Вэй Ин силится сделать вдох, но боль тут же прошивает насквозь. Кровь льется толчками из распоротого живота. Он не чувствует ног, а руками едва может пошевелить. Над головой сияет удивительно чистое и прозрачное небо, от его яркой лазури щиплет глаза. И Вэй Ин не сдерживает себя, давая волю соли слез разъедать его кожу и душу. А потом смеется. Это больно, но он не может остановиться. Он никчемен и глуп, и смерть его под стать жизни — бессмысленная и болезненная. По периферии взгляда пятнами прозрачной туши дрожат листья крон… так далеко. Шум реки, бросающей свои мягкие волны на каменный берег, едва слышен.
Его больше не преследует запах смерти, а синь небосвода не расчерчивают черным вороны. На краткий миг он представляет себя мальчишкой, босиком бегущим к озеру, чтобы вдоволь порезвиться. Кажется, он даже чувствует запах лотосов, их нежный травяной аромат.
Но боль в теле возвращает его к действительности. Он просто кровоточащий кусок мяса в забытом всеми богами месте. Один, как и всегда. Будет ли кто оплакивать его? Возожжет ли благовония? Конечно нет. Даже таблички с его именем никто не вырежет. Так вот когда приходят сожаления. У самой грани жизни и смерти.
Над ним кто-то склоняется. Слишком много белого. Ослепительно белого. Ладони прохладные, а лицо слишком красивое и изящное, с острым подбородком и чувственными губами, чтобы быть человеческим. Как и глаза, что ослепляют янтарем радужки. Странно. Вэй Ин тянет руку к этому лицу, чтобы коснуться и убедиться в реальности, но на самом деле он не может пошевелить даже пальцем.
— Кто ты? — шепчет Вэй Ин, чувствуя, что жизнь его утекает. Какой прекрасный жнец за ним пришел.
— Я помогу тебе, — отвечает мягкий тихий голос.
Хорошо. Кем бы ты ни был: жнец или демон, я пойду с тобой.
Когда Вэй Ин распахивает глаза, то находит себя лежащим в той же позе. Вся одежда пропитана подсохшей кровью. Но он чувствует себя живее всех живых. Рядом, скрестив ноги, сидит юноша в белом одеянии. Значит, не показалось. Не видение, не призрак или бред находящегося на грани смерти. Недвижная фигура подобна застывшему нефритовому богу. Закатные лучи подсвечивают его силуэт, делая еще более нереальным и призрачным. Он так прекрасен, что Вэй Ин даже пошевелиться боится, чтобы не нарушить эту странную магию. Он просто смотрит и почти не дышит. Глаза юноши закрыты, а дыхание размеренно, едва уловимо вздымается грудь. Лицо серьезное, но расслабленное. Выпущенные пряди волос вдоль лица слегка колышутся, повинуясь легкому движению воздуха. Ладони свободно лежат на коленях тыльной стороной вниз. Он смотрится чужеродным здесь.
Наконец юноша, словно почувствовав пристальное внимание, открывает глаза. Вэй Ин не может понять, что с его взглядом не так, а тот чуть наклоняется и закатные лучи слепят. Ладонь ложится на грудь, от нее веет приятной прохладой. Юноша кивает.
— Кто ты?
— Это имеет значение?
Голос его тихий и приятный.
— Не имеет, — говорит Вэй Ин. — Ты меня спас. Разве я достоин этого?
— Любое живое существо достойно жизни.
Вэй Ин удерживается, чтобы не рассмеяться. Он меньше всего достоин чуда.
— Ты Бодхисаттва?
— Нет, — губы трогает едва уловимая улыбка.
Юноша продолжает смотреть вдаль, и когда Вэй Ин поднимается, то понимает почему. Глаза не сияют янтарем, как ему показалось в бреду. Они покрыты голубоватой поволокой. Юноша слеп.
— Прости этого недостойного, — вдруг спохватывается Вэй Ин, все еще исполненный благоговения. — Как мне к тебе обращаться?
— Лань Чжань, — после паузы говорит юноша.
— Лань Чжань, позволь служить тебе этому недостойному Вэй Ину, чтобы отплатить за спасение его никчемной жизни.
Впервые Вэй Ин предлагает подобное, хотя всеми силами старался избегать этого. Никогда прежде он не хотел кому-то служить в любом из смыслов, это претило самой его натуре. Но разве этот юноша не достоин, чтобы Вэй Ин наконец отбросил свои убеждения, которые вытекли вместе с кровью в жадно впитавшую подношение землю?
— Мне не нужна плата, — губы Лань Чжаня сжимаются в узкую линию, а между бровей залегает легкая складка, словно он оскорблен.
Вэй Ин некоторое время молчит. Приносить извинения он не намерен, потому что не ощущает вины. Его жизнь не стоила и ляна серебра. Если ее спасли, то тому должна быть причина. Даже у таких как он есть кодекс чести, и Вэй Ин всегда ему следовал.
— Ты явно куда-то направляешься. Один, без охраны. Ты уверен, что тебе не нужна помощь в пути? Ты слеп. И слишком юн, чтобы знать, насколько жестоким может быть этот мир.
Лань Чжань выдыхает и напрягается еще больше. Вэй Ин понимает, что указание на неопытность и неспособность о себе позаботиться может вызвать лишь отторжение. Но честность — самое верное в этом случае. Юноша не выглядит как воин, а руки его нежные, явно не привыкшие держать что-то грубее кисти или свитка.
— Юность не равна глупости.
— Я не сказал, что ты глуп, лишь — что наивен.
— Я уже несколько недель в пути, — упрямо возражает Лань Чжань.
— И так же далек от цели, как Небеса от земли. Или я ошибаюсь?
Если он и правда не глуп, то примет помощь. Вэй Ин так или иначе выплатит свой долг, даже если придется следовать за ним тайно. Плечи Лань Чжаня опускаются, черты лица расслабляются.
— Ты прав, — наконец признает он. — Тогда отведи меня к горе Тайшань (1).
— Как пожелаешь, — говорит ошеломленный Вэй Ин. Вопросы роятся на кончике языка, но он его прикусывает и не задает вопросов. В конце концов, это не его дело. — Я буду тебя защищать и оберегать, пока мы не достигнем цели твоего пути.
— Ты должен кое-что знать, — Лань Чжань неловко мнет ткань одеяний, лежащую аккуратными складками. — Меня преследуют.
— Ты знаешь, кто?
Лань Чжань кивает и смотрит в пустоту мимо Вэй Ина. Вероятно, не хочет говорить.
— Я должен знать, с чем столкнусь. Это обеспокоенные родители, разъяренный отец девушки, на которой ты отказался жениться?
— Вэй Ин! — возмущенно поджимает губы Лань Чжань.
Вэй Ин разводит руками и улыбается, но тут же понимает, что его не видят.
— Я пошутил, прости. Конечно, ты бы никогда не поступил бесчестно. Так кто? Воины? Ты сбежавший принц?
Ткань его ханьфу дорогая, с богатой вышивкой, а гуань, скрепляющий волосы, украшен нефритом и серебром. Как он в таком виде зашел настолько далеко и его никто не обидел?
— Человек с дурными намерениями.
Слишком расплывчато.
— У него есть воины?
Лань Чжань кивает. Пока информации достаточно. Вэй Ин поднимается на ноги и тянется рукой к Лань Чжаню, чтобы помочь встать, но едва касается руки, как тот отдергивается. Поднимается и стоит прямо, будто готовится к испытанию.
— Как ты передвигаешься?
— У меня был… проводник. Но его больше нет со мной.
— Ясно. Тогда я тебя поведу.
Лань Чжань напрягается, руки стискиваются в кулаки.
— Я не буду к тебе прикасаться. Просто держись.
Вэй Ин толкает в его ладонь конец ножен своего меча. Лань Чжань расслабляется и обхватывает его своими дрожащими пальцами. И они двигаются вдоль реки.
Вэй Ин идет неспешно, приноравливаясь к мелким выверенным шагам своего спутника. Он ощущает его молчаливое присутствие всей поверхностью спины. Это дискомфортно, потому что ощущать кого-то за пределами видимости заставляет все его существо ощетиниваться и сжимать сильнее рукоять меча. Это инстинкты животного, которым Вэй Ин и является. Но давит их усилием воли. Юноша ему не враг.
Помимо прочего, открытые пространства заставляют его напрягаться, прислушиваться к посторонним звукам. Хотя эти места на порядок безопаснее хитросплетения улиц городов, где опасность может таиться даже за прилавком торговца пряностями. Но Вэй Ину здесь менее привычно, а потому он вглядывается в каждую тень, ожидая нападения. Это инстинкт волчонка, выросшего в трущобах среди столичного отребья.
Пристанище они находят в небольшом крестьянском доме, где за пару лянов серебра им выделяют угол для ночлега и еду. Лань Чжань непривередлив и покорно ест незамысловатое блюдо из жареных овощей и риса, словно всю жизнь жил в бедности, а не привык есть с серебряных блюд. Хотя что о нем знает Вэй Ин?
Утром первым делом Вэй Ин покупает простую неприметную одежду для них обоих, немного еды и вина.
Они двигаются на восток. Лань Чжань тих и неразговорчив, словно во время знакомства израсходовал свой ограниченный запас слов. Он делает все, что скажет Вэй Ин: идет, садится отдыхать на привале, ложится спать, ест. Вэй Ин его изучает. И пытается понять, какими путями вела его судьба, чтобы в итоге оказаться здесь? Вэй Ин ни о ком не заботится, никому не предлагает свой меч и свою жизнь. Но, к слову, никто его не уводил буквально от моста Найхэ в последний момент, чтобы вернуть в мир живых. За какие заслуги ему это нежданное благословение Небес? Обычно Вэй Ину не стоит труда задавать вопросы, чтобы получить нужные ему ответы. В конце концов, это часть его работы. Но этот странный юноша, столь отстраненный и такой холодный с виду, делает Вэй Ина нерешительным. Имеет ли он хоть какое-то право задавать вопросы тому, кто дал ему второй шанс? Может, стоит сосредоточиться на том, чтобы его использовать, а не плодить недостойные мысли?
Вэй Ин человек дела, его желания и стремления просты, его мысли прямы, как и его меч, а действия, как правило, грубы и жестоки. Лань Чжань не воин, он явно привык к обходительности и услужливости. Его жесты изящны и выверены, хотя это и понятно, учитывая слепоту. Но с каждым днем Вэй Ин замечает все больше того, что пробуждает в нем какое-то незнакомое щемящее чувство, будто из него жилы тянут, медленно, но неотвратимо.
Лань Чжань становится менее напряженным, но по-прежнему одним выражением лица и прямой как клинок цзянь (2) спиной заставляет держать дистанцию. Будто чертит вокруг себя невидимый круг, зайти за который кажется кощунством. И Вэй Ин ловит себя на недостойном любопытстве: какой Лань Чжань, когда не пытается отгородиться от мира безэмоциональным лицом? И возможно ли такое вообще?
И он просто смотрит. Как Лань Чжань уверенным движением подносит чашу с чаем ко рту и делает маленькие глотки, неспешно смакуя отвар. Как блестят его губы от влаги, и становится сложно удержаться от того, чтобы провести по ним собственными губами, распробовать чай с этого чувственного рта. Как грациозным жестом расправляет складки теперь простого темного ханьфу и садится. Даже посреди леса или поля он выглядит, как император за высокими безопасными стенами Запретного города, который позволил простому смертному находиться в своем присутствии. Как погружается в медитацию, а лицо принимает менее чем обычно напряженное выражение. Благоговение все еще терзает нутро Вэй Ина, но оно окрашивается и более низменными эмоциями. Он не имеет на них права, потому что недостоин даже сидеть рядом. Не говоря уж о том, чтобы осквернять чистый образ порочными мыслями.
Вэй Ин никогда столько времени не проводил рядом с другим человеком. Никогда. Все его отношения с людьми складывались из передачи заказа, подкрепленного мешочком серебра, и последующего преследования своей цели до логического завершения ее жизни. Часто ему приходилось быть дружелюбным и казаться открытым, это не составляло труда. Но он бы не рискнул расслабиться или забыться сном в присутствии кого-либо из них.
— Как ты можешь мне доверять? — спрашивает в один из дней Вэй Ин, натачивая свой меч, ловя блики огня в его идеальных гранях. Его самый верный друг, который никогда не предаст.
Лань Чжань сидит поодаль, строго держа дистанцию, хотя уже не превращается в камень каждый раз, когда Вэй Ин приближается.
— Разве у меня есть выбор? Я слеп, если ты не заметил.
Это был сарказм? Вэй Ин усмехается.
— Но ты идешь за незнакомым человеком, не зная, куда он тебя ведет.
— Я не умру, пока не достигну своей цели. Остальное не важно.
Как он не понимает, какие опасности могут подстерегать красивого слепого юношу на пути?
— Ты и правда глуп.
— Возможно. Ты намерен причинить мне вред?
— Я никогда не причиню тебе вреда, — Вэй Ин говорит это спокойно, без горячности, с которой обычно разбрасываются подобными обещаниями. В его случае это не обещание, а банальный факт.
Вэй Ин много думает о Лань Чжане. Слишком много. И он не настолько глуп, чтобы не понимать, почему его разыскивают. Человек с дурными намерениями, как сказал сам Лань Чжань. Уникальный дар исцеления. Кто бы не хотел использовать его ради собственной выгоды?
***
— Мне жаль, — шепчет Вэй Ин, поглаживая морду волчицы. Ее дыхание сиплое, она пытается рычать и отогнать чужака, но не может даже пошевелиться, ее истерзанное брюхо исходит кровью и внутренностями. Рядом жмутся три щенка, еще слишком маленькие, чтобы выжить без защиты. Они скулят и тычутся носами в мать.
Они натыкаются на нее случайно, когда делают краткий привал. Естественная вещь — умереть от клыков более сильного хищника. Неизбежно приходит на ум аналогия с самим собой. Вэй Ин тоже почти пал от рук более сильных хищников, которые набросились на него всей стаей в момент его слабости. Не то чтобы он считал это незаслуженным.
Рядом опускается на колени Лань Чжань.
— Смерть близка, — говорит он и кладет свои ладони на ее едва вздымающееся тело.
Вэй Ин переводит взгляд на него. И он тогда не ошибся. Глаза Лань Чжаня пылают янтарем, а под ладонями клубится голубая энергия. Раны на глазах затягиваются, словно их и не было. Так вот как все было с Вэй Ином. Вот как Лань Чжань это делает. Кто же ты? Но Вэй Ин не задает этот вопрос. Он очарован его даром. Очарован Лань Чжанем. Неким непостижимым существом, волею судьбы оказавшимся рядом.
Волчица благодарно лижет исцелившие ее руки, тычется мордой.
— Присмотри за ним потом, хорошо? — шепчет Лань Чжань и поглаживает между ушами, словно домашнего пса.
Он провожает взглядом волчицу, которая уводит вглубь леса своих волчат.
— Лань Чжань, — бросается к нему Вэй Ин, когда тот поднимается и пошатывается. Губы почти белые, а руки дрожат.
— Мне нужно восстановиться.
Вэй Ин помогает ему сесть, поит водой из тыквы-горлянки, потому что от вина тот категорически отказывается. Лань Чжань благодарно кивает и погружается в медитацию. Вэй Ин не сводит с него тревожного взгляда. И расслабляется, когда краска возвращается на губы, а тело перестает походить на камень.
— Ты громко думаешь, — через некоторое время говорит Лань Чжань.
— С тобой все в порядке?
Лань Чжань кивает. Он отдает собственные жизненные силы, понимает Вэй Ин. Какой жестокий дар. Если попадет в злые руки, то его просто выжмут как мякоть локвы и выбросят пустую оболочку. От этой мысли все холодеет внутри.
***
Безмятежность их путешествия нарушается на восьмой день. Первым напрягается Лань Чжань, через пару мгновений и чуткий слух Вэй Ина улавливает звуки, не принадлежащие этому лесу. Слишком тяжелая поступь для зверя, металлический звук, ломающиеся ветви. Они не скрываются. Они самоуверенны и наглы. Вэй Ин тянется за мечом, который всегда держит на расстоянии вытянутой руки. Лань Чжань вытаскивает из волос остро заточенную металлическую шпильку. Вэй Ин надеется, что ему не придется пускать ее в ход, но ему спокойнее, если Лань Чжань сможет нанести урон тому, кто посмеет на него посягнуть. Но Вэй Ин постарается этого не допустить.
Лань Чжань подходит и опускается рядом, едва касаясь локтем. Вэй Ин чуть ведет предплечьем на миг прижимаясь: все хорошо, я рядом. Я не дам тебя в обиду.
В свете костра появляется шесть человек. Вэй Ин быстро окидывает их взглядом. Самый опасный стоит чуть в стороне от остальных. Его взгляд мертвый, как изъеденный червями труп. В нем нет жалости или жадности, есть только тупое следование приказам. Вероятно, он и есть их предводитель. Остальные самоуверенно ухмыляются.
— Мы просто уйдем, и никто не пострадает, — говорит «мертвый взгляд».
— Вы вольны поступать как пожелаете, — небрежно ухмыляется Вэй Ин, стискивая меч, все еще покоящийся в ножнах. Он сидит в нарочито расслабленной позе, хотя предводителя это, похоже, не обманывает. Он сверлит взглядом, обещающим смерть.
— Мальчишка пойдет с нами.
Лань Чжань едва заметно вздрагивает, но продолжает сидеть прямо, глядя в пустоту.
— Не похоже, что он этого хочет, — Вэй Ин поднимается, поигрывая мечом.
— Не его забота хотеть или не хотеть. Он должен выполнять приказы своего господина.
— Это ты его господин? — Вэй Ин смеется, словно само предположение настолько абсурдное, что может лишь смех вызывать. Мало что может вызвать гнев таких людей, как «мертвый взгляд», но гордыня у них всегда весьма болезненна. Ярость наползает на его лицо, кривит черты, уродует холодную маску. Он кивает своим людям.
Вот и пришло время доказать, что его жизнь спасли не ради того, чтобы он исходил слюной на красивого юношу. Что вся его жизнь не была бесполезной чередой крови и грязи, а сам он — не только трущобной крысой, умеющей лишь кусать.
Вэй Ин не теряет времени, обнажает сталь и бросается вперед. Убивает резкими взмахами меча двоих, чуть задерживается, отбивая атаки третьего, и меч легко входит в мякоть его живота. Четвертого он ранит в ногу. Остальные двое отступают. В глазах предводителя все ярче обещание смерти. Не сегодня, усмехается про себя Вэй Ин. И бросает нож, метя в горло — еще один оседает, захлебываясь кровью. Да, все верно, это то, что он умеет лучше всего — отнимать жизни.
— Сзади! — вдруг вскрикивает Лань Чжань.
Вэй Ин разворачивается, успевает получить удар по ребрам, но следующую атаку отбивает. Уходит от рубящего удара и в развороте острием меча цепляет шею, достаточно сильно, чтобы кровь хлынула из перерезанной глотки.
Когда он оборачивается, ублюдка с мертвым взглядом и след простыл. Он бросается к юноше.
— Ты в порядке?
Тот подрагивает, но кивает. Не сразу оба понимают, как тесно прижаты друг другу. Вэй Ин отстраняется и замечает, как Лань Чжань на какой-то миг удерживает его, но потом все же отпускает и берет себя в руки.
— Как ты узнал?
— Услышал.
Вэй Ин недоверчиво хмыкает, но больше вопросов не задает. Раны дают о себе знать. Он охает и поднимается.
— Я помогу, — говорит Лань Чжань.
— Ерунда. И не в такие переделки попадал.
Они уходят как можно дальше от места нападения и снова устраиваются на ночлег. Вэй Ин намерен всю ночь нести дозор, потому что взгляд того наемника, что ушел живым, уж слишком сильно напоминает его собственный.
— Может, нам стоит идти дальше? — Лань Чжань все еще подрагивает, но спину держит ровно.
— Тебе нужно отдохнуть. До рассвета, думаю, он не явится.
Лань Чжань послушно кивает и укладывается. Костер они не разжигают, опасаясь привлечь внимание. Вэй Ин выжидает, когда дыхание невдалеке станет размеренным и скидывает верхнюю одежду. Позволяет себе обмякнуть и закусить губу. Ребра ноют. Плотная кожа одеяний спасла от более серьезных ран, но по грудине расплывается уродливый кровоподтек, который видно даже в неверном свете луны. Аккуратно прощупывает ребра. Ничего не сломано, и он надевает все обратно.
Вскоре Лань Чжань поднимается и садится медитировать. Вэй Ин позволяет себе немного вздремнуть. Чуткий слух Лань Чжаня сможет уловить, если кто-то приблизится.
Он просыпается, осторожно поднимается и тут же хмурится — ни следа боли.
— Зачем?
— Ты был ранен.
— Ты достаточно потратил на меня своих сил. Не делай так больше.
Вэй Ин никогда не страдал благородством, ему чужды возвышенные идеалы. Но он не собирается использовать этого юношу, как это делают другие. Разве он не защищает его от таких, как сам Вэй Ин? Чем он лучше таких ублюдков, как некий господин, который уверен, что имеет право распоряжаться чьей-то жизнью? Тем более теперь, когда знает, каким образом это сказывается на самом Лань Чжане.
Лань Чжань молчит, упрямо поджав губы.
Они уходят еще затемно. Вэй Ин прислушивается и всматривается в тени подлеска. Он не тешит себя надеждой что трусливо сбежавший не вернется. Он приведет подмогу. Им стоит двигаться быстрее. Это он и озвучивает. Лань Чжань кивает. И не возмущен, когда Вэй Ин приводит лошадь и предлагает Лань Чжаню выбрать, где он сядет: сзади или спереди.
Вэй Ин сидит в седле и ждет решения. Наконец Лань Чжань решается и с его помощью устраивается позади. Прижимается к спине и обхватывает руками торс. Вэй Ин старается не отвлекаться и пришпоривает коня. Не отвлекаться не получается, особенно с горячим телом, что обжигает кожу даже сквозь плотную одежду.
Они удаляются на приличное расстояние, все еще небезопасно, но напряжение немного спадает. Не все, разумеется. Вэй Ин, к сожалению, не выкован из стали, как его меч. Когда он помогает Лань Чжаню спуститься, тот чуть пошатывается. Но не жалуется. Он вообще никогда не жалуется, хотя условия, в которых находится, явно ему непривычны.
— Сегодня снова заночуем в лесу, но завтра я найду что-нибудь более подходящее.
— Все в порядке, — тихо отвечает Лань Чжань.
Вэй Ин намеренно выбирает место для ночлега рядом с водоемом, где можно искупаться в это теплое время года.
Лань Чжань аккуратно кладет стопку чистых вещей на траву и замирает. У Вэй Ина перехватывает дыхание, и он не может двинуться с места. Ветер играет одеяниями и прядями длинных волос, а закатное солнце золотит кожу точеного профиля Лань Чжаня, придавая ей насыщенный оттенок лугового меда. Вэй Ин ему завидует, потому что кожа ладоней зудит от желания коснуться его волос и поцеловать. Ему хочется упасть на колени и молиться на Лань Чжаня как на божество, спустившееся с небес и озарившее путь одного никчемного человека. Сердце колотится как сумасшедшее.
Лань Чжань некоторое время не двигается, стоя спиной к Вэй Ину, а потом чуть поворачивает голову.
— Ты смотришь.
— Откуда ты знаешь? — Вэй Ин не видит смысла скрываться.
— Я слышу твое дыхание. Чувствую твой взгляд.
Вэй Ин задыхается на миг и краснеет. Он подглядывает за слепым юношей и оказывается пойманным за этим неблаговидным занятием. Что может быть более постыдным. И он, намеренно производя как можно больше звуков, удаляется. Но напоследок оглядывается: с плеч ползет ткань, оголяет подсвеченную мягким золотом солнца кожу. Вэй Ин тяжело сглатывает. Лань Чжань чуть поворачивает голову, словно все еще чувствует взгляд. Он знает, понимает Вэй Ин. Он знает.
