Во весь голос

      - Ты даже ничего не спросишь? Будешь молча стоять и смотреть мне в спину? - медленно и тихо произнес Эван, отчего на сердце стало совсем безрадостно и уныло.       Мы двигались по наитию, толкая всех вокруг, а затем оказались на втором этаже коттеджа. Пару раз чуть не соскользнули с лестницы. Ноги отяжелели, голова гудела от шума и количества людей.       Эван практически влетел в первую попавшуюся комнату, гневно хлопнув дверью. Затем тут же вышел на балкон. Яркой вспышкой вспомнился эпизод, когда он с точно таким же рвением удалился из кабинета в «Гранде» после разговора с матерью. Рассматривая незнакомую спальню с четверть часа, я дала ему возможность побыть наедине на свежем воздухе, хотя сама так и не могла успокоиться.       Отдаленно звучала музыка. Усевшись на краешке чужой кровати, я сложила руки на груди и укуталась в кардиган, а затем ощутила тупую пустоту. Я просто наблюдала за тем, как от ветра колышутся занавески, тревожно шелестят листья комнатных растений и пространство сгущается в давящий, чернильно-синий мрак.       Ну ты же хотела эмоций, Лилиана. Вот, пожалуйста, окунись в них полностью. Не в свои, так в чужие – тебе-то не привыкать.       Эван вцепился в резной балконный парапет с такой силой, что его руки побелели, и кольца на пальцах скрипели, царапая холодный металл ограждения.       Всё это время он просто стоял, склонив голову. Народа внизу практически не было, все попрятались внутрь в ожидании обещанной непогоды.       Небо вновь заволокли тучи в преддверие ливня. «Прямо, как он себя чувствует» - подумала я и наконец поднялась с кровати.       Он задал мне два вопроса, заслышав скрип половиц от моих шагов.       Ох, Эван, если бы ты знал, как мне не хочется молчать, когда людям вокруг больно.       Сколько всего может уместить человеческое сердце? Столько событий за всю жизнь остаются внутри, отпечатываются в памяти, заставляя тебя искренне улыбаться или плакать от отчаяния, свернувшись на кровати в комочек?       Но я так и не узнала ответов.       - Расскажи мне, если тебе правда хочется. – выдохнула я в тяжёлый воздух, и мои слова растворились во тьме. - Мне не всё равно.       - Ну вот, теперь и ты будешь смотреть на меня с опаской. Я ж больной шизофреник. - невесело рассмеялся он и пнул ногой парапет, и тот зазвенел от удара. - К черту всё это и всю мою идиотскую жизнь.       - Уж точно не я стану смеяться над тобой или испуганно убегать прочь. - я подошла ближе и встала рядом с Эваном. - Я не заметила никаких признаков расстройства такого спектра, если ты об этом.       - Не надо мне ставить диагнозы. - Эван недоверчиво повернулся в мою сторону. Волосы рассыпались по лбу юноши, а глаза его, серые, вдруг показались мне ослепительно белыми и стеклянными. - Я не просил консультации психолога.        - Я и не собиралась читать тебе нотации, - возразила я. - Ты не дал мне договорить.       Он лишь устало отмахнулся и вернулся в прежнюю позу.       - Справку о болезни может выписать только квалифицированный врач. - продолжила я. - А это, полагаю, просто грязные сплетни?       - Ха, доля правды в их словах имеется. Не знаю, зачем я тебе это говорю. Типа, я не пытаюсь оправдаться и выглядеть ангелом в чьих-то глазах. Я прекрасно знаю, какой я придурок. - он развернулся и облокотился спиной об ограждение, и теперь мы могли видеть лица друг друга. - Я перебрал через край и вообще не соображал, что происходит. И я почти ничего не помню с той ночи. Рене потом рассказала, что у меня случилась галлюцинация, я увидел бывшую девушку в толпе. А мы с ней не слишком хорошо разошлись. - слова давались ему с трудом, он запинался и делал перерывы в несколько секунд перед последующими предложениями. – Ну и разрыдался на глазах у всех, как девка. Охренеть, как весело. – подытожил Эван и помотал головой.       - Не вижу ничего смешного. – призналась я, наматывая на палец прядь волос. – Алкоголь развязывает руки, и мы не способны контролировать скрытые эмоции, которые в конечном счете вырываются наружу в тысячу раз сильнее.       - И что с ними делать? – резко спросил Эван, повышая тон голоса. – Куда их девать?       Глаза-льдинки уставились точно на меня, а губы он поджал, прямо-таки в попытке залезть в душу и разыскать ответы на вопросы.       Я ощутила себя драгоценным фолиантом, в страницах которого можно обнаружить желанный совет. Немного пораздумав, я ответила:       - Хотя бы начать признаваться самому себе в своих же чувствах. Мы боимся их, потому что они могут нас затопить. Нужно становиться себе другом, который сможет поддержать и дать опору. – затем я откинула голову назад, глубоко вдохнула влажный воздух и прикрыла глаза.       - Ну и насколько ты дружишь сама с собой, мисс школьный психолог? – меня позабавило его обращение.       - Меня отняли у самой себя, потому я и наверстываю упущенное. – вырвалось из груди. Зря, лучше бы мне держать язык за зубами. Хотя по словам и непонятно, кто и что стали причиной.       - Это как? – искренне удивился Эван.       - Это сложно. – ответила я с выражением абсолютного спокойствия.       - Я пытаюсь нормально поговорить с человеком, хотя мне реально трудно, - начал Эван. – И даже ты говоришь загадками. Просто жесть. – он вспомнил про пачку сигарет в кармане, выудил одну и повертел в пальцах, как-бы спрашивая, не против ли я. После положительного кивка я поежилась от прохлады и продолжила:       - Так ты хочешь услышать голую правду от едва знакомой официантки с работы? Уверен, что оно тебе надо?       - Кажется, что да.       - И почему? – с интересом спросила я.       - Да мне уже так стыдно перед всеми, и я вот думаю, может и ты случайно ляпнешь какую-нибудь хрень, и мне будет не так стремно. – ухмыльнулся Эван.       Забавно. Мы сошлись на одной и той же проблеме. Видимо, парню, как и мне, не хватало простого человеческого общения. Да и признаться в чем-то не особо знакомому человеку намного проще. А может, ему просто скучно. По крайней мере, разговор вывел Эвана из ступора, а это не могло не радовать.       И что я могла рассказать? Как тупила и позволила сделать из себя наркоманку? На ум пришло только это. Да после такого откровения меня быстренько с работы вышвырнут.       Молчание затянулось.       - Эван, Лили, вот вы где! – Рене выскочила на балкон, и я испуганно дернулась не на шутку. – Я этим курицам все волосы повыдираю!       - Боги, Рене. – вымученно простонал Эван. – Давай не будем…       Она подошла к нему вплотную, и я отодвинулась подальше, чтобы не мешать.       - Мне очень жаль. – сказала она. – Правда, очень…       - Да хватит уже меня жалеть! – крикнул Эван, и мои брови удивленно поднялись на лоб. – Потом всякие идиотки говорят, что я нытик. Сколько можно уже? Надоели, черт бы вас побрал. Иди, Рене, иди, - просил Эван. – Не хочу я это обсуждать.       - Ты уверен? – обратилась к нему Рене, и ласково подтянула за рукав мой кардиган, приглашая к разговору. – Мне и перед тобой жутко неудобно, Лили. Зла на них не хватает.       Эван докурил сигарету и бросил окурок с балкона. Рене хихикнула и поддержала идею спалить этот дурацкий коттедж к чертовой матери.       - Если ты не уйдешь, сюда заявится Остин, а уж с ним я точно ничего не хочу обсуждать! – настаивал Эван. – Так что напоминаю, где находится выход.       - Всегда ты мне хамишь. – цокнула языком Рене.       Пока они выясняли отношения, я заслышала знакомую песню инди-рок группы «Cigarettes After Sex» и удивилась смене пластинки с веселой попсы на лирику. Мягко растекающийся, словно мед, голос Грега Гонзалеса нежно принял меня в объятия, и я не удержалась, чтобы не подпевать в такт гитаре. - Вообще-то я никогда не хотел быть с тобой, но, кажется, я влюбился, что тут поделать? – уже громче пела я, покачиваясь из стороны в сторону, когда слова подобрались к припеву.       Галдеж Эвана и Рене притупился, но я даже не обратила внимания, представляя себя на сцене рядом с Гонзалесом.       - Да вы обе ненормальные. – совершенно серьезно изрек Эван, поднимая руки вверх в жесте «Я сдаюсь». Рене залилась искренним смехом, потрепала его по волосам, обняла меня и направилась вниз:       - Оставляю недовольного деда на тебя, раз ненависть ко мне так и прет. Ты же не обидишь ее, дорогой? – съязвила она, пародируя доброжелательную жену. Эван сделал шаг вперед, и в следующую секунду Рене уже убежала.       - И как вы еще друг друга не поубивали? – полюбопытствовала я, пока мы заходили внутрь комнаты.       - Кроме этой чокнутой у меня никого больше нет. Так и терпим. – ответил Эван и наощупь отыскал выключатель напольной лампы.       «Клик» - и комнату озарил теплый свет, и теперь она не казалась мне мрачной. Светло-голубые тона декора дарили атмосферу спокойствия и гармонии, на стенах висели морские пейзажи. В углу расположилось кресло с мягкими подушками, молча приглашая устроиться в нем и провести часы чтения или размышлений.       Мы сели на мягкий, словно облако, ковер, друг напротив друга. Эван не постеснялся вытянуть ноги и испачкать пыльными конверсами ворс. Я же стащила кеды и обняла колени руками.       - Ну, уберутся. Это в отместку за испорченную репутацию. – Эван заметил мой осуждающий взгляд. – Так что насчет тупых моментов?       - Однажды я вела групповую терапию. – вспоминала я. – В начале все шло хорошо, я задавала клиентам стандартные вопросы. Однако, в процессе разговора, одна из женщин показалась мне слишком напряженной, и я ляпнула что-то типа: « Мне кажется, что Вы выглядите более тревожной, чем остальные участники. Вас это тоже беспокоит?». Пошел шепоток между всеми остальными, и спустя мгновение я поняла, что именно я выдала. Она выбежала из аудитории в слезах. И больше не возвращалась. И другие тоже отказались со мной заниматься после этого.       - Даешь, психолог. Но как-то недостаточно тупо.       - Было ужасно неудобно. – призналась я, мысленно переносясь на пластмассовый, шатающийся стул в небольшом помещении. И взгляды участников, их недовольство и нервные покашливания. – Они потом еще оставили гневный отзыв, называя меня некомпетентной малолеткой. По факту.       - Ты поэтому забросила прошлую работу?        - О, нет. Тогда я еще была полна мотивации.       - Странно, конечно. - размышлял Эван. - Вроде сначала люди начинают работать официантами, а потом уже по основной профессии. А у тебя регресс получился.       - Да у меня всё не так, как у нормальных людей. - рассмеялась я, обнимая колени крепче.        - Почему ты здесь, со мной? - несмело спросил полушепотом Эван, уже другим, не отстраненно-формальным тоном голоса. - Могла бы остаться со всеми внизу, с Рене, вам было весело, пока мы шли сюда.       - А почему нет? - удивленно ответила я.        - У тебя привычка отвечать вопросом на вопрос?       - Нет, просто меня очень тронул твой жест на той детской площадке, помнишь? Не каждый подойдет к непонятно кому, чтобы узнать, что с тобой случилось. - честно говорила я. - Думала, если узнаем друг друга получше, то можем подружиться, ну или хотя бы общаться. Мы и на работе чаще всего пересекаемся. - Эван скрестил руки на груди, пока я спокойно объясняла ситуацию, слова лились легко и непринужденно. Но чем больше я говорила, тем сильнее парень старался избегать контакта глазами, и теперь он просто смотрел в сторону.       Ответ поставил мальчишку в ступор. Эван крутил кольца на пальцах. Я разглядела одно украшение получше - на черном металле красовалась величественная летучая мышь, в прожилки крыльев животного были вставлены сверкающие камни.       - Летучая мышка? - спросила я. - Так необычно и здорово. Оно выглядит довольно загадочно.       - А, ты про это. - Он стянул кольцо и бережно опустил его на мою ладонь. - Подарок родителей.        - Почему именно она?        - Вампиры. Бледные, потому что не выходят на солнечный свет. Так уж вышло, - Эван оглядел себя. - Я с белой кожей аристократа получил это прозвище. Раньше кольцо напоминало мне, что можно находить красоту, - замялся он. - И в темных моментах. Как у мрачных созданий, которые проникают в ночь, но всегда находят свой путь.        ⁃ Раньше? - переспросила я, передавая кольцо обратно. – Очень красивое, правда.       - Ага. Сейчас не соответствую требованиям.       За стеной раздался крик, и мы синхронно повернули головы в сторону двери:       - Да ты просто уникальный долбаный клоун! Чтоб я еще раз с тобой связалась!       Я закрыла рукой рот и засмеялась:       - Боже, восхитительно. Надо подумать, кого записать так в контактах в телефоне. Был бы у меня бывший, я бы так и записала.       - Можешь записать меня. Я не обижусь.       Взъерошенные волосы, помятая толстовка, грязные кеды. Уголки губ Эвана приподнялись в слабой улыбке. И лицо его сразу преобразилось: без хмурых, опущенных бровей и угрюмо поджатого рта он стал совсем другим. Черные волосы отдельными прядями спадали на светлый лоб и контрастировали с кожей.       Вокруг уголков губ нарисовались ямочки. Глаза глубокого серого цвета мягко отражали свет вокруг.       - Можем попробовать узнать друг друга поближе. - Эван протянул руку, и я уцепилась за его холодные пальцы. - Только не здесь, ладно? На меня тут все давит.       - Хочешь снова попасть под дождь? - В груди разливалось тепло, внутри я радовалась, что всё-таки удалось немного «расшатать» парня.       - У меня зонт в рюкзаке.       - Его еще предстоит отыскать. – напомнила я, пока завязывала шнурки.       - Да пофиг, если надо, возьмем чужой зонт. В хламину человеку все равно, идти под ливнем или нет.       - Бессовестный ты. – я мягко толкаю его в плечо.       - Я обязательно верну, не ругайся, мам. – ему смешно, хоть он и прикидывается недовольным.       Рюкзак Эвана грустно притомился на полу в гостиной. Удивительно, что шагая вдоль и поперек самых людных мест, мы не наткнулись на Рене, да и ее друзей не было рядом. Тем и лучше – поначалу Эван все еще выглядел напряженным, но стоило нам выйти наружу, он снова расслабился и выдохнул.       - Есть идеи? – спрашиваю я, аккуратно обступая лужу и стараясь не вляпаться в грязь. – Скоро все приличные места закроются.       - Значит, пойдем в неприличное. – прямолинейно отвечает Эван. – Ты пробовала наше местное блюдо фриклз?       - Это еще что такое?       - Жареные огурцы. – хихикает он.       - Боже, - удивляюсь я. – Что за извращение?       - Ты в Алабаме, Лили. – Эван демонстративно закатывает глаза. – Идем, познакомлю тебя с колоритом юга.       Минут сорок ходьбы сопровождаются разговорами о всякой всячине. И мне, и Эвану комфортно – парень заметно повеселел. По мере того, как мы пересекали улочки под уютным покрывалом ночи, общение становилось легче. Из головы исчезла вся тревожность и волнение. Уличные фонари приглушенно освещали тротуары, тучи плавно расходились, и искорки-звезды подмигивали с высоты.       Слышны далекие звуки музыки из баров, смех и разговоры людей. Эван делился рассказами о местах, через которые лежал наш путь. Сейчас он был так похож на Оливию – восторженные комментарии сопровождались жестами, а я растворялась в атмосфере маленького американского города, чувствуя его всей душой. Как же было приятно вот так проводить время после длительного одиночества.       Крошечная забегаловка рядом с заправкой светилась неоновыми вывесками.       Зеленый, ярко-розовый, голубой – по всему помещению рассыпались цвета, отражаясь в окнах. Эван отвел нас в дальний угол, и я с радостью плюхнулась на красный кожаный диванчик и вытянула ноги. Пахло жареной едой, специями и грилем.       Людей совсем мало. Компания из парней заняла столик рядом с телевизором, и, время от времени, с характерным шипящим звуком они открывали очередную бутылку газировки. Бармен откровенно заигрывал с девушкой, подающей еду. Она краснела так же, как и рабочий яркий фартук с логотипом бара.       - Будешь кофе? – спрашивает Эван, с воодушевлением поглядывая на холодильник, набитый пивом.       - О, нет. Я хочу самый сладкий молочный коктейль с большой трубочкой.       - Да что же вам так нравится эта сахарная дрянь? Фу. Ладно, жди. Тут самообслуживание, не то, что у нас.       Эван возвращается с картонными тарелками картофеля фри, и еще одной небольшой – с жареными огурцами. Он приносит высокий, пузатый стакан коктейля с шапкой из взбитых сливок и карамельного сиропа.       Себе он взял бутылку сидра – и его настроение достигло апогея.       - Пробуй. – он садится напротив и пододвигает ко мне тарелку с блестящими от масла, покрытыми золотистой корочкой круглыми кусочками огурцов. – Нельзя жить на юге Штатов и не попробовать этого блюда.       - Ты издеваешься. Как можно было додуматься пожарить огурцы? – все не унимаюсь я.       - Не вздумай сказать так при матери, она затаит на тебя великую обиду. – сверкнул Эван кривой ухмылкой.       Внутри распускаются давно увядшие цветы. Стебельки хрупких растений поднимаются выше и выше с каждым теплым мгновением, каждой мимолетной улыбкой или шуткой.       Я скучала по брату. Скучала по его подружке. Эта легкая грусть, о которой вспоминаешь в те моменты, когда ты счастлив. Комочком она таится в груди, и распознать ее можно по тихому всхлипыванию и мокрым уголкам глаз.       Весь остальной мир казался далеким. Необъятным, чужим, и, по правде говоря, мне было так все равно. Я чувствовала необычайную легкость и ясность.       А на фоне звучала музыка.       - Кантри. – тихо, с воодушевлением произношу я. – Как я раньше не обратила внимания.       - Ага, лошади, ковбои, приключения… - рассуждает Эван. – Тут постоянно такое крутят.       Мелодия начинается с простых аккордов на гитаре, которые играют основную тему. Затем она переходит в более энергичный и быстрый ритм, где вступают скрипка и банджо, добавляя глубину и текстуру в музыку.       - Дух свободы и независимости, бла-бла-бла… Я, вообще, больше рок люблю. - задумчиво продолжает Эван.       - Пошли танцевать. – поднимаюсь и тяну его за руку, приглашая присоединиться к внезапной авантюре. – Пожалуйста.       - С ума сошла? – попятился назад Эван, ошарашенно распахнув глаза.       - Я очень-очень настаиваю. – упрашивала я. – Один разочек.       - Ты ведь не отстанешь, да? – нескрываемый ужас вовсю расцвел на лице парня.       Я вытащила его на середину зала, кружась по черно-белому кафелю. Минутку он стоял в ступоре, затем шумно выдохнул, выругался про себя и положил руки на мою талию.       Глаза закрыты, и сейчас я безмерно счастлива, танцуя под волшебную музыку, раздающейся из старой колонки забегаловки где-то в самом сердце Алабамы. Губы расплываются в улыбке.       Я открываю глаза, встречаюсь с темно-серыми напротив.       Он тоже улыбается.       Он.       Тоже.       Улыбается.