Номад

Уныние считается грехом, если заглядывать в Библию. В Буддизме уныние – часть саморазрушения. В психологии – причина депрессивного расстройства. Но что есть настоящее уныние? Желание ли сгинуть в черной дыре, не обладая вкусом жизни? Падение ли в пропасть? А, может, все вместе? «На Сибуе в 02:00. 50 грам. Как договаривались.» С какого момента скука превращается в работу? Эту историю было бы очень тяжело начать с самого начала, потому что мне не хочется рассказывать о рутине. Но Пограничье – это мое детище, и вам придется помнить об этом на протяжении всего чтения. Я не уверен, что кто-либо когда-либо захочет прикоснуться к этому дневнику. Со всей грязью, заключенной в нем, не хотелось бы связываться никому, кто стал невольным персонажем этого путешествия. — Ты можешь идти, — в отцовском кабинете душно. Не от количества вещей, но от запаха спирта, что пропитал собой каждую частицу человека, что здесь обитает. Отец, как и его личность, для Шунтаро представляли из себя одну большую серую массу. И к чему бы этот по-настоящему серый человек ни прикасался – становилось серым. Включая самого Шунтаро. — У меня стоит восемь часов в расписании. — Ты можешь идти. В медицинский университет юношу привела не любовь к жизни. Любовь к жизни — фраза, которую тяжело представить в голове. Это нечто абстрактное. Любовь — это всегда эмоция, направленная на физический объект. Любовь к еде более реальна, чем любовь к абстрактной жизни. Абстрактное чувство по отношению к абстрактному ощущению? Спасение жизни – долг врача. Может, дать человеку умереть – отношение более лояльное? Далеко не всем людям нравится жизнь, какая бы счастливая или невесомая она казалась в глазах других. Шунтаро не жалел детей, чьи палаты располагались за красными дверями – дети, больные лейкемией. В их случае право на смерть – это решение более лояльное и правильное, чем насильное поддержание существования. С другой стороны, мучение – чувство самое сильное и правильное. Нельзя лишать человека, даже маленького, права на мучение. Лояльно ли решать, кому жить, а кому умирать? Лояльно спрашивать о желании умереть, зная, что людей с момента рождения пичкают историями о ценности этой самой жизни? Юноша оставляет белый халат на вешалке, по привычке машет дежурному на прощание, выходит. Его жизнь – всего лишь прочерк в списке важных дел. Серая, пропахшая медицинским спиртом, утопающая в бюрократии и морали. Он достает пачку сигарет из кармана, закуривает. Механические действия изо дня в день. Единственное место, которое своим настроением крайне отличалось от токийских серых пейзажей, была лаборатория. Небольшая, в здании университета, в подвальном помещении, с форточкой под самым потолком. Студентам с высшими баллами удавалось выудить себе ключик от лабораторий. Уровень заболеваемости раком возрастает с каждым днем, а студенты – надежда не единственная, но ее часть. Чишия не интересовался раком. Так же, как не интересовался его лечением. Болеющие онкологией не грешники, но люди, выигравшие лотерею на самое честное и справедливое чувство – мучение в осознанном возрасте. Нахождение в лаборатории тоже можно было бы сравнить с рутиной и серыми буднями, если бы ни одна маленькая «деталь». Случайно затронутые темы опиатов и синтетических каннабиоидов на втором курсе вызвали интерес больший, чем любые анатомические заметки и латинские названия. И вопрос – влияние на человеческий организм. Практика в университетском морге дала свои плоды. Полиция редко заинтересована в смертях от передоза или острой интоксикации. «Счастливчики» попадают туда, откуда сбегают – на столы к студентам. Незадача. Пятнадцатилетний мальчик умер от интоксикации: покурил, закинулся еще одной таблеточкой «для догона» - и в качестве психоделического путешествия в небытие схватил путешествие в гроб. Задача студентов – описать последствия после смерти. И с этого началось то, что называется историей. Я изучал «цветы». Узоры, образуемые свернувшейся кровью под кожей. Таким подарком обладают только самые прожженные наркоманы, чьи тела редко попадали на любые столы. Посиневшие языки, начавшие разлагаться до смерти кожные покровы, черные, буквально смоляные вены. Это – искусство. Это – больше, чем наука. Это – то, во что мы превратимся после последнего плавания. Единственный нерешаемый вопрос – вопрос ожидания. Нечасто на стол к студентам попадают действительно любопытные персонажи. Интоксикация ТГК, самоубийство, соляные черти, выпускающие свою энергию в неблагоприятных условиях. Решение – помощь. Тяжело найти своих клиентов, когда все они – мертвы. Еще тяжелее вычленить из них тех персонажей, чьи случаи действительно окажутся удивительными. — Что за дрянь? — в барах дилеры выглядят «по-особому». Их выдает прохладный взгляд, чаще – абсолютно пустой. — Я никогда такое не видел. — Это подарок, — уголки губ кривятся в улыбке. — Усовершенствованный ЛСД. — Какой бы дрянью то… — Подари одному из клиентов. Он оценит. Шунтаро синтезировал наркотические вещества. Выбирал за основу самые знакомые ему препараты, чьи «летальные исходы» представляли из себя настоящий пейзаж: героин, мефедрон, циклические амфетамины, D0x. Он не желал смерти любому, в чьи руки попадет вещество – но точно знал, что в ближайшие года два от человека останется только оболочка, разложенная букетом на столе в морге. Люди, употребляющие любые виды дизайнерских наркотиков, обречены на скорую и тяжелую смерть. И он, Шунтаро, подобно фокуснику в цирке, предлагает выбор более изощренный, чем торгаш на черном рынке. Единственное требование – не трогать поставщика. Парень выходил из дома поздно вечером под предлогом «прогуляться», выбирал самые пропащие бары – и уже там искал людей, чье слэнговое название с английского переводится как демиург. Существо, не имеющее души. Чишия мог бы поспорить с таким дерзким утверждением – каждая профессия это в первую очередь деньги, и уже в последующие – удовольствие, призвание, ненависть и дело. Опасно ли? Возможно. Для Шунтаро жизнь как феномен существовала исключительно на бумаге. В паспорте и свидетельстве о смерти. Человек – существо низкое по своей природе. Оно имеет право подыхать так, как выберет: в кровати ли в собственном шато, в канаве ли под мостом. Не важно, кто ты – богач, наркоман, дилер, врач – ты все равно сдохнешь. Твоя жизнь, сколько бы смысла ты туда ни вкладывал, это – количество цифр от 0 до 90, где одно из значений – возраст, в котором тебя присыпят землей. Есть ли смысл кого-то жалеть, выделять, любить? И если есть, почему тогда нет смысла кому-то помогать обретать те грани, к которым стремится его мозг? С каждым месяцем осознанность своего хобби меняла расцветки. От глубоко-синего до кислотно-розового. Единственное цветное пятно внутри серого жизненного цикла. Развлечение. Глупость. Ерунда. — Ты обещал принести нечто совершенно иное, — демиург с пирсингом в брови был единственным персонажем, чье лицо непристанно следовало за Шунтаро из месяца в месяц. Имени Чишия не знал, что, впрочем, было изначальной договоренностью. — Твои препараты хорошо идут. Они встречались на перекрестке у Сибуи каждую среду в два ночи. Лавочка у стертого билборда, пьяные полуночники, неоновые вывески. Запах резкого одеколона, так неподходящего его владельцу, замазанные воском волосы, эксцентричные рубашки. Этот человек – страшный человек, и в нем таилось нечто более необъяснимое, чем желание Шунтаро разрезать мертвые тела своих «клиентов». Их связывала любовь к табаку. Чем меньше смолы – тем лучше. В Токио такие сигареты достать тяжело. — Я принес, — юноша передает еле заметный пакет в карман собеседника. — В чем соль на этот раз? — Там нет соли, — отрезает. Достает сигарету из пачки, предлагает дилеру – тот соглашается. — Это нечто, держащее в себе псилоцибин, мескалин и пара веществ группы ТГК. — Не откинутся? — Нет, — Шунтаро затягивается. — Это наркотик, вызывающий массовые галлюцинации. В отличии от ангельской пыли, он визуализирует картинку не перед глазами, а внутри мозга. — Подробнее и легче. — Пограничье. Это его название. — И что оно должно значить? — Человек переносится во вселенную, сгенерированную внутри его сознания. Он волен делать любые вещи там, но в реальном мире он выглядит спящим. — усмехается. — Уровень привыкания к Пограничью так же высок, как уровень привыкания к Крокодилу или героину. — Отлично. — Его себестоимость тяжело назвать низкой. — Мы попробуем и скажем цену. Мы знакомы давно. Знаешь, не кину. — Аккуратней. — Чишия встает с лавочки. Кидает окурок на землю, натягивает капюшон на глаза. Он не станет предупреждать о высоком уровне интоксикации. — Ты не договорил. — Договорил. Я не считал Пограничье своим великим детищем. Так же, как не считал, что оно может сгенерировать внутри себя инфраструктуру, время и законы. Это был ребенок, что выбился из-под моего крыла сразу же, как родился. Его состав – тяжелая смесь, не имеющая смысла с химической точки зрения. Вероятность смерти от Пограничья выше, чем от любых других препаратов. Если разум умрет внутри Пограничья – умрет и физического тело его обладателя. Шунтаро мечтал поговорить с человеком, пережившим его детище. Не посмотреть на его разложенный труп, но узнать – что видел этот заранее обреченный на смерть персонаж. Пограничье – это скоростная трасса к Харону. Высокий уровень привыкания, большие интервалы между дозировкой. И преимущество – никакого физического вреда. Это вещество не таило в себе последствий в виде цветочных узоров после смерти, синего языка или черных кровоточащих язв. Вещество убивало мозг изнутри – из той части, в которую невозможно влезть физически. Договор с демиургом заключался в маленьких поблажках создателю. Шунтаро в первую очередь исследовал влияние своих препаратов на мозговую активность, но больше всего – на общее состояние после употребления вещества. Отход, как это принято называть в слэнговом языке. После каждого нового изобретения человек с ником N.G присылал аудиозаписи разговоров с его клиентами. На этом и строилось сотрудничество, длившееся крайне долгое время в рамках наркотического рынка. Ни Чишия, ни N.G не доверяли друг другу настолько, чтобы раскрыть собственные имена – но условное сотрудничество выстраивало свои цепи. Как отношения с собственным психологом тяжело назвать дружескими: эксперт выстраивает искусственную личность, чтобы слушать твои проблемы и задавать наводящие вопросы. Дружба или доверие – это вопрос в первую очередь равных друг другу особ. Ненастоящая личность не может стать другом настоящей. Ни Чишия, ни демиург не использовали свои настоящие личности внутри этих особых отношений – но в отличии от остальных прочих между ними все же протягивалась тонкая красная нить. Нить любопытства. Оппонент был в полной отключке первые два часа, когда пришел в себя, начал рассказывать про реальность, внутри которой есть собственная инфраструктура. Также другой оппонент, принявший вещество в то же время, утверждал, что переговаривался с другим оппонентом внутри психоза. Назовем их Д и Н. Д, попадая в Пограничье, видел Н – и Н так же утверждает, что во время психоза видел Д. Оба они рассказывают об одинаковых событиях, оба могут пересказать диалоги дословно. Массовая галлюцинация? Оппоненты утверждают, что внутри реальности Пограничья прошло несколько дней, в то время как внутри реального мира – всего два. Рядом со стойкой для колб в лаборатории лежит стопка тонких зеленых тетрадей. На обложке каждой – название созданного препарата. Розовое безумие, Гонка. Пограничье. Интересно, какое из веществ дало какой эффект? Как так получилось, что клиенты, принявшие вещество в одинаковое время, волшебным образом жили в иной реальности в одном временном пространстве, видели одни и те же вещи, участвовали в одних и тех же играх? И Н, и Д утверждали, что жизненный цикл внутри Пограничья работает иначе. Для продления «визы» приходится играть в игры на смерть. Д – молодой, студент, низкая толерантность к наркотическим веществам. Н – заядлый курильщик, высокая толерантность к ТГК. Пограничье превратилось в испытание на разум. То, о чем рассказывали новорожденные фанаты вещества, не подходило ни под одну группу описаний и психозов. У них не наблюдались панические атаки, краснеющие глаза, судороги. Отход более походил на отход от веществ каннабиоидной группы: повышенный уровень тестостерона, временная дезориентация в пространстве, изменение работы рецепторов и деформация мыслительного процесса. Никаких осложнений, выходящих за рамки терпимого. Его самый первый ребенок, Розовое безумие, вызывал приступы кровавой рвоты. Пациенты Розового безумия попадали на университетский стол – и всем ставили причину смерти: острая интоксикация амфетамином. В Токио амфетаминовые войны не являются чем-то, что выходило бы за рамки невозможного. Якудза делает свое дело верно – крутит гайки рынка до такой степени, что любой скачок или изобретение не станут «ноу-хау» для статистики. Утренние часы Шунтаро встречал в лаборатории. С кружкой горячего американо из Старбакса, открытой форточкой и записями. Завел привычку: разбирать ночные сообщения под утро, ближе к девяти. Не являясь фанатом ночной жизни, тот возвращался домой с университета или рабочей практики, здоровался с матерью и шел спать. Результаты его творений будут присылать на протяжении всей ночи – с пиком от трех до четырех утра. Аудиозаписи, фотографии, пометки. Загадочный N.G по своей натуре старался быть невеждой, но манера письма выдавала в нем бывалого интеллигента. «Никто из моих клиентов не ловил интоксикацию от Пограничья, максимальный срок между приемами – 64 часа, после начинается ломка» Забавно, что дилер в целом наблюдает за результатами своих продаж. В идеальном мире дилеры приходят в бар на несколько минут, чтобы сплавить все свои сокровища, и перемещаться дальше. N.G не такой. Вероятнее всего, он держит собственный бар, в котором и является главным и единственным демиургом. Такие персонажи тоже встречаются, и встречаются нередко – много реже идут на контакт. Игры на выживание с игральными колодами Локация – заброшенный Токио, каждое здание для игры подсвечивается неоном или обозначено на электронной карте Увеличение дозы приводит к увеличению времени, проведенном в Пограничье Вещество имеет степень привыкания: 95%, еще 5% – люди с аутическими расстройствами/бывшие фанаты героина или кокаина/до 15 лет. Группа риска – люди с тяжелыми ментальными заболеваниями: шизофрения, тревожно-депрессивное расстройство, биполярное расстройство, раздвоение личности. Также: люди с инвалидностью. Смертность: У N-G (Район: Сибуя) ноль оппонентов, Караоке-Бар «Кемуши» (Район: Синдзюку): трое человек, Бар «Киото» (Район: Синагава): один человек, Клуб «Ши Нда Мори» (Район: Кото): ноль оппонентов. Общая смертность после первого приема составляет 2%, общая смертность после третьего: 14%. Числа не самые низкие, но допустимые в пределах наркооборота. Шунтаро не интересовало количество тел, попавших под его собственный нож, благодаря его собственным рукам – его интересовала середина этого состояния. То, что было между передачей вещества дилеру и последним путешествием на катафалке. Приход. Как мозг реагировал на столь неблагодарную смесь, как менялась жизнь людей после приема этой ангельской пыли. Ценность человеческой жизни располагается на конце ножа врача. Все, что дальше – бюрократия и бумаги. Любой человек не имеет цены: не потому что незаменим, а потому что недостаточно неповторим, чтобы кто-то его заменял. Все эти люди – лабораторные кролики, вынужденные закидываться первоклассной дрянью с молчаливого разрешения своего дилера. Единственное отличие между ними и кроликами – люди платят. Платят, чтобы над ними проводили эксперименты. Именно поэтому люди намного хуже животных – потому что готовы тратить собственные ресурсы, чтобы себе же и вредить. — Твое Пограничье отлично идет. — Я знаю, — они снова встретились на парковой лавочке. Два часа ночи, слабо мерцающий фонарь. — Ты помнишь, как я делаю. — Напомни? — Я произвожу вещество ровно один месяц. — Чишия передает очередную партию своему постоянному демиургу. — Далее - разработка нового. — Ты не можешь отказаться от Пограничья, — парень напрягается. — Это самый ходовый товар из всех, которые были. — Могу. — И что ты хочешь этим сказать? — Что это последний раз для Пограничья. Шунтаро не интересовал вопрос денег. Все составляющие своих изобретений он находил в доступе в лабораториях и больнице. Успех Пограничья обусловлен большим процентом привыкания. Не более. Это не прорыв в науке, не новое слово в искусстве – просто бестселлер, который исчезнет так же быстро и неожиданно, как появился. Все по списку и привычке: здание больницы, фонари, кампусы и квартиры. Родители никогда не интересовались, где пропадает их сын в ночь на среду. Отец чаще находился на сменах в это время, мать – спала. Вероятнее всего, замечала отсутствие сына, но не говорила. Женщину в целом тяжело назвать многословной. С утра она сухо здоровалась, заваривала чашку эспрессо в кофемашине и убегала. Это привычка, не традиция. Дома всегда п у с т о. Вычищенные клининговой компанией полы до блеска, контейнеры в холодильнике, серые кресла перед панорамным окном. В видеоиграх такие места посещают из скуки, чтобы набрать ресурсов. Серые и ничем не примечательные. В них нет ничего, что можно было бы назвать домом. Ни эмоций, ни воспоминаний, ни ярких красок. Жду в следующую среду. 02:00. Пограничье. Оклад в два раза больше. Удивительно. Видимо, эксцентричный N.G сам подсел на препарат. Грубая оплошность. Не страшно. С его телом Чишия обойдется по особому. Сделает самые незаметные надрезы, попросит других студентов-практикантов не присутствовать на вскрытии. Нужно относиться с уважением к тем, с кем мы когда-либо пересекались волей судьбы и помним их лица, верно? Очень жаль, однако. N-G был очень хорошим демиургом. Не задавал лишних вопросов, присылал аудиозаписи, самолично привозил тела побитых интоксикацией. За последнюю неделю в его баре умерло двое. Они увеличили дозу Пограничья, их приход стал длиться четыре часа. Один умер на сороковой минуте, второй – на втором приеме, на втором часу. На видеозаписи, присланной незадолго до его смерти, тот рассказывал о Пограничье. «Это удивительное место, я таких никогда не видел. Самобытное, понимаешь?... Как бы получше выразиться, это отдельный мир. Там все работает по своим законам и устанавливает свои правила. Это свободный мир, в котором нет этого, как бы сказать… нет человеческих грехов. Это животное выживание.» На видеозаписи парень не выглядел плохо. Не выглядел осунувшимся, похудевшим, измотанным – так, если бы брали интервью не у последнего наркомана, а у обычного парня с улицы. Чишия его помнит. Помнит, как тот попал на его стол. Никаких особых повреждений не было найдено. Так же, как не было найдено следов от интоксикации. Возникли сложности. Кровоизлияние в вещество спинного мозга. Гематомиелия. Травма, редко приводящая к смерти. Этот парень –редкостный везунчик. Другой пациент – другой вопрос. Все жертвы Пограничья умерли от неврологических заболеваний и травм, что в реальности – почти что невозможный феномен. Я не видел никого, кто бы мог умереть от кровоизлеяния в вещество спинного мозга, так же не видел никого, у кого менингит развился бы всего за пару дней. Пограничье в первую очередь дает жестокий рывок в сторону нервной системы, из-за чего становится бомбой крайне быстрого действия. У одного пациента были найдены следы интоксикации ЛСД. Видимо, употребил сразу после действия Пограничья, что привело к интоксикации от слияния такого количества веществ. Зеленая тетрадь «Пограничье» превратилась в три тома. За месяц экспериментов и опытов этот наркотик стал самой большой загадкой, которая вставала перед Шунтаро. Я изобрел философский камень. Ему не хотелось изучать это вещество в дальнейшем. Пограничье – это всего лишь игрушка. Ошибка. Люди делают ошибки, пускай и настолько феноменальные, большие и крайне неосторожные. Такое количество пациентов, чьей надгробной плитой стали заболевания нервной системы, могли бы привлечь полицию. Не хотелось. Вдаваться в круги криминала – занятие неосторожное и наполненное неоправданным количеством адреналина. В серую жизнь Шунтаро, в которой время от времени взрывались фейерверки собственных опытов, вовлечение в криминальные круги не вписывается. Отбеленная репутация, столь же, как и его халат – то, чем ему придется дорожить. «Хочет» или «не хочет» - это не вопрос, который он может задать сам себе.   — В последнее время ты взял на себя больше пациентов, — Ясамото, коллега, встречает его в кабинете для персонала. — Появилось свободное время? — Нет, — парень ухмыляется. — Захотелось. Мне не хотелось находиться дома. Я пытался покончить с Пограничьем так же, как с другими веществами. Находил другой фейерверк. Я ненавижу людей. Так же, как ненавижу их детей. Все они – пустые стаканы от американской газировки, которые готовы глотать информацию с таким же успехом, как онкобольные глотают таблетки. И если бы мне очень захотелось – я бы начал испытывать Пограничье на этих пустышках. Но мне не хотелось портить репутацию. — У нас новый мальчик. Знаешь, слабый. — Судзуки Кайто? Я осматривал его. — Маловероятно, что он переживет пересадку. — Доживет ли он до нее в принципе. — Что предлагаешь? — Не я его лечащий врач, не мне решать и предлагать. Удивительно, насколько человеческая жизнь зависит от советов посторонних людей. Можно ли измерить человеческую жизнь в деньгах? А ее ценность? Все ли жизни равны? Палаты внутри медицинского корпуса Сакурадзавы одинаковые. Нет палат для тех, кто платит больше или меньше. Все одинаково оборудованы, во всех стоят по два постельных места. Лучшее место, чтобы определить равенство людей без их фона, количества денег и амбиций. Но для Чишии – это не так. Для Чишии этот коридор – и есть человеческие жизни. Белые, безобразные, с одинаковым оборудованием и количеством ресурсов. Люди и мебель сливаются воедино и представляют из себя одинаковые равенства – размер и вес, который занимают внутри помещения. На дворе уже смеркается, когда Шунтаро выходит из больницы. По привычке (абсолютно бессовестной) достает пачку сигарет. Закуривает. Привычный дневной ритуал, без которого окончание рабочего дня невозможно считать завершенным. Стоит выбросить окурок в мусорку, завернуть за угол – и темнота. — Я знал, что ты не отступишься от своих принципов. — записанный некогда в контактах NG сидел рядом. Голова болела от сильного удара, но удара чем? Автомобиль с затонированными окнами вез Шунтаро в неизвестном направлении. — Как в плохих фильмах. — Ты на удивление спокоен. Как и всегда. Шунтаро в ответ молчит. — Понимаешь, я мог показаться тебе глупым, — демиург достает бутылку воды. Шунтаро даже не пришлось связывать – у парня нет шанса сопротивляться в этом пространстве. И все же, NG знал Шунтаро немного лучше, чем тот предполагал: нет смысла связывать пустое существо, которое не имеет способности даже решить собственную жизнь. Он сжимает челюсть Чишии, поднося бутылку воды. Насильно напаивает. Это обычная вода. Проточная. Никаких примесей. — Понимаешь, табак не очень хорошо сочетается с Пограничьем. Приводит к бэдтрипам. Я тебя, скажем так, уважаю, чтобы твой первый и незабываемый опыт прошел в настолько печальной атмосфере. Демиург достает шприц из своего рюкзака. Именно в этот момент Чишия впервые испугался. Мужчина надавливает на руку, чтобы найти вену – и медленно вводит иглу. И вспыхивает то, что ранее казалось компьютерной игрой. Перед глазами все плывет. Еще пару минут назад парня везли в неизвестном направлении, но здесь его накрыла тишина. Удивительная и неправдоподобная. Он – на перекрестке в Сибуе. Все вымерло. — Добро пожаловать в Пограничье, Чишия Шунтаро.