Жженый сахар

Лицом в подушку Леша все же не оказался, Вова слишком удобно устроился, притираясь к дрожащей омеге всем телом. Трусов на нем не было, а вскоре пропали и штаны с футболкой. И если русалка проморгал чужой стриптиз, то не заметить, что теперь горячая кожа прижимается к его напрямую — никак не мог.       — Ах, так горячо, — растерянно прошептал омега, скосив взгляд вниз, будто ожидал увидеть искры, которые может высечь кожа альфы, когда тот терся о него.       — Да, мне очень горячо, — Вова опустил лоб на его грудь и опалил кожу дыханием. — Прости.       — Т-ты…не должен извиняться, — с трудом пробормотал Леша. У него у самого крыша ехала от такой близости. Внутри все стянулось в тугой дрожащий узел, из-за которого и говорить то мог с трудом. Горло словно сдавливало, отлично получалось дышать, но вот слова застревали, стоило только взглянуть на Вову. Потому он запрокинул голову и зажмурился, чувствуя, как по мокрой расщелине проехалась толстая горячая головка члена.       — Я вообще не соображаю, пожалуйста, не сопротивляйся, — вдруг голос альфы начал срываться на рык. Он все так же упирался головой в его грудь и приподнявшись, рукой направил член в раскрытое отростком русалочье влагалище.       — Но… но я ведь и не… — совсем невнятно пробормотал Леша, сжимая в пальцах простынь и чувствуя тяжесть на груди, словно альфа пытался удержать его, пока руки были заняты.       — Знаю, конфетка, я знаю, но у меня мозги плавятся, а внутри тупое животное, которое боится, что если мы сделаем больно, то ты больше не дашься, но при этом ебать тебя хочется с такой силой, чтобы ты ходить завтра не смог, — быстро произнес альфа и в конце зарычал, от чего Лешу тряхнуло. Как омега он уже был готов вообще на все, что будет угодно Вове. Между бедер русалки было мокро и тепло, и несмотря на бешеный бег сердечка, он был полностью готов принять его как альфу. Вова все еще держал инстинкты в узде, хоть этот жеребец и тянул его за поводья так, что уже пятками чертил землю, но где-то на подкорке, где еще теплился разум, он понимал, что не может сделать больно своей драгоценной русалке. Поэтому приоткрыв рот, он шумно дышал, жадно вдыхая запах возбужденной омеги и обхватив собственный член, плавно толкнулся внутрь, пальцами ограничивая самого себя от глубокого погружения. Боль была, и Леша понимал, что будет, ведь видел его размер, хоть и через одежду. На миг голову посетила паническая мысль: оттолкнуть альфу, но он быстро отринул ее. Несмотря на собственное возбуждение, он все же прекрасно помнил, что сам напросился и теперь уже не мог подвести своего альфу. Высоко застонав сквозь сжатые губы, он отцепил пальцы от смятой простыни и обхватив парня за шею, захныкал. Вова просил не сопротивляться — он не станет. Вова обещал оправдать доверие — он верит. Альфа замер, чувствуя, как щелочка с трудом поддается его размеру, но благодаря густой русалочьей смазке крупная головка проталкивается в узость. Мягкие, но упругие и слегка ребристые стеночки плотно обволакивают и чуть подрагивают, в такт всхлипам Леши. Отпустив ствол, Вова вцепился в бедра омеги и надавив на них, плавно опустился до конца. Полное ощущение русалки на члене отрезало его от реального мира и все сузилось до их кровати, до одного конкретного омеги под ним. Он замер, наслаждаясь узостью и мелкими сокращениями внутренних мышц, которые Леша явно не контролировал, но сам при этом прекрасно чувствовал, как плотнее обхватывает горячий каменный член.       — Ох, конфетка, — вдруг охрипшим голосом зовет Вова, подняв голову от его груди. Едва Леша находит силы приподнять голову, как альфа продолжает: — Ты такой узкий, как же в тебя поместится узел? М? Нам придется хорошо поработать с обеими твоими дырочками, — после чего толкнулся, не выходя ни на дюйм. Тяжелый член надавливал на стеночки и заходил так глубоко, что Леша едва не лишился сознания. Звучно хныкнув, омежка опрокинул голову назад и распахнув ротик, громко застонал, чем лишь сильнее раззадоривал альфу. Хотелось брать его грубо и размашисто, но податливая русалка и ее гостеприимная мокрая дырочка побуждали в Вове желание не покидать, потому движения были плавными. Он выходил совсем немного лишь для того, чтобы сделать качественный толчок, загоняя себя как можно глубже. Вцепившись в плечи короткими ноготками, русалка высоко и коротко постанывал, чувствуя, как боль, возникшая в самом начале, быстро отошла на второй план. Тяжелый толстый член входил глубоко и безжалостно проезжался по отростку изнутри, посылая по телу электрические разряды, от которых он периодически сжимался, вызывая рык у альфы. Леша жмурился, но чувствовал, как альфа мажет губами по его шее и щеке, периодически утыкается в железу на сгибе и сжимает его талию чуть сильнее. Движения становились все хаотичнее и быстрее, альфа был готов кончить, но первым это сделал Леша. Быстрые толчки, полное ощущение доминации и сжимающий легкие феромон привели русалку к финишу первым. Он излился своим восхитительным перламутром, сжимая и пачкая альфу. С очередными рыком Вова придавил омегу собой и подсунув руки по его, взялся за плечи, так было куда удобнее, потому как он толкал русалку себе на встречу. Толчки стали грубее, а гиперчувствительный омега постанывал на одной тихой ноте, совсем слабо цепляясь за его спину. Наконец он кончил, придавливая русалку, проталкиваясь до самого конца и заливая беззащитное лоно семенем.       — Вов… — жалким разбитым голоском прокряхтел омега, чувствуя, как его заполняет сперма. В ответ ему было короткое рычание в ухо и только тогда Леша заметил, что альфа вцепился отросшими клыками в подушку рядом с его головой. Это непроизвольно заставило его заскулить, будто Вова прямо сейчас ему с подушкой изменял, но ведь этот укус должен был достаться ему. При этом частично он все же понимал, что альфа поступил правильно, ведь укуси он его и тогда все, их близость уже будет не скрыть от родителей, да и вся школа будет на ушах, ведь он станет пахнуть по-другому.       — Во-ва, — вновь попытался он позвать, хотя сам не понимал зачем, ведь несмотря на то, что укус достался подушке, сперма то в нем, более того, судя по давлению у основания стремительно формировался узел. И вот узел его пугал, ведь размер и так доставлял боль при первых толчках, каким образом в него сейчас и это должно поместить он совсем не понимал. Альфа снова глухо зарычал и слегка качнул бедрами, втискиваясь в русалку плотнее, хотя сильнее уже было некуда. Леша вздрогнул и неконтролируемо сжался, тут же застонав через сжатые губы. Новая порция семени не заставил себя ждать, а за ней и узел. Сначала русалка запаниковал, снова впился ноготками в спину, что показалась каменной из-за напряженных в моменте мышц Вовы. В животе не было места и давивший сверху альфа усугублял его состояние, от чего с губ срывались скулящие и хныкающие звуки, будто он вот-вот начнет плакать. И слезы все же брызнули из глаз, когда альфа снова толкнулся, но уже с узлом, который сдавил отросток изнутри и трение вызвало такую гиперчувствительность, что Леша кончил. Его моментально накрыла изнуряющая эйфория: бедра дрожали, он снова сжимался, чувствуя давление в животе, новую порцию обжигающего лоно семени, жадно сжимающиеся на плечах пальцы альфы, от которых явно останутся синяки и его довольный стон. Не имея больше никаких сил, Леша тяжело повернул голову насколько мог, скосил взгляд и увидел, как Вова разжимает челюсть и приподнимает голову. Слюна тянулась от мокрого пятна на подушке ко рту альфы и русалка мог поклясться, что тот прокусил наволочку. Широко облизнувшись, Вова наконец отпустил многострадальные плечики омеги и упершись локтями чуть приподнялся и, сместив голову к Леше, заглянул в его влажные от слез глаза. Омега приоткрыл рот, словно ему перестало хватать носа для вдоха, глядя на парня в ответ. Его белоснежные волосы взъерошены и будь у Леши силы, он бы обязательно вплел в них свои пальцы, а радужку заполнил зрачок — он пребывал на вершине удовольствия. Из-за слез он не слишком хорошо видел, но ему показалось, что помимо сумасшедшей похоти в этих черных глазах была и благодарность. Альфа пригнулся и произнес в приоткрытый ротик:       — Моя сахарная рыбка, — после чего толкнулся языком, утягивая омегу в односторонний поцелуй, потому как русалка мог лишь принимать, слабо и тихо постанывая. Поцелуй закончился тем, что альфа принялся слизывать его слезы, проезжаясь по чешуйкам под глазами, от чего Леша зажмурился и горячий язык тут же прошелся по векам. Затем он снова вернулся к губам, а позже перешел на шею, ладонями он поглаживал его предплечья и все, куда мог дотянуться, но русалка уже не узнает этого. Он отключился, смутно придя в себя только когда узел спал, и альфа вытянул член, тут же сунув в него пальцы. Леша очень хотел прийти в себя, но никак не мог, на него словно бетонную плиту уронили, поэтому он только хныкал и хмурился, выныривая из сна лишь в моментах. Поэтому русалка хорошо помнил, как альфа трогал его: оглаживал мокрыми от смазки и спермы пальцами спрятавшийся внутри отросток, и словно заталкивал назад все то, что начало вытекать из лона, как только узел покинул его. Но совсем не помнил, как его перевернули на живот, подложили под бедра подушку и в себя он пришел лишь когда наглые пальцы оказались в другой его дырочке.       — Ты проснулся? Или еще нет? — мурчаще раздалось над его головой. — Д-да, — простонал русалка, чувствуя, как палец глубоко проникает в его анус. Он хотел приподняться, ощутив немного сил, но ему тут же надавили между лопаток. Потому он лишь беспомощно сжал в пальцах влажную простынь и громко вскрикнул, почувствовав, как к первому пальцу быстро втиснулся второй.       — Пока ты спал, я едва не взял тебя еще раз. Ты слишком хорошенький с такой использованной красной щелочкой, залитой моей спермой, — Вова был прямо над ним и зачем-то продолжал давить, будто Леша мог начать вырываться. Омега же лишь зажмурился, чувствуя, как горят уши, ведь он прекрасно чувствовал себя внизу, фантомно ощущая в себе его гигантский член и совсем не фантомно густую и вязкую жидкость, что вытекала из него, стоило альфе вновь надавить на тело и ввинтить пальцы глубже в девственную попку.       — Но я должен признаться, я все же сделал это, — к двум имеющимся пальцам проталкивался третий, и Леша заскулил. — Я сделал это пальцами, в тебя смогло войти целых четыре, после узла твоя использованная дырочка смогла принять ровно столько. Ты даже во сне соблазнительно сжимался и постанывал, — третий палец протиснулся внутрь, и альфа без промедления принялся безжалостно дрочить его попку, и рассказывать похабщину:       — Пальцы одной руки в тебе, прямо как сейчас, а вторые на мне. Ох блять, я дрочил на тебя, пока ты был в отключке, осознаешь, насколько сильно ты был в опасности? Хотя какая опасность, ты ведь кончил, помнишь? Нет? Я сейчас напомню. До ушей Леши стали доноситься хлюпающие звуки. Это он потек с двух сторон так сильно, что альфе даже смазка не понадобиться. На мгновенье возникло чувство тотального унижения — Вова пользовал его как вещь, вертел как хотел, трогал где хотел и, господь бог, трахал куда хотел. Но стоило пальцам толкнуться в воспаленный возбуждением бугорок и все противоречия покинули его глупую омежью головку.       — Вова! — хрипло взвизгнул русалка, сжимаясь и заливая собственные бедра новой порцией перламутра, от которого у альфы рвало крышу. Быстрые поцелуи по дрожащим плечами и изогнутой спинке перешли в грубую хватку на ягодицах и жжение от растяжки, потому как альфа вцепился ладонями в его половинки и с силой развел их, растягивая припухшее от трения колечко мышц.       — Блять, какой ты здесь красивый. Ты везде красивый, но вид твоих использованных дырочек приводит меня в восторг. Если бы не гон, я бы кончил сразу, как только это увидел. Леша приподнял голову и обернулся, слезящимися глазами посмотрев на своего прекрасного мучителя. У Вовы крепко стояло, на щеках и груди кожа в красных пятнах — он все еще горит от гона, а напряженные мышцы рук так сильно выпирают под кожей, что хочется вцепиться в них зубами. И как только Леша поймал себя на этой мысли, он уронил голову и разбито, хныкая изогнулся сильнее, чтобы альфе было удобнее его браться сзади. Альфа оценил и произнеся срываясь на рык:       — Моя послушная рыбка, — быстро пристроился и направив член, безжалостно толкнулся в его попку. Колечко мышц хоть и было разработано, все же поддалось куда хуже, чем лоно, заставив русалку выгнуться еще сильнее и закричать. Альфа тут же толкнулся сильнее, входя по основания и перехватывая омегу за плечо и шею. Рука с шеи быстро переместилась выше, а пальцы толкнулись в приоткрытый рот. Подушечками он давил на язык, втиснув сразу три пальца. Леша, истекая слюной прикусил их, заливаясь слезами и чувствуя, как Вова выходит, а затем вновь толкается. Это не продлилось долго, пальцы резко зашли глубже, едва ли не в горло, а вторая рука перехватила его за предплечье и потянула назад, чтобы при новом толчке сильнее насадить русалку на член. Это немного изменило угол проникновения и теперь головка проезжалась точно по комочку нервов, доводя омегу до невменяемости. Кажется, русалке хватило бы и пару ударов по простате, но так как он здесь совершенно ничего не контролировал, его первый в жизни анальный оргазм стерся, уничтожая его попытки мыслить здраво. Стон заглушили пальцы, а инстинктивное сжатие спровоцировало Вову.       — Хорошенькая послушная дырка, — срываясь на рык, произнес альфа, начиная стремительно набирать темп. Омежка под ним заливался слезами и смазкой, доведенный до вершины и сброшенный с нее во тьму похоти. Он потонул в ней с головой, с удовольствием подставляясь и чувствуя себя именно так, как сказал Вова: хорошенькой, послушной дыркой для своего альфы. Тяжелые большие яйца альфы сталкивались с его влажной щелочкой, а попа хлюпала при каждом жадном грубом толчке. Пальцы покинули его рот и теперь он мог стонать в голос, но выходило лишь хрипло выдыхать ртом и всхлипывать, уронив голову на подушку. Ладони же схватились за талию и потянули на себя, сталкивая его ягодицы с бедрами альфы и чуть стянув его с подушки. Колени разъезжались, поясницу жгло, а горячее месиво из перламутра и пузырящейся от интенсивных толчков спермы, словно лава стекали по не просыхающим бедрами. Русалка не мог засечь сколько это длилось, по ощущениям его попы член был там уже целую вечность, и он будет еще долго чувствовать его внутри. Толчки отдавались где-то глубоко в животе и с каждым новым разом все сильнее. Если бы не гиперстимуляция, от которой у омежки текли слюни и закатывались глаза, он бы точно запаниковал из-за странных ощущений. Но Леша ничего не смог сделать, даже когда начал завязываться узел и альфа, словно играясь, успел несколько раз выйти до середины и втолкнуть утолщающееся кольцо на основании обратно, в раскрасневшуюся дырочку. Русалка излился, стоило первой порции спермы выплеснуться глубоко в его тело. В этот раз оргазм был еще более оглушающим, в голове словно шарик лопнули: в ушах звон, перед глазами пелена, а все тело скручивает от сладостной судороги.       — Альфа! — восторженно взвизгивает Леша. Вова в ответ рычит и вталкивается глубже, заливая его внутренности новой порцией семени. Русалке очень хочется потрогать свой живот, потому как по ощущениям его сильно раздуло, от количества влитого за сегодня, но руки совсем не слушаются, как, впрочем, и все тело. Если бы сильные руки не сжимали его талию, он бы давно распластался и отключился. Альфа снова толкнулся, как будто проверял насколько плотно держит узел, а держал он сильно, колечко мышц болезненно красное и растянутое вокруг него, слегка тянется следом, при попытке выйти, что заставляет омежку звонко поскуливать из последних сил. Веки опустились, но Леша чувствовал, как Вова ласково гладил его спину и ягодицы, цеплял ногтями чешуйки на бедрах и шептал что-то умилительно-бредовое и до ужаса пошлое, будто два узла совсем ничего ему не стоили. Снова придя в себя лишь на моменте, когда узел начал спадать, русалка хорошо чувствовал, как альфа вытянул из-под него подушку, уложил поудобнее и принялся покрывать поцелуями все тело, особенно задерживаясь на местах, где были чешуйки. Леша не помнил, как и когда его перевернули на спину, и накрыли пуховым одеялом, избавившись от того покрывала, на котором они были все это время. Вероятнее всего Вову все же попустило, раз он позволил себе спрятать обнаженное тело омеги от своих глаз под одеяло, но русалка не думал об этом слишком много, предпочитая поспать, пока дают. Разбудили его лишь глубокой ночью. Вова мял его уставшие мышцы бедер, затем перешел на спину и оставив поцелуй на загривке, вновь полз вниз.       — Еще…? — слабо выдохнул Леша, даже не пытаясь приподняться, когда альфа взялся за его ягодицы и развел из в стороны.       — Ты устроил здесь такой беспорядок, я уже вытирал твои блестяшки с ног, но только посмотри, стоило немного потрогать и ты снова делаешь это, — два пальца толкнулись в щелку и поводив по краю, повел ими вверх, оставляя влажный след и толкаясь по первые фаланги в попу.       — Альфа… — жалобно позвал омежка, тут же покрываясь мурашками от рыка, что издал альфа в ответ. Но это сработало, и Вова лег рядом, чистой рукой притягивая его ближе к себе, а пальцы второй показательно облизывая. Леша едва не заурчал в благодарность, что ему дают еще немного времени, но времени правда совсем чуть-чуть, потому как альфа пробормотал:       — Я опять дрочил на тебя пока ты был в отключке, но в этот раз моя вторая рука была в твоей задней дырочке… Прошлой ночью Лешу будили еще дважды и во второй раз он был сверху, что явно еще долго будет всплывать в его воспоминаниях и заставлять краснеть. Ведь Вове нужно было быстро, глубоко и долго, а он устал после парочки толчков, согнутые в коленях ноги дрожали как у новорожденного олененка. Едва сознание от стыда не потерял, когда альфа принялся хрипло смеяться, глядя на его изможденный и разбитый вид. И стыд был вызван вовсе не страхом насмешки, а до ужаса довольным видом Вовы, словно он получал наслаждение не столько от соития, сколько от вида Леши, сидящего на нем сверху. Утром воскресенья альфа вдруг отстал от чешуек и всецело взялся за соски, так что, когда ему приспичило перевернуть омежку, тому изо всех сил приходилось держаться на согнутых руках, чтобы не касаться воспаленными сосками простыни. Но после очередной сцепки Вову попустило, и он отнес Лешу на кухню. Усадил многострадальной попой на гранитную столешницу и неспешно кормил оставленной заранее едой и в порыве неадекватной нежности, прикладывал кусочек льда к его фиолетовым засосам на груди, который выловил из своего айс американо. Они не говорили и были оба обнажены, но Леша ощущал себя невероятно хорошо, настолько, что в груди щемило от восторга. Вскоре альфу снова начало крыть, это было понятно потому, что с каждой секундой касания становились все откровеннее, а кормежка отошла на второй план. Пара тарелок и стакан с водой слетели со столешницы, когда Вова вновь брал его спереди. После, Леша стер себе до крови колени, когда оказался на ковролине, перед панорамным окном, кверху задницей и на узле. Дневной сон на кожаном диване был прерван уже знакомым массажем, за которым следовали более откровенные ласки. И к ночи Леша обнаружил себя опять на кровати. В этот раз он проснулся сам. Между ног на удивление лишь слегка влажно, а альфа рядом, прижимает его к себе во сне, жарко выдыхая на кожу шеи, куда уткнулся в порыве чуять сладкий запах жженого сахара даже во сне. Леша не мог пошевелить руками, так как те были прижаты к телу и постели, но смог чуть повернуть голову и прижаться губами ко лбу Вовы. Жар спадал, но это не означало, что его не разбудят грубоватые толчки члена в лоно или попу. Зажмурившись, он попытался мыслить здраво, а не как, прости господи, послушная дырка альфы. Выходило с трудом, ведь его трахали два дня подряд и шептали пошлости на грани с комплиментами. Но здравая мысль в голове все же была: утром ему нужно выпить таблетки, чтобы не понести. Ни о каких презервативах в гон речи идти не могло и поэтому для омег были специальные таблетки, которые могли не допустить беременность, если после соития не прошло больше трех дней. Ему эти таблетки на пару с презервативами подарил папа на четырнадцатилетние, ведь если были течки, значит и шанс залететь. И он был уверен, что ему это не пригодится как минимум никогда, особенно после того, как его отшил тот не любитель парней омег. Кто бы мог подумать, что так скоро все переменится и он добровольно ляжет под альфу в гоне… да под кого! Да, Лешу снова будили, снова жадно целовали, вылизывали и брали, а он закатывал глаза и терял сознание, кончая на члене с узлом. Вова довольно рычал и терся, благодарно лизал в губы и шею, снова шептал свои грязные словечки, заставляя гореть теперь уже омежку. Утром понедельника Леша проснулся в одиночестве. Он был укрыт и даже в футболке, правда не своей, но старания Вовы все же оценил. Помимо футболки на нем были еще и носки, тоже не его. Видимо, гон отпустил, но инстинкты нет, а по логике вещей он теперь папа его будущих детей и ему нельзя простужаться…       — Боже, — выдохнул Леша, сдерживая восторженный писк. Но при попытке сесть все же пискнул, схватившись за спину. Стянув одеяло, он даже без зеркала понял, что майки на лямках и короткие шорты ему в ближайшие пару недель дома лучше не носить. Будет врать родителям, что мерзнет, хотя в их квартире зимой батареи шпарили так, что хотелось раздеться до трусов. Полноценно усевшись, он увидел на столике стакан с водой и таблетки. Это были те самые, но точно не его, ведь он брал с собой только одну пластинку, а здесь лежала целая коробочка. В груди приятно защемило, а на лицо полезла улыбка. Альфа гуглил, видимо, в ночь перед их первым разом, ведь ассортимент таких таблеток довольно широк, но из-за двойственной возможности русалок понести, им подходят далеко не все марки. Выпив две крупных сине-красных пилюли по инструкции, он прислушался, в надежде обнаружить альфу. И до его ушей донесся шум воды внизу: Вова был в душе на первом этаже. Вместо того, чтобы развалиться звездочкой на широкой мягкой постели и дождаться его, Леша принялся спешно собираться. Вытащил сменные штаны из своего рюкзака, нашел валяющуюся на полу кофту и оглядев комнату, поспешил вниз. Это было схоже с приступом паники. В голову вдруг стрелой вонзилась мысль, а что, если Вова вернется из душа и такой: «Было классно, но на этом все. Будем делать вид, что не знаем друг друга». Или еще хуже: «Знаешь, это было не так классно, как я представлял, все-таки парни омеги с вагиной — это какое-то уродство. Если бы не гон, у меня бы на тебя и не встал». На ходу натягивая куртку, он закинул рюкзак на плечо, запрыгнул в свои кроссовки и сбежал. Накрутив самого себя, глотая слезы, он почти бегом добрался до ближайшей остановки и плюхнувшись на холодную лавку, судорожно принялся искать телефон в рюкзаке. Резко вспомнил про свою ложь родителям, покрылся холодными мурашками, осознав, что по времени уже прогулял половину первого урока. А ведь у него в отличие от альфы не было никакого освобождения, у него была только ложь. Переведя дыхание, он вытер слезы и набрал папу. Тот уже должен был уехать на работу, но раз он сам еще не позвонил, значит, что и в школе пока классный руководитель пропажи не хватился.       — Алло, пап, я проспал.       — Что-то случилось? Что у тебя с голосом? — тут же отозвался обеспокоенный родитель в трубке. Леша прикусил язык, зажмурился и сглотнув, принялся вновь врать:       — Мы с Лерой всю ночь не спали и теперь так плохо себя чувствую, пожалуйста, можно я сегодня никуда не пойду? Я вернусь сейчас домой и просто лягу спать.       — Ну начинается, — беззлобно пробухтел старший омега. — Я позвоню твоему классному руководителю и предупрежу. А ты как придешь не сразу спать, а сначала померяй температуру и обязательно покушай. Если температуры нет, то не звони, ложись спать, а если будет, то обязательно позвони мне, чтобы я тебя в больницу на завтра записал, понятно?       — Да, пап, — кое-как сдерживая слезы, ответил Леша.       — Все, давай бери такси и домой.       — Угу, — сбросив вызов, он действительно вызвал такси и поехал домой. Телефон поставил на беззвучный и убрал уведомления из мессенджера — ему пока не хотелось видеть Вову. Он боялся, что увидит в сообщении то самое, что успел себе придумать. Дома он несколько раз вымылся с большим количеством геля для душа и шампунем, вещи кинул в стиральную машину, за исключением носков и футболки их спрятал в своей комнате. Понимая, что никакой температуры у него нет, он надел пижаму, залез под одеяло и принялся горько плакать. Он не жалел о своем поступке, он жалел о том, что влюбился в Вову и теперь не представлял, как будет жить без него, словно они не пару недель знакомы, а всю жизнь были бок о бок. Телефон в руки он так и не взял, а уснул в соплях и слезах, с сжимающей болью в груди. Проснулся Леша поздно вечером. Его разбудили негромкие отзвуки голосов родителей, что, судя по всему, были на кухне. Нос тут же уловил аппетитный запах любимых острых крылышек и картошки фри. Приподнявшись, он включил ночник и увидел на тумбочке рядом с кроватью бумажный пакет из ресторана фастфуда. Еще не проснувшееся гадкое чувство ото сна, вдруг вспыхнуло с новой силой, стало еще горше, ведь это отец купил ему «утишающей еды», как делал всегда, когда Леша внезапно заболевал. Видимо, папа позвонил ему и рассказал о возможной болезни, потому тот заехал по пути с работы ему за вкуснятиной. Острые крылышки с картошкой имели привкус слез, но даже всхлипывая, он с аппетитом съел все, что было в пакете. Вкусно и грустно. Тем не менее это немного помогло, и он смог успокоиться. Выходить с заплаканным лицом к родителям совсем не хотелось, ведь придется снова врать. Набравшись сил, он подтянул к кровати рюкзак и вытащил телефон. Двадцать сообщений от Леры — смахнул. Тридцать два пропущенных от Вовы — смахнул. Одно сообщение от Вовы — всхлипнул, вытер слезы и открыл.       «Встречу тебя завтра после школы» Оставив телефон на тумбе, он технично вернулся под одеяло, уткнулся в подушку и завыл, заливаясь слезами. На следующее утро Леше пришлось доказывать родителям, что он здоров и измерять температуру под каждой рукой, несколько раз показать, что горло не красное и голова не болит. Болело все кроме головы. Мышцы тянуло, а внизу все еще немного саднило, но терпимо, все же Вова не насиловал его. У порога школы его встретила Лера, которая хотела полного рассказа, а не: «я в порядке, но нам с ним нужно поговорить». Правда видя печальный взгляд друга, она все же успокоилась на какое-то время и принялась рассказывать про то, как погуляла с Колей и какой он в очередной раз тюфяк. Ее болтовня отвлекала от грустных мыслей, но ненадолго, ведь после уроков его уже кое кто поджидал. Вова стоял у ворот школы. Он выглядел как обычно. Как обычно великолепно и при виде альфы у Леши бедра сами собой съехались, будто тот наброситься на него посреди школьного двора, если почует, что трусишки намокли.       — Ну… я пойду? — произнес неуверенно русалка, обратившись к подруге, что вышла вместе с ним на порог.       — Давай, но вечером будет важный созвон! — пригрозила она и нарочно осталась на порожке, чтобы не мешать им. Леша как-то совсем неуверенно двинулся к Вове, боясь поднять взгляд. Альфа же в нем дыру прожигал, но на встречу не шел, а покорно ждал. Шли молча. Вова просто сжал его холодную ладошку в своей и неспешно повел знакомой дорогой до дома. Леша дышал через раз и все еще боялся посмотреть на альфу, идя чуть позади, словно поруганный щенок, которого тянут за поводок на место. Они отошли от школы довольно далеко, когда Вова вдруг повернул в другую сторону, затянув омегу в небольшой скверик. Людей здесь не было, снег почистили только по дорожкам, поэтому место казалось совсем нетронутым. Дойдя почти до середины, Вова шумно вдохнул, остановился и отпустив ладошку русалки встал напротив. Леша замер, впервые за день встретившись с альфой глазами. В синеве была решимость, а из-за густых сведенных к переносице бровей, Леше стало не только тревожно, но еще и чуточку страшно. Но альфа вдруг опустился на колени, заставив русалку удивленно выдохнуть.       — Прости, но я не мог поступить иначе, — произнес он, не поднимая головы.       — Ч-что? — совсем растерялся Леша.       — Таблетки, ты ведь из-за этого сбежал? — он вдруг задрал голову, вновь сталкивая их взгляды. Русалка сначала совсем ничего не понимал, пытаясь разобраться, о чем речь. Но Вова явно успел сделать свои выводы.       — Послушай, я не знаю, запомнил ли ты все то, что я шептал тебе в бреду гона, но ты должен знать, что все сказанное мной там — правда. Альфы в гоне не лгут о своих чувствах и влечении. Я тоже не лгал, говоря, что влюбился в тебя с первого взгляда, но ребенок… Леша сделался еще более удивленным. Увы, он слишком часто отключался, чтобы слушать всю похабщину, сказанную Вовой в те дни. Выходит, там не всегда были комплименты его промежности? Тем временем альфа продолжал объясняться:       — Тебе рано, ты должен пожить для себя, понимаешь? Блять, да я же никуда теперь от тебя не денусь! Придется нанимать киллера, чтобы избавиться от меня, иначе просто не выйдет. И потому нам некуда торопиться. Мой альфа с таким наслаждением принимал тебя в гон, тебя, а не просто омегу, который согласился на эту ебанутую авантюру. Прошу, давай начнем встречаться? Я помогу тебе с этой гребанной математикой, закончим школу, потому университет и тогда уже будем метать икру…?       — Фу! Да нельзя так говорить! — Леша покраснел и поспешил закрыть лицо руками. «Метать икру» у русалок дословно «спариваться» в самом грязном смысле этого слова. — Я сам брал с собой такие же таблетки! Не нужны мне дети от тебя!       — Как это не нужны? — хмуро спросил альфа, будто он собирался нагнуть русалку прямо в сквере и заделать таки детишек.       — Ну сейчас не нужны! — быстро произнес омега, чувствуя, как его притягивают в объятия. Альфа выпрямился и прижал русалку к себе, протискиваясь к шее. Если прижаться к его великолепной коже носом и глубоко вдохнуть, что он и сделал, вызвав у омеги сдавленный писк и мурашки, то можно было почувствовать в жженном сахаре нотки безумно влюбленного альфы.       — Я испугался, что ты после гона решишь, будто я не так хорош на самом деле… — прошептал Леша.       — Поэтому убежал? — Вова убрал его руки от лица и взял его в свои ладони, вновь заглядывая в глаза смущенного омеги.       — Не знаю, что тогда мной руководило. Просто ты такой классный, а я обычный и…       — Обычный? — усмехнулся Вова. — Конфетка, ты себя в зеркало видел? И я не о той замечательной штучке у тебя между ног. Я о твоем лице, о твоих глазах, о твоем голосе, — перечислял альфа, словно сам осознавал это в еще большей степени. И видя краснеющую мордашку, он не выдержал и прижался к его губам, оставляя на них звонкий чмок. После чего любовно потерся носом о его щеку и шепотом добавил:       — Мне нравится даже то, как ты дышишь.       — Я тоже чувствую все это, — зажмурившись, ответил Леша, не имея в себе больше сил, терпеть такой влюбленный и одновременно жадный взгляд.