СТАРЫЕ НЕЗАКРЫТЫЕ ГЕШТАЛЬТЫ НОЮТ В НЕПОГОДУ.

      жизнь п о с л е заставила закрыться в себе. наглухо. и сейчас, по прошествии лет, уже почти не откатываться на миллион шагов назад. эмоции, которые изначально били через край [разрезая пространство вокруг на кровавые ошметки, смешанные с запахом паленых тел, криками людей и тенями тех монстров, что рисует мелларк на своих картинах], теперь плотно схоронены в черных цинковых гробах и заколочены длинными металлическими гвоздями. научилась душить все это в себе // научилась ловить змей гремучих сознания собственного голыми руками // научилась теми же самыми руками после устилась кроватки детям и накладывать тонны тонального крема на очередные ночные кровоподтеки. научилась жить // выживать с тем, с чем столкнули тогда семьдесят четвертые игры. долго привыкала к медикаментозным препаратам, которые выписывал аврелий, но по итогу все же поняла, что без них никуда // без них только пропасть и очередной срыв сознания и долгие дни в лечебнице капитолия [эту информацию конечно же все скрывают от лишних глаз. общественность не должна знать о самом сокровенном. шоу не выдержит такого диссонанса и все окажется просто пустым движением. сойка должна быть только героем // несломленной // сильной // счастливой]. хеймитч и эффи всегда глотку готовы разорвать любому, но не допустить утечки информации. первую пятилетку всему семейству мелларк пришлось встретить в белых мягких стенах, практически привязывая кричащую девушку с каштановыми волосами к кровати ремнями прочными [от которых шрамы остались по сей день] и вкалывая транквилизаторы. первая пятилетка была самая сложная. и е г о не было рядом. он был где-то там на экранах, которые ловил твой мокрый взгляд каждый раз. он всегда что-то говорил, в чем-то убеждал, что-то обещал. он уже тогда смог стать тем лидером, которого в нем хотели видеть. хотели видеть другие... но не ты. и наверное поэтому сейчас его прикосновения бьют током по коже, распространяя импульсы по всему телу, заставляя сердце биться чаще как после удара поддых. горько усмехнешься на его слова и не сможешь сдержать в себе:       — зато тебе удалось вырасти вместе с этой революцией, хоторн. выдохнешь это холодное "хоторн" и бросишь специально, чтобы больнее было проглотить // больнее принять истину, ведь по факту так и есть: гейл вырос вместе с революцией, которую в свое время ты начала. ты сама стала причиной этих метаморфоз. и этот факт — один из тех д в е н а д ц а т и в списке, с которым ты ходишь на приемы к психологу // один из пунктов, с которым ты так и не смогла смириться.       это все как "вход" в антидепрессанты. сначала все идет по плану. ровно. стабильно. и тебя отпускает. дышать становится легче и тетива лука уже не так дрожит на пальцах и ты со спокойным выдохом отпускаешь стрелу в небо [и уже не видишь в нем очередной разрушенный купол как символ начала конца]. ты даже максимально адекватно начинаешь реагировать на окружающий мир, углы трагедии потихоньку притупляются и ты в какой-то момент даже ловишь на мысли себя, что — получилось! кошмаров становится меньше, дисбаланс внутренний уходит на второй план и марлевые повязки души уже не надо менять каждый день, обнаруживая их насквозь пропитанными кровью. и уже даже агрессия пита не так давила по мозгам и сней справляться было легче. но аврелий предупреждал — это обманчивое чувство, и после такой эйфории как правило тебя откатывает максимально назад, возвращая в самые яркие образы // кошмары вновь. — принял этот мир? хм... устремляешься в его заводь глаз. выдержишь паузу, будто бы пытаясь найти ответ где-то там в глубине. потом моргнешь один раз, второй, и отведешь глаза, хоть хоторн и пытается сохранить тот зрительный контакт. — я не верю тебе... как-то слишком надломленно, но от того, еще более уверенно. — тогда отчего же до сих пор ходишь на эту поляну? уроки мазохизма от коин? научилась едкости // желчности // ядовистости. научилась дозировать все это порциями и подавать каждый раз, когда пытаются учить жизни. — а я да, всего лишь победитель, символ, сойка. всего лишь тот плакат, который висит напротив твоего дома и который транслируют в эфире ежечасно в каждом дистрикте. устала от этого.       на этот раз бьет слишком больно, и ты уже не выдерживаешь его рук, пытаешься освободиться, но его годы тренировок не могут соревноваться с ее месяцами на транквилизаторах. тема мелларка бьет обухом по голове, заставляет сознание снова расщепляться, дробиться на мелкие пиксели и выдавать ошибку восприятия. ты крепко сжимаешь кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней [после там останутся шрамы-полумесяцы с запекшейся кровью. сколько таких уже было] и прикрываешь глаза, считая до десяти и слушая // слушая // слушая. голова начинает болеть, и ты уже не упираешься в его грудь, а проводишь ладонью по волосам, имитируя сброс наваждения. не отстраняешься, нет, вдыхаешь глубоко аромат его губ // тела // смерти прим. на последнем останавливаешь себя. одергиваешь. не хочешь сорваться // надо держаться. снова несколько вдохов.       тема семьи и отношений с питом — т а б у даже для доктора аврелия. никому не дозволено ворошить это осиное гнездо. даже хеймитч последние годы уже не заводит подобных тем, так как знает, чем это все может закончиться. для всех. долго привыкала к этому статусу, и сама не заметила, когда потерялась в нем [и в статусе, и в самом мелларке]. когда прочно в нем запуталась, корнями вцепилась, венами // мицелием проросла. когда поняла, что [вы]жить без него больше не могла [даже существовать не получалось]. ведь так проще. так гораздо проще принять сложившуюся ситуацию // так проще научить себя любить "мальчика с хлебом". глубоко дышишь и уже не замечаешь, как обхватываешь себя ладонями, чтобы согреть [неожиданно здесь стало холодно]. слова бьют мелкими осколками и застревают в самом горле, а ты все это сглатываешь, раня пищевод острыми краями. долго шла к этому // долгих пятнадцать лет. и все ради чего? чтобы вот так просто снова рассыпаться в прах? — зато я думаю, ты счастлив теперь, и уже силой неимоверной пытаешься сморгнуть наплывающие слезы, — счастлив, когда говоришь это. счастлив от своей гребаной капитолийской правоты, черт возьми! ха... да-да, гейл, не задавай вопросов, на которые не хочешь получить правдивый ответ, слишком ядовито даже для себя самой. — счастлива ли я? о да! до зубного скрежета темными ночами. счастлива от того, что вся моя жизнь — это тот чертов поезд, это очередное шоу капитолия, в котором я играю главную роль. счастлива от ночных кошмаров, от перебинтованных запястий. счастлива, что каждую ночь я боюсь, что мелларк снова впадет в свой гребаный охмор и изобьет меня до такой степени, что даже будь жив цинна — не смог бы скрыть все те повреждения! счастлива от того, что причиной этого всего являюсь я... глубокий вдох и задержать дыхание.       долгие годы приучала себя к питу. с тех самых первых игр, когда в угоду публике надо было глотать патоку литрами [и глотать ее надо было обоим]. и ты научилась. он стал якорем, тем столпом нерушимым, кто удерживает еще в этом мире. именно он [не хоторн!] был рядом, когда надо было вытаскивать из песков зыбучих. именно он сжимал запястья за спиной и не давал раскроить вены на ленты. именно мелларк держал за руку, когда приходилось прибегать к самым радикальным мерам в лечении [хотя и сам порой находился на краю бездны]. именно он до сих пор спасает пошатнувшееся сознание от эффекта пускового механизма, когда принимает на себя весь официоз происходящего. даже сегодня. не будь пита рядом, ты бы не пришла сюда. китнисс мелларк перестала [да и была ли когда-нибудь] быть тем огненным символом счастья всех дистриктов. и что бы хоторн сейчас не говорил, как бы не пытался уязвить — ты не позволишь. потому и делаешь эти решительные шаги навстречу, когда он отходит, чтобы опуститься в траву. эффект психологического давления используешь бессознательно, глядя на парня сверху вниз и выжидая паузу. — тихая гавань? да в тебе чертей больше, чем в так тобою не любимом пекаре после охмора. воспоминание о прим снова остро прорезают верхнюю сердечную стенку, отчего начинает сочится сукровица. — серьезно? черт возьми, ты сейчас серьезно пытаешься во всем обвинить меня?! в тебе больше не остается спокойствия, речные воды эмоционального дисбаланса превращаются в ухабистые каменистые потоки, и ты срываешься на полукрик // полухрип // полушепот. — все эти годы я играла. играла эту чертову пьесу для всех, чтобы ТЫ смог выстроить этот новый мир! я улыбалась на камеру, а после зализывала раны как побитая собака ночами от очередных побоев. я читала детям сказку, а после выла на луну в очередной уверенности в том, что я не хотела их рожать, но так надо было! я отказалась от всего того, что было мне дорого, чтобы закрыть страницу прошлого, чтобы не возвращаться... и тебе уже не хватает воздуха, и ты стискиваешь ладонями горло... — да, я пришла расставить эти гребаные точки над каждым из нас, чтобы больше не избегать второй как страшный сон. чтобы перестать избегать тебя...