Больше не нужен

Оглядываясь назад, сейчас я уже жалею, что тогда отпустил её. Я был слишком молод. Наверное. Теперь я вижу ее спустя пять лет. Уже давно отпустил, забыл, но, когда этот хмырь обнимает её, я хочу ему врезать. Я далеко не спортсмен и даже не зожник, а он на голову выше меня и шире в плечах на полтора. Да и невежливо будет устраивать драку на ламповой встрече одноклассников. Черт, да! Это встреча одноклассников! Так почему же многие пришли сюда с так называемыми вторыми половинками? Окей, ладно, мне просто неудобно сидеть в почти 25 лет без пары. Разумеется, тут есть еще одинокие люди, но они общаются, пьют, смеются. А я сижу как третий лишний рядом со своей бывшей одноклассницей и по совместительству подругой детства, в которую безответно влюблен, и ее парнем, которого знаю неполных полчаса, а уже ненавижу. — Ну и как так вышло, что от тебя за пять лет не было слышно и весточки? Я пыталась звонить тебе по телефону, и даже ходила на старую квартиру, ты будто сквозь землю провалился! — Наташа сидела, повернувшись ко мне, ее указательный палец лениво скользил по кромке бокала с шампанским, хоть сама она интенсивно выражала возмущение. — Знаешь, после выпуска все так завертелось… Переезд, потом телефон сломался. Представляешь, та самая нокиа 3310 перестала работать. Где это видано, чтобы легендарные телефоны ломались? — Я открыто врал ей, стараясь смотреть в ее глаза абсолютно честным и виноватым взглядом. Когда я вру, я начинаю болтать. Обычно я немногословен с людьми в жизни. Мысли? Пожалуйста! Часами думаю вечерами в квартире, веду несуществующие монологи и диалоги. — Ха, ну, да. Ну, это же ты, — уже мягче и спокойнее продолжила Наташа, — я не удивлюсь, если рядом с тобой и новые швейцарские часы прекратят работу через пару месяцев. Хотя, сколько ты там ходил с этим телефоном? — Дай вспомнить. Я не знаю, сколько с ним ходил отец, но отдал мне телефон, когда мы только пошли в седьмой или шестой класс. Значит у меня он прожил где-то пять лет. — Прожил? Тут скорее подойдёт «промучался» или «прострадал». Помнишь, ты грецкие орехи в школу принес, а наколоть забыл. — Ната ехидно улыбнулась, как будто намеревалась отомстить своими колкостями за мое исчезновение, побег. Но даже такая ее улыбка вместо равно была самой прекрасной на свете. — А что мне осталось делать? Накосячил, тупанул, тебе так орехов хотелось… — я сделал вид, что ее слова смутили и задели меня. — Ты колол орехи телефоном? В разговор влез Георгий. Честно, я уже забыл о его существовании. — Гош, Шура ещё не такое может. Когда он ручку забыл, нет чтоб попросить, он на всех уроках карандашом писал. А потом тетради собрали. Судя по всему, теперь была очередь моего существования забыться. «Шура» — да, она звала меня именно так и почти никак иначе. Зато я издевался над ее именем, как мог. Кем только она не была. Ната, Таха, Нэт, Таля, Тяня, Таша, Алья, Налья, Наля и просто Аля или Лия. Она всегда отзывалась на каждое новое прозвище. Я оглядел комнату. Ума не приложу, почему аренда этого помещения стоила так дорого. Пытаясь вспомнить имена своих одноклассников, я совсем запутался. Половину людей я видел впервые в жизни, а другая половина подросла и изменилась. Пока Наташа рассказывала случаи из прошлого, я ковырялся вилкой в тарелке, хотел найти мясо, но вместо этого попадались лишь овощи. Понимал я это только тогда, когда пробовал еду. Было съедобно и вполне вкусно, но из-за степени сваренности и обжарки отличить одно от другого было нереально. Не знаю, как просидел там еще два часа. Домой я практически полз. Будто червь. В моей гладкой голове не было и намека на разум или мысли, только инстинкты и рефлексы, контролирующие остановку на красный свет светофора и траекторию до дома. Кажется, я не ошибся ни одним поворотом. Не помню. Дома кинул пальто в угол шкафа, разулся, включил свет в комнате и задумался, а что, собственно, делать дальше? На экране телефона высветилось 21:33. Да, время недетское, но и спать было рано, хоть и хотелось. Через некоторое время в голове созрел план действий. Я снял штаны и рубашку, напялил футболку, вероятно, как всегда наоборот. Проходя мимо компьютера, щелкнул кнопку включения, а свет выключил. Пока монитор раздумывал, я молча сидел в темноте. Затем еще ждал, когда мышка соизволит заработать. На поиски нужной мне папки ушло минут десять. Обычный вордовский лист с несколькими ссылками. Ссылками на ее соцсети. Как гребанный сталкер я жадно вглядывался в фотографии Наташи, ее записи, время последнего пребывания онлайн. Устало и опустошенно опустил голову на тетрадь, лежащую на столе. Привычка хранить на столе открытые чистые тетради у меня довольно давно. Это бывает полезным, есть где что-то написать, нарисовать. Только карандашей вечно под рукой нет. 2. Я задремал. Нужно было перебраться на кровать, чтобы не болела шея. Но в тот момент мне было все равно. Открыв глаза, я понял, что уже сплю и вижу сон. Передо мной вместо экрана находилась спина какого-то паренька, а под рукой не чистые листы, а тетрадь, исписанная примерами и задачами. Я огляделся. Снилась мне школа. Втянул носом запах десятка ручек и замазки. — Соловьёв, — я вздрогнул и поднял глаза, когда женщина у доски назвала мою фамилию, — сможешь решить это уравнение? Ее тон не был похож на вопрос, это было утверждение. Я мог выйти к доске, накалякать что-нибудь, но даже во сне мне было так лень вставать. И вообще говорить. — Так что? Знаешь ответ? — Ирина Григорьевна, да хватит вам. Последний урок в четверти, Саша устал, знаете, как он старался, чтобы сдать все без троек? В наш диалог, а вернее монолог учителя, влезла Наташа. Она сидела на соседнем ряду, на одну парту ближе к доске, чем я. — Хм, ладно, тогда Антонов. К доске. — Ну Ирина Григорьевна, я тоже устал, седьмой урок, голова совсем не работает. — Шут с вами. Собирайте вещи! — Сдалась учительница, стирая мел с доски. Через шум отодвигаемых стульев я услышал голос: — Вечно тебя Наташка прикрывает. Судя по всему, говорил мой одноклассник слева. Я мог бы ударить его, если бы захотел. Вы не подумайте, я никогда первым не лезу в драку. Но мысли были. Отрешенно я смахнул учебник с тетрадью в рюкзак, сверху примостил пенал. Хоть нас и отпустили пораньше, пришлось ждать звонка. Ирина Григорьевна была веселым, понимающим учителем, но все же строгим. В коридоре я просто шел за Наташей. Она что-то говорила, но я не слушал. Я слишком вымотался за вечер, чтобы теперь напрягаться во сне. Честно говоря, Наташа давно мне не снилась. Следуя за ней и повторяя ее действия, я оказался на улице. Темнело, было холодно. Я продолжил идти за ней, но она уже молчала. Я не думал как-то нарушать это молчание. Вскоре она остановилась около автобусной остановки, повернулась ко мне и улыбнулась. Я ощутил себя ее зеркалом и улыбнулся ей в ответ. — Ой, автобус! С каникулами тебя! Я сейчас к тете поеду, а завтра зайду, хорошо? — Наташа быстро обняла меня и стала подталкивать в сторону автобуса. Я лишь рассеяно сказал: «Ага». В автобусе простоял лишь несколько секунд. Я совершенно не знал, куда и зачем мне ехать, поэтому выскочил на улицу через другую дверь автобуса. Наташа не заметила. Город казался мне незнакомым. Тогда в мою голову закрались сомнения, ведь у меня никогда не было таких реалистичных снов. Но я просто шел по улицам, вертя головой. Пока не захотел есть. Вы когда-нибудь чувствовали голод во снах? Вместе с голодом в животе появилась паника. Я пытался убедить себя, что это сон, но не знал, как мне проснуться. Неожиданно я понял, где нахожусь. Возле рынка, где работала моя соседка. Это понимание запустило в голове механизм, который позволил вспомнить дорогу до старого дома. Я простоял пять минут, ожидая, что таким же чудесным образом в голове всплывет номер квартиры. Потом додумался искать ключи в карманах. И действительно нашел связку с брелоком в виде футбольного мяча. Во второй раз память не подвела меня. Мне потребовалось время на поиски этажа, но нужную дверь я определил сразу. Дома не было никого. Да и был ли этот дом вообще моим. В голове вились мысли, которых лучше бы и не было. Что будет, если я пырну себя ножом? Мне будет больно? Я умру? Я проснусь? Вместо этого я решил поспать. Сон — лучшее лекарство. Но вылечит ли оно меня от этой ситуации. *** Разбудил меня давно забытый голос. Голос мамы. После выпуска из школы я забил не только на Нату, но и на своих родителей. Хороший сынок, ничего не скажешь, самостоятельный. Я поспал во сне. Достижение достигнуто, могу ли я гордиться собой? Разбудив меня, мама ушла на кухню. Я судорожно перерыл всю комнату, как будто искал что-то, что поможет, подскажет выход, подкинет разгадку. Чувство нереальности происходящего не покидало меня. За окном была зима, я даже не сразу не обратил на это внимание, хоть и порядочное время провел на улице, бродя по городу. Ночь я не спал. Не мог уснуть. Мыслей было огромное множество, они сменяли друг друга, накладывались, перебивали друг друга. Но страха постепенно становилось все меньше. Я же не попал в параллельный мир или совсем далеко в прошлое. Просто заново учусь в одиннадцатом классе, ничего особенного. Несколько раз я ходил в туалет, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Я не находил ни сходств, ни различий, потому что даже не помнил, как я выгляжу. Или как выглядел ранее. Вскоре пришло смирение и спокойствие. Чем мучить себя в бессмысленных попытках осмыслить и понять происходящее, я решил оставить все вопросы в стороне. Я просто жил и наслаждался вновь обретенной возможностью видеть Наташу. Иногда я задумывался, что же произошло. Но моя прошлая, а вернее будущая, жизнь со временем стала больше похожа на сон, чем все, что происходило теперь. Зимние каникулы прошли с ежедневными прогулками и играми в снегу. Я силился вспомнить, когда в прошлый раз выходил на улицу погулять. Все было гораздо лучше и проще, чем раньше. Мое физическое состояние поддерживали родители, внутреннее — Наташа. Единственное, что осложняло всё, — мне приходилось делать вид, что всё так и должно быть. Да, точно, так и нужно. Кому нужно, зачем нужно — неважно. Началась учеба. С безумным рвением я вновь учился. Мне действительно стало интереснее ходить в школу, хотя я и забыл большую часть материала. В этот раз я не тратил время на фильмы или игры. Меня грела мысль, что я смогу что-то изменить. Поступить в более хорошее учебное заведение, например. Ведь теперь я знал, что будет востребовано в будущем. *** Весенние дни пролетали один за другим. Не успел я оглянуться, как опять наступил выпускной, затмив собой все экзамены. И ведь зачем-то я оказался здесь. Именно в этом времени, именно сейчас. Как будто мне давали шанс что-то поменять, исправить, изменить. Буду ли я что-нибудь менять? Скоро та самая отправная точка, после которой мы с Наташей совсем перестанем общаться. — Правда, луна сегодня прекрасна? — Наташа по обыкновению вытаскивала меня из мыслей. — А? — я удивленно посмотрел на Нату и уставился на солнце. — Да я в фильме эту фразу слышала, не обращай внимание. Я вот думаю, если луна отражает свет солнца, значит, смотря на луну, мы смотрим на солнце, а смотря на солнце, мы видим оригинал луны. — Ты в порядке? Не перегрелась? — я в шутку приложил руку к ее лбу, наслаждаясь этим прикосновением. Наташа улыбнулась. Мы жарились на солнцепеке уже час, ожидая конца торжественной линейки. Спасительных теньков под деревьями катастрофически не хватало на всех. После нас ждала фотосессия по городу, затем выпускной бал и встреча рассвета. Я намучался уже под конец фотосессии. Никогда не любил фотографироваться, старался как можно меньше попадаться на глаза фотографу, отсиживался в парковых кустах по возможности. Чувствовал себя ужасно взмокшим и помятым. Только Наташа, как всегда, светилась и выглядела превосходно. Вечером мы, наконец, добрались до домика, где у нас были ужин и танцы. С нами было несколько родителей. Мне удалось немного взбодриться и насладиться едой и торжественной атмосферой в целом. Все мои одноклассники были в предвкушении. Это передавалось и мне. Ощущение той самой «взрослой жизни» пропитывало все вокруг. Хотя моя взрослая жизнь оказалась совсем не такой чудесной, но сейчас я чувствовал некую надежду. Закончился ужин, начались танцы. Мы перетянулись всем классом в просторную комнату с колонками. Заиграла медленная музыка. Мы с Наташей сидели в сторонке, пока несколько пар одноклассников неуклюже перекатывались в вальсе. Зная Наташу, она бы давно сама кружилась в танце, но сейчас просто сидела. Я же отказался от участия еще в самом начале. — Почему не танцуешь? — спросил я Наташу. — А не с кем, — небрежно ответила она. — Да ладно тебе. — Все неинтересные какие-то. Когда закончился медляк, и сменилась музыка, танцевать ринулись и другие одноклассники. Наташа все же вытащила меня подвигаться под несколько песен вместе со всеми. Я никогда и танцевать не любил, тем более на абсолютно трезвую голову, но мне действительно было даже весело. Пришло время выходить. Мы старались собраться очень быстро, но из-за всеобщей торопливости создалась толкучка, и мы замешкались. На улице добрались до поляны. Было довольно светло, но все же страшновато ночью на окраине города. На удивление, никто не дурачился, с криками показывая куда-то в кусты, с целью напугать более впечатлительных. Все вели себя серьезно. Наверное, понимали, что еще шаг, и страница жизни будет перевернута. Закончится этап школы. С рассветом откроются новые горизонты. Я ничего этого не чувствовал в первый раз. Я уже совсем не помню, что чувствовал и о чем вообще думал в школе. Но сейчас я чувствовал такое умиротворение. Мне как будто дали шанс исправить свою жизнь. Мир казался таким огромным и беззаботным. Мы сидели около костра, играли в игры и шумели. Перед самым рассветом достали длинный лист бумаги. Этот свиток начали передавать из рук в руки. Мы писали пожелания и послания себе в будущее. Я думал все об одном, что не покидало меня все эти полгода. Вера в хорошее и всеобщая атмосфера пропитывали меня, придавая уверенности и смелости. Сейчас, смотря на розовеющее небо и слушая веселые разговоры своих ровесников, я преисполнялся надеждами на будущее и мыслями, что все будет хорошо. Более того — просто замечательно. Когда показались лучи солнца, я повернулся в сторону Наташу, сидевшую возле меня, и сказал: — Нат, знаешь, я люблю тебя. Я не сразу решилась поднять глаза. А когда все же сделал это, увидел, что Наташа улыбается. Потом произошло то, что я никогда бы не ожидал. Она поцеловала меня. Я закрыл глаза 3. Я открыл глаза и тут же зажмурил их обратно, пряча от яркого света экрана. В уголке монитора виднелась дата: число, месяц. Рукой нащупал мышку, навел на ярлык, щелкнул. Показался год. Мне опять 25 лет. Это все же сон… Внутри материализовалась пустота, хоть волком вой, но в окне не было видно луны. В каком-то полутрансе я направился на кухню, но и в боковом окне дома луны не было. И смысл жить с краю, у меня только один сосед, да и то тихий. Так скучно без шумного соседа, и на луну не повоешь. Пользуясь тем, что я все еще на кухне, я открыл кран, набрал воды в ладони и окунул лицо, не снимая очков. Пригладил волосы мокрыми пальцами, запрокинул голову, чувствуя, как капли стекают по шее. Мне ничего не хотелось и чего-то не хватало в одно и то же время. Я хотел верить, что все это сон, что мне никогда и не исполнялось двадцать, что мое настоящее «сейчас» в той летней ночи. Но, похоже, именно та летняя ночь и была все это время сном. Самый лучший день в моей жизни закончился, не успев начаться. Мне опять привыкать к жизни без опции «Наташа каждый день»? Только теряя что-то, что видел каждый день, понимаешь, как оказывается плохо без этого. «Да, луна прекрасна» — зачем-то прошептал я. Остаток ночи я ходил по квартире, периодически останавливаясь в разных местах, заново разглядывая стены. Пустота в голове сменилась хлипким деревянным мостиком, через который стали проходить мысли, эмоции, чувства, желания. Мне захотелось увидеть Наташу. Я наспех оделся, машинально взял телефон, немного мелочи на проезд, ключи. Прежде чем запереть квартиру, я внимательно вгляделся в темноту коридора. Меня не было «дома» почти полгода, а сейчас было чувство, что я не смогу вернуться сюда. Было четыре утра, на улице все еще темно, не было людей, только редкие машины. Подобно призраку я ковылял пешком к старой школе. Водитель, подъезжавший к пешеходному переходу, даже не подумал пропускать меня. Впрочем, не так важно. Меня не сбило, а значит все нормально. Вот и школа, из которой я недавно выпустился второй раз. Я шел почти два часа, в голове билась глупая мысль «Вот как сильно я тебя люблю, готов ног лишиться». От школы было не так далеко до двора Наташи, несколько минут на автобусе, но все же дорога заняла много времени, сказывалась усталость. Во дворе поставили новые качели, яркую горку, но старая железная все еще стояла. Перед глазами пронеслись воспоминания, я постоянно бегал сюда, потому что в моем дворе были только деревья и клумбы. А вот Наташе больше нравилось у меня. Несколько брезгливо и пренебрежительно я глянул в сторону красных качелей с деревянным сидением и железной спинкой, и уселся на черную резинку на двух ржавых цепях. Люди посыпались из подъездов. Никто не обращал внимание на меня, мужчину, который в рабочий понедельник сидел, как придурок, на детской качельке. Но и мне было все равно на них. Хотелось закурить. Я достал сигарету из пачки в кармане, выронил в замёрзшую траву. Раздраженно снова достал пачку, с досадой швырнул в кусты. Я чувствовал, что уходить со своего наблюдательного поста мне нельзя. Нельзя было сводить глаз с подъезда. Поэтому я и смотрел, моргал через раз, но глаза не слезились. Время шло. Я не хотел смотреть на часы, полностью абстрагировался от такого странного понятия, придуманного человечеством, как время. Ната, Наталья, Наташка, Наташенька. Без шапки, в бежевом пальто, черных сапожках. Она обернулась к подъезду, из которого только что вышла. Я открыл рот, как рыба, вдыхая холодный воздух. Но я не чувствовал холода, наверное, так долго пробыл на улице, что и сам превратился в холод. Вслед за Наташей вышла мужская фигура, но это был не Гоша. Я прищурил глаза, чтобы разглядеть, кто это. Я. Это я. Только опрятный, в фуражке, чистой куртке. Наташа взяла мою руку в свою, и мы пошли к машине. Мы? Но я здесь. И есть еще я рядом с ней. Я засмеялся, потом заплакал, закричал. Ни другой я, ни Наташа, никто не обратил на меня внимание. Я был безумно рад и до боли печален. Одновременно самый счастливый человек и самый несчастный. Я исчезал. Я понял это, когда попытался схватиться за лицо, но у меня уже не было рук. Мне не было больно физически, но сердце разрывало от радости и отчаяния. Я укусил себя за губу, наблюдая, как другой я открывает Нате дверь машины. Я продолжал смеяться, когда пропал мой рот. Последними исчезли глаза, роняя невидимые слезы.