Чёлн, забытый, зыблемый приливом и отливом

      Снег кружится в неясном танце по серой сцене парижского неба, оседает на светлых волосах, ресницах, одежде. Не тает.       Верлен сжимает между пальцев тонкую сигарету, задерживает взгляд на очередной опустившейся на перчатку снежинке. Пар от дыхания мешается с дымом, пола пиджака треплется холодным ветром.       Поль слабо дрожит от мороза, пробирающегося под лёгкую одежду и кожу. Но это не так страшно. Гораздо страшнее другой мороз, разъедающий изнутри до пустоты, до настоящего ничто. От такого не спастись пледом, тёплым кофе, даже объятьями любимого человека – пусть медленнее, пусть незаметнее, но он продолжит окутывать невидимым инеем, вызывая тоску по неизвестно чему, грусть неясно о чём. – Тебя тревожит что-то, mon cher? – Я… не знаю.       Привычно-надломленная улыбка искажает губы. Верлен выбрасывает сигарету, бесполезно прячет руки в карманах и проходится по краю крыши какого-то здания, какого – он не знает, да и не важно.       Он просто сбежал, снова, как глупый мальчишка из родительского дома. Иногда его тянет – то к морю, то к звёздам, ведь кажутся единственно-родными; то к людям, таким чужим, но ужасно хочется понять их. Понять, что в нём самом не то.       В очередной раз он заглядывает внутрь себя и видит ничто. Смотрит в зеркало – там совершенно не он. Искусно и искусственно обранные ненавистным создателем идеальные способность и внешность. А манеры одеваться, говорить, держать себя, боевые навыки, даже обыденные жесты – от Артюра. Словно губкой, белым холстом жадно впитанные краски учителя. Напарника. Друга. Люб...       Да, вот только любить себя у Рембо он не научился.       Что вообще такое эта любовь?       Артюр говорит, что любит его. И он, Поль, беспрестанно-обыденно повторяет в ответ: «Et je t'aime. Et je toi. Je t'aime aussi». Шепчет между несвязных, рассеянных поцелуев, совершенно теряя смысл этих слов где-то в уголках покусанных губ. Они, признания эти, звучат столь же легковесно, как и уверения Рембо в том, что Верлен такой же человек, как извечное его: «Je te comprends».       Оба пытаются придать словам вес, но те истлевшими листьями рассыпаются на ветру, тают льдинками на ладонях. И оба это прекрасно понимают.       Единственное сообщение от Артюра: «Надеюсь, ты в порядке». Видимо, решил не донимать звонками после прошлого подобного случая и последующей ссоры.       Поль вздыхает и прикрывает глаза, подставляя лицо снежинкам. В крадущихся сумерках проглядывают ранние звёзды – или это только кажется в утихающем снежном вихре? Побег окончен, пора возвращаться. Он всегда возвращается. Рембо ведь волнуется.       Поль в который раз устало утыкается в чужое плечо. Ткань шарфа, темная прядь едва щекочат щёку. Руки Артюра мягко скользят по чужим волосам, спине, обнимают крепко. – Родной мой…       Поль прикусывает губы и вздыхает устало, но покорно отдаётся весь этим рукам: – Знаешь, Артюр, я понял кое-что о людях. Они ужасно любят врать, чтобы только не потревожить своё хрупкое счастье.       После такой прогулки голос оказывается совсем тихим, чуть охрипшим. На переспрос Рембо он лишь ведёт плечами, поднимает взгляд: – Ничего, mon cher. Просто поцелуй меня. Embrasse moi, s'il te plait.