Врата Бальдура - Baldur’s Gate (новеллизация)

      Глава 2       Заливистый крик петуха разорвал предрассветную тишину. Такой знакомый деревенский звук! Каждое утро он доносился с ферм Кэндлкипа и будил Линха, в своей келье спавшего круглый год с открытым окном. Он прислушивался к звонкому «кукареку» с ощущением радости и мира.       Открыв глаза, Линх увидел щелястую стену сарая, насквозь простреленную острыми солнечными лучами. Он лежал на хрустящем сене, укрытый полушубком, от которого крепко пахло овечьей шерстью. Покосившись на свою руку, Линх пошевелил плечом: нет ни жгута, ни повязки, и ничего не болит, значит, Джахейра все-таки его вылечила…       – Эй, ты там уже не спишь? – окончательно вернул Линха в реальность голос Имоен. – С тобой все хорошо?       Линх обернулся. Имоен сидела рядом, зарывшись ногами в сено, и зашивала свою рубашку.        – Со мной да, – ответил Линх. – А с остальными?       – Порядок, – улыбнулась Имоен. – Но вчера была настоящая жуть. Прикинь, когда из-за раны тебя начало мотать, Халид взял твой вещмешок… Вообще, – задумчиво добавила она, – Халид гораздо сильнее, чем выглядит. А потом нам пригодилась та гремучка, которую я надыбала в конторе Эмерсона. Мы ее бросили в хобгоблинов – бабах, бабах! И я крикнула: «Привет, у нас и без всякой магии полно таких штуковин! Надо – скажите, мы еще подкинем!»       Линх широко ухмыльнулся. Блефовать Имоен всегда была горазда.       – Дальше мы еще чуть-чуть прошли… Джахейра, такая: «Линх, только держись, не теряй сознание, если ты упадешь, мы не сможем тебя нести». А ты, такой: «Ничего, я дойду». И сразу же рухнул прямо на дорогу! Тогда Джайхера сказала, чтобы мы тебя не тормошили, потому что это бесполезно. Мы выбросили из рюкзаков лишнее барахло, сделали носилки из плащей и жердей.       Погрустнев, Имоен умолкла. Вчера она еще не знала, что завтра все уладится. С дрожью в сердце она смотрела на побледневшее, облитое струями пота лицо Линха, лежавшего на носилках, и спрашивала себя: вот как так?! Линх оказался не по зубам охотникам за головами, неужели он должен пасть от руки случайных грабителей-дикарей? Хобгоблинам даже невдомек, что за него обещана награда! Ну почему именно на Линхе кончились лекарства?! Разве не мог заваляться на самом дне дорожной сумки малюсенький пузырек?.. А вдруг Линх не переборет яд?       Очнувшись от этих мыслей, девушка энергично встряхнула рыжей головой:       – Все же нам повезло. Скоро мы выбрались из леса на луг, а там коровы. Пастух нас заметил, затрубил в рог, и – только вообрази! – сбежалась просто-напросто вся деревня: и женщины, и мужчины, и подростки – все с топорами, косами, вилами, кочергами. Но когда они увидели, что мы не налетчики, то нам помогли.       – Джахейра сказала, – заключила Имоен, – чтобы поднять тебя на ноги, ей самой нужно сначала поспать хотя бы пару часов… «Бояться нечего, его организм справился, и как только я отдохну, я займусь им». А иначе бы ты долго еще провалялся.       Линх всей грудью вздохнул. Странно было чувствовать себя здоровым и полностью восстановленным, когда в памяти прочно засели непривычные и пугающие ощущения. Например, как тропа под ногами начинает раздваиваться, а потом расплывается совсем. Или как голова кружится настолько сильно, что ты перестаешь понимать, где верх, где низ, поэтому теряешь равновесие…       Лукаво посмотрев на него, Имоен сделала последний стежок на рубашке и завязала на нитке узелок.        – Знаешь, что? Вот бы вы, целители, умели лечить раны так, чтобы заодно уж и прорехи на одежде затягивались!              Линх выбрался с сеновала, чтобы послушать местные новости и разыскать друзей, которые тоже разбрелись по деревне. Может, кто-нибудь из тутошних старожилов знал о друидах в Клоаквуде, которых тщетно разыскивала Джахейра? А может, деревенские даже приметили в окрестностях тайный бандитский притон?       Но оказалось, что крестьяне, хотя и всегда готовы были встать с дрекольем на защиту родимых изб, сами никуда дальше обжитых мест не ходили.       Недавно, впрочем, все же был случай… Один парень, Челак, нашел у себя на чердаке зачарованный меч. Его дряхлая бабка, целыми днями дремавшая на лежанке, вдруг ни с того ни с сего проснулась и рассказала, как еще девочкой пошла по грибы и набрела на израненного странствующего рыцаря. Умирающий незнакомец просил лишь о том, чтобы бабка Челака сохранила его меч, а не бросила ржаветь тут, под дождями и снегом, потому что этот меч обладает волшебной силой.       Короче, с тех пор чудесный клинок пылился на чердаке в бабкиной избе, покуда неделю назад Челак не раскопал его и не отправился в холмы, куда местные, по обычаю, не показывали и носа…       – Мы тоже пойдем в холмы и поищем парня, – предложил Линх.       Невозможно было не предложить, после того как деревня дала убежище его маленькому отряду.       Линх не знал, почему Челак двинул в холмы в одиночку. Хотел кому-то что-то доказать? Произвести впечатление на девушку? Или просто у других не было волшебного меча, а у него был. По крайней мере, Линх надеялся, что они не найдут бездыханного тела Чалака. Мог же он всего-навсего сбежать из деревни, решив, что волшебный меч изменит его судьбу!       Напастью с холмов были огромные пауки, которые, размножившись, повадились приползать в деревню красть скот. Местные предпочитали давать им отпор в своих собственных дворах, с помощью свирепых косматых сторожевых псов. Маленький бродячий отряд уже не раз сталкивался с пауками, поэтому нынешний поход не добавил бы даже новую строчку в Линхов дневник, если бы не неожиданное приключение.       Пауки, по словам Джахейры, от природы предпочитали самую шумную добычу. Гудящий, машущий лапками жук был им всегда интереснее, чем замершая мушка. А Минск бросался в битву так рьяно, что пауки забывали об остальных и всем скопом наседали на него.       В паучьих холмах рашеманский богатырь взревел:       – Подержите кто-нибудь моего хомяка!       Сунув Бу в ладони Имоен, Минск ринулся в гущу щелкающих хелицерами членистоногих.       Паучье окружило его, и их липкие лассо вырвали у силача из рук двуручник. Опутанный паутиной рашеми огляделся, ища хоть какое-нибудь новое оружие, как вдруг чудом увидел прямо перед собой вонзенный в склон холма другой двуручный меч. Минск не заставил себя ждать! Вырвав из земли тяжелый, мощный клинок, он тут же принялся крошить пауков в окрошку!       К несчастью, это чудо – что Минску так кстати подвернулся под руку новый меч – могло означать лишь одно…       Тело бедняги Челака и впрямь оказались поблизости – разлагающийся труп недельной давности, растерзанный пауками. Линх без содрогания завернул останки в собственный плащ, тем самым заставив наблюдавших за этим спутников позеленеть и отвернуться.        На деревенских похоронах самозваный ильматари собственноручно уложил покойника в гроб прямо в своем плаще, чтобы избавить местных от тягостного зрелища, и прочитал молитву за упокой.              Рашеманская ведьма сумела разобрать глифы на клинке волшебного меча и ахнула от изумления:       – Поверите ли, друзья мои! Клинок наречен собственным именем, он зовется Паучьей Погибелью.       По словам Динахейр, зачарованный меч наделял владельца Неудержимостью: кто брал Паучью Погибель в руки, тому не страшны были ни сети, ни цепи, его нельзя было ни поймать в захват, ни парализовать заклинанием. Поэтому неудивительно, что едва Минск сжал рукоять, как облепившая его до самого пояса паутина спутанными колтунами упала ему под ноги.       Зачарованные вещи в Фаэруне имели ключевое значение для равновесия в отношениях магов и немагов. В сущности, человек без магических способностей не был полностью выключен из мира волшебства. Оно сосредоточивалось в различных предметах, свитках и эликсирах: вроде многозарядных волшебных палочек, позволявших даже неколдуну метать огонь и молнии.       Магическое оружие, подобное Погибели Пауков, было мечтой любого солдата фортуны.       – По-моему, – прищурившись, напомнила Имоен, – крестьяне сказали, что никогда не ходят в холмы. Значит, если бы не мы, меч бы там так и валялся, и вовсю ржавел. Поэ-э-этому… – протянула она, бросив многозначительный взгляд на Линха.       – Поэтому, может, они уступят его нам недорого? – прикинул тот.       – Вообще-то я не на это намекала, – фыркнула Имоен.       Но деревенские сами были рады избавиться от меча. Толстая суровая баба-старостиха рассудила, что не хочет хранить в деревне такую штуку, которая время от времени будет заставлять молодежь ее красть и лезть на рожон.       – Ты, парень, все равно уже бездомный, – с грубоватой прямотой сказала она Линху. – Вот и забирай.       В итоге Минск получил чудесный клинок.              Очередную ночь путники встретили уже в лесу под открытым небом. Над костром булькал кипяток для чая. Минск усердно обстругивал ножом палочки, объяснив, что это сторожки для донок. Имоен бубнила заклинание, которое рашеманская ведьма задала ей учить. Смуглая Динахейр, глядя в огонь, тихо напевала на родном языке экзотическую песню. Линх походным топориком доканывал большую узловатую корягу на дрова. Джахейра всматривалась, вслушивалась в крики птиц и ловила носом ветер, чтобы определить, какая завтра будет погода…       Халид снял с огня котелок, засыпал заварки и накрыл крышкой. Как калишит, он лучше всех своих спутников разбирался в чае.       Пока заварка настаивалась, Халид с внезапной печалью сказал:       – В Калимшане есть п-поверье: «проклятье не ложится на проклятье». В с-смысле, если ты один раз уже проклят, второе п-проклятье тебе не страшно. С-считается, что в какой-нибудь опасной передряге больше шансов выжить у сироты, отверженного, презираемого, а н-не б-благополучного и успешного человека. Иногда я с-спрашиваю себя: не п-потому ли среди солдат удачи почти у всех несчастное прошлое? Более счастливые п-погибли в первых же боях?       Уставшая от зубрежки Имоен оживилась:       – Тогда у нас, похоже, есть шансы. Смотри, Халид! У нас целых трое сирот, я, Линх и Джахейра. Динахейр и Минск – чужеземцы, которых ограбили вдалеке от дома. А ты? – с любопытством продолжала девчушка. – Ты же не портишь нам всю картину?       – Я сын б-богатого купца из К-калимпорта, – волнуясь, ответил Халид. – Думаешь, я стал з-з-заикаться после того как один на один схлестнулся с в-восставшим из могилы личем? Нет, это с детства, з-заиканием я обязан родному отцу… Я ушел в армию, как т-только п-позволил возраст, хотя мое сердце не желало этого. С тех пор я служил, где п-придется, лишь бы не возвращаться д-домой.       – Имоен, такими вещами не шутят, – строго предупредила Джахейра.       – Что ты, я только имела в виду… – начала оправдываться девушка, поднимая взгляд к небу.        Как вдруг осеклась и, вытаращив глаза, вскрикнула:       – Ой, корова летит!        Это было ужасно неуместно, но с неба, вопреки всякой логике, действительно раздалось душераздирающее:       – Муууу!       Тут уже все вскочили на ноги и задрали головы. Над вершинами сосен летела корова, которую несла в когтях длинная темно-зеленая тварь с перепончатыми крыльями. В то же мгновение тварь выронила корову из лап прямо над поляной, где устроила привал шестерка странников. Бедное животное, словно ядро из катапульты, устремилось вниз. Но змееподобное чудовище ринулось за коровой, подхватило на лету и помчалось дальше.       – Молодая виверна, – проронила вслед друидка. – Еще неопытная: сграбастала добычу, которая ей не по силам.       – Ну и крокодила! – вырвалось у потрясенной Имоен.       Это нелепое происшествие послужило своего рода разрядкой. Путешественники снова расселись у костра, и Халид молча разлил настоявшийся крепкий чай по кружкам.       Только Имоен тихонько пробормотала про себя, не стараясь, чтобы ее кто-нибудь услышал:       – Да уж… Кажись, после сегодняшнего мне уже никто не сможет рассказать ничего, что я бы сама не знала о жизни искателей приключений.