О зависимостях и модных прикидах

Влад совсем не против того, чтоб обнять Ваню и согреть – так он и делает, когда его тянут на себя, то он двигается ещё ближе, чтоб обнять. Носом утыкается в чужой затылок, вздыхает и пока не может уснуть. Его не мучают кошмары, у него нет бессонницы. Он просто как идиот, может проспать весь день, а ночью не знает, куда себя деть. Такое продолжается целую неделю. Когда они встречаются с Ваней на кухне, тот заставляет его закинуть в себя хоть какую-то еду, а потом они идут спать в одну кровать. Сода даже как-то умнее стал – отобрал у Майота подушку, ведь зачем тому аж три штуки на кровати? Эти их совместные ночи, кажется, сближают их ещё сильнее. Ведь однажды Шабашов делится своим сном, а Влад гладит его по голове, тогда тот что-то говорит во сне. Успокаивает, когда просыпается, и просто старается держаться рядом даже днём. Внутри же все чувства смешиваются – ну, вроде любовь, как к хорошему другу, братишке, а вот с другой стороны! Ну, что-то есть прям такое... необъяснимое даже для самого себя. Влад вообще из тех людей, который знает, чего он хочет прям здесь и сейчас, но сейчас в жизни явно что-то пошло не так. Не может разобраться в себе, реально запутался и даже редкие вечера в компании какой-нибудь дамы не спасают. Он любит девочек, любит держать их за жопы, а щас как-то даже не в кайф – скучно, неинтересно и как-то фу. Он заваливается домой после не очень удачного вечера с телочкой и ищет по комнатам, а Вани нигде нет. Пацаны тоже не знают, ну пиздец! Не уследили и тот куда-то съебался, на звонки и сообщения не отвечает. Влад вот прям недоволен, что тут столько людей и никто его не остановил, ведь прекрасно знают же, как Ване сейчас хреново во всех смыслах. Он ведь уже пропадал так – на неделю, на две, иногда больше и возвращался просто никакой, что даже смотреть страшно. И слава богу, что тому хватило мозгов вернуться не через неделю, а написать Владу этой же ночью, хотя это было уже ближе к утру, когда тот все никак не мог уснуть из-за своего ебнутого режима. Он будит Тимура, чтоб спросить ключи от тачки, получает много недовольных матов, а потом и ключи. Едет по нужному адресу, не понимая, как Ваню занесло в какой-то пиздец. Минут через тридцать, может чуть больше, он уже стоит в слишком прокуренном подъезде и зажимает звонок хаты, чтоб забрать Ваню из этого сомнительного места домой. Во рту как кошки насрали, а ещё даже не получается закрыть глаза, потому что стоит только и и они сами открываются, а взгляд окидывает дно притона, которое пробил он сегодня. Ваня закрывает лицо руками, а потом закрывается в комнате, трясётся весь, но всё равно пытается допалить всё то, че осталось в трубке. Ходит по комнате и старается за штору не выглядывать, потому что обязательно увидит там ментовскую машину или скорую, которые за ним приехали. Присаживается на корты, рассматривая то, что его ноги в эту сетку вошли как влитые. Ещё б волосатые не были, ага. Вытягивает одну вперёд, падает на жопу и смотрит в потолок, по которому бесконечно пляшут тени. В рот попадает прядка волос и...стоп! Это же та самая прядка той тёлки! У Вани даже на секунду появляется мысль, что он её замочил, а на деле всё прозаично: это была не тёлка, и она просто спиздила его шмотки. Отчётливый стук в дверь, и с минуту только Шабашов крадётся до неё, прижимаясь ухом и получая тыщ-тыщ прям в перепонку. Слегка приоткрывает её и долго пытается понять, на кого он смотрит. Он реально написал Владосу и велел его отсюда забрать? Кидает трубку, а телефон держит при себе. Прячется на заднее, чуть ли не под сидение и сто раз спрашивает: «дома все спят?». Дальше какой-то ебучий туман. Челюсть ездит, глаза отдают бешенством, руки трясутся, а оказавшись в комнате, в которой он засыпал все последнии дни, падает на бок на постель, складывает руки перед собой и прячет туда взгляд. Трясёт ногами, просит «снять с него всю это хуету, кинуть куда-нить и сказать, что какая-то тёлка забыла». Ване всё же удаётся закрыть глаза на момент, когда он ощущает на спине, там, где должна быть молния, здоровые ладони, морщится: — Там че, замок заел штолеее, — сжимает кулаки. А дальше то, че он ощущает, переходит какие-то запредельные рамки. Мокрый язык за ухом и то, как эти самые лапы сильно, но не больно сначала давят на поясницу, а потом сдирают с него идиотскую шмотку, следом принимаясь рвать сетку на ногах... — Ты, главное, не тормози только... — чуть слышно просит, хотя и знает, что пока самого не попустит, точно не встанет. Открывает глаза, смотря через плечо, а там Влад и правда, видимо, мучается с заевшей собачкой молнии. Вот это пиздец глюкануло, конечно. То, что видит перед собой Влад – это не поддается описанию, глаза лезут на лоб, а в голове только «че за хуйня?». Чулки в сеточку, парик на башке и безвкусное, даже отвратное дешёвое платье, а ещё эти бешеные глаза – Влад всё понимает, но молчит и лишь мотает головой, ведь держался же, да и его старались не оставлять одного, но все снова пошло по пизде. Что ж, значит, серьезный разговор все же нужен, а ещё вставить хороших таких люлей. Пока в дороге, то приходится несколько раз ответить, что «да спят они все как минимум до обеда, не парься». И сам старается не париться, пока смотрит на Ваню – чулки так-то охуенно легли на его ноги, но платье явный отстой, и блять...блять, да че за мысли такие. Когда оказываются дома, то там реально всё спят, а Сода строит у себя в башке диалог о том, что нужно будет сказать Шабашову, чтоб до него дошло, что у того есть они все, что они помогут и поддержат. Влад садится сзади на кровать, растегивает молнию и на половине она заедает: ни назад, ни вперёд, а прям намертво, ебаные платья из смешных цен! — Да ща, ща, братик, он тут это..., — Влад вздыхает, резко дёргает замочек вниз, и собачка остаётся у него в руке, но зато молния расходится сама. Платье летит на пол, а Влад собирается с мыслями, чтоб стянуть с Вани эту дурацкую сеточку. Просит лечь на спину, а потом просто тянет их вниз, кидая к платью. Сейчас он не будет задавать лишних вопросов, просто даст Ване отдохнуть, а потом вот они соберутся все вместе и попиздят. — Говори, если чё надо будет, я тут рядом, — укрывает пледом, сам же заваливается рядом, слегка приобнимая со спины. Всё, что хочет сейчас Ваня — забыть этот день, а лучше сквозь землю провалиться конечно, потому что это полный пиздец. Парик улетает за кровать, а сам он лежит, свернувшись, как обычно, но в этот раз двигается не к Владу, а от него — просто жарко пиздец как! Ещё в голове зреет агрессия — зачем тот ваще припёрся? Ну, сам позвал, в принципе. Просил забрать. Но кто ж знал, а? Ещё и трубку проебал там где-то ещё и закрыть глаза нормально не может, потому что сон ещё долго не будет ему идти. Зато потом будут такие сказки во снах, что наяву просыпаться будет ещё страшнее. Он лишь тихо, почти неслышно спрашивает, есть ли у них выпить че? На следующий день сил у Вани нет даже выбраться из чужой постели — он долго созидает потолок, потом смотрит на Влада, который развалился на всю кровать и коленом отодвинул Шабашова к стене. Форточка открыта маленько ворошит волосы на башке сверху рот приоткрыт, так и охота протянуть руку и прикрыть ему варежку, чтоб муха не залетела. У Вани затекло буквально всё, но это заслуга вчерашнего. Сушняк, больная башка и непойми че на башке — тот ещё черт. И Владос, как ангелочек с запашком перегара. Видимо рот реально придётся ему прикрыть. А о чем они базарить будут даже думать неохота. Влад вздыхает и отодвигается от Вани, сам улетая взглядом с чужой спины на потолок. Он сам только осознал свое состояние – хуево вообще-то. Башка болит, кружится даже, потому что не спал до сих пор, а до этого ещё и бухнул как следует, когда понял, что та девчонка его не впечатлила. Зато Ваня в ебаных чулках в сеточку впечатлил. Да стрёмно себе в этом признаться, это же его братик! Выпить Влад может предложить Шабашову только водички, которую и приносит в бутылке кладет рядом с ним. Он ещё долго не может уснуть потом: то в телефоне залипает, то в потолок, то в чужую спину и постоянно вздыхает. У него в голове каша, невкусная такая и с комочками – окончательно в себе запутался, а ведь как хорошо жилось раньше без всех этих чувств. Влад просто не любит, когда все сложно, потому что сразу начинает беситься, копаться в себе и фразу «да все окей» могут услышать и от него. Утром он лежит, развалившись на всю кровать, потому что жарко стало, пальцами перебирает волосы и чё-то поёт себе под нос, но это всё, чтоб сосредоточиться, собрать все свои мысли в кучу. — Ты ж понимаешь, что нам надо поговорить, — Влад хоть и не смотрит на Ваню, но знает, что тот уже спит. — И мы обязательно поговорим, я могу даже не говорить пацанам из какого пиздеца я тебя забрал ночью, но ты мне кое-че пообещаешь, — вздыхает тяжело, всё-таки поворачивая голову в его сторону, — Но сначала приведи в порядок себя, соберись и как будешь готов, то скажи, и мы попиздим обо всем. Ваня медленно, словно коряга какая-то, переползает через Влада, даёт значок «ок» пальцами и плетётся вон к себе. Смотрит в зеркало и себя не узнаёт: из краша для малолеток в эталонного солевого наркомана. Вздыхает, идёт в душ, потом приводит себя в порядок, надевает парадный септум и шлёпает обратно в любимых тапках. Готовится, что его будут отчитывать — впрочем, так и происходит, а потом даёт обещание уйти в завязку. Первые дни тяжело — кошмары во сне отравляют явь, он мало ест и практически всё время проводит в постели. Потеет как тварь, успокаивает сердце снотворным, а где-то на третий день появляется че-то похожее на желание жить чистым. Он выходит на прогулку возле дома, снимает тиктоки, шляется под окном Владоса, кидает ему камушки и щурится на солнце, которое светит прям в глаза, жестом показывая, мол, «вылазь на улицу». Они тут все друг другу реально, как родные люди, семья почти, поэтому сердечко бьётся за каждого, а у Влада из-за Вани оно чуть в пятки не уходит, ведь переживает и хочет, чтоб тот перестал портить свою жизнь. Ещё такой молодой, целая жизнь впереди, а ведь жизнь бывает всего один раз, поэтому зачем тратить её на такое? Он отчитывает Ваню около часа, пытаясь промыть мозг и внушить, что тот не один, что есть куча людей, которым он нужен и важен, что ему всегда помогут и поддержат, ведь все тут свои! Гриша, который такой же дурной, но в последнее время становится умнее, будто влюбился, Майот, который слово ребёнок ещё, Лёха, который всегда поднимет настроение да и все остальные – они не осудят, они помогут. Ваня вроде кивает ему, да и во взгляде видно понимание. Поэтому Влад и берёт с него обещание, что тот бросит – ещё один шанс, чтоб наладить свою жизнь, пока ещё не поздно. И, как и обещал, пацанам ничего не говорит, просто просит присматривать и помочь, если чё случится. Следующие дни он старается как можно больше времени уделять Ване, да и вообще следить за его состоянием. Только с разговорами не лезет и старается особо не беспокоить. Пока беспокоить не начинает сам Шабашов: Влад, как обычно дрыхнет до вечера, потому что не спал всю ночь, а сквозь сон доносятся какие-то удары о стекло. Сонный мозг думает, мол, это чё, война какая-то началась и в его окно стреляют? Приходиться встать и выглянуть в окошко – там тусуется Ваня, и даже не верится глазам, что он наконец-то выбрался из кровати! — Ща, братик, — кричит он ему и принимается одеваться. Телефон в карман шорт, кепка на голову, ашка в руки и улыбка на лицо. Ведь сегодня первый солнечный день после дождливой погоды. — Че ты тут? — спрашивает, когда выползает на улице и дымит ашкой, щурясь от солнца. — Как ощущения? Если до этого глаза резал солнечный свет, то настоящее солнышко выплыло из двери выхода в задний двор. На улице жарень, а Ванёк во всем чёрном — любимом свитшоте с рожками черта, только очки забыл. Натягивает капюшон посильнее на глаза. — Да ничо, сальтушки кручу и хуй дрочу, — ржёт, принимаясь выкладывать всё барахло из карманов, следом, с разбега делая колесо, вставая потом на ноги, держа равновесие. — Опля нах! Ты так не могёшь, у тебя тулово перевесит, и бушь всю жизнь на руках ходить. Вверх тормашками. Они уходят в тень, где Ваня рассказывает, что щас себя чувствует более-менее. Видимо, всё дрянное окончательно покинуло организм, а вот пивка бы он ёбнул холодненького, так, для настроения. Пехом до магазина с одной полторашкой на двоих, потом обратно и допоздна сидя на дворе, пока совсем не стемнеет и можно будет зажечь фонарь. Шабашов ложится на спину и смотрит в небо — сегодня даже эта хуйня радует и поднимается только ради очередного глоточка пивка и чтоб Владосу подмигнуть. Пацаны влупили музыку так, что даже птиц нихера не слышно, и хорошо, что дома тут расположены на приличных расстояниях друг от друга, и соседи не пожалуются. Ваня болтает правой ногой в такт музлу и косит взглядом вбок. — Ща допьём и пойдём. Главное, шоб я не косякнул и не задел че-нить лаптями, а то я могу, — пива остаётся буквально пара глоточков, они допивают, а бутылку забирают с собой. Оказывается, всем, в общем-то, похую на них: в общей комнате темень и подсветка, музыка и каждый по своим углам. Проскользнуть на второй этаж не составляет никакой проблемы. Правда, после прохладного ветерка улицы кажется, что дома слишком жарко, но Ванёк всё равно не снимает кофту, только расстёгивает, оставляя капюшон накинутым, и падает на постель, прикрывая глаза, наблюдая, как Владос открывает форточку: такое ощущение, что мысли прочитал. Пивко как-то слишком хорошо залетело, просто расслабило, немного дало в голову. Ни с того ни с сего Шабашов начинает ржать, поднимается на локтях и смотрит в лицо Владу: — Це пизде, братик, ой, пиздаааа че я нашеел, — оказалось, случайно пихнул руку за кровать и выудил ебучий парик. Кладёт тому прям на живот. — Иди выкинь куда-нить! — продолжает угарать. Влад залипает на небо: там уже появляются звёзды и появляется желание, чтоб звезда упала. Он бы тогда, как в детстве загадал желание. У него сейчас действительно есть одно желание – очень уж хочется разобраться в себе, а то мысли все крутятся, крутятся как колёса в тачке. Кто бы мог подумать, что вот так резко перестанут привлекать девушки. Ну типо встаёт да, но как-то всё не то, вот совсем другого хочется и Владос думает, что сейчас в 21 веке и 21 году вообще не стрёмно принять, что тебе нравятся и пацаны. Ну типо чё уж там, один раз живём, а загонять себя под ярлыки и рамки – это значит и не жить нормально, а быть тупым стадом. Дома музыка ещё сильнее бьёт по голове, но зато никто их не замечает. Там каждый занят своим делом: разговаривают, ржут, залипают в телефонах или тупо в одну точку. В комнате как-то жарко, поэтому открыть окно и после завалиться на кровать рядом. — Бля, братик, — Влад смеётся, смотря на этот парик и вспоминая тот день, — Но зато ножки зачёт были, прям охуенно, ага, — не думает, что говорит, скорее за него говорит выпитое пиво, а он и не понимает. Поднимается с кровати, чтоб выкинуть этот парик прям из окна – похуй, вот всем реально будет похуй, а Владос его потом заберёт и унесет уже на мусорку, только не сегодня, — Ну вот и избавились, а все остальное я ещё тогда выкинул, — усмехается, ложится обратно на кровать и прикрывает глаза, — Так что никто ниче на узнал, ну кроме меня, канеш! У Вани из воспоминаний о той ночи только то, что, так сказать, ему привиделось. Он закусывает губу и отводит взгляд в сторону. Улыбаясь, следит за траекторией полёта блондинистой «шапки» в окно и выдыхает: да уж. В принципе, что тогда пронеслось в голове и по тактилке...ну, так он и представляет близость с Владом. Только вот конкретно щас не представляет и вообще ни разу не представлял, а если бы представил, то так и было бы. Короче, сам запутался. — Это к лучшему. Эт ваще не первый раз было, кажись. Просто были такие моменты, что нахуй память сносило. А я просто избавлялся от улик, — хмыкает и смотрит в потолок, а потом меееедленно переводит взгляд на братишку, чтоб уловить смену эмоций на лице, но ничего такого уж прям не видит и успокаивается, просто придвигаясь поближе. — Зато ты можешь клеить тёлочек строчками из своих треков, — усмехается и поднимает взгляд. — Пачиимубытебенезакрытьсвойрооооот... Влад ту ночь помнит прекрасно и во всех подробностях: этот взгляд, когда только приехал за Ваней, его бормотания под нос, как заела молния на платье, как эта дурацкая сеточка сидела на чужих ногах – они то у Вани слишком худые, но прямые и типа ему было прям норм! Ну вот, снова он об этом думает. Тяжёлый вздох и пальцы в свои волосы, а взгляд в потолок. — Да ладно, братик, — Владос спокойно относится к тому, что Шабашов мог делать в такие моменты. Если ему нравится, если он хочет, то пусть носит платья и чулки, они же друзья, поэтому осуждать его никто не будет. Влад поворачивает голову в его сторону, ржёт громко и выдыхает. — Чтоб потом открыть его и отсосать мой болт, — играет бровями и снова смеётся, закидывая на Ваню свою руку, — А ваще если честно, то тёлочки щас все такие какие ууу, ну мне прям не оч с ними, — щурится, смотря в чужие глаза, — И как бы похуй, но как бы нет, я ведь люблю, а щас уже нет что ли! — с формулированием мыслей сейчас все прям плохо, но Влад реально старается, чтоб его поняли, — Да кароч ты понял, наверное. Ваня продолжает смотреть с любопытством какого-то ребёнка и улыбаться едва заметно, медленно моргает белёсыми ресницами и также медленно кивает. Чуть приподнимает руку, чтобы дать понять, что понял-понял, и можно дальше не продолжать. — Я давно это понял, — делится едва слышно. — С девами сложно, ооочень сложно. Каждый раз боишься сделать что-то не так и боишься быть понят неправильно, — ладонь спокойно расположилась на чужой груди, поднимается вместе с дыханием братишки, иногда с маленькой амплитудой поглаживает. Ване хорошо и спокойно, и ничуть не жаль, что в этот самый вечер они абстрагировались ото всех и съебались чиллить вдвоём в комнату. Слегка сводит брови, разводя пальцы в сторону, не отрывая взгляда от лица Влада. — Это была подводка к чему-то? Я тя перебил да? Сложно, конечно, понять, что тебя как-то перестали привлекать девушки – ну типа, все же ок было, а тут хочется попробовать чего-то нового, чтоб быть реально удовлетворённым. Только признаться самому себе, что ты, возможно, гей, это вот задача не из лёгких. Он же не проверял, да и вообще не знает, как и что, поэтому и говорить об этом сложно сейчас. — Ну, типа... — вздыхает, думая о чужих словах. С девушками реально сложно, особенно сейчас им не угодишь, хоть они и скидывают жопы в директ, да только кому такие нужны? Влад запутался, короче, — Ты прав, с ними сложно. Влад думает, что признаться в неком осознании себя Ване он может, потому что тот поймет и ржать не станет, может, даже совет даст – наверняка же имеет такой опыт, ну. — Да я говорил типа... — закусывает губу, думая, как лучше сказать и не затупить,— Я хотел сказать, что меня привлекают не только тёлочки, мне нравится смотреть на красивых пацанов, но как-то это..., — побольше воздуха в грудь и громкий выдох, — Стрёмно, что ли. Ну типа, стрёмно не то, что это пацаны, да, а стрёмно, что я не могу там сделать чё-то и сказать, поймут ещё как-то не так...а я бы попробовал, ну мне ж интересно и должно быть объяснение, почему на тёлок не стоит, — он пожимает плечами и смотрит в потолок, потому что как-то не по себе стало после такого неловкого признания, ведь он только что признался не только Ване, но и самому себе, — Ну так как-то....а похуй, короче. Не важно. Ваня слушает всю речь, прикрыв глаза и закусив губу. Ползает взглядом по стене в свои пол-обзора всего улыбается. Потому что свою фантазию он щас резко раскрутил до высот как минимум девятиэтажки, а дальше оно само. И это фигня на самом деле, потому что сейчас самое лояльное и шипперское время, в котором они живут, и париться ваще не стоит. Другая проблема — найти того, кто не шарит, ну или как минимум будет молчать в тряпку. Приходится стереть такую явную и открытую улыбку с лица, но не полностью. Шабашов открывает глаза и выдыхает: — Надо, наверное, просто перестать накручивать себя... Своё оно рядом откажется незаметно ящитаю, — болтает ногой, а потом доходит, че сказал. Бля. Хорошо, что они оба подшофе, и ничего не воспринимается всерьёз. Вроде бы. Влад прикрывает глаза, думая о своих же словах. Ему не стрёмно то, что он, возможно, гей, ему просто страшно начинать это – он же не знает, как клеить чуваков, в каких местах это делать и чтоб они ещё никому не распиздели. — Да я вроде и не накручиваю, просто не знаю, с чего мне начать, — шёпотом говорит Влад, все так же держа закрытыми глаза. Смысл Ваниных слов доходит слишком долго, но ясно лишь то, что он прав. Возможно, что это самое «свое» откажется рядом само, если не уже. Ведь Шабашов...он же свой, у Владоса к нему самые светлые и теплые чувства, да только они же братишки, зачем портить дружбу такими мыслями? Как сложно стало жить щас, что просто голова уже гудит от напряжённых мыслей. — Ты прав. Может, и будет...если уже нет, — добавляет он шёпотом, а потом поднимается, чтоб снять с себя футболку и шорты. — Давай спать будем, а?