Конечность жестокости

Ганнибал, не будь дураком, всегда был готов сорваться с места, вырастить новую стену и вжиться в очередную приемлемую обществом роль. Собранный, раскрепощенный годами раскрытия своей сущности, уверенный в непредвиденном, знающий всё наперёд. Но кто готов к такому? Перерождаться было больно до ужаса. И в кипящей ораве травящих чувств разобрать можно немногое. Две секунды, мгновения. Два различимых счëта их с Уиллом восхождения, ощутимые в слепящее воздухе, врастают в память. Раз. Рога разрастались и кололи их тела, стлевая за секунды, мгновения врастания одного в другое, крылья рвали спину, забытые, вылитые по падающему контуру. Пыль, покрывая их ровным коконом, въедается, делит их грех поровну на каждые плечи. Два. Холодная вода, обжигающая дыхание, повсеместное оцепенение, страх потерять единственное дорогое ему создание. Вся готовность, предусмотрительность, опыт, не смогли уберечь от агонии мимолетных мыслей о смерти Уилла. Не успевая отдышаться он нырял, отсчитывая секунды до смерти мозга без кислорода. Три минуты от столкновения с водой, пять, десять. Кто-то звал его по имени, и в бурной воде голосá искажались многократно Со дна в его сторону смотрели большие светлые глаза, тянулись хрупкие ручки, не чтобы забрать, но чтобы вытолкнуть. Ганнибал сидит на берегу и не существует. Развал вместо человека. Берег пуст. На нём нет людей и он пуст. Обрывок разума, оторванный от организма, вот чем он стал. Вода кажется чернилами, и Ганнибал думает, что будь она кровавой, свет Луны забрал бы её цвет. Глаза сухие и тело холодное. В нём нет тепла, жизнь задержала дыхание, держась еле-еле. Он дышит глубоко, позволяет себе думать. За всю жизнь Ганнибала называли безумцем слишком много раз, но увидеть это новое обращение не позволено никому. Здесь лишь отросшие надежды, чувства, тихий шелест слипшихся крыльев, чёрных и смольных. Всё, не покинувшее его, не растерянное. Даже если Уилл мёртв оболочкой, проносить Его часть до могилы было бы честью. Ганнибал чувствует его возможности к эмоциям, к интерпретации, к воображению. Он видит так явно, пусть не смотрит никуда. Ганнибал поднимается, только когда слышит хруст веток. Глубокий вдох, чтобы привыкнуть к полноте ощущений пространства, долгое втягивание носом, чтобы принюхаться. Кто-то здесь есть, рядом, в крови. Не Уилл. Ганнибал двигается быстро, уходя дальше в лес. Подбирает увесистый камень и бесшумно приближается к источнику запаха. Женский хрип, снова хруст, уже не от веток, а от сворачиваемой шеи. Две секунды, тормозящие Ганнибала. Две секунды покадровой съемки. Чийо мертва и он следующий. Кудри. Лёгкие завитки, прилипшие ко лбу, нахмуренные брови, пистолет. Уилл вынимает Вальтер из ослабевших пальцев Чийо, встаёт, целит Ганнибалу точно в голову. — Я ухожу. — Хорошо, — сипит Ганнибал, выпуская камень на землю. — Ты явно дал мне понять о своём намерении. — Ты должен понимать, что эта связь меня сожрëт, если я останусь. Даже быстрее, чем ты. Уилл. Так безбожно улыбается, кривит губы в сторону, звучит ровно. Шутит, убивает ежемоментно. Его творение, живое и разящее. — За три года я смог восстановить картину, произошедшую во Флоренции. Я чувствовал твоё желание убить её, собственничество, скрытое за слоями гнева и тоски. — Твоя боль в моих руках была искусством, снова мне не принадлежащим. Ганнибал понимающе кивает. — И я решил закрыть эту потребность, — его голос ровный, но Уилл явно смеётся. Он опускает пистолет. Ганнибал хмыкает, проводит языком по разбитой губе, перед тем, как заговорить: — Свершив мой замысел. — Нет. Даровав невозможное. Они смотрят друг на друга, не в силах упиться последней встречей. Ганнибал идёт к нему, и Уилл остаётся на месте. Рука ложится на щеку, и ему позволено сделать это. Ганнибал тянется к свободной ладони Уилла, подносит ко рту. Целует внутреннюю сторону. Прикрывает глаза, вбирает, понимает, что не отпустит. Хруст веток за спиной, холод в районе затылка. Ганнибал распахивает глаза, и видит раскаяние. Уилл дарует Чийо. И принимает его. Ганнибал, не будь дураком, был готов ко всему. Но Уилл всегда умел удивлять. Выстрел. ... Мэттью бежит. С недавних пор не останавливаясь. Он тянется к мистеру Грэму, метается по камере во время их встреч, отмаливает неудачу. Этот ужас, недочёт, позор. Он подвёл, проиграл, не смог быть лучше, и не станет хоть кем-то. Не сможет быть полезен, и это убивает. Его нельзя простить никаким образом. Но мистер Грэм прощает и уходит. И красок не остаётся. Он не считает сколько времени прошло. Кажется, что не так много, но в камеру для допроса к нему приходит не очередной агент. Мир возвращается в жизнь, когда Мэттью замечает его, резко фокусируясь на мужчине. Воздух входит с попеременным успехом. Уилл сидит, расслабленно пролистывая материалы дела. Уилл, с трагичной складкой на лбу, с ясными глазами и великолепными витками волос. — Дышите, мистер Браун, — смеётся он, опустив голову. Мэттью взрывается в своём теле, умирает от прямого взгляда, от лёгкой улыбки в уголке губ Уилла. Он бежит к нему. И Уилл отвечает тем же. — Я пришёл просить прощения, знаешь, — в одну из встреч заявляет Уилл. Отсмеявшись от прошлого разговора, Мэттью поднимает взгляд, слегка удивлённый сменой настроения. — В первую нашу встречу здесь, — продолжает Уилл. — я думал, что увижу злость. Надеялся почувствовать неприязнь, за то, что использовал тебя. Или же, в худшем исходе, я ожидал увидеть фаната. — Но увидели меня. — Да. Увидел. Я вижу тебя, Мэттью. Они смотрят друг на друга, изучая снова и снова, хватаясь за то, что даёт им возможность. — Ястребы работают парой, мистер Грэм? — излишне пафосно выдаёт Мэттью. — О, Господи, — фыркает Уилл. — ты невыносим. Они смеются вместе. Они рядом. После Ганнибала, до Ганнибала, обсуждение дела, тактики поведения с ним. Джек не строит иллюзий по поводу происходящего. Ему нужен рабочий агент, и Мэттью даёт ему это. Обсуждение скрывается от доктора Чилтона силой грозного взгляда Джека. Камеры допросной отключают, но Уилл всё равно приносит заглушающее устройство в материалах дела Ганнибала или в стаканчике кофе. Свет в глазах Уилла горит ярче, при упоминании заключённого Брауна. Мэттью бескомпромиссно флиртует, выдаёт только правду и живёт лишь историями о детстве, о страхах и желаниях. — О, и, мистер Грэм, эта рубашка вам к лицу. И эта улыбка тоже. Уилл привычно фыркает и бросает насмешливый взгляд, выходя из допросной. Мэттью знает, что скоро он вернётся. Они говорят, говорят, говорят. Снова и снова сбегают друг к другу. А потом он исчезает. Что случилось? Да, конечно. Ганнибал. Блять. Ебаный урод, монстр. Главная ошибка, мразь. То, что Мэттью себе не простит. Нож в животе, смерть Эбигейл, пережитая повторно. Мэттью впитывает любой слух. Ждёт. И Ганнибал оказывается в одной лечебнице с ним. Так близко, так доступно. Мысли о мести вяжутся с его существованием невыносимо долго. Один раз он жалуется на раскалывающую голову боль. Один раз чуть не достаёт ключ у санитара, но тот наклоняется к Мэттью, с улыбкой шепчет о том, что мистер Грэм снова привлечён к расследованию. Ключ остаётся на поясе, планы распадаются, немощные под тяжестью счастья. Три года прошли быстро. — Добрый день, мистер Браун. Они снова в допросной. С Мэттью сняты наручники, а сам он переодевается в форму санитара. Сирена оповещает о попытке побега, электричество даёт сбои по всем этажам. Персонал стремится к камерам беглецов, оставшиеся работники сторожат Лектера. Красный освещает коридоры, мигая, и Мэттью старается не выпустить из вида спину своего спасителя. Уилл снова здесь. Умный, собранный, выждавший момент. Легко подстроивший побег, в прикрытие реальному, подкупивший санитаров, взломавший очередной столп сформированного о себе мнения. Они бегут и бегут. До первой машины на стоянке, до второй на заправке, до моторной лодки. Утром Уилл просыпается от запахов кофе и яичницы с кухни, спускается, целуя жену. Утром Мэттью просыпается свободным. Никаких контактов кроме передачек в установленном месте, никаких имён в короткой переписке на украденных мобильных. У них есть план. Оговоренный намёками, собранный по частям идеальный пазл. Уилл падает с обрыва и Мэттью снова бежит. Вытаскивает, заставляет отхаркать лёгкие от бурной воды. — Ганнибал, — шепчет Уилл, когда они плетутся по лесу к новому этапу, новому побегу и жизни, — Проверь его. Мэттью кивает. Бежит на берег, прислонив Уилла к большому дереву. В воде никого нет, поблизости тоже, и вероятность того, что природа забрала Ганнибала радостно обдает Мэттью. Следы. На берегу следы, ведущие к лесу. Блять. Он срывается, тихой рысью приближаясь к месту, где оставил свою единственную ценность. Пистолет уверенно лежит в руке. Страх отпускает, когда он видит своего Уилла, раненного, но сильного. Мстящего, снова ведущего идиота, возомнившего себя Богом за нос. Ждать сигнала. Одно недообъятие, и Ганнибал теряет бдительность. Уилл тихо кивает, сверкая глазами в небрежном лунном луче. Уилл дарит ему искупление. Шелест крыльев за спиной, хруст ветки. Выстрел.