༺🌸༻
«… в Облачных Глубинах почти всегда пасмурно. Мне так не хватает нашего солнца…», — писал А-Сан. Теперь, приземляясь на площадку перед воротами, Не Минцзюэ смотрел на всё глазами диди. Солнце едва пробивалось через слой облаков и верхушки исполинских сосен. В Цинхэ Не вовсю цвела весна и распускались цветы, здесь ещё местами лежал тонкий слой снега, через который едва угадывались пучки молодой травы. До возвращения А-Сана на лето в Нечистую Юдоль оставалось всего пару лун. Не Минцзюэ мог бы потерпеть и дождаться брата дома. Упрашивал себя: «Я лечу туда только ради того, чтобы поговорить с Лань Цижэнем и лично узнать об успехах А-Сана в учёбе». Мог бы написать письмо, но хотелось узнать обо всём с глазу на глаз. Ведь в письме не предусмотрены спонтанные реакции и быстрые ответы на вопросы. Не Минцзюэ крался по Облачным Глубинам, точно вор. Он боялся увидеть А-Сана, вернее, не хотел, чтобы А-Сан увидел его. Адепт, сопровождающий его, молчал. Неужели здесь при рождении выписывался лимит слов, которые ты можешь сказать за луну/год/всю жизнь? Не слышно ни перешёптывания учеников, ни пения птиц. Только ветер колыхал макушки деревьев. Самих учеников тоже не было видно. — Где все? — поинтересовался Не Минцзюэ, когда они оба проходили тренировочные площадки и пустующие классы. — Сейчас время для занятий в библиотеке, — пояснил юноша лет семнадцати, осматривая пустоту так, будто и сам впервые её увидел. Он подвёл Не Минцзюэ к небольшому домику и оставил на пороге. — Прошу, подождите здесь. Я позову учителя Лань. Лань Цижэнь встретил приветственный поклон Не Минцзюэ медленным кивком и пригласил войти внутрь. Первая комната, встречающая с порога, оказалась строго и аскетично обставленным кабинетом, главной мебелью в которой являлся массивный стол с большим количеством сложенных друг на друга книг и перевязанных между собой свитков. Непривычно чистый и незахламлённый. Не Минцзюэ вспомнил свой стол. Он не убирался на нём с тех пор, как улетел Не Хуайсан. О! Он вообще не убирался на нём! Это всегда делал диди. Теперь, когда ему требовалось найти бухгалтерскую книгу, чьё-то прошение или счёт, на это уходило несколько минут. Бумаги завалили собой всё свободное пространство, которое расчищалось только для того, чтобы в него поместился свиток и тушечница для текущих дел. — Глава Не, вы писали, что у вас есть ко мне разговор. Прошу вас, спрашивайте, и я искренне отвечу на каждый ваш вопрос. — Лань Цижэнь усадил Не Минцзюэ в кресло, а сам велел сопровождающему гостя адепту принести всё надлежащее для чайной церемонии. — Родители часто прилетают сюда, чтобы справиться об успехах своих детей? — спросил Не Минцзюэ. — Случается, — подтвердил Лань Цижэнь, присаживаясь напротив него и складывая руки на столе. — Должен сказать, я надеялся, вы прилетите сюда раньше. — Почему? Лань Цижэнь вздохнул. — Не Хуайсан способный молодой человек. Но очень домашний. Ему тяжело давалась разлука с домом, и, я полагал, он писал вам об этом. Не Минцзюэ кивнул. Едва ли сама обстановка так влияла на А-Сана. Если бы он оказался здесь вместе с братом, то о доме вспоминал бы без всякой боли, но не говорить же об этом Лань Цижэню. — Я отправил его сюда как раз за тем, чтобы он научился жить вдали от дома. Это полезно для всех мужчин. Особенно для заклинателей, которых ждёт служба у Бездны. Лань Цижэнь удовлетворённо кивнул. — Однако замечу, что у Не Хуайсана до сих пор нет меча. В случае чего он не сможет встать на оружие и покинуть место бедствия. Вы должны это понимать. Он показал хорошее владение клинками в технике ближнего боя, но многие создания, вам ли не знать, атакуют на расстоянии. Я наслышан о саблях вашего клана, и не могу указывать вам, как воспитывать младшего брата, но надеюсь, что вы хотя бы прислушаетесь к моим словам. Лань Цижэнь был прав, и Не Минцзюэ это понимал, хотя и не желал смиряться с тем, что брат будет владеть мечом, а не фамильной саблей. — Я подумаю над этим, господин Лань. Дверь тихонько приоткрылась — в комнату зашёл адепт с чайным подносом на руках. Он бережно расставил чашки и чайничек на столе и, поклонившись, удалился. Лань Цижэнь тронул пар, курящийся из носика чайника. Оставшись удовлетворённым, обдал чашки кипятком и вылил первую порцию в поднос. Налил вторую. Запахло жасмином. Не Минцзюэ ощутил металлический крюк, сжавший его кишки. Напиток распространял изумительный аромат, однако Не Минцзюэ опасался тронуть предложенную чашку пальцем, чтобы не потревожить мгновение болезненной сладости. — Господин Лань, расскажите мне об учёбе Не Хуайсана. Делает ли он какие-либо успехи? Лань Цижэнь пригубил чай, на несколько секунд смежая веки. Окно за его спиной пахнуло прохладным весенним ветром, поток взметнул белоснежную ленту и мягко опустил её на плечо. Лань Цижэнь поправил ленту, откинув её назад. Заговорил: — В вашем первоначальном письме вы писали, что Не Хуайсан не дисциплинирован и весьма своенравен. Здесь мне нечем вас порадовать, глава Не. Не Хуайсан действительно не следует дисциплине строго, даже несмотря на то, что подружился с моим младшим племянником. Он часто даёт волю чувствам, и не всегда это уместно. Но что расходится с вашими словами в корне — так это уровень развития его золотого ядра. Я сам и другие учителя отмечали хороший уровень, я бы сказал, выше среднего среди адептов его возраста. Техники Гусу Лань позволяют укреплять ядро не только боевыми тренировками, но также посредством музыки, каллиграфии и живописи. Не Хуайсану близко искусство и, получив возможность им заниматься под направляющей его рукой, он делает успехи. Мой племянник, например, учит его игре на гуцине. Я слышал мелодию «Покоя» в его исполнении, и это чистейшая мелодия, которую способен сыграть не каждый приглашённый адепт. Тем более нужно учитывать, что с момента начала обучения прошло не так много времени. Мелодия доведена практически до совершенства, и звучит так же пристойно, как сыграл бы её любой Лань. Сейчас Ванцзи разучивает с Не Хуайсаном боевые мелодии. Пока на ученическом гуцине. Возможно, я бы посоветовал вам также задуматься о покупке не только меча, но и личного гуциня. Не Минцзюэ тяжело вздохнул. Каллиграфия и музыка — вот, что делало его брата сильным. То, чего он сам лишал его, делая слабее, заставляя подчиняться собственной воле. И А-Сан подчинялся. Он не осваивал игру на инструментах, и письмом занимался редко, так, чтобы Не Минцзюэ этого не видел. Попав в Облачные Глубины он, должно быть, испытал некоторое облегчение от того, что теперь мог заниматься любимым делом без порицания, но с поощрением. Может, он сам сделал А-Сана зависимым от себя?.. — Подумаю, — только и ответил Не Минцзюэ. Он чувствовал злость, и голова снова начинала болеть. — А-Сан писал, что «Покой» помогает при искажении ци. — Всё верно, — Лань Цижэнь обхватил стоящую на столе чашку пальцами, но поднимать к губам не спешил. — Ещё наши предки доказали, что мелодия способна купировать приступ и является хорошей профилактикой между ними. Люди, предрасположенные к искажению ци, проживали такую же длинную и полноценную жизнь, как и здоровые заклинатели, если им регулярно играли «Покой» заклинатели с хорошо сформированным золотым ядром. У вашего брата, как я уже сегодня упоминал, духовных сил достаточно. «Он что-то понял», — подумал Не Минцзюэ, рассматривая донце своей всё ещё полной чашки, от которой медленно поднимался пар. В прозрачно-зеленоватой жидкости плавали, как в невесомости, чаинки. — Вижу, вы огорчены, — Лань Цижэнь долил в свою чашку ещё чая. Поболтал немного и пригубил. Произнёс неспешно: — Если позволите мне бестактность, я выскажу ещё одну мысль. — Конечно, господин Лань. — Не Хуайсан совсем не похож на вас, и делать из своего брата подобие себя не стоит, да у вас и не получится. Не Хуайсан импульсивный, капризный и своенравный юноша. Он не любит дисциплину и с трудом принимает здешние порядки жизни. Но он в первую очередь адепт Цинхэ Не, и перед нами не стоит задача отшлифовать в нём смирение и покорность. Не Хуайсан располагает другими преимуществами, и, если вы позволите ему после лета вернуться к нам на второй год обучения, все его способности, подавляемые годами, мы культивируем и взрастим. Всякое дерево даёт свои плоды, если создать для того условия. — Я понял, — Не Минцзюэ снова кивнул. И ещё раз — уже для самого себя. — Я смогу взглянуть на него перед отлётом? — Разумеется. Облачные Глубины не тюрьма, вы можете провести с братом время до отбоя. — Нет, это лишнее. Я не хочу, чтобы А-Сан меня видел. Лань Цижэнь потёр бороду. Шуршание волосков под его сухими пальцами разбавило тишину. Не Минцзюэ приготовился задать ещё несколько вопросов. Ему ещё было, что спросить. А-Сан сидел, склонившись над гуцинем, и Лань Ванцзи, сидящий рядом, что-то тихо говорил ему. А-Сан кивнул и слегка улыбнулся, заправил короткие распущенные волосы за ухо. Его скулы порозовели, но лицо выглядело усталым и осунувшимся. Какие короткие волосы… Не Минцзюэ нахмурился. Лань Цижэнь писал ему об этом «вопиющем» поступке, упоминая, что «длина совершенно неприличная», но не Минцзюэ не предполагал, что настолько. И это волосы ещё отросли. Не Минцзюэ вспомнил, как подносил длинные пряди к лицу и дышал ими, как целовал прохладные, пахнущие жасмином волосы, и как бурлила в нём необъятная нежность. (Он так и не смог притронуться к чаю, не сделал ни глотка.) Теперь же А-Сан сидел, будто совсем чужой и неузнаваемый. Его пальцы порхали над струнами, и второй молодой господин Лань пальцем отбивал ритм по столу. Не Минцзюэ не слышал ни мелодии, ни разговоров, что прерывали её. Он смотрел на диди. Его сердце и душа. Самый дорогой человек. Он мог бы подойти к нему, а не прятаться, наблюдая издалека. Они могли бы, по крайней мере, поприветствовать друг друга, но разве им хватило бы этого?.. А-Сан поднял голову. Его сосредоточенное выражение лица сменилось удивлением. Увидел. Он резко поднялся, и Лань Ванцзи поднялся следом, смотря в ту же сторону. Не Минцзюэ развернулся. Ему следовало как можно быстрее покинуть пределы Облачных Глубин, встать на Бася и улететь обратно, пока ещё не поздно. — Дагэ! — голос Не Хуайсана разорвал всеобщую тишину. Адепты за озирались по сторонам в поисках источника шума. Не Минцзюэ шёл так быстро, как позволяли приличия. Не Хуайсан бежал за ним следом и без конца звал. Дорожки сменились пролеском. Не Хуайсан приближался — его поступь слышалась всё явственнее, голос всё ближе. — Дагэ! Подожди! Не Минцзюэ! Нет. Нет. Нет. Нет. Ему нельзя, нельзя останавливаться, нельзя встречаться с ним взглядом, нельзя даже коснуться. Иначе руки, ухватившие сокровище, больше не смогут его отпустить. Не Минцзюэ заберёт его обратно и навсегда, навсегда запрёт в Нечистой Юдоли подле себя, поскольку они оба — совершенно очевидно — не мыслят жизни друг без друга. У него будет ещё две луны на то, чтобы подготовиться к приезду диди. Чтобы заставить себя после отпустить его на второй год обучения, внушить себе мысль, что они оба справятся с разлукой. Что время порознь пошло им на пользу. — Дагэ! — Не Хуайсан уже тяжело дышал, голос его звучал сорвано и надломлено. — Умоляю тебя, остановись! Не Минцзюэ выскочил за пределы барьера. Бася взревела, поднимая его высоко в небо. Голову ломило от боли, в глазах на мгновение потемнело. Ветер звенел в ушах и, кажется, доносил до него крики диди. Не Минцзюэ с силой прикусил верхнюю губу, и вкус хлынувшей в рот крови показался ему сладким. Земля притягивала к себе, и Не Хуайсан опустился коленями в снежный подтаявший остров. Он смотрел, как силуэт дагэ с развивающимся подолом ханьфу удалялся, скрываясь меж низких серых облаков. Меж ними светило слепящее солнце, жалящее глаза. Не Хуайсан кричал. Он кричал, пока не перестал воспринимать картинку перед глазами. Пока сосны и лазурь не расплылись в единое неразборчивое пятно. Тёплые пальцы легли ему на затылок, и Не Хуайсан уткнулся лицом в чужие колени. Его гладили по волосам и спине — он знал, что это Лань Ванцзи. Тот ничего не говорил, но его ладони были бережны и ласковы, точно материнские поцелуи. Он позволил выйти чёрному сгустку боли из Не Хуайсана и уверенно поднял его на ноги. Не Хуайсан приоткрыл слезящиеся глаза. На них все смотрели, хотя и старательно отводили взгляды. Не Хуайсан еле шёл и ни о чём не думал. А первая его мысль была, когда он едва начал приходить в себя: — Где мы? — В нашем с сюнчжаном доме, — тихо ответил Лань Ванцзи и попытался встать. Не Хуайсан ухватил его за рукав. — Я сделаю чай и вернусь. Здесь есть кухня и печь. Отдохни. Не Хуайсан закрыл глаза. В комнате пахло иначе — так, как всегда пахло от Лань Ванцзи. Сандалом. Весенний ветер гулял по цзинши, принося в дом запахи едва просыпающейся от спячки земли. В голове тишина. Из-за стены доносилось тихое перестукивание посуды. Лань Ванцзи вернулся с подносом, на котором помимо чайника и чашек стояло несколько мисок и лежали куайцзы. Не Хуайсан сел. Лань Ванцзи поставил поднос ему на колени. В миске лежали маринованные яйца, рис и овощи. «В Облачных Глубинах запрещена еда вне столовой». — Поешь. — Лань Ванцзи присел на стул возле кровати. Молча разил по чаркам чай. Не Хуайсан раздавил яйцо посередине, и густой желток тут же впитался в свежий рис. Наверняка Ванцзи-сюн успел сходить на кухню. Когда? Не Хуайсан не слышал, чтобы тот покидал дом. Может, он задремал?.. Яйца оказались вкусными. Такие обычно подавали в Цинхэ Не и очень редко в Гусу Лань. Овощи острые и в меру кислые, похрустывали на зубах. Не Хуайсан сам не заметил, как быстро съел всю порцию, и Лань Ванцзи забрал у него миски, дав в руки чашку и большой воздушный баоцзы. Мягкий и сладкий внутри. Не Хуайсан съел его жадно, запивая горячим чаем. Восхитительно. Он бы даже заплакал, если бы остались на то силы. Лань Ванцзи молчал. Он аккуратно сложил посуду миска к миске и сидел на стуле с прямой спиной, рассматривая Не Хуайсана. Ещё никто на его памяти не ел так аппетитно обычную еду. — Почему молчишь? — утолив непонятно откуда взявшийся голод, спросил Не Хуайсан. — Для ситуации нет подходящих слов, — просто ответил Лань Ванцзи. — И даже тех, в которых ты обвинял бы меня… в чём-нибудь? — тихо уточнил Не Хуайсан. Если до сего дня им с Ванцзи-сюном удавалось плавно огибать тему старших братьев, то сегодня она показалась самым острым из своих боков. Своим ненормальным поведением Не Хуайсан развеял окончательные сомнения, если они вообще оставались. — Даже таких, — кивнул Лань Ванцзи. — Пока грех совершается в темноте и тишине, о нём никто не знает. А раз так, значит, это не грех. — Но ведь знаешь ты, — возразил Не Хуайсан. — Грех на грех. Я ни разу не спал в этой постели. С тех пор, как мы с сюнчжаном сюда переехали. Понятно. Стало быть, вторая дверь вела в другую комнату. Их с Лань Сичэнем комнату. Более точное признание от Лань Ванцзи сложно представить. — Спасибо, что доверился мне, — пробормотал Не Хуайсан. Лань Ванцзи легонько толкнул его, укладывая обратно на кровать. Снова встал, беря в руки поднос с посудой. — Не уходи. — Я вернусь, — пообещал Лань Ванцзи. И вернулся. Не Хуайсан потянул его на себя, и они тесно прижались друг к другу на узкой кровати. Не Хуайсан закрыл глаза. Пальцы в его волосах искрились заботой. Он прижался щекой к обтянутой в ханьфу тёплой груди. Приятно. Они оба уже и забыли, как приятно засыпать не в одиночестве.༺🌸༻
Спустя две недели Не Минцзюэ прислал два объёмных свёртка. Лань Цижэнь передал оба Не Хуайсану сразу же после завтрака. В первом лежал искусной работы меч с выгравированной на лезвии птицей. Иероглиф у рукоятки гласил: «Пэн». Во втором, завёрнутый в изумрудный шёлк, оказался гуцинь из тёмной древесины, покрытой тонким слоем лака. На нём тоже поблёскивали иероглифы: «Луань-няо». Не Хуайсан трогал то древко рукояти, то струны гуциня. Целый день он ходил, глубоко погружённый в свои мысли, а вечером, засыпая рядом с Ванцзи-сюном, думал только о том, что скажет дагэ, когда вновь увидит его.