал сообщение на номер, которого больше не существовало, но цифры которого всё равно по-прежнему были выжжены в его, Пита, памяти. И, наконец, Пит всеми силами пытался обмануть себя, встречаясь с девушками, которые должны были сделать его жизнь другой, счастливой и, по мнению общества, "правильной".
Но правильным был только Вегас. Только его присутствие рядом и его горячие руки, блуждающие по телу, жаркие губы, нашёптывающие слова прощения.
Они оба стали невольниками чужих прихотей, но теперь, когда судьба сыграла с ними злую шутку, сведя их вновь, они больше не могли и не хотели подчиняться другим: ни голосу разума, ни людям, которым в сущности на них было плевать.
Если бы Пита спросили, кто сделал последний, решающий шаг, он бы не смог ответить точно. Потому что в ту роковую секунду они впервые шагнули навстречу друг другу одновременно и соединили уста, прильнув всем телом, всей сущностью друг к другу.
Сбиваясь с дыхания, сбиваясь с ритма жарких и влажных поцелуев, они преодолели, собирая острые углы и все плоские поверхности стен, незначительное расстояние до спальни за показавшиеся бесконечными минуты. Но Пит предпочитал более об этом не думать. Всё, что имело значение сейчас, вдруг сжалось до размеров крошечной вселенной, куда они сбежали, наплевав на условности.
Когда телефон Вегаса, лежащий на тумбочке в спальне Пита, загорелся экраном и завибрировал тихим, но настойчивом вызовом, они оба проигнорировали это. На дисплее требовательно горели крупные буквы, складывающиеся в одно ёмкое и почти обезличенное "Отец", но Вегасу вдруг стало плевать. В конце концов, Пит всегда был прав: сколько бы хорошего Вегас ни сделал, он навсегда останется в глазах своего отца неудачником, обузой, ничтожеством... И теперь, когда у Вегаса появился реальный выбор: пытаться снова стать хорошим для того, кто его ненавидел, и пойти против своих собственных принципов и собственной природы, или вернуть в свою жизнь тёплый свет своего драгоценного, единственного солнца, он без раздумий выбрал второе.
Огни гирлянды, которую Пит растянул по стене у своей кровати для уюта, мягко расцвечивали кожу, сгущали глубокие тени. Вегас выглядел великолепно в этом свете — как страсть, бушующая в груди, как сладостный сон, от которого не хотелось просыпаться.
— В твоих глазах — звёзды, — прошептал Вегас, невесомо касаясь подушечками пальцев щеки Пита.
Желая почувствовать прикосновения Вегаса острее, Пит прикрывал глаза и тянулся за ладонью Вегаса, которая блуждала по его лицу, губам, шее... Пока, наконец пламя, разливающееся по телу, не опалило, не подтолкнуло вперёд.
Поцелуй был жгучим и терпким, как пережитая на двоих боль, как преодолённая сегодня, в Рождество, разлука.
И если больше двух тысяч лет назад на свет появилась новая жизнь, то сегодня, в эту волшебную ночь, после двенадцатого удара часов в комнате на кровати Пита была распята другая.
Сплетение тел, сплетение пальцев и жизней. Сначала это было просто странное совпадение, но теперь, когда они снова были соединены чем-то большим, чем телесность, Пит понял, что на самом деле это была судьба. В один декабрьский вечер ему суждено было снова повстречать Вегаса и позабыть обо всех кошмарах, которые терзали его душу ржавыми гвоздями. Теперь Вегас был рядом и вжимал его в кровать, опаляя тяжёлым, горячим дыханием его скулы, клеймя зубами и ненасытными поцелуями его шею.
За эти годы из неловких, неопытных подростков они оба выросли в настоящих мужчин. Теперь Пит не боялся близости, не боялся смущения — он упивался им, как Вегас упивался его раскрасневшимися щеками, искусанными и припухшими от поцелуев губами.
И Пит стонал имя Вегаса. И Вегас дарил Питу мгновения волшебства и блаженства, о которых они не позабыли, но которые теперь ощущались гораздо острее, чем те воспоминания, которые все эти годы они могли только воскрешать в своей памяти.
Теперь они оба готовы были создавать новые.
Когда пламя затихло, они лениво распласталась на кровати в тёплых объятиях друг друга. Пит, как насытившийся кот, лежал у Вегаса на груди, пока тот ласкал его, осторожными движениями перебирая пряди волос.
— Ох, а который сейчас час? — вдруг спросил Пит, подскакивая на постели. Одеяло, которым Вегас бережно накрыл его, сползло с его плеч, оголило молочно-белую, в сладких отметинах грудь. Вегас позволил бы себе залюбовался таким зрелищем, если бы Пит настойчиво не пытался дотянуться через него к тумбочке, где стоял старомодный будильник.
Вегас усмехнулся. Перехватив Пита за талию, он прижал его к своему торсу, а сам свободно достал с прикроватной тумбочки свой телефон.
— Половина второго ночи, — сказал он, смахивая в сторону все сообщения и уведомления о пропущенных вызовах.
— Мы же так и не отметили Рождество! — округляя глаза, ужаснулся Пит.
— Как же это не отметили? — хитро улыбнулся Вегас. — Как по мне, мы отметили его сполна. Я бы даже повторил праздничную программу, но давай всё-таки оставим это до утра, м? Страшно хочется спать.
— Вегас! — возмущённо воскликнул Пит и, зардевшись, легонько шлёпнул его по нагой груди ладонью. — Не богохульствуй!
— Если ты продолжишь быть таким милым и дразнить меня, я не ручаюсь за свою праведность... — дразнящими движениями он провёл по упруго-мягким бокам Пита, но, поймав возмущённый взгляд, сдался: — Ладно-ладно, давай спать.
И, обняв Пита, уложил его обратно себе на грудь.
— Счастливого Рождества, Пит.
— Счастливого Рождества, Вегас.
