***
Печатная машинка заглушала звук кондиционера. В комнате было 18° при условии, что на улице все 35, Уэнсдей чувствовала себя вполне комфортно. Пальцы двигались со скоростью света, били по кнопкам с такой силой, что чёрный лак начал медленно стираться с ногтей. Сейчас Вайпер в Египте, она слилась с толпой туристов, чтобы… Идеи отказываются приходить в голову уже второй день. Решив, что нужно срочно выпить что-нибудь холодное, потянулась в холодильник, но новых бутылок с водой там не оказалось. Придётся идти в бар. Спустившись, ясновидящая заметила около барной стойки двух высоких блондинок в бикини. К счастью, они разговаривали друг с другом и попивали уже приготовленные им напитки. Мрачная девушка обратилась к бармену. — Две бутылки воды и эспрессо со льдом. Юноша доброжелательно улыбнулся. До этого он делал несколько попыток делать комплименты, на что получал безэмоциональную физиономию. Такое чувство, что работников отелей буквально заставляют устраивать эти словесные домогательства. — Ты видела того парня на пляже, в VIP зоне? — сказала блондинка с короткими волосами. — Того, что постоянно что-то рисовал в блокноте? — игривым тоном спросила блондинка с длинными волосами. Каждая частичка тела Аддамс напряглась. Взгляд дёрнулся в сторону девушек. — Тот который в беседке сидел? — переспросила с длинными. — Да-да. Может к нему подойти? — ответила с короткими. Даже не видя их лиц, Уэнсдей смогла точно сказать, насколько широко они скалились. — Ну не знаю. Он выглядел очень молодо. — Когда ты успела разглядеть его? Мы же только прошли мимо. — У меня глаз намётан. В том-то и дело – мы прошли мимо, а он даже на нас не посмотрел. А если молодой парень не смотрит на девушек в бикини, значит он с кем-то. Или он гей. — ответила с длинными волосами. — Если бы он в правду был с кем-то, не лежал бы один днём на пляже… Уэнсдей забрала свои напитки и ушла к себе. Девушка вошла в свой номер и захлопнула дверь. Залпом выпила кофе. Села за машинку. Слова не лезут. Путаются. Ломаются. Девушка в чёрном смотрит в одну точку. Сжимает губы в нитку. Пальцы стучат по столу. Нервно и быстро. В ушах снова зазвенел этот разговор. Сожмурив лоб, прикрыла глаза и опустила голову на стол. Прохладная поверхность благоприятно влияла на мозг. Дыхание уравновешивалось, медленный вдох и медленный выдох. — Нужно поплавать.***
Воздух пропитан солью, песком и жарой. Голоса людей, музыка, запах нектарных соков, сильный ветер обдувал мокрую кожу оставляя после себя мурашки и бодрость. Прожигающий кожу песок сменился на холодную лазурную воду, отблески воды падали на подводные камешки. Чем ниже ты опускаешься под воду, тем мутнее синего становится вода, а вместе с этим –ярче кораллы. Полосатые рыбы от одного шороха меняют направление, уплывая подальше. Воздушные пузыри всплывают наверх, а уже через несколько секунд и Ксавье. Парень освободился от маски, вдыхая полной грудью желанный кислород. Вода скатывалась по его телу крупными каплями, по шее, рукам, груди. Медленным шагом Торп шёл к берегу, отжимая волосы от лишней раздражающий влаги. Солнце светило нещадно, даже только выйдя из воды это чувствовалось. Художник серьёзно задумался, не случился ли у него солнечный удар, а всё из-за миража. Чуть дальше от людей, в тени высоких пальм, тёмное очертание. Яркий свет, украшенные пальмы платками пёстрых цветов, люди мельтешащие перед глазами – ничто не могло отвлечь Ксавье, его взгляд прикован. Когда вода осталась по колено, знакомый образ выбрался из тени пальм. На фарфоровой коже свободно лежал полупрозрачный чёрный халат, тёмная шляпа с длинными полями прикрывала лицо, а зеркальные очки скрывали взгляд. От ветра подол развивался в медленном танце, давая возможность разглядеть краешек алебастровой ноги. В горле пересохло, звуки ушли на второй план, а сердце танцевало сальсу. — У тебя губы синие, — её голос прозвучал по обыкновенному резко. И только он способен вывести парня из транса. — Я думал ты не придёшь. Ксавье окончательно выбрался из воды и встал напротив девушки, весьма щепетильная ситуация при учёте, что из-за разницы в росте Аддамс приходится задирать голову, чтобы не смотреть на его голую, подтянутую, мокрую, слегка загорелую, грудь. Конечно, благодаря зеркальным стёклам очков было совершенно непонятно, куда она смотрит, но от чего-то ей казалось, что художник изучал её как под микроскопом, замечая каждую деталь – от ресниц и до царапин на руках. — Захотелось освежиться. Морской воздух очень полезный. Торп опустил голову и сдавленно улыбнулся, прикусывая губу – как делал это в медпункте, когда спас её от статуи, или когда подарил телефон. Это вызвало странную реакцию, лёгкую дрожь в запястьях. Юноша молча двинулся вперёд, идя вдоль берега, Аддамс последовала за ним. В нескольких метров от столпотворения людей, вдоль пляжа стояли беседки – крыша и каркас их был натянут белый тканью. Ксавье быстрыми движениями пальцев убрал одну из штор в сторону, открывая обзор на то, что творится внутри. В беседке стоял двуспальный шезлонг, больше напоминающий матрас кровати – с изгибом там, где должна находиться подушка. — Я и представить не мог, что ты захочешь прийти. Мы можем выбрать другое место, с раздельными лежаками. — И так сойдёт, — ответила, заходя внутрь. Она положила сумку и сняла шляпу. На мгновение, художнику показалось, что он потерял сознание. Её волосы собраны на макушке и закреплены заколкой, не косички. Не косички! Казалось бы, будь на её месте кто-то другой, он бы не обратил даже и внимания. Но это ведь она! Уэнсдей Аддамс, девушка, чьи волосы всегда были разделены на идеально ровный пробор и завязанные в тугие косы. Стоит перед ним, будто бы ничего не происходит. Писательница снимает зеркальные очки и наконец-то Торп снова может разглядеть её глаза цвета чёрного шоколада, которые ему так полюбились ещё с 10 лет. Взгляд девушки зацепился за него, словно возвращая ему возможность дышать. Парень нервно достал из рюкзака полотенце, вытирая волосы и шею от солёной влаги. Слова не шли, мысли путались, отказываясь формулировать идею для беседы, а так хотелось. За последние три дня они не виделись практически: только во время еды в отеле; по вечерам, когда солнце исчезало и на улице становилось более или менее прохладно и иногда пересекались, когда он возвращался из пляжа, а Уэнсдей приходила в бар за очередной порцией воды. Ей было тяжело, словно её тело было создано для холода и мороза, но никак не для летней египетской жары. Художник чувствовал вину, но не теперь. — У тебя есть какие-то планы? — неряшливо вырвалось. Уэнсдей снова глянула на парня, а Ксавье всеми силами пытался сберечь зрительный контакт. — Ну, ты ведь должна выбрать место, куда мы отправимся. Ты уже определилась, или…? — Есть у меня одна идейка. — И рассказывать о ней ты, естественно, не собираешься. — Естественно.***
Они лежали на шезлонге, их разделяло 20 см, к счастью, для Ксавье звуки волн полностью заглушали его сердцебиение. Писательница лежала, расслабленно перечитывая «Фалькенштейна». Торп знал, что это ее любимая книга, но никак не мог понять, почему она по несколько раз в месяц перечитывает её. Однажды он рискнул спросить и всё, что услышал в ответ – сухое: «изучаю приёмы письма», дальше девушка снова уставилась в книгу, не замечая ничего вокруг. Уэнсдей напоминала тихий океан – спокойный и уравновешенный. Ксавье чувствовал себя бушующим морем, как бы он не пытался сосредоточиться, глаза всё продолжали изучать обожаемое тело. Её кожа, напоминала фарфор, так и хотелось прикоснуться, погладить, поцеловать пощупать, но так нельзя – ни сейчас, ни когда-либо. Потому художник переводил взгляд на свой скетчбук, пытаясь скрыть морем случайно нарисованные изгибы девичьего тела. — Где глубже всего? — Что? — нахмурив брови, посмотрел на девушку. Аддамс смотрела на него пристально, не моргая. — Самое глубокое место, там на пирсе. Но зачем тебе? — Хочу плавать. Поднялась с места и достала из сумки маску. Лёгким движением руки отодвинула полупрозрачную шторку, выбралась наружу. Ветер дул, пальмы шатались, волны поднимались, чёрный халат развевался. Песок горячий, она чувствовала, как ноги практически плавятся. Деревянные доски пропитаны солью, они скрипят будто бы именно в эту секунду намереваются сломаться, но такое не происходит. Уэнсдей в двух метрах до обрыва, аккуратно кладёт маску на пирс, развязывает пояс халата, снимает его с плеч, оставляя его у ног. Освобождает волосы цвета смоли от заколки, оставляет её там же. Дева разминает плечи и ноги. Расслабляется, берёт в руки маску и уже собирается надеть её, но останавливается, чувствует жар на спине и отнюдь не от солнца. Она оглядывается. Ксавье стоит в нескольких метрах от неё. Его уже сухие волосы развеваются от одного порыва, зелёные леса в его глазах смотрят на ясновидящую, долго, пронзительно и не моргая. Он смотрит в лицо, наслаждаясь этой секундой. Её губы приоткрыты, брови поползли чуть вверх, а пальцы нервно сжимают маску. Аддамс чувствует жар и его нельзя сравнить ни с одной пыткой, ни с одним египетским солнцем, от него дурно и сладко. Уэнсдей несколько раз моргает, словно опомнившись, надевает маску, поправляет и, не давая себе возможности отступить, прыгает в воду.***
Вода заполнила всё тело. Она поглотила тело, придавая ему лёгкость и свободу действий, словно космос на земле. Аддамс адаптируется, изучает новый мир перед ней и, честно говоря, даже жалеет, что сделала прыжок только сейчас. Она замечает интересную деталь. Если идти в воду прямо с берега – постепенно становится глубже и глубже. Но этого не достаточно, чтобы нырнуть с головой. Однако стоит только сделать шаг чуть дальше, где заканчивается пирс – то сразу проваливаешься в глубину. Это был обрыв, неизвестно насколько он глубокий, и что там скрывается на самом дне. Желание узнавать что там, сильнее страха. Ныряя глубже, активно двигает ногами. Чем ниже опускаешься, тем сильнее хочется развернуться, пузыри воздуха поднимаются, перед глазами мельтешат разноцветные рыбы: в полоску, в крапинку, разной формы и размеров. Вдоль обрыва, прямо в камнях растут кораллы, красные, зелёные, жёлтые – они все яркие и нетронутые, а всё потому что люди до них не добираются. Линзу что-то ослепило, ясновидящая зацепилась взглядом за что-то. Что-то что находится на самой глубине. Воздуха критически не хватает, решение нырнуть было слишком поспешным и резким, обычно Уэнсдей не допускает таких поспешных решений. От лёгкого утопления ещё никто не умирал, но есть ощущение что если она сейчас не начнёт выплывать, то Ксавье… Девушка развернулась и поплыла вверх. Оказавшись на поверхности Аддамс полной грудью вдыхала кислород, до такой степени, что лёгкие начали приятно болеть. Сняла с глаз маску – зрачки начали привыкать к солнечному свету. — С возвращением! Ксавье стоял на пирсе и смотрел прямо на девушку, будто бы поджидал её. Ясновидящая ничего не ответила, подплыла к лестнице, проигнорировала руку Торпа, поднялась. Вода стекала по телу, оставляя под ногами лужу. Ксавье наблюдал, как одна из капель, перетекла из волос, на щёку, шею, а затем на ключицы. На девушке был слитный чёрный купальник, облегающий всё туловище и единственное, на что он давал обзор – это на ноги и разрез на спине. Ксавье встал напротив и накрыл её плечи махровым полотенцем, заворачивая её, как это делали с маленькими детьми. Только вот, дети не смотрели таким взглядом, будто бы собираются перерезать тебе горло. Но в какой-то степени, это даже льстило. Писательница по-прежнему молчала, возобновила движение и пошла вдоль пирса, а парень неизменно следовал за ней. Когда они подошли к пляжу, Торп молча остановил Уэнсдей. Художник присел прямо перед ней, он взял двумя руками её ногу. Аддамс дабы сохранить равновесие, упёрлась ладонью в его плечо, по пальцам пробежали мурашки. Ксавье надел на девушку вьетнамки. Там, где прикасались его руки, остались ожоги, остро ощущалось как кожа буквально горит, а во рту стало сухо. Ксавье поднялся и стоял перед ней, давя своим преимуществом в росте. — Больно ходить по горячему песку. — Пробубнил художник, продолжая идти рядом с девушкой. Краем глаза, Аддамс замечает уже знакомые две женские фигуры – те самые из бара. Блондинки стоят недалеко и смотрят, наблюдают. Они всё видели – от момента как Уэнсдей выбралась из воды и до этой секунды. Уголок лиловой губы дернулся вверх.***
— Ты решила упростить и, вместо того чтобы копать могилу, просто хочешь меня оставить прямо здесь? Несмотря на всю мрачность слов, Ксавье ярко улыбался, смотря на одно из семи чудес света, сквозь линзы очков. — Мумифицировать человека, в сотни раз сложнее, чем просто закопать заживо. — Бесстрастно ответила. Она привычно скрестила руки на груди. На ней были всё те же зеркальные очки, чёрное платье в пол, плюс платок, защищающий от солнца. — Этот долгий трудоёмкий процесс. Омывание тела, доставание органов, бинтование. Это целое искусство. А если делать это с живым человеком… — в её голосе появились сладкие ноты наслаждения, а губы практически приобрели выражение ухмылки. Парень определённо не ожидал столь бурную реакцию на далеко не самую лучшую шутку. Но он был приятно очарован. — Если это не твой хитроумный план изящного моего убийства, во в чем же причина нашего приезда? Ещё недавно ты смеялась над туристами, что становятся в очереди лишь бы сфоткаться, как они «держат» пирамиды. — Если ты пытался получить грамоту за цитирование, то вот тебе золотая медалька. — сказала Аддамс отдавая парню свой телефон, а сама подходя ближе к сфинксу. Недоуменно глянул на девушку, а затем на смартфон. Его глаза расширялись геометрической прогрессии. — Меня точно посадят, — прошептал художник, быстрым шагом приближаясь к своей спутнице. Воздух пропитан сухостью и песком, он проникал в каждую щель. В ткань, в кожу и даже в мысли. Вместе с безоблачным небом чувствовался лёгкий ветерок, развевающий платок и юбку – не так ощутимо, как на море, но достаточно чтобы не задохнуться. Взгляд чёрных очей был прикован к скульптуре из известняка. Огромный и невообразимо величественный, сфинкс настолько гармонично сливался с ландшафтом, он был воссоздан буквально из песка, словно само природа создала его на этом месте. Девушка разглядывала каждую деталь, хвост, львиное тело, немес, лицо, отсутствие носа, но особенно она застряла внимание на лапах. — А теперь давай откровенно. Что ты задумала? — остановился около Уэнсдей, пытаясь через линзы очков разглядеть её взгляд. — Ты понимаешь, что любая твоя затея приведёт к огромным последствиям? — Последствий не будет, если следовать строго по плану. — Было бы неплохо, если бы я тоже был осведомлён о плане. — Я расскажу, если ты согласишься участвовать, — спокойно ответила Аддамс. Они игнорировали сзади проходящих людей. Туристы были слишком заняты экскурсоводами и фотографиями для соцсетей, чтобы понять или хотя бы услышать двух молодых людей. — Ты просишь меня о помощи? — шокировано переспросил художник. — Скорее даю тебе услугу внести свой бесценный вклад в историю человечества. Ну, так что? Ты согласен? Впервые за весь их разговор девушка посмотрела на Ксавье. Всё такое же высокий, чуть отросшие русые волосы и пухлые губы, медленно растягивающиеся в улыбке, которую он всеми силами пытался сдержать. — У меня есть одно условие. Ясновидящая приподняла бровь. — Давай сделаем фотографию. Ксавье ярко улыбался, а писательница с минуту смотрела на парня. Развернулась. Идя от художника. — Да погоди ты! Всего одна фотография, я даже не прошу тебя улыбаться. Аддамс посмотрела на парня с ещё большим количеством эмоций на лице. Насколько могла себе позволить. — Клянусь – одна фотография и я сделаю всё что угодно. На всё соглашусь. Даже слова не скажу. Она долго на него смотрит, внимательно изучая, сканируя каждую эмоцию. — Ладно. Его лицо засияло, в глазах появился блеск, а губы растянулись в улыбке, что казалось скоро треснет. Они отошли чуть дальше от толпы. Ксавье отдал её телефон, а сам достал свой, настраивая камеру. Девушка оглянулась и поняла, что вокруг них полно людей, которые так же как и они хотят пофоткаться около пирамид. Раздражает... раздражает, что она сливается с толпой, ведь ей это чуждо. Но готова потерпеть. — И так смотри сюда и, желательно, немного расслабь лицо. — Сказал становясь рядом, но сохраняя дистанцию. Только это сложно, учитывая, что нужно захватить пирамиды, вздохнув, Аддамс стала ближе и слегка повернула голову. Ксавье практически почувствовал, как земля ушла из-под ног, а небо упало на голову. — Итак, насчёт три. Раз, два, — в ту же секунду парень нажал на кнопку. — Какой смысл это говорить, если нажимаешь на два? — Чтобы был элемент неожиданности, к тому же интересней, когда есть эмоции на фотографиях, — художник посмотрел на экран, убеждаясь, что фотография вышла, — Но к тебе это не относится, — поспешно тараторил Торп.***
Они зашли внутрь пирамиды. Внешне напоминающую узкую маленькую пещеру, но это только вход. Единственным источником света были лампы. Пройдя первый оборот, они останавливаются около издевательски длинной лестницы, которая идет под углом прямо вверх, с отвратительно маленькими ступенями. — Я пойду сзади. Если что – я тебя придержу, — сказал Ксавье тихо, около головы девы. Ей показалось это бессмысленным. И так было понятно, что она пойдёт вперёд, держась за поручни. — Береги голову. — Сказала, уходя вперёд. Писательница не спеша пошла вперёд. Коридорчик узкий, даже с её метр 50 приходится наклонять голову. Невыносимо жарко, словно за 4500 лет каждый камешек пропитался жаром. Когда конец узкой лестницы закончился, началась другая. — А это что? — догнал девушку в чёрном. Он указал пальцами на выцарапанные слова на стенах. — Видимо кто-то решил увековечить себя. — Дегенераты, это древнейший памятник искусства, а не забор завода. Таким отдельное место в аду. Ясновидящая мельком глянула на парня, но затем тут же переключилась на окружающее пространство. По сравнению с лестницей и сзади, здесь были намного выше потолки – настолько, что даже трудно было разглядеть, что находится наверху. Впереди было два пути – один наверх по лестнице слева, другой прямо. Недолго думая Уэнсдей ступила на первую ступень и резкими движениями поднималась наверх. — Погоди. Может хотя бы дыхание переведёшь? Мы не знаем сколько нам ещё… — Я не фарфоровая кукла, меня не нужно жалеть и, тем более, заботится, — каждое слово кинжал, что пронзал и резал. Девушка продолжила подниматься по ступенькам вверх, а Торп за ней. Стены здесь выложены плитами, они покоцанные, поцарапанные, местами кажется, будто бы от них оторвали куски, словно кто-то намеренно пытался что-то скрыть. Наконец-то бесконечные лестницы. Аддамс приподняла платье и сделала большой шаг, вскакивая на каменную панель, в отличие от парня, который просто приподнял ногу. Сначала могло показаться, что перед ними тупик. Но оказалось, что внутри стены находится небольшой проход, в метр максимум. Уэнсдей нагнулась и полезла на корточках. Преодолев маленький тоннель, девушка оказалась в небольшой комнате, полностью сделанной из практически чёрных каменных плит. Ясновидящая сразу поняла, что это за место. А вот и сама гробница фараона. Девушка разглядывала каждую деталь, каждую щель, каменный шов и пылинки. В подобном месте ей бы очень пригодился Вещь. Через несколько секунд Ксавье оказался в этой же комнате. — И это гробница. — Ожидал большего? — практически не саркастично спросила девушка, подходя к каменному гробу. — Честно говоря, я думал что здесь будет полно лабиринтов, расписанные рисунки на стенах и, не знаю, какая-то особая атмосфера. — Хочешь сказать, что её здесь нет? — Аддамс посмотрела на парня внимательно и долго. Торп не отводя взгляда смотрел также долго. Ровным шагом подошла. — Подумай только, этим стенам несколько тысячелетий. Они пережили войны, болезни, голод, видели крах самых великих империй мира. Сколько людей сюда заходило, сколько людей отдавали жизнь, чтобы найти это место, сколько тайн хранят эти стены. Ясновидящая переходит на шёпот. Она оглядывает комнату, словно видит наяву, как её впервые находят. — Согласно одной из легенд, в тот момент, когда кто-то сможет раскрыть загадку пирамид, наступит конец света. Но при этом, другая легенда говорит о том, что пирамиды хранят скрытые знания, и разгадав их, можно достичь бессмертия. — Неужели мы именно для этого здесь? — таким же шёпотом спросил художник. — Идея бессмертия мне противна, нет ничего более прекрасного в жизни человека, чем смерть. — Тогда конец света? — По-твоему, я могу пойти на такое? — Ты способна пойти на всё. Мне это известно, как никому другому. Аддамс отошла от парня и начала руками ощупывать пространство вокруг, но ничего. Ни единого видения, с тех пор, как закончилась школа – это безумно настораживало. — Я пойду за тобой, — неожиданно послышалось из-за угла, — Неважно – хочешь ты добиться бессмертия или конца света. Я буду рядом, если ты позволишь. Уэнсдей стояла к нему спиной, не решаясь повернуться и посмотреть ему в глаза. Она прикусила язык, сделав последний шаг, холодные пальцы притронулись к каменному гробу. Вспышка. Голова резко поднимается. Сознание теряется.***
Пальцы нащупывают прохладную поверхность, губы приоткрываются, пытаясь словить свежее дыхание, Уэнсдей ощущает что-то на лице. Чёрные ресницы приоткрылись, взгляд пытается сфокусироваться, но пока что перед ними только невнятные пятна. Аддамс пытается прикоснуться, но чужая ладонь её останавливает. — Не спеши. Слышит голос, прямо над собой, и только сейчас понимает что, её голова лежит на чём-то тёплом. Медленно чёрная мокрая ткань исчезает с глаз, перед ней лицо Ксавье. Парень убирает влажный платок девушки, проходя мокрой стороной по бледной шее, даря чувство свежести и, на короткое мгновение, освобождая от жары. — У меня было… — Да, — перебивает её юноша, но она, кажется, даже не злится. — Долго? — Минут 10-15. — Нас кто-то видел? — Туристы приходили и спрашивали, что с тобой. — Что ты отвечал? — Сказал, что ты наполняешься энергией бога Ра, — с абсолютно серьёзным лицом ответил парень, протирая её ладони всё той же влажной тканью, — Ничего лучше мне не пришло в голову. Девушка молча смотрит, как белый искусственный свет падает на лицо художника, очерчивая чёткие линии. — Знаешь, всё это время я думал. Кое о чём. Взгляд Торпа становится более осознанным и поднимает его, останавливая на лице мрачной девы. — О причине, почему ты так яро хотела узнать секрет пирамид, Сфинкса и так далее. Аддамс с молча смотрит на него, ожидая. — Когда я приходил к тебе в комнату – заметил очень интересную деталь. Печатная машинка. Я приходил к тебе всего два раза, но каждый раз на машинке был один и тот же листок, и заканчивался он на одной и той же строчке. Уэнсдей еле заметно поджимает губы, буквально на миллисекунду. — Всё это время, ты не могла писать. У тебя были мысли, но они все были не те. И ты решила воспользоваться возможностью. Ты захотела узнать один из самых величайших секретов человечества. Не из-за благих намерений и ты хочешь чтобы люди знали правду, а из-за себя. Ты сама хочешь раскрыть эту тайну, хочешь чтобы все знали, кто её поведал миру, не для того, чтобы жить вечно в физическом воплощении, но для того чтобы другие даровали тебе вечность. В комнате воцарилась тишина. Тихая, спокойная практически уютная, словно этот момент застыл во времени. Молодые люди молча смотрели друг на друга, не отводя взгляд и не дыша. — Более глупой, самоуверенной и безосновательной теории, я в жизни не слышала. — Но признай, ты на секунду поверила, — лицо парня озарилось улыбкой. — Даже у камео может быть хороший монолог, — сухо ответила, поднимаясь на ноги и отряхивая платье. — Персонажи которые вечно крутятся около главных героев, называют второстепенными, Аддамс, — Ксавье поднялся на ноги, не убирая с лица ухмылку.***
Когда пара выбралась из пирамиды туристов стало ещё больше, а вместе с ними и надоедливых продавцов сувениров, воды, поездок на верблюдах и фотографов. Писательница недовольно поджала губу, надевая очки. — И всё же, ты узнала ответы? — спросил художник, идя рядом с Уэнсдей и также надевая очки. — Узнаешь, когда прочитаешь книгу.