***
Бескрайние поля и посадки от ветра сменились на лесную чащу. Деревья и заросли повсюду – они переплетались между собой, поглощая всё вокруг, в том числе и старый, местами обвалившийся, кирпичный, песочный забор. Заехав внутрь, они оказались в саду. Возникало ощущение, будто бы сначала был посажен сад, а потом уже построен дом. Ксавье и Уэнсдей выбрались из машины. Мир окрасился новыми красками. Солнечные лучи были повсюду, они отражались на светлых листьях абрикосы, на старом двухэтажном доме, сделанном из такого же материала, как и забор. Светлые белые стены, местами облупленные. Но это нисколько не портило вид, скорее даже придавало чего-то. В лексиконе Аддамс не было подходящих слов, чтобы описать это ощущение, но если бы на её месте был бы кто-то другой, к примеру, тот же Ксавье, то он бы назвал это место: уютным. Из дома вышла женщина, на вид около 50 лет. У неё были средней длины чёрные волосы и яркая, заразительная улыбка. — Ciao! Вы должно быть Ксавье, — сказала женщина, пожимая руку художнику. — Здравствуйте, а вы, наверное, мисс Николетта. — Прошу, просто Нико. Пойдёмте в дом, я вам всё покажу. Торп глянул через плечо на свою спутницу, уступая ей идти первой. Дева молча пошла за итальянкой. Чувствуя на спине взгляд художника. — Раньше эта вилла принадлежал одной весьма богатой семье евреев, Перлман. Отец семейства был археологом, поэтому настоял, чтобы дом оставался в первозданном виде. Сама вилла была построена ещё в 16 столетии. — Должно быть сложно отапливать его зимой, — вдохнул Ксавье, рассматривая картины, висящие на стене. — Ну, с современными технологиями это стало значительно легче. Как только ты входишь в дом. Первое, что тебя встречает – это длинный коридор, с четырьмя дверями и лестницей на второй этаж. В отличие от вида снаружи, внутри всё было значительно в лучшем состоянии. Видно, что виллу старались поддерживать. Потолок и стены покрашенные в идеально белый, мраморный пол отдавал холодом даже через подошву босоножек, в помещении было приятно прохладно. — Это гостиная. Вы случайно не музыканты? — Уэнсдей играет на виолончели. — Ответил юноша, продолжая рассматривать фрески на потолках. — В таком случае, вам понравится библиотека, кажется, там есть всё – начиная от нот и заканчивая картами древнегреческих городов. Правда, большинство книг там на итальянском. — Это не будет проблемой — отозвалась Аддамс на итальянском, оторвав взгляд от интерьера. Кажется, каждый уголок дома был заполнен мебелью, фресками, книгами, коврами и картинами – ни одного пустого места. Во всяком случае, пока они были только на первом этаже. — Вы сказали, что сеньор Перлман был археологом, могу я предположить, что в библиотеке есть философские трактаты? — Вероятно, — улыбнувшись ответила Нико. Мышцы лица чёрно-белой девы слегка расслабились. За этой картиной наблюдал Торп, не понявший ни слова. — Обычно постояльцы предпочитают есть на заднем дворе. Там же находится сад, спуск на пляж и бассейн. Шурша подошвой, трое людей медленно, но ритмично поднимались по лестнице на второй этаж. — От 1 до 10 насколько это выглядит, как завязка второсортного фильма ужасов? — шёпот художник прильнул в голую шею. Аддамс сжала зубы, сдержав вздрагивание в плечах. — Семь, — несдержанно, на выдохе прошептала в ответ, — У нас нет ребёнка и мы даже не молодожёны. — А кто бы оказался убийцей, садовник? Кожей девушка ощущает его улыбку, взгляд, то как он держит руки в карманах, как неестественно сутулится, чтобы хорошо слышать её. — Твои познания в плохих ужасах, пугают. — В хорошем плане? — Определённо нет. Они вступили на площадку и снова поднялись на лестницу. — А где находится секретная комната, в которой они хранят трупы прошлых постояльцев? — Там же, где они хранят запасы спагетти и пиццы. Уэнсдей услышала приглушенный рукой смешок и сама того не заметив, мышцы губ напряглись, уголки предательски поползли вверх. Преодолев последнюю ступень, они снова оказались в коридоре с высокими потолками, белыми стенами и на полу из тёмного дерева. Единственным источником света был балкон, с раскрытыми нараспашку дверьми – свет проникал в комнату, оставляя ярко-зелёные блики на лаковых шкафах. Балкон открывал вид на сад и листву деревьев. — А это ваша комната, — сказала Нико, открывая тёмную дверь. Аддамс пришлось зажмурить глаза, резкий контраст с тёмным коридором и светлой спальней выбил из колеи. Это была небольшая спальня, с белыми стенами и тёмными деревянными вставками, большой шкаф, односпальная кровать с белым деревянным каркасом, письменный стол, полки с книгами, винтажное окно с дубовыми ставнями и две двери. — Это первая комната, вторая совсем недалеко, — сказала итальянка, выходя из комнаты. Ксавье последовал за ней, пока Аддамс рассматривала пространство. Она шагала по комнате, разглядывая стеллажи книг. С уверенностью можно было сказать, что когда-то эта комната принадлежала подростку в годах 80-x – это было видно по плакатам на стенах и по кассетам. В эту секунду дверь около окна отворилась, в комнату зашёл удивлённый художник. — У ваших комнат одна ванна и дверь, при желании вы конечно же можете их закрыть. Завтрак в 9, обед в 14, ужин 20. Если есть какие-то конкретные пожелания – сообщите. Я на первом этаже на кухне, — сказала Нико, покидая комнату. — Хорошо, спасибо. — Ответил Торп. Дева прикрыла глаза, глубоко вздохнув. — Устала? — Немного. — Выбери себе комнату, я занесу сумки. — С полуприкрытыми веками девушка молча проследила за тем, как фигура парня исчезла за дверью. Вздохнув, Уэнсдей решила осмотреть вторую комнату. Девушка переступила порог двери из которой ранее вошёл Ксавье. Вторая спальня была похожа на первую, те же белые стены, тот же рисунок дерева на полу, только ощущение совсем другие. Под окном стоял рабочий стол, заваленный книгами с пожелтевшими страницами. По правую сторону от двери – кровать с белоснежными простынями, но каркас был металлический с декором, напоминающий дикий виноград. В комнате доминировал зеленый. Зелёные ставни на окнах, зеленый шкаф и картина на стене. Сверху жёлтая люстра, а по углам комнаты раскинуты рамы от картин, вместе со стопками книг. Это место, Аддамс может поклясться, видит впервые. Но от чего-то, оно ассоциируется с ним – с Ксавье. Если бы он был комнатой, то был бы именно такой – так бы выглядел его внутренний мир. Наполненный солнечными лучами, и с кучей хлама по углам, который невозможно выкинуть, да и совсем не хочется. Как можно побывать в комнате всего минуту, но наполнить её своим запахом? — Масляные краски. — Прошептала писательница, кончиком языка облизнув губу, как это делал художник. Её плечи вздрогнули. Что за реакция? Лицо покрылось жаром. Она поспешно покинула это место и, закрыв за собой дверь, с разбегу плюхнулась на кровать из дубового каркаса. Тяжело дыша в подушку, Уэнсдей медленно прикрыла глаза. Повернув голову, смотря в окно, как ветки дерева колышатся на ветру. Глаза сами собой начали закрываться. Через несколько минут, ручка двери медленно опустилась. Ксавье увидел в щели силуэт миниатюрной девушки на постели, юноша замер, словно статуя. Тихо оставил чёрный чемодан у стены спальни и медленно прикрыл за собой дверь. Художник оставил свои вещи в зелёной комнате. Парень тихо спустился вниз, прямо на кухню, где сеньора Николетта нарезала овощи. — Уэнсдей не будет ужинать. Она сильно устала и заснула. — Хорошо, — улыбнувшись ответила женщина, продолжая работу, — Почему бы тебе пока не прогуляться? Осмотреть окрестности, можешь попросить у Лоренцо велосипед. — Благодарю. — Пока не за что. Не опоздай на ужин.***
Солнечные лучи проникли в комнату сквозь отворённое окно. Жаркие пятна по мере перемещения солнца, двигались по комнате и в конце концов, они упали на мирно спящую Аддамс. Сморщив лоб, девушка двинула руками, словно пыталась оттолкнуть от себя надоедливые лучи, но по итогу из-под чёрных век медленно показались холодные тёмные глаза. Комната пропитана светом, это невыносимо раздражало. Со вчерашнего дня ничего не изменилось, только у стены стоял привычный чёрный чемодан, а босоножки были сняты с ног и аккуратно поставлены под кровать. Не нужно было думать дважды, кто организовал все эти действия, пока мрачная дева видела десятый сон. Писательница услышала шум, доносящийся из улицы, поднявшись с кровати и потягиваясь, на цыпочках ясновидящая подошла к раскрытому окну. Во двор на велосипеде заехал Ксавье, его встретила Нико. — Как прогулялись? — Отлично. С высоты второго этажа Аддамс разглядывала, как мокрые волосы Торпа прилипали к лицу и шее, капая на футболку. — Съездил в город. Купил то, что ты просила, — парень поставил велик у стены дома и достал из сумки несколько журналов. — Спасибо. Ты меня очень выручил. — Без проблем. Уэнсдей уже проснулась? — Я её ещё не видела. Будто бы почувствовал на себе взгляд чёрного омута, юноша поднял голову. Аддамс поспешно отошла на шаг от окна. Она стояла, как вкопанная, прислушиваясь к звукам. Словно её подловили на преступлении. Хотя, даже тогда она не чувствовала себя так растерянно. Злость на себя, что сделала ошибку, была, но точно не растерянность. Сделал глубокий вдох, дева зашла во вторую дверь, которую ранее она не открывала – это была ванная комната. Половина верхней стены белого цвета, а нижняя в голубую плиту. Обычная ванная с двумя входами. Воздух пропитан солнцем, теплом и запахом фруктов. На крафтовом листе бумаги, с желтоватыми страницами, разглядывались силуэты деревьев, капли утренней росы на траве и сладкий нектар, вытекающий из плода, стоит только чуть сильнее сжать его в ладонях. Торп почувствовал её присутствие мгновенно, словно всё его естество напряглось, стоило лишь ощутить неизменный аромат её шампуня. — Доброе утро, — парень закрыл блокнот, заглядывая на девушку через плечо и улыбаясь. Ямочка появилась на его щеке моментально. И это не ускользнуло от цепкого взгляда цвета угля. Аддамс вышла из тени дома. Это был задний двор дома, сквозь каменную плитку проросла трава и мох, над головой рос дикий виноград – он переплетался между собой, цветя прямо над столом, где сидел художник. — Мисс Уэнсдей, доброе утро, садитесь, где вам угодно. — Из кухни вышла Нико, неся поднос с едой. — Утро. — Слегка деревянным шагом Аддамс обошла стол и села напротив художника. Дева наблюдала, как итальянка ставила напротив тарелку с фруктами, кувшин с соком и вареным яйцом. — Я не знал, что ты захочешь, поэтому взял на своё усмотрение. — Ксавье расслабленно улыбнулся, поблагодарив сеньору и ложечкой разбил яйца, стоявшие на рюмке. Девушка молчала. Она глянула на еду перед ней и молча повторила движение парня, начиная есть. Тишину заполняла итальянская музыка из радио, шелест листвы и звук столовых приборов. Солнечный свет проходил сквозь лозу винограда, падая узорами на руки девушки, и от каждого движения кистей этот узор менялся. Ксавье наблюдал за этим, любовался исподтишка. Резко юноша отложил приборы и скрестил руки, посмотрел на Уэнсдей в упор. — У меня есть для тебя предложение. Чёрные очи зыркнули на парня. Сердце ускорило ритм моментально, словно в любую минуту может резко остановиться. Проглотив эти необузданные чувства, парень продолжил. — Что, если эти две недели мы никуда не будем выбираться? Без поездок, экскурсий и тому подобного? Думаю, нам не помешает небольшая передышка после этой беготни. У тебя появится больше времени для книги. — Думаешь, за 2 недели нам не станет скучно? Аддамс поставила локоть на стол, опёрлась подбородком об ладонь, задумчиво смотрела на парня. Ксавье глубоко вдохнул и выдохнул. — Небольшая скука ещё никого не убила. — Длинные, тонкие пальцы нервно теребят края салфетки. — Скука сама по себе напоминает медленную смерть. — Значит ли это, что ты согласна? Брови девушки расслабились. Это уже был красноречивый ответ для художника.***
Постельное бельё сменено на чёрное. Печатная машинка практически дрожит. Она держит спину так ровно, словно внутри неё линейка вместо позвоночника лёгкий. Стук в дверь, тут же последовал характерный скрип – не нужно было даже думать дважды, кто это мог бы быть. — Переоденься в купальник. — Заявил Ксавье. От подобного заявления пальцы замерли в сантиметре над клавишами. Голова медленно повернулась. Парень стоял у двери, спокойно и твёрдо. Будто бы ничего такого не происходит. — Что прости? — её голос звучал менее угрожающе чем можно было ожидать. — Надевай купальник, пойдём купаться. — Мы вроде договорились никуда не выбираться. — Ну мы же не будем целыми днями в одном доме сидеть. К тому же, это буквально на нашей территории. Давай, переодевайся и выходи, жду тебя. Также резко, как он появился, также резко он исчез за дверью комнаты, а вместе с ним и писательское настроение. И оставил после себя непонимание и дуновение ветра. Чем выше солнце, тем ниже настроение у Аддамс. Подол сарафана постоянно цеплялся за ветви кустов, пришлось сменить босоножки на сланцы, которые девушка до этого никогда не носила и потому ходить было мучительно неудобно. И это неприятные пытки. С каждой секундой желание перерезать горло художнику, увеличивалось в геометрической прогрессии. — Мы на месте. — Парень остановился так резко, что девушка чуть не врезалась в его спину. Нахмуренным взглядом, Уэнсдей оглянулась. Это было укромное место, окружённое абрикосовыми и персиковыми деревьями. Густая трава была повсюду – идеальное место для пикника, но всё равно непонятно, зачем нужно было просить её переодеваться… Когда юношеская фигура отошла в сторону всё – сразу прояснилось. Язык не поворачивался назвать это произведение искусства, бассейном. Плита тёмно-песочного цвета, местами он заросший мхом и травой. Внутри – ярко-бирюзовая вода. Можно было спокойно разглядеть дно и это давало иллюзию, что там совершенно неглубоко. А сама вода поступала из крана, выходящего из каменной круглой арки. Аддамс зачаровано разглядывала каждый уголок, пока Ксавье подошёл к одному из деревьев и достал лежак, раскладывая его. — Ну что? Как тебе здесь? — Пока не знаю. — Подумал, что тебе здесь больше понравится, чем на пляже, где и без того кучу народа. Уэнсдей промолчала, но про себя согласилась с Торпом. Художник выпрямился и потянул руки назад, стягивая с себя футболку. Чёрные глаза тут же округлились и поняв, что ей не удастся сохранить спокойное лицо, дева поспешно отвела взгляд. Очень красивая природа: трава зелёная, пчёлы жужжат, на ветвях тяжелым весом висят плоды. Чем тебе не Эдемский сад? Через мгновение девушка услышала резкий всплеск воды. Ксавье больше не стоит на прежнем месте. Он провалился сквозь землю, точнее, под воду. Не через мгновение, не через второе, парень не выплывал. Уэнсдей знает эту игру, она не поддастся, ни за что на свете. Тонкие пальцы начинают нервно теребить края футболки. Язык рефлекторно облизывал губы, а ноги никак не могли стоять ровно и мялись на одном месте. А из-под воды даже пузыри не выходят. Лучше бы она себя придушила. Не выдержала этого давления. Ноги сами оторвались от земли. Ступенька, ещё одна, вот дева стоит на каменном бортике, заглядывая в бирюзовую глубь. В тот момент, когда она смогла разглядеть очертания тела, Ксавье выпрыгнул из воды. Бледные плечи дёрнулись. На лице художника заиграла яркая, абсолютно беззаботная улыбка. Зачесал свои волосы назад, Аддамс разглядывала открывшуюся ей картину. — Ну что? Хочешь искупаться? Вода совсем не холодная, — Ксавье протянул руку к лицу, закрывая глаза от солнца, дабы разглядеть стоящего перед ним силуэт готки. Солнце светило прямо над головой, сжигая всякое хладнокровие и взбалтывая мысли. Уэнсдей ощущает, как на шее начинают собираться горящие капли. Жутко раздражает, хочется отмахнуться, как от назойливой мухи. Взмах рук и тонкие пальцы развязывают пояс сарафана, параллельно скидывая обувь. Ксавье смотрит на неё долго, задумчиво, с полуприкрытыми губами, словно видит впервые, словно перед ним божество, а не человек из плоти и крови. Художник молча подаёт руку. Дева делает шаг вперёд, нога зависает в воздухе, прямо над водой. Секунда, падение вниз. Тело вздрагивает от резкой перемены температуры. Всякий жар моментально испарился, остался на бортике, вместе с брызгами. — Всё нормально? — Ксавье продолжает держать её за руку, придерживает — На этой стороне не так глубоко, но если пойти левее, то сможешь нырнуть с головой. Аддамс смотрит в ту сторону и медленно погружается, настолько насколько позволяет давление воды. Торп продолжает держать её за руку, он отпускает её ладонь, только в ту секунду, когда макушка тёмных волос пропадает.***
Она лежит на самом дне. Шары воздуха быстро выходят изо рта и летят высоко вверх. Лучи солнца пробиваются сквозь толщу воды, оставляя волнистые узоры. Воздуха в легких практически не осталось, её рекорд 21 и 38 секунд остается не изменим. Единственное, что утешает так это факт, что другие и 5 не способны выдержать. Отлипнув от холодной поверхности бассейна, Аддамс вернулась на сушу. В глазах все плыло, голова кружилась, а легкие будто бы горячей водой наполнились. — Замёрзла? На одной из ступенек возвышался художник, он смотрел долго и внимательно, словно пытался разглядеть каждый миллиметр кожи. Аддамс молча подплыла к бортику, Торп без слов взял девушку за руку и потянул на себя, легко поднимая её из бассейна. Не успела она опомниться, как юноша накинул на её плечи полотенце, заворачивает её как это делали с детьми. — Иди на лежак. Погреться. — К твоему сведению, я не обязана делать то, что ты хочешь. — Я не прошу. Я просто озвучиваю твои мысли. — Он улыбнулся. Мрачная дева закатила глаза, но всё-таки пошла к лежаку, что стоял прямо под персиковым деревом. Глаза цвета смоли сами собой начали закрываться. Усталость накатила. А облучение только усугубляло ситуацию. Последнее, что Уэнсдей увидела перед тем как заснуть – это голую спину Ксавье.***
Из дома слышалась музыка из радио. Масляные краски белого и изумрудного цвета перемешивались от движения ворсистой кисти. Холст постепенно заполняется красочными пятнами. Русые волосы убраны в пучок. Ногти измазаны, футболка тоже. Светлые глаза изучали картину, постепенно наполняющуюся мазками. Музыку перебил звук шагов. — Как ты просил. Персики и лимонад. Освежись, а тот так недалеко и до солнечного удара, — Нико поставила на столик кувшин. — Спасибо, — парень отложил палитру и одним махом выпил весь стакан. — Ты предлагала мисс Аддамс? Она должна работать. — Я предложила, но она пошла к Лоренцо просить велик. — Велик, — Ксавье отложил стакан, не сводя взгляд с итальянки. — Да. Сказала, что хочет съездить в город. Больше она ничего не сказала. — И разумеется, поедет сама, — Ксавье взял в руки тряпку, тщательно вытирая пальцы. — Сказала, что прекрасно ориентируется в местности. — Как давно это было? — Буквально только что. — Хорошо. Мы вернёмся к обеду. И будем очень голодны. — Поняла. — Улыбнувшись сказала женщина, наблюдая, как высокая фигура юноши убегала.***
— Я поменял цепь и исправил тормоза, теперь он как новенький. — Сказал низковатый мужчина, доставая из гаража велосипед. — Благодарю, — сказала Аддамс, надевая подаренные художником очки и ремешки портфеля за спиной. Дева ощутила его присутствие, даже раньше, чем он успел сказать: — Мне тоже велик. — Ксавье вышел из тумана, состоящего из листьев и высокой травы. — Как скажете. — Лоренцо ушёл в гараж. — Зачем тебе в город? — спросил парень, уставившись на миниатюрную девушку. — Тот же вопрос я могу задать и тебе. — Я первый спросил. — Художник спрятал руки в карманы и со сладкой ухмылкой наблюдал за тем, как шевелятся пурпурные губы. — Я не обязана отвечать. — Я тоже. — Чудесно. — Чудесно. — Её лицо сохраняло прежнее хладнокровие, пока зубы нервно тёрлись друг об друга. Итальянец дал юноше велосипед. И девушка, и парень последовали к воротам виллы. Дорога под колёсами сухая и извилистая. Поначалу их продолжали окружать сады, но не прошло и пяти минут, как пейзаж снова сменился. Выехали на широкие поля, ветер ласкал кожу, развивая назад заплетённые косы чёрно-белой девы.***
Они подъехали к городу. Населённый пункт был не большой, тут до сих пор сохранились узкие улочки, трёхэтажные дома, дороги из массивных камней по которым ещё ходили римляне. Словно в pinterest вбили «Италия эстетика». Ксавье ехал впереди – это было разумное решение, ведь пока Аддамс сидела в четырёх стенах, без остановки печатая роман, Торп изучал местность. Они притормозили велосипедами на одной из центральных площадей города. Здесь было не так много людей, человек 30 и половина – молодёжь. Изгои катили велики, рассматривая пространство вокруг себя. — Так зачем тебе нужно было в город? — Нужно отправить документы. — Аддамс достала стопку бумаг из портфеля. — Ты собираешься это все по почте отсылать? — Да. — Ладно. Я схожу в магазин. Хочешь мороженое? Уэнсдей глянула на него исподлобья с таким выражением лица, словно он сказал что-то невообразимо глупое. Девушка молча ушла, оставляя около парня своего железного коня.***
Из открытого окна доносился ветерок, он развивал листы бумаги, прижатые стопкой книг и выпавшие пряди из пучка. По холодному стакану с соком крупными каплями стекала влага, она оставалась на руках художника, как только он прикасался к нему, чтобы сделать глоток. Работа шла медленно. Постоянное ощущение, что чего-то не хватает съедало голову, мучая спазмами и постоянным гудением в ушах. В Неверморе было всё проще. Он писал то что, видел во снах, на улице и Уэнсдей – три его излюбленные темы. Тогда он не заморачивался, не пытался вложить в свою работу великий смысл. Там были лишь его чувства, не озвученные, таящиеся в груди, что так и нарывались вырваться наружу. И вдруг – стук в дверь. Тихий и всего один раз. Могло даже показаться, что это была лишь игра воображения, но дверь отворилась. В дверном проёме между комнатами стояла она. Как всегда, с идеальной осанкой и, как всегда, с непроницаемым лицом. — С каких пор ты стучишься в дверь? — несмотря на столь холодные слова, на лице Ксавье ясно отобразилась улыбка. — Мне нужна твоя помощь. — Её голос был полушёпотом. Хрипловатый и слегка эмоциональный. До этого, она несколько раз повторяла про себя эту фразу, пытаясь сказать её как можно более равнодушно. Но всякое спокойствие выветрилось моментально, как только глаза встретились с глазами, в которых горел огонь. Такой огонь, который с лёгкостью мог сжечь всё на своём пути. Включая и ледяную стену, которая годами строилась вокруг Аддамс. — Что от меня требуется? — парень отложил свои краски и принялся вытирать руки. Девушке проследила за этим движением, поглощала его – каждое движение, взгляд, звук. Абсолютно всё. — Научи меня прикосновениям. Воздух в комнате разрядился, гравитация изменила направление, небо упало на землю, планеты взорвались, солнце потухло. — Я правильно тебя понял. Ты хочешь, что..? — Прикосновение. — Зачем тебе это? Уэнсдей отвела взгляд в угол, собирая мысли в кучу, прикусывая губу, дева пыталась подбирать правильные слова. Она снова вернула глаза на Торпа. — Для работы. Мне нужно раздвинуть свои рамки. Они молчали какое-то время, смотрели друг на друга, словно пытались предугадать следующий шаг другого.***
Солнце давно зашло за горизонт. Но всё ещё было достаточно светло, чтобы поужинать на улице. Зажжённые фонари горели над головой, освещая пространство. На тонких бледных плечах – массивный кардиган, волосы привычно завязаны в косички. На её тарелке лазанья, горячая только что из духовки, из неё струится пар, поднимается и растворяется. — Хочешь выпить? Из двери кухни вышел Торп, в руках он держал бутылку тёмно-зелёного окраса. На художнике была лёгкая рубашка с завернутыми рукавами в три четверти. Волосы его были распущены и доставали до плечей. — Этому вину примерно столько же, сколько нашим родителям. Лоренцо любезно нам его подарил. Ну так что? Аддамс ничего не ответила. Только пальцами нежно подтолкнула бокал вперёд. Парень понял всё без слов. Алая жидкость наполнила два бокала, затем звук отодвигающегося стула и вот юноша уже сидит напротив. — За хорошее время. — Ксавье поднял бокал, а затем сделал медленный глоток. Она наблюдала за ним, не отводя взгляд. Его руки, плечи, губы… Уэнсдей взяла свой бокал и залпом сделала несколько глотков. Воздух пропитан теплотой и сладким привкусом абрикоса. Ужин продолжался тихо, слышался звук столовых приборов, покачивание веток деревьев и звук чужого сердцебиения. Вскоре тишина стала невыносимой. — Что делает слова красивыми? — кончиками бледных пальцев теребила ножку бокала. Дева подняла взгляд на художника. — Можно контекст? — Почему одни слова считаются «красивыми», а другими нет? К примеру «персик» – это красивое слово или нет? Или «чашка»? — Возможно, дело не сколько в слове, а в его значении. — Пожал плечами изгой. — Ты не знаешь значение слова «чашка»? — Не в буквальном, — парень отложил столовые приборы и положил руки на стол. — К примеру «рука» – это красивое слово? — Допустим. — Дело не в произношении, в гласных или из какого языка взято. А в значении, ассоциации. Рука, прикосновение. — Кончики пальцев Торпа притронулись к ладони Уэнсдей. Девушка готова была поклясться, что почувствовала удар током. Странное дело – такое происходило и раньше, но сейчас чувствительность словно возросла в тысячу раз. — Тепло, нежность, чувственность – все эти слова красивы не потому, что звучат приятно. А потому, что у людей приятные ассоциации с этими словами. Их пальцы переплетались, прощупывали кожу, фаланги, линии на ладонях. Словно воздух наполнился дурманом, напитки, пища даже одежда – всё погружено глубоко под воду.***
Комната наполнена мраком. Лунный свет не мог проникнуть сквозь закрытые окна, по комнате гуляла прохлада от каменных стен – это даровало на короткое мгновение чувство уюта, словно Уэнсдей вернулась в свою комнату. Словно она снова дома. Но, чего на самом деле не было у неё дома, так это бродящего Ксавье. Фактически, он не находился у неё в комнате, но учитывая, что у них общая ванная… Дева услышала, как парень подошёл к двери ведущей в её спальню, Торп тихо повернул ручку и заглянул внутрь, словно найдя подтверждение своих слов он хотел уходить, но тут Аддамс отозвалась: — Чего не спишь? — её голос звучал куда более сонно, чем она рассчитывала. Хотя сознание было ясным, как впрочем и всегда, почти всегда. — Прости. Разбудил? — Чего тебе не спится посреди ночи? — чёрно-белая дева даже не удосужилась оторвать голову от подушки или хотя бы открыть глаза. — Просто кровать, извини, я пойду. — Ксавье, тебе девятнадцатый год идёт. Неужели тебе приснился туалет и ты… — Нет! — панический ляпнул парень, — Я просто не помещаюсь. Забей, я уже ухожу. Ещё раз прости. Юноша снова схватился за дверь. — Ложись рядом. — Что? — У тебя так плохо со слухом? Подушку и одеяло возьми. Аддамс услышала скрип дверных петель. Не прошло и минуты, как звуки повторились. Лёгкие, практически невесомые шаги. Он обходит её кровать, и ложится на другую сторону. От его простыней исходит его запах, между тем, на расстояние в нескольких сантиметров не стало помехой. Мрачная дева чувствует его тепло, его дыхание, слышит, как его грудная клетка поднимается и тяжело опускается. Даже сквозь тёмную пучину комнаты. — Помещаешься? — лениво, практически неразборчиво спросила дева, уткнувшись носом в чёрную простынь. — Да, спасибо, — его голос был хриплый и тихий, словно глоток ледяной воды после сна, — Спокойной ночи. — Спокойной, — Аддамс повернулась на другую сторону, уставившись в стену. Казалось, что если она продолжит находиться на столь малом расстоянии от лица Ксавье, то она растворится в нём. Так прошло около получаса, наверное. Всегда сложно определить сколько прошло времени, когда не можешь уснуть. В комнате тихо, слышно только чужое дыхание и собственные мысли. — Уэнсдей. Ты спишь? — его голос был полушёпотом, но девушке казалось, что он достаточно громкий, чтобы разбудить мёртвого. Аддамс ничего не ответила. Через несколько мгновений она ощутила прикосновение… Чужие руки путались в её волосах, перебирая пряди – то проводя по ним, то наматывая на пальцы. Эти прикосновения невесомы, почти прозрачные, губы её раскрылись. Они с жадностью заглатывали воздух. Словно все её нейронные сети были сосредоточены на его прикосновениях, на его дыхании и на его руках. Уэнсдей кажется, то она может утонуть в этих ласках.