Синдром выжившего

Генерал Петровский должен умереть. Это Лея Шепард осознаёт предельно отчётливо, пока обновлённая в бункере Арии программка в инструментроне, перехватив короткий сигнал, подбирает криптоключ. Символы сменяют друг друга со скоростью света, сливаясь в сплошное полотно, и поддавшийся наконец механизм откликается тихим размеренным тиканьем, запуская обратный отсчёт мгновениям жизни Олега Петровского. Ария Т’Лоак, едва дёрнув бровью, окутывает себя мерцанием биотического барьера, и Лея Шепард следует её примеру, хотя вся её концентрация уже трещит по швам. Генерал Олег Петровский сегодня умрёт — в этом нет никаких сомнений. Так предписывают все законы. По законам войны лишение вражеской армии — а у Призрака целая армия цепных одержимых пёсиков — генерала, а также хорошей базы, сильно упростит ведение если не наступления, то хотя бы контратак. По законам офицерской чести генералы не сдаются в плен: они стреляют себе в висок, пачкая мундир и погоны кровью, но не позором. Хотя где офицерская честь — и где «Цербер». Даже по законам гуманизма Олег Петровский должен умереть, чтобы и люди, и ксеносы, потерявшие в этой кровавой бойне, деспотии близких, отравленные чистым нулевым элементом, не думали, что об этом позабыли. Чтобы Лея Шепард знала: они сделали всё, что могли, и даже чуточку больше… Но прежде всего, конечно, законы Омеги. Жестокие и вполне однозначные — сражайся или умри, ствол в лоб или смерть в подворотне, кровь за кровь, смерть за смерть — Лея Шепард впервые готова их принять, сцепив зубы, перекусав сухие губы до крови, правда, но всё-таки принять. И коротко кивает Арии, когда открываются двери. И Ария Т’Лоак, Королева Пиратов, Фемида Омеги, сама Омега, врывается широким решительным шагом в командный центр «Цербера», в свою тронную залу. Она не торопится, отнюдь: она как будто наслаждается каждым ударом тяжёлого каблука о пол, красный уже от неона, не от крови, но Лея всё равно едва поспевает за ней, на ходу вгоняя в «Палача» новый термозаряд. Лея Шепард неслышно взбегает по лестнице с одной стороны, Ария Т’Лоак, покачивая бёдрами, поднимается по другой, нарочно медленно, однако Олег Петровский всё равно не успевает доиграть партию. Он проиграл. И его приказ о капитуляции — «всё кончено» — ещё вибрирует эхом под высокими потолками. — Коммандер Шепард, я сдаюсь на вашу милость, — торопится выдохнуть Петровский, очевидно, ища защиты у Шепард. Лея Шепард дёргает уголком губ в тусклой усмешке и едва уловимо мотает головой. Во-первых, у неё уже не осталось щитов прикрывать преступников, наёмных убийц и просто безумных учёных всех мастей: потерялись где-то за ретранслятором Омега-4. А во-вторых, здесь, на Омеге (да и не только) Ария Т’Лоак точно могущественнее и едва ли прислушалась бы к Лее Шепард, даже если бы она вдруг решила сохранить Петровскому жизнь. Лея Шепард об этом даже думать не хочет, чтобы потом не кусать губы, не топиться в подушке от чувства вины перед Альянсом и собой: Олег Петровский уже мертвец. Его дыхание и голос — вопрос времени. — Ничего более жалкого слышать мне не приходилось, — хрипит Ария Т’Лоак, хищницей подступая к нему. Воздух искрит и сжимается под волнами цвета индиго. Олег Петровский пятится мелкими шажками до тех пор, пока не упирается в стол, и тут же с лёгкого взмаха руки — мощного биотического удара, валится под ноги. Лея Шепард, брезгливо отступая на полшага, уже в который раз за вторые галактические сутки безмолвно соглашается с Арией. Он просит сотрудничества с Альянсом, обещает сдать Призрака, и Лея Шепард мнётся с ноги на ногу, выдыхая сквозь зубы. Призрак Шепард нужен. У неё — и от своего лица, и от лица Альянса — крайне много вопросов и претензий. Только «Церберу» веры нет, пускай и на грани гибели (особенно на грани гибели, ведь можно сказать что угодно!), и когда Ария Т’Лоак бесцеремонно локтем отпихивает её, Лея Шепард покорно отступает. Генерал Петровский сегодня умрёт. Тонкие пальцы, искрящиеся от энергии, впиваются в его широкую шею. Хрустит под его спиной пластик приборов, руки лихорадочно мечутся по обесточенной панели управления, горло содрогается в хрипах: — Но… Я же дал тебе уйти… с Омеги… Я заслужил… снисхождение. — Это правда, Ария? — горло давит спазм, словно бы и Лею кто-то придушивает. — Да. «Цербер» захватил станцию, но дал мне уйти, — по-змеиному присвистывает Ария, и Лея Шепард понимает, что просит Петровский зря, потому что Ария Т’Лоак не Лея Шепард: её не прельстит информация, не разжалобит старый должок. К тому же забрать у Арии Т’Лоак Омегу — это как лишить Джокера «Нормандии» и дурацких приколов, Гарруса калибровки и обострённого чувства справедливости, а Лею жетонов Альянса и фамильного упрямства. Хуже, чем убить: лишить сущности, сердца. Такое не прощают. И Ария Т’Лоак продолжает с упоением впиваться пальцами в генеральскую шею: — Чувствуешь, Олег? Это смерть, и она всего в нескольких дюймах. Запомни, каково это… Её голос дрожит от наслаждения так, как будто бы она высасывает из него жизнь по капле, по крупице, и мрачный холод, эхо свидания с ардат-якши, скользнувший под кожей, заставляет отвернуться к шахматной партии. Лея морщится, слушая предсмертные хрипы Олега Петровского, и поджимает губы. Она вспоминает реактор, вибрирующий от каждого прикосновения к панели управления, и голограмму Петровского, искусно играющего на натянутых донельзя нервах, вспоминает искалеченных нулевым элементов и экспериментами «Цербера» ксеносов — адъютантов, и Найрин. Её по-туриански скупую, но совершенно не по-туриански мягкую улыбку, растворяющуюся в ослепительной синей вспышке не то взрыва, не то ярости Арии Т’Лоак. Лея Шепард стискивает челюсти до туповатой боли. Олег Петровский не может не умереть. — Я не буду тебя убивать! — в отчаянии рычит Ария, и Лея Шепард, оборачиваясь, едва не сбрасывает с доски ферзя. И хотя Ария на неё даже не смотрит, повторяет спокойно и уверенно специально для неё: — Я не буду тебя убивать — ради своего партнёра и ради войны с твоим хозяином. Надеюсь, ты будешь полезен. Ария Т’Лоак отбрасывает Петровского под стол и брезгливо кривится, подпинывая носком сапога воздух: — Забирай его, Шепард. Тебе с Альянсом решать его судьбу. Только убери этот мусор с моей станции. Лея Шепард на мгновение забывает, как думать и дышать, чувствуя ритмичную пульсацию одной лишь мысли: Ария Т’Лоак изменила своё решение из-за неё, ради неё. А Петровский тем временем поднимается, совершенно по-генеральски одёргивает китель и позволяет себе чересчур едкий комментарий для того, чья жизнь мгновение назад дрожала биотическими разрядами на убийственно изящных пальцах: — Капитан. Я рад, что вы… Оказываете успокоительный эффект на мисс Т’Лоак. Я сам однажды пытался образумить её. С удовольствием послушаю, как это получилось у вас. Коротко мотнув головой, Лея поправляет шахматную доску и хмурится: — Не заблуждайтесь насчёт своего будущего. Бесед по душам не будет. — Почему нет? Насколько я знаю, Альянс обеспечивает своим военнопленным довольно комфортные условия. Кто знает — может, мы с вами ещё станем друзьями. Генерал Петровский торжествующе улыбается сквозь усы и расправляет плечи, очевидно, чувствуя себя победителем. Шестиугольник «Цербера» блестит позолотой вызывающе ярко, Лея поудобнее перехватывает «Палач» и сквозь зубы рычит: — Никогда. И до того, как Олег Петровский скажет что-то ещё, после чего Лею вновь поведут первобытные дико-кровавые ритмы Омеги, она (с молчаливого разрешения Арии) приказывает Брэю его увести. Они с Арией Т’Лоак остаются наедине в сердце ликующей, освобождённой, вдоволь напившейся крови Омеги. — Я несколько месяцев ждала момента, когда смогу грохнуть его, — признаётся Ария сквозь зубы, но с удивительно мягкой улыбкой, бережно поглаживая перила площадки. — Но стоило несколько часов провести с тобой — и размякла. Ты какую-то заразу несёшь. Лея Шепард может сказать Арии Т’Лоак то же самое с точностью до наоборот: несколько часов рядом с Арией напомнили ей, как приставлять ствол к подбородку вместо уговоров, с подозрением относиться к каждой протянутой руке помощи, показали, что значит — держать власть. Однако Арии не нужны ответные откровения, Ария упивается восхищением и властью, так что Лея качает головой: — Это не делает тебя слабее. Потому что даже сейчас Ария, пускай и в растерянности от собственного милосердия, выглядит Королевой Омеги, восхитительно властной, решительной, последовательной в своих поступках. Лее Шепард никогда такой не стать, как ни пытайся. — Восхищена твоим упорством, — едва приподняв уголки губ, мрачно усмехается Ария. — Благодаря тебе я вернула Омегу. У Леи вспыхивают щёки таким пламенем, словно перегрелись давно прижившиеся импланты, и она облокачивается на перила. Может быть, Ария Т’Лоак и не умеет говорить «спасибо», но это её скупое признание, пожалуй, дороже всякой бесплатной выпивки в «Загробной жизни», запасов нулевого элемента и даже флота наёмником. Они обсуждают планы по восстановлению Омеги, словно бы и вправду партнёры: не наёмница на побегушках Королевы Пиратов; не Королева Омеги, использующая офицера Альянса в качестве живого щита; а живущие по диаметрально противоположным законам, движимые разными мотивами, однако готовые практически без опаски подставить друг другу спину партнёры. И хотя Ария не жмёт (а Лея и протянуть не пытается) ей руку на прощание, покидая Омегу, Лея Шепард всё-таки чувствует между лопаток благодарно-уважительный взгляд Арии Т’Лоак, взирающий со всех экранов, и даёт обещание сюда возвратиться (как с полгода назад клялась не возвращаться сюда никогда), когда война закончится в их пользу. — // — На истребителе Арии Лея Шепард по старой и почти забытой привычке засыпает в кресле второго пилота под недоуменный взгляд всех четырёх глаз Брэя, вымотанная невыносимо долгими сутками на стимуляторах и панацелине, перестрелками и выжатой до крупицы биотикой. А по возвращении на «Нормандию» (предварительно обменяв на Цитадели Олега Петровского на пару специализированных паек Альянса для биотиков), оставляет потрёпанную экипировку в доке и, приветственно подмигнув Веге, торопится поесть. На камбузе непривычно пустынно — очевидно, большая часть экипажа ловит редкие мгновения спокойствия и натянутой безмятежности на просторах Цитадели — один Джокер за круглым столом неторопливо потягивает кофе, залипая в видео прямиком с инструментрона, и даже головы не поднимает, когда Лея проходит к холодильнику. Жрать хочется так, что сосёт под ложечкой и кругом идёт голова — приторно-химозные энергетики Арии не идут ни в какое сравнение с густо сваренным пересладким кофе и парой синтетических батончиков, взявших за основу структуру грецких орехов, — потому Лея бесцеремонно грохочет посудой, полками, дверьми, пытаясь выудить остатки последней пайки из ящиков. Кофемашина приветливым щелчком уведомляет, что кофе готов, и Лея, на ходу вгрызаясь в один батончик, подхватывает стакан, второй батончик и падает напротив Джокера. Он коротко вздрагивает от неожиданности и поднимает глаза: — Капитан? — Как наши дела, Джокер? — как можно более непринуждённо улыбается Лея и коротко морщится от того, как обжигает кофе лопнувшую губу. Джокер не сводит с неё глаз, сворачивая все вкладки неуловимыми точными движениями, и от этого взгляда, внимательно-осуждающего, слишком цепко скользящего от ссадины к ссадине, от синяка к синяку, расцветающим по рукам, Лее Шепард становится неуютно. Она ёрзает на холодной жёсткой сидушке и жалеет, что поленилась заглянуть в каюту — прикрыться уютной толстовкой. — В штатном режиме, капитан. СУЗИ закончила обновление системы «свой-чужой», так что можем отправляться хоть сейчас. А с тобой что, Шепард? Куда ты свернула на Цитадели, что пропала на трое суток? Тебе все писали. Я думал, опять будем ловить тебя на другом конце галактики. И… — Джокер морщится, перегоняет стакан из руки в руку, и невесомо касается пальцем своей щеки: — У тебя вот здесь… Что-то. Лея с трудом удерживается, чтобы не закатить глаза (это звучит, как очередная попытка Джокера приколоться), но всё-таки проводит пальцем по щеке. Она ожидает ощутить пустоту, синяк, крошку батончика, пятно кофе, в крайнем случае… Подушечки пальцев обжигает тонкая полоса лопнувшей кожи, сквозь которую наверняка пульсирует тревожно-красным цветом церберовский имплант. Лея отдёргивает руку и, обняв всеми пальцами стакан стремительно остывающего кофе, усмехается с бравадной небрежностью: — А… Это так… Прониклась ритмами Омеги. Джокер даже бровью не ведёт, услышав об Омеге, как будто бы привык, что Шепард пропадает в далеком скоплении на трое галактических суток, а потом возвращается и пьёт с ним кофе как ни в чем не бывало. Только тускло улыбается одними губами: — Вот как! — Глаза его вдруг вспыхивают привычным лукавством. — Ну что? Уже готова ввести на «Нормандии» новое правило? Никто не поимеет Шепард! Лея Шепард смеётся вперёд Джокера, уже и не пытаясь понять, как у него получается играючи считывать самые, казалось бы, надёжно зашифрованные её мысли. В смехе сплетаются задушенные второй (вечно холодной и вечно пустой) подушкой слёзы бессилия и раздражённый рык на Совет. Над их головами новый примарх Палавена перечитывает мрачные сводки войны с Жнецами и ждёт, пока его ультиматум будет исполнен. Где-то саларианская далатресса негодует от одной мысли о союзе с кроганами, о чём изливается в длинных письмах, а предводитель кроганов готовится к дипломатической встрече излюбленным способом: чистит дробовик. Каждый из них явится на «Нормандию», чтобы выдвигать свои требования, а Лее Шепард придётся дружелюбно улыбаться им изо всех сил, пока лицо окончательно не расползётся до костей и имплантов ради того, чтобы у Альянса хватило сил спасти Землю. Чтобы им хватило сил спасти Галактику… — Неужели ты забыл, где мы служим, Джокер? — качает головой Лея. — В Альянсе все друг друга имеют. Долго, мучительно, в разных позах. Где я, а где Ария Т’Лоак, которая нагибает Совет… — Только она почему-то без тебя не справилась. Как и Альянс, в общем-то. И кстати, в том году ты всё-таки поимела Цербер, заимев «Нормандию». — Джокер тяжело поднимается и, ополоснув, возвращает на полку стакан. — Ладно. Пойду узнаю, как там дела у СУЗИ. Приподняв бровь, Лея провожает Джокера, хромающего к лифтам, озадаченным взглядом. Что-то в его словах (как обычно, в общем-то) цепляет за живое, и когда его ссутуленная фигура почти скрывается в лифте, Лея Шепард кричит вслед: — Джокер! Попроси СУЗИ разослать всему экипажу уведомления на инстурментроны. Через три часа отправляемся в Пранас. Кто спрячется, я не виновата. Улетим без него. СУЗИ подменит. Джокер, выглянув из-за угла, шутливо козыряет двумя пальцами и многозначительно косится на потолок. Из динамиков над жилой палубой немедленно растекается голос СУЗИ: — Принято, Шепард. В рубке пилота находится моя физическая оболочка, но не сознание. Сообщения разосланы, выстраиваю кратчайший маршрут. И я бы не рекомендовала оставлять кого-либо из экипажа на Цитадели, поскольку наиболее эффективно мои системы работают только в условиях взаимодействия с органиками. Однако вашу фразу в рассылку я занесла. Лея одобрительно кивает: оттягивать встречу с послами дольше действительно не стоит. Лея Шепард — не Ария Т’Лоак, но, может быть, это и к лучшему. Если уж даже несгибаемая Ария Т’Лоак отказалась от кровавой расправы под влиянием Шепард, то, возможно, ей всё-таки удастся убедить турианцев, саларианцев и кроганов закопать древний топор войны. Если не навсегда, то хотя бы на время вторжения Жнецов. «Мир во всём мире… Да ты наивная идеалистка, Шепард», — хмыкает Лея и мрачно залпом опрокидывает в себя вязкие остатки кофе. Что-то ей подсказывает, что самоубийственная миссия за ретранслятор Омега-4 очень скоро покажется им всем — пережившим — лёгкой пробежкой.