Хорошие девочки не гуляют по ночам

— Несомненно, любовь к Беатриче была для него чем-то возвышенным, идеальным. Данте не предлагал ей выйти за него замуж, не пытался сблизиться с предметом воздыхания. Он никогда не пытался вывести это чувство за рамки платонического. Монотонный голос мистера Хёрста заставлял глаза медленно закрываться, а сознание уноситься вдаль от тесного класса. Тело расслабленно растекалось по парте, словно расплавленное тесто. Кабинет казался настолько уютным, что хотелось просто свернуться калачиком и досмотреть тот самый сон про Арлин Джадж*, так несправедливо прерванный голосом учителя. Сидни с трудом подавила зевок, зная, что паучьи глазки директора мигом найдут её в толпе студенток. В этом невысоком престарелом существе столько злобы, что его сердце точно не выдержит такого вопиющего нарушения дисциплины. —Беатриче умерла в возрасте всего лишь двадцати трёх лет. Историю их любви, начиная с первой встречи в далёком детстве, Данте изложил в сборнике «Vita Nuova». Чтобы как-то взбодриться, Сидни повернулась к Джослин и без всякого удивления заметила пустой взгляд подруги, застывший где-то в области правого виска мистера Хёрста. На самом деле, этого следовало ожидать, они ведь вместе просидели до трёх ночи над Vanity Fair, пролистывая страницу за страницей. Этому номеру уже полгода, но Джослин заглянула в него впервые, а Сидни слишком любила статью журналистки Дороти Паркер о военной моде 20-х годов. —Любовь к Беатриче — это любовь к идеалу, — бубнил себе под нос Хёрст. — В своём первом сонете Данте писал: «Эта скучная жизнь недостойна такого прекрасного существа». Казалось, он предчувствовал близкую смерть любимой женщины и пытался воздать ей память своими сонетами. Тут он не сдержался и начал пересказывать сонет: —Любимая, когда на свете этом Не быть тебе ни бледным силуэтом, Ни отраженьем глаз в ручье лесном, То, как на тёмном склоне жизни нашей Надежда зашуршит листвой опавшей И Смерть заплещет радужным крылом? Сидни действительно пыталась вслушиваться в голос директора, читающего сонет с актёрством настольной скатерти, но образ прекрасного будущего как-то совсем незаметно стал всплывать у неё в голове. Она видела его так чётко, словно наяву: вот после окончания пансиона она переезжает в Нью-Йорк, вот стучится в издательство и показывает им, на что она способна. Дороти Паркер приносит ей букет лилий, признав лучшим редактором столетия. Папа и тётя извиняются за все те годы, что недооценивали её и заставляли прозябать в этой глуши. Сидни гордо смотрит на них и заявляет, что… Плечо вдруг заныло от резкой боли. Сидни резко подняла глаза и уставилась на Джослин обвиняющим взглядом, но потом заметила, что подруга смотрит на неё с какой-то обречённостью. Прежде чем Сидни успела сообразить, что произошло, вкрадчивый голос ударил по ней, словно ушат холодной воды: —Я вижу, мисс Клауд, вам совсем неинтересна история любви Данте и Беатриче. Чем же вы занимались сегодня ночью, что сейчас столь… утомлены? По аудитории прошлись смешки. Сидни с ужасом посмотрела на странно довольного директора и поняла, что быстро от него не отделается. Через несколько секунд её опасения подтвердились: —Ну же, выходите к доске и поделитесь с одноклассницами, — мужчина кивнул на пустое пространство перед своим столом, нисколько не сомневаясь, что Сидни выполнит его приказ. И она действительно выполнила. Что ей оставалось делать? Чувствуя новый приступ неприязни к этому мужчине, она встала и на ватных ногах пошла к доске. Джослин сочувствующе посмотрела ей вслед, но Сидни только сжала зубы и продолжила идти. Это нужно просто перетерпеть. Мистер Хёрст получит очередную дозу её унижений и успокоится. По крайней мере на время. Главное, чтобы он не заставил её стоять там до конца урока, как было в прошлый раз. Тогда Сидни не успела записать его лекцию слово в слово, а директор решил проверить именно её тетрадь. Сидни встала лицом к классу, чувствуя на себе взгляды двух десятков одноклассниц. Стало некомфортно. Она проходит через это регулярно, вот уже третий год подряд, но легче не становится. Конечно же, первым делом она зацепилась за злорадные зелёные глаза Шарлотты. Поймав взгляд Сидни, она только усмехнулась и сложила руки на груди, словно ожидая продолжения шоу. Да уж, сила, с которой эта семейка её ненавидит, может сравниться с настоящим торнадо. Сидни с трудом отвела взгляд от Шарлотты и наткнулась на точно такие же зелёные глаза мистера Хёрста. —Мне нужно повторяться, мисс Клауд? Чем настолько важным вы занимались ночью, что позволяете себе такое неуважение, как сон во время моей лекции? Сидни с трудом сглотнула. Хотелось просто послать его к чёрту и убежать. Но тогда она будет наказана до конца года, как случилось в середине второго курса. Тратить каждый вечер на уборку огромной библиотеки пансиона – довольно сомнительное удовольствие. —У меня была бессонница, — пробормотала Сидни, ни на кого не глядя. —Ах, бессонница! — с шакальей улыбкой воскликнул директор, — какие же душевные переживания привели вас к этому? —Нет у меня никаких душевных переживаний! — выпалила девушка, начиная терять терпение. Стало только хуже. Лицо мистера Хёрста потемнело. С него стёрлась злая насмешка, уступив место настоящей злобе. Он привстал со своего стула и сложил руки на груди. —Что ж, тогда единственный способ избавиться от этого недомогания — это изнурительная работа. Три дня работы в архиве. Сразу же после урока я дам указания миссис Бриг. Можете вернуться на своё место. Опускаясь на свою парту, Сидни облегчённо выдохнула. Что-то Хёрст сегодня не в духе. Обычно такие словесные допросы длятся гораздо дольше. —Извини, я пыталась разбудить тебя раньше, — виновато шепнула Джослин. —Всё нормально, — отмахнулась Сидни. — Ты не… — увидев, как мистер Хёрст сощурился, глядя на них, Сидни предпочла замолчать. Три дня в архиве – более чем достаточно. Кажется, мистер Хёрст успокоился и продолжил вещать про Данте и его возлюбленную. Пытаясь напустить на себя заинтересованный вид, девушка открыла тетрадь с конспектами с намерением записать слова директора. Под последней записью лежал свёрнутый клочок бумаги. Думая, что это всего лишь одна из десятка ненужных заметок, которые валяются у неё по всей комнате, Сидни быстро развернула его и нахмурилась. Это определённо не её записи. На обычной белой бумаге, немного пожелтевшей от времени, были наклеены вырезанные из газет знаки: «12.12, 22:00 Начало» Что это за чушь? Сидни покрутила бумагу с разных сторон, проверяя, не пропустила ли что-то. Но нет, это была единственная запись. Двенадцатое декабря — это завтра. Что должно случиться завтра? Начало чего? Глупейшая, злая шутка. И Сидни даже знает, чья именно. Дочь директора, Шарлотта Хёрст, сидела на несколько парт впереди, с одной из своих подружек из класса балета. Поза как всегда расслабленная, рука лениво выводит строчку за строчкой, следуя словам отца. Сидни уставилась на её рыжеволосый затылок, надеясь выжечь там дыру. За три года эта девушка сделала ей немало гадостей, по сравнению с которыми глупая записка — всего лишь детская игра. Но сколько же можно? Испытывая острое желание сделать бумажный комок и бросить его прямо в Шарлотту, Сидни с трудом заставила себя отложить записку в сторону и сосредоточиться на словах директора. К тому времени, когда урок наконец-то подошёл к концу, она даже смогла сделала несколько записей. Мистер Хёрст ещё раз обвёл взглядом своих учениц. —К следующему занятию прочитать и понять смысл первых пяти сонетов. Через неделю перейдём к «Божественной комедии». С нетерпением дождавшись пока он закончит, Сидни быстро скидала вещи в сумку, даже не заботясь о том, чтобы положить их аккуратно. —Ты чего? — удивилась Джослин, наблюдая за ней. —Ты иди, — попросила Сидни и кивнула на Шарлотту, которая, наоборот, собиралась очень медленно и с какой-то раздражающей грацией. — У меня есть одно дело. После античной литературы у них тридцатиминутный перерыв. Спешить на следующий урок не нужно, поэтому можно легко перехватить Шарлотту по пути в комнату. —Си, может не нужно? — тяжело вздохнув, попросила Джослин, которая по одному виду поняла, к чему всё идёт. — Будет только хуже, ты же знаешь. За время их разговора Шарлотта успела собраться и уже пошагала вместе с подружкой к выходу из класса. Бросив на Джослин виноватый взгляд, Сидни последовала за ними. Коридор встретил её почти полной тишиной. Если в других школах во время перерыва царит гул из весёлых голосов отдыхающих детей, то в пансионе святой Анны на севере Шотландии ученицы всегда переговариваются лишь вполголоса и ходят на носочках. Устав школы предполагает чёткое следование правилам. За любым серьёзным нарушением следует исключение. Проходя мимо кабинета латыни, Шарлотта разделилась со своей подругой и направилась к спальному комплексу. Сжав в руке листок с вырезками, Сидни последовала за ней. Главное, не привлекать к себе внимание. В жилом комплексе не было ни души. Обычно ученицы не ходят сюда во время перерывов. Большинство предпочитает провести время на воздухе, в столовой или даже в библиотеке, готовясь к следующему уроку. Но Сидни знает, что по четвергам Шарлотта встаёт в пять утра ради утренней тренировки, поэтому на большом перерыве возвращается в свою комнату, чтобы немного поспать. Джослин тоже ходит на эти утренние тренировки по балету, но почему-то она никогда не нуждалась в дневном сне. Когда они дошли до комнат старшекурсниц, Сидни глубоко вздохнула. Она собиралась окликнуть Шарлотту у её комнаты. Но внезапно та прекратила идти вперёд и ухмылкой победительницы развернулась. Смотрела она прямо на Сидни. —И как долго ты преследуешь меня, мышь? Первое желание — убежать. Залезть под одеяло и никогда больше оттуда не высовываться. Всё, что угодно, лишь бы спрятаться от этих ядовитых зелёных глаз. Шарлотта была всего лишь дочерью директора, но при этом она пугала Сидни в разы больше, чем сам мистер Хёрст. При всей его злости, у него не было той устрашающей ауры, что у Шарлотты. Под её взглядом становилось неуютно. Сидни всегда ощущала себя так, словно её держат на мушке. И вот сейчас она буквально чувствовала, как взгляд Шарлотты проходит по всему её телу, задерживаясь на мятом воротничке и маленькой зацепке на гольфах. —Я тебя не преследую, — выдавила Сидни, стараясь, чтобы её голос не дрожал, - просто хочу вернуть тебе это. Преодолев неприязненное чувство, она протянула раскрытую ладонь с запиской Шарлотте. Та несколько секунд смотрела на лист, а потом снова перевела взгляд на лицо Сидни. Казалось, они застыли во времени — что одна, что вторая отказывались шевелиться. Когда это начало становиться глупым, Шарлотта всё-таки протянула руку и двумя пальцами взяла записку. На её лице отразилось такое отвращение, словно ей была противна сама мысль брать что-то из рук Сидни. Девушка давно привыкла к такому обращению, но всё же что-то внутри неё неприятно сжалось. Она в очередной раз убедилась - семейка Хёрст никогда не забудет того, что случилось три года назад. Они выбрали Сидни своим главным врагом и это не изменится. Сидни наблюдала, как глаза Шарлотты медленно проходят по буквам и снова возвращаются к ней. Она ожидала чего угодно — угрозы, насмешки, злого комментария, но Шарлотта просто смотрела на неё, добрую минуту не проронив ни слова. Начиная терять терпение, Сидни решила взять всё в свои руки: —Если это твоё, то… —То что? — решила перебить её Шарлотта. Похоже, невозмутимость уже начала сменяться тихой яростью. Шарлотта прислонилась к стенке, глядя на Сидни снизу-вверх и весь её вид источал тихую уверенность. Несмотря на преимущество в росте, внезапно Сидни почувствовала себя очень маленькой и очень глупой. Она никогда не могла нормально разговаривать с Шарлоттой. Ни разу с того момента, как три года назад Шарлотта впервые прошла мимо Сидни, бросая на неё ненавидящий взгляд. —…то прекрати, — выпалила Сидни, ужасаясь тому, как пискляво прозвучал её голос. На лице Шарлотты появилась улыбка. Кто-то, кто не знает её достаточно хорошо, мог бы принять это за признак дружелюбия. Но у Шарлотты нет дружелюбных улыбок, особенно для Сидни. —А если не прекращу? — поинтересовалась она, отрываясь от стены и делая шаг вперёд. Вдруг она оказалась достаточно близко, чтобы Сидни почувствовала запах её парфюма. Её бесил этот запах — что-то сладкое, но не приторное. Шарлотта пользуется им уже второй год, а у Сидни так и не получилось его распознать. Прошлым летом она обошла почти все магазины Лондона в поисках духов Шарлотты, но ничего и не нашла. —Шарлотта, серьёзно, — выдохнула Сидни, с облегчением отмечая, что теперь её голос звучит ровно. — Мне уже надоели эти глупые розыгрыши. Сидни вспомнила, что с последнего из розыгрышей прошло почти полгода. Тогда Шарлотта и её подружки заперли её в ванной на всё утро. Было ужасно, учитывая, что им впервые за месяц разрешили выбраться на выходные в деревню. Но немного подумав, Сидни в итоге решила, что эта история была довольно безобидной. Особенно если сравнивать с прошлым годом, когда Шарлотта каким-то невероятным образом разыскала местных парней, которые позже пришли в пансион, чтобы передать ей деньги «за оказанные услуги». Сидни до сих пор с содроганием вспоминает то время. Мистер Хёрст был в ярости, даже тётя приехала из Лондона. Сидни была на грани исключения и лишь двухнедельное разбирательство, показания Джослин и школьной вахтёрши, подтвердивших, что она не покидала пансион, спасли её. На самом деле Сидни всё своё детство мечтала уехать из этого места, но точно не таким образом и не в тот момент, когда до завершения оставалось всего два года. —Я знала, что ты трусиха, Клауд, но не настолько, чтобы трястись из-за какой-то бумажки. Ты оказалась ещё ниже, чем я о тебе думала, — с притворным разочарованием вздохнула Шарлотта. — Бедная, пугливая мышка. Сидни вспыхнула. Её бесил этот тонкий голос Шарлотты и бесило, когда она называла её мышкой. Вся Шарлотта, от кончиков волос до пальцев ног, жутко её бесила. —Ты психопатка, если… —Ну вот и увидишь, Клауд, — усмехнулась Шарлотта и прикусила губу, — двенадцатого декабря, верно? Ты хорошо повеселишься. Затем она просто отошла и двинулась по коридору к своей комнате. Некоторое время Сидни смотрела ей вслед, испытывая жгучее желания пойти следом и хорошенько её встряхнуть. Но девушка прекрасно понимала, что у неё никогда не хватит на это смелости. У Сидни просто подкосятся коленки, и она растянется посреди кампуса, а потом получит новые насмешки со стороны Шарлотты. Поэтому ей оставалось только смотреть, как спина Шарлотты исчезает за дверью комнаты и нервно кусать губы. Двенадцатое декабря, значит? Видимо, завтра будет тяжёлый день.