***
Утро приезжий встречает с широкой улыбкой на лице, которая ему уже несвойственна. В нос тут же ударяет запах свежего хлеба и жареных яиц. Парень, что вчера оказался затисканным и загруженным вопросами, потягивается, словно кот, и поднимается с огромной кровати, щекоча ноги шерстяным ковром. – Доброе утро, – он целует самую милую женщину в щеку и садится за стол, где уже стоят тарелки, над которыми вздымается пар. – Доброе, Хани. Как спалось? – ее радости нет предела. Она сияет и даже будто подпрыгивает от счастья. Порхает по кухне, словно бабочка. – Хорошо. Очень удобно, – да ему даже на камне было бы удобно спать, лишь бы не в городе и не в той блеклой, серой квартире, которая поперек горла застряла. Он бы даже на углях раскаленных спал, лишь бы вдали от городской суеты. – Это замечательно! Сегодня пойду на рынок, хочешь со мной? – Конечно! – он уже успел набить рот едой, поэтому, когда все летит на стол, прикрывает рот рукой, а бабушка звонко смеется и подает салфетку, чтобы ее недотепа-внук ничего не запачкал. Уже в обед, после долгого лежания на кровати и чтения первой попавшейся на глаза книги, Джисон облачается в черные вещи, которых у него добрая половина гардероба. – Это плохо. Очень, – возмущается бабушка и хмурит брови так, что все ее морщинки видно становится. – Что? Что не так? – он оглядывает себя в поиске пятен или волос, но, ничего не найдя, поднимает недоуменный взгляд. – Ты в этом растаешь или солнечный удар получишь, милый. Нужно тебя приодеть, – она ныряет за шторку, где находится кладовая. Оттуда в комнату тут же проскальзывает пронырливый запах старого дерева, запах пыли и легкий аромат полыни. Спустя десяток секунд задумчивого пения из глубины небольшого домашнего склада, женщина быстро выныривает из-за кружевного сиреневого покрывала, закрепленного на гроздях, с большой коробкой вещей. – Тут старые вещи твоего деда. Мы не выкидывали, так что надень. Парень с благодарностью принимает вещи, тут же скрываясь в своей комнате. Одежда состоит из футболок, шорт и панамок практически в одной цветовой гамме: белый, светло-серый, голубой и бежевый. Хотя и вещей не так уж и много. Он быстро натягивает бежевую футболку, белые шорты в клетку и панамку, закрывая черные волосы от яркого солнца, а потом возвращается в коридор. От него теперь пахнет хлопком и колокольчиками. Странное сочетание, но оно нравится. – Вот, другое дело. Теперь можем идти. Они, наконец-то, выходят из дома, запирают дверь и под руку топают за пределы участка, толкая калитку за собой. По дороге встречают каких-то старых знакомых, которые тут же затягивают госпожу Хан в диалог о ее уже таком взрослом внуке. Спустя десять минут пустой болтовни они все-таки идут дальше. Хан рассматривает деревянные дома, которые, на удивление, кажутся родными. Они приносят спокойствие и оставляют внутри сгусток, который чем-то хорошим оседает на стенках желудка. На обратном пути Джисон понимает, что, по всей видимости, вернется домой с шестью кубиками пресса, бицепсами и накаченными бедрами, потому что пакеты очень тяжелые. Такое ощущение складывается, что овощи, картошка и рыба вместе весят килограммов пятьдесят. Или это из-за того, что Джисон вообще перестал ходить в магазины, а заказывал продукты на дом. – Не позовешь Минхо к нам? – это имя уже пару раз проскальзывало в разговоре, но Хан все никак не вспомнит, кто это и почему все так за него цепляются. – Зайди к нему, может, он дома. Женщина кивает головой в сторону небольшого домика, на ступеньках которого умывается кот, а сбоку от входа висят веревки, на которых сушится белье. – Эм... Хенджин сказал ему, что я здесь, так что, если он захочет — придет. – А, ну тогда хорошо, – улыбается она и, погладив внука по предплечью, идет дальше, пока Джисон, забыв о тяжести пакетов, останавливается и вглядывается в каждую деревяшку дома. В голове в этот же миг проскакивает импульс. Хану около пяти или шести лет. Руку и лицо жутко жжет. На глазах пелена, по щекам текут слезы, а рядом чувствуется чье-то тепло. Чья-то ладонь — совсем маленькая — поглаживает аккуратно по плечу. Со временем истерика проходит, становится легче. Джисон поворачивает голову на сидящего рядом ребенка, и резко его выбрасывает в реальность. Воспоминание рассеивается, мысли путаются. Неужели мозг способен настолько крепко закрыть воспоминания о человеке где-то так глубоко, что до них не добраться? – Ты идешь, Джисон? – женский голос выводит из размышлений. Руки уже трясутся под тяжестью пакетов, так что приходится ускорить темп. Он поразмышляет обо всем перед сном, как и всегда. Затянется табаком, будет смотреть в окно, слушать ночную тишину и думать. Очень много думать. Настолько много, что уснет только под утро.***
Каждый день похож на предыдущий, но здесь это не докучает, не съедает изнутри, а только помогает почувствовать себя живым, свободным. Джисон каждое утро встает с улыбкой на лице и ни капли не жалеет о том, что приехал сюда. Ни капли. Бабушка уже с утра убежала к соседкам, чтобы поглядеть какое-то новое телешоу, а Джисон остался один. Дом будто живет своей жизнью. Над головой, в районе крыши, кое-где покрытой мхом, чирикают маленькие птички, может, вьют гнездо под кровлей. Стены чуть слышно посвистывают, ввиду старости постройки, а окна, открытые нараспашку, скрипят, будто переговариваясь. Свежий утренний воздух разносится по всем комнатам, и пол, под весом молодого парня, почесывающего свой живот и зевающего не от недосыпа, а от избытка сна, поскрипывает также, как и оконные рамы. Хан воркует на кухне, напевая под нос какую-то незамысловатую песню. Купленная неделю назад рыба негромко шкворчит на сковородке. Варящиеся в кастрюле овощи, оставшиеся с того похода на рынок, булькают, будто зелье, и разносят свой теплый аромат по всей комнате. Джисон ощущает себя прекрасно. Пока не слышит какой-то посторонний звук, нарушающий всю гармонию. Ступеньки дома прогибаются под чьим-то весом и оповещают о приходе гостей. Хан решает даже не суетиться, не мельтешить. Его ни капли не смущает собственная нагота. Это даже наготой не назовешь. Подумаешь, без футболки ходит. Жара же на улице. – Привет. Могу помочь? – Хан выходит из-за угла. Незнакомый парень поднимает голову, смотря своими темными, будто безразличными, глазами из-под соломенной шляпы. Из-за ходящего по дому сквозняка его льняная рубашка с очень большим вырезом наполняется воздухом, и ткань то поднимается, то опускается, как парус корабля. Парень, недоуменно проморгавшись, встает на коврик около двери и мнется на месте. Джисон замечает на нем черные сандали с порванной застежкой и светло-коричневые шорты чуть выше колена, которые на крепких бедрах смотрятся хорошо. – Джисон? Да что ж такое. Неужели он вообще никого не помнит? Почему его все помнят, а он всех забыл? – Ага. А ты...? – Ты меня не помнишь? – Нет, извини. Мы знакомы? – Я Минхо, – парень подается вперед, будто его очень-очень сильно удивляет человек, стоящий перед ним. Или тот факт, что его не помнят. – А... - у Джисона рот так и остается открытым, потому что в этот же миг, как и тогда, около дома, голова взрывается от воспоминаний, льющихся откуда-то из глубин сознания.***
Хан был застенчивым мальчиком и, когда к нему подошел Хенджин, чтобы познакомить со своим другом, испугался. Он часто брал Хвана за мизинчик и шептал что-то на ухо. Минхо это раздражало, поэтому, когда Хенджин убежал домой, испачкавшись в грязи, он подошел к Джисону так близко, как только мог. – Хватит меня бояться. Я не съем тебя. Он толкнул его, но это вышло как-то само собой. Джисон упал на землю и вдруг в нем вспыхнула злость, которая смешалась со смущением. Он соскочил, вытер красную щеку, по которой скатилась слеза, и толкнул Минхо в ответ. Это была их первая и, кажется, последняя драка. После того, как оба успокоились, не разговаривали друг с другом до тех пор, пока не прибежал Хенджин, надавал им подзатыльников и заставил мириться. Они недолюбливали друг друга, всегда подозрительно косились, если один говорил что-то странное, но потом это изменилось. Джисон, ввиду своей доброты душевной, захотел покормить красивого белого кота, который всегда один бродил по округе, и хотел его погладить, когда кот уже ел. Это было ошибкой. Острые когти дикого животного впились прямо в нежную кожу. Сердце тогда чуть из грудной клетки не выпрыгнуло. Ему было очень страшно, а единственным, кто оказался рядом — был Минхо. Он помог ему. Обработал раны, успокоил, поглаживая по спине, и даже взял за руку, чтобы больше не было страшно. Сквозь заплаканные глаза Джисон рассматривал его лицо и видел некоторое сходство между Минхо и тем диким котом. Его взгляд казался каким-то одиноким и поэтому шестилетний мальчишка обнял его, выразив тем самым благодарность. В тот момент он услышал, как громко стучало сердце Минхо. Улыбка сама собой появилась на лице и не пропадала до тех пор, пока не разошлись по домам. Это стало началом чего-то нового. Но все хорошее рано или поздно заканчивается. Джисон узнал, что скоро уедет, но никому не сказал. Он решил сделать это после разговора с Минхо. Разговор о чувствах в восемь лет вряд ли можно назвать серьезным, но Джисон именно так тогда считал. Для него это было очень важным. – Я люблю тебя, – эти слова ударили по голове Минхо, как молния ударяет в верхушку дерева, а то, в эту же секунду, вспыхивает ужасающим огнем. – Что ты такое говоришь?! – он соскочил с дивана. Его глаза нервно перебегали по смущенному лицу, пытаясь хоть что-то понять. Ладошки, которые он с силой сжимал и разжимал, тут же вспотели, а в голове было совсем пусто. – Это неправильно! – Кто тебе такое сказал?! – Джисон, ведомый рефлексами, тоже вскочил и взял испуганного Минхо за руку. – Ты ведь тоже любишь меня? Длинная челка темно-каштановых волос закрывала испуганные глаза. Хан на подсознательном уровне знал ответ, но хотел услышать собственными ушами. – Нет! – Ты врешь! Зачем ты врешь? Он видел, что Минхо врет. Видел, чувствовал, знал. И это, пожалуй, обидело даже сильнее того, если бы его и вправду не любили. ... – Бабушка, отдай письмо Минхо, ладно? – днем Джисон попросил ее об одолжении, которое она тут же исполнила. Уже вечером мальчик плакал в объятиях дедули с бабулей, а потом, садясь в автобус, искал глазами своего Ли Минхо, который просто проигнорировал письмо. Хан хотел верить в то, что друг, прочитав письмо, почувствовал ту же боль, какую чувствовал сам Джисон, выслушивая ложь. Но он так и не узнал, сбылось ли то, во что он верил, потому что Минхо так и не пришел. Он даже не попрощался. Удивительно, что такое возможно. Это ведь очень болезненные воспоминания. Мозг просто отгородил бедного мальчика от ранящих событий, которые со временем стали чем-то далеким, скрытым за толстой пеленой, застелившей разум. Но теперь, когда этот самый Минхо стоит перед Джисоном и виновато опускает взгляд, Джисон просто улыбается, подходя ближе. – То есть, ты моя первая любовь, да? – Эм... – ...Так, что ты хотел? По лицу Минхо сразу понятно, о чем он думал, когда только увидел Хана. Он думал, что Джисон расплачется или кинется в объятия, но, когда такого не произошло, немного замешкался. – А, да, мама попросила передать твоей бабушке рассаду. Вот, держи, – он протягивает ему пару тройку маленьких пакетиков. Их пальцы касаются друг друга невесомо, оба чувствуют ток, пробегающий по коже, но делают вид, что ничего не происходит. – Спасибо, что занес. – Ага. Он выходит из дома тут же, а Джисон погружается в размышления, ища по своей комнате пачку сигарет. Закурив, он наконец может спокойно все обдумать.***
– О, то есть, ты виделся с Минхо? – Да. – Пригласи его завтра к нам на ужин, – бабушка, отвлекая его разговором, тут же подкладывает побольше овощей в полупустую тарелку, чтобы витаминов набирался. – Хорошо. Если он захочет... – Конечно захочет! Куда он денется?! – ее позитивный настрой тут же отражается на пухлом лице. Седые волосы, завязанные в пучок, подпрыгивают на месте из-за ее громкого смешка. Узкие губы, растягиваясь в улыбке, приподнимают острый нос, от чего она кажется похожей на птицу. Джисон не может не улыбнуться в ответ. Уже на следующий вечер Джисон настойчиво стучит в дверь. Он мог бы и отказаться, потому что Минхо когда-то сделал ему больно, но никогда не поздно наладить отношения. Это ведь было давно. – Не хочешь с нами поужинать? Минхо пару секунд моргает, оглядывается в проход, а потом кивает, закрывает за собой дверь и идет следом за оптимистично настроенным Джисоном. Весь ужин гость молчит. Он вместе с госпожой Хан слушает истории Джисона. Слушает о друзьях из колледжа, о грубом продавце магазина неподалеку от его квартиры. Они с бабушкой посмеиваются от резко начавшего чихать Джисона, потому что тот случайно вдыхает перец, которым покрыта рыба. С каждой минутой, проведенной за этим столом, Джисону кажется, что он никогда отсюда не уезжал. Ему кажется, что Минхо тает и начинает раскрываться. Хан не помнит старого Минхо, но готов познакомиться с новым. – Слушай, – он прерывает их с бабушкой диалог о цветах. – Не хочешь завтра со мной в город съездить? Мне нужно встретиться с однокурсницей, чтобы отдать работы, и ты можешь поехать со мной, если хочешь. – Это же замечательно! – Ну...Да, конечно, если ты не против, – глаза Минхо загораются каким-то странным огнем. Он, видимо, рад выехать куда-то за пределы своей деревни. – Тогда придешь с утра завтра к нам, я тебя приодену. Обещают сильный ветер. – Хорошо, – смущение на его лице умиляет, и сердце, остановившись на секунду, начинает быстрее стучать. Джисону это не нравится. Он собирается после ужина закрыться в своей комнате, выкурить пару сигарет, чтобы забыться, и позвонить лучшему другу, чтобы выговориться и попросить совета.***
–Надеюсь, на тебя налезет. Джисон протягивает гостю белую футболку и черный вязаный кардиган, а еще темно-синие брюки с начёсом. Он надеется, что их размеры хоть немного совпадут, потому что Минхо выглядит слишком большим по сравнению с Джисоном. – Спасибо, – Ли уходит в соседнюю комнату, чтобы переодеться. Хорошо, что у него есть кроссовки, потому что размер обуви у Хана маленький и тут они бы точно не совпали. – А ты не замерзнешь? – спрашивает уже переодевшийся парень, кидая свои вещи на вовремя заправленную кровать Джисона. – Не, я уже привык, – на самом деле он и вправду привык. Привык болеть. Но об этом он будет молчать, потому что по сути больше вещей у него и нет теплых. Если будет слишком холодно он возьмет из дома кофту, все равно туда ехать нужно будет. – Ну, ладно, – Минхо засматривается на узоры белой футболки, которую налепил Хан, и черную безрукавку с высоким горлом. – А это так и должно быть? – уточняет он, рассматривая джинсы с рваными подкатами. – Да. Это сейчас так модно, – усмехается Джисон и, схватив сумку с деревянного шатающегося комода, идет в сторону выхода. – Пошли. Дверь за ними закрывается чересчур громко. Сквозняк, образовавшийся из-за неимоверно сильного ветра сам запирает дверь силой. Темные волосы парней тут же приходят в беспорядок, а глаза Джисона начинают слезиться. – Нам нужно быстрее добраться до вокзала, иначе я разревусь окончательно, – смеется он, ускоряя шаг. Минхо рассматривает его спину, и уголки губ незаметно поднимаются вверх, а потом быстро опускаются в исходное положение, потому что Джисон оборачивается назад. – Ты идешь? Давай, ускоряйся, – хватает за руку так просто и невинно, что боязно становится. Ему вообще все равно на то, что было двенадцать лет назад? Хотя, да, это смешно... Похоже только Минхо парится по этому поводу. – Разувайся, – Хан скидывает безрукавку на край дивана, потирает руки, потому что в квартире холодно, а потом идет в свою комнату. Минхо осматривается. Интерьер слишком уж блеклый. Не похож на Джисона. Бело-серые стены, черный пол. Мебель в той же расцветке. Единственное, что выделяется на фоне этой серости — это зеленые искусственные растения на журнальном столике и цветные плакаты по правую сторону от большой плазмы. – Я нашел, – Джисон закрывает за собой дверь в комнату и замирает на месте, когда видит, что Минхо рассматривает фотографию, стоящую на тумбе под телевизором. – Это ты? – Да, это я в шестом классе, – воспоминания того дня согревают сердце всегда. Джисон и парочка его еще тогда хороших друзей ездили в кинотеатр, а потом до утра не спали на ночевке самого младшего из них. Это были незабываемые времена, которые до сих пор хранятся в душе. – Ты с ними общаешься? – Только с Чанбином. Он слева от меня, – Хан подходит ближе и указывает на невысокого мальчика с широкой улыбкой, брекетами и смешной цветастой кепкой на голове. – Ясно, – Минхо аккуратно ставит рамку на место и смотрит на бумаги в чужих руках. – Можем идти. Отдам ей документы и можем погулять. Это как-то странно даже. Для обоих. Для Джисона — потому что он никогда не заводит друзей. Они появляются вокруг него сами. Он ничего не делает, не зовет никуда. А для Минхо — потому что когда-то Джисон любил его и признавался в этом спокойно, а потом уехал и не оставил после себя ничего, кроме воспоминаний. – Хорошо, идем.***
– Нет! Ты с ума сошел?! – во все горло смеется Джисон, сопротивляясь хватке. – Один я туда не пойду, – констатирует факт Минхо. – Тогда зачем вообще туда идти?! Вокруг них очень много людей, но они этого будто не замечают. Шум голосов смешивается с громкой бодрящей музыкой. Ветер и мелкий дождь не мешает никому развлекаться. Огромное колесо обозрения останавливается, чтобы сидящие на нем могли насладиться видами. Со стороны американских город слышно крики испуганных людей, а около мусорки стоит компания человек, один из которых опустошает свой желудок. Джисон не боится высоты, но лезть на башню свободного падения он не очень-то хочет. – Пожалуйста, давай лучше мороженое поедим! – На улице и так холодно. Он всегда был упрямым, Джисон понял это сейчас. И это вызывает улыбку почему-то. – Ладно, но потом мы пойдем куда-нибудь в спокойное место. Ли тут же ускоряет шаг, виляя среди толпы. Когда они подходят ближе, в нос Хану ударяет запах сахарной ваты, машинного масла и хвойных духов. Он оглядывается по сторонам, пытается успокоить быстро бьющееся сердце. Он давно не был здесь. А точнее очень давно. И испытывать страх в таком возрасте не особо хочется. – Ты не передумал? – в его голосе надежда, но садящийся в кресло Минхо все рушит. Их страхуют специальными креплениями, заставляют взяться за поручни, но Джисон только одной рукой берется за них, а второй переплетает пальцы с рукой Минхо. Это получается как-то само собой, на автомате. Он делает глубокие вдохи и считает до десяти, пока сидящий рядом с ним разглядывает их руки.***
– Я никогда больше на это не соглашусь, – усмехается Хан, укладывая безрукавку на стул так, чтобы она не упала. – Значит, придется ходить одному, – усмехается Минхо в ответ и потирает руки друг о друга. – Сильно замерз? – Немного. – Выбирай тогда быстрее, а то в ледышку превратишься. Ли усмехается, заглядывая в меню на телефоне. Он сосредоточенно выбирает, а потом откидывается на спинку стула, разглядывая Джисона. – Ты всегда был таким? – спрашивает, задумчиво водя глазами по чужому лицу. – Каким? – Красивым. – Не знаю, ты мне скажи. Их глаза сталкиваются. Весь мир замирает. Неужели, Минхо с ним флиртует? Зачем он это делает? Хан ведь не сможет устоять. Несмотря на прошлое, Джисон явно видит красоту Минхо. Этого не отнять. – Вот ваш заказ, – на удивление официантка приносит два пластиковых стакана очень быстро. – Спасибо, – усмехается Хан, пряча смущенный взгляд за челкой темных, блестящих под светом лампы, волос. Делает пару глотков теплого кофе, и тело, ввиду усталости и пережитого стресса, расслабляется тут же. Хочется сидеть так вечность и негромко разговаривать с собеседником. Пока тот залипает в телефоне, Хан достает свой и, позвав его, щелкает кнопкой. – Эй, ты зачем...? – щеки его тут же краснеют. Хан рассматривает темно-карие глаза, смотрящие прямо в камеру, и улыбается. – На память тебя щелкнул. – Покажи. – Не-а. Потом, – телефон тут же ныряет в карман, а настроение прыгает выше ста процентов, потому что Минхо начинает бубнеть как старый дед.***
– Поехали к морю? – погода немного улучшилась, и в голове Хана появилась прекрасная идея — посмотреть на закат на берегу моря. – Ты уверен? – Да, а что тут такого? Заедем к моим родителям, я возьму их машину. – Ну ладно. Парни быстро добираются до нужного места, поднимаются на лифте почти на последний этаж, и Джисон стучит в дверь. На пороге появляется женщина с лицом ну прямо точь-в-точь Джисон. Его мать с бокалом в руке приглашает войти. – Минхо? Я даже тебя не узнала! – когда она слышит имя гостя, то сразу понимает, кто перед ней. – Ты так вырос! А каким красавчиком стал! – тут она видит смущенно опущенный взгляд Минхо и осуждающие глаза сына. – Хотя для кого-то ты и раньше красавчиком был, – усмехается она и идет в спальню за ключами от машины. – Ты рассказывал ей? – Да. Она не против этого, – Джи разводит руки, ни капли не смущаясь. Она всегда знала о его предпочтениях. – Я знакомил ее со своим бывшим, – похоже, это было лишним, ненужной информацией, но она сама вырвалась. – Ух ты... – а Минхо и не знает, что на это отвечать, поэтому, пока не возвращается госпожа Хан, они просто неловко молчат. – Вот, держите. Особо не шалите. – Мам, ты... Ложись спать, ладно? – Хорошо, – капитулирует она, поднимая руки вверх. – Как скажешь. – Боже... Вид, который открывается перед глазами, Минхо бы описал как неописуемый. Небо постепенно желтеет, потом становится ярко-тыквенным, а потом быстро розовеет, будто кто-то банки краски на холст выплеснул. Соленый запах ударяет по ноздрям так, что дышать легче становится, а сидящий на камне Джисон, рассматривающий мелких рыбок, дополняет эту картину. Кажется, сердце Минхо еще никогда так не стучало. Так спокойно, размеренно и в то же время разнося по телу какое-то волнение. – Ты меня сфоткал? – усмехается Хан, оборачиваясь на стоящего над ним. – Да, на память. Они посмеиваются друг с друга, а потом, сидя рядом, смотрят на волшебное небо, задумываясь каждый о своем. – Не хочешь в клуб?***
– И зачем я сюда пришел, – под нос спрашивает у себя Ли, хватаясь за локоть идущего впереди Хана. – Что ты сказал? Музыка настолько громко бьет по ушам, что становится невыносимо. Горло приходится рвать, чтобы тебя услышали. – Может не стоит? – горячее дыхание опаляет ухо и часть шеи. Джисон отмахивается и тащит его к бару. – Надо расслабиться. И это расслабиться заходит слишком далеко. Джисон давно не пил. Ну прямо очень давно. Со школы еще, наверное. Все потому, что не было времени просто взять и пойти куда-то. Поэтому он решил разгуляться. Шот за шотом, коктейль за коктейлем. Минхо выпил две стекляшки обычного пива и ему хватило, чтобы почувствовать себя лучше, но Хан... Он будто сломался. Будто его алкометр сломался, и он пил все подряд. Пришлось следить за ним, чтобы ничего не случилось. После огромного количества алкоголя и безумных танцев, Минхо решил, что пора закругляться. Он взял спутника за руку и повел прямиком к выходу. – Зачем мы ушли? – с детским любопытством спросил Хан, держась за кирпичную стену, пока Минхо вызывал трезвого водителя. – Потому что тебе уже хватит. – Нет! Кто сказал? – Я. Минхо останавливает его, придерживая за локоть. – Отпусти, Минхо. – Нет. Стой тут. – Я не хочу домой, – на глазах неожиданно появляются слезы. Минхо это выбивает из колеи. Две секунды назад Хан радовался и смеялся, а теперь плачет и опускается на холодный асфальт, обнимая колени. – Мы приедем домой и ляжем спать, хорошо? – теплые ладони обнимают его за плечи, аккуратно поглаживают сквозь одежду. Минхо хочет заглянуть ему в глаза, но тот их прячет. – Ты не уедешь? Обещай, что останешься со мной, – сквозь всхлипы еле удается хоть что-то понять, но Ли кивает и поднимает пьяного парня. – Обещаю.***
– Моя голова... – кажется, Джисон ничего не помнит. Это он понимает, когда Минхо пересказывает ему весь вечер от начала и до конца, когда они наконец едут в вагоне. – Приедем, и я дам тебе настой от похмелья, пьяница. – Тебе смешно, да? – ехидно усмехается Джисон, пряча за этим смущение. – Извини. – За что извиняешься? – Ты не должен был со мной возиться. Должно было быть наоборот. – Все нормально. Мне было не сложно. – Надеюсь, я больше ничего не натворил? – молится Джисон, заглядывая в темно-карие глаза. – Нет, больше ничего. – Это хорошо. Оставшаяся дорога до деревни проходит почти в тишине. Парни изредка перекидываются парочкой фраз, потому что пролетающие за окном виды слишком завораживают, чтобы о чем-то говорить. – Вот, держи. Банка с какой-то мутной жижей не привлекает от слова совсем. Она пахнет мхом и тиной, но Джисону приходится выпить половину. Чтобы не выплюнуть все обратно, он ложится на кровать и прикрывает глаза, сосредотачиваясь на своем дыхании. Минхо садится рядом, усмехается и говорит негромко: – Отдыхай. Я пойду домой, помогу матери. – Ага. Спасибо, Минхо, – парень на благодарность только кивает и уходит восвояси, запирая дверь плотно. Оставшийся день Джисон валяется в постели, проверяя иногда телефон на наличие сообщений. А еще он частенько заходит в галерею, чтобы посмотреть на фото заката, свои фото и фото смущенного Минхо...***
Утро встречает серыми тучами, моросящим дождем и сильным ветром, который может буквально сдуть всех, кто попадется на пути. Джисон хотел прогуляться, но, видимо, это придется отложить. Он пьет чай с бабушкой, они вдвоем прибираются, а потом собирают большую картину из пазлов. День проходит размеренно, и не сказать, что скучно. Однако, когда в дверях появляется Минхо и приглашает к себе, сердце начинает так быстро стучать, что приходит осознание — Джисону было утомительно сидеть в такой тишине. – Она сказала, что хотела тебя увидеть, – усмехается Минхо, расставляя тарелки на столе, пока его отец и бабушка Джисона зажигают камин и ищут скатерть в кладовке. – Ну конечно! Мы столько не виделись! Посмотри, как он возмужал! – госпожа Ли аккуратно касается щек Хана и смеется звонко. Минхо, следуя ее словам, рассматривает Джисона с головы до ног так бесстыдно, что тот ощущает себя голым. – Перестаньте внука моего смущать! – хихикает бабуля, отмахиваясь от надоедливых наблюдателей. Идем к столу. – Джисон, поможешь мне? – госпожа Ли тащит парня на кухню. Минхо в этот момент идет в свою комнату, чтобы переодеться, как вдруг на телефон Хана, который почему-то лежит на его комоде, приходит смс и экран освещает мглу. Под руку подворачивается рыжая кошка. Она ласково льнет к ногам, и Минхо поднимает ее на кровать. Плюхается на одеяло и берет телефон Хана в руки. Тут же открывает камеру, чтобы не прочитать сообщение ( все же — это личное), и, обняв кошку, делает пару фотографий. Из них он выбирает самую лучшую. При таком освещении его волосы почему-то кажутся фиолетовыми, и это выглядит завораживающе. Парень усмехается и, погладив животное напоследок, убирает телефон на место, а сам возвращается к гостям. В доме царит приятная обстановка. И это греет сердце в этот пасмурный день.***
Ровно через три дня Минхо приносит два больших горшка с землей, которые, по-видимому, предназначаются бабушке. Но ее дома не оказывается, поэтому Джисон встречает гостя с распростертыми объятиями (нет). – Хочешь чай? Большие коричневые горшки с витиеватыми узорами прекрасно, как влитые, встали в угол светлой кухни, сужая тем самым слишком уж большое пространство. – Не откажусь, – Минхо плюхается на стул с мягкой желтой подушкой и, пока Хан колдует около гарнитура, рассматривает опускающийся на деревню темный купол. С каждой секундой время будто сокращается: день становится короче, а ночь длиннее. – Я видел твою фотку, – усмехается Хан, разворачиваясь к парню лицом. – И как тебе? Я красавчик? Пару секунд тишины заполняют комнату. И в этой тишине четко слышно сверчащих за окном насекомых, лающую у соседей большую собаку и скрипящую недалеко калитку. – Ага, – Джисон прикрывает глаза, отмахиваясь. Он переводит это в шутку, хотя внутри все сжимается. Когда Минхо собирается съязвить, у Джисона звонит телефон. Он отвечает на звонок тут же, в этой же комнате. – Алло? Привет, Ликси, – внутри Минхо умирает всякое веселье. Он настораживается и напрягается всем телом. Не то, что бы он ревнует, просто если у Джисона кто-то есть — все его шутки неуместны. Ему следует быть осторожным. – А? Хорошо, конечно. Приеду совсем скоро, не переживай. Да. Пока. На минуту после звонка в комнате царит тишина. Джисон уходит в другую комнату, чтобы поставить телефон на зарядку. – Это твой парень? – эта фраза кажется какой-то ломанной, непривычной. Наверное, это первый раз, когда Минхо может позволить себе так спокойно спросить о таком, потому что никто не решит, что он свихнулся. – Нет! Ты что?! Боже упаси! Это Феликс — мой лучший друг. На лице Минхо играет неуверенность. Джисон открывает галерею. Смеется, потому что перед глазами сразу мелькают их недавно сделанные фотографии. Он показывает их Минхо, а потом долистывает до нужной. Где он и Феликс лежат на одной подушке, специально позируя на камеру. – Знаешь, как-то не очень убедительно. Джисон хихикает и всматривается в фотографию, вспоминая тот вечер. – Мы отправляли эту фотку его девушке. Он остался ночевать у меня, мы выпили и решили не тащить матрас в комнату, потому что было лень. Было принято решение спать вместе. Ничего такого в этом нет, – Джи пожимает плечами и еще раз показывает фотографию. Минхо буквально две секунды рассматривает друга-блондина, а потом пару десятков секунд в полной тишине рассматривает прищурившегося Джисона. Рассматривает его ровно на пополам разделенные волосы, сползающие на глаза, его кольцо на указательном пальце и еле видную часть шеи, которая открылась из-за широкого выреза. – Ладно, поверю тебе, – даже тут от него веет сарказмом. Хан кивает и садится на стул напротив, ставя перед гостем горячую кружку с приятно пахнущим чаем: смесью шиповника и малины. – Мне не нужны отношения. Больше нет. – Почему? – Люди оставляют меня. Я всегда думаю, что причина во мне, и только потом понимаю, что это не так. А до этого сердце разбивается. Сейчас сложно построить новые отношения, потому что боюсь признаваться в чувствах. Боюсь быть отвергнутым, – Джисон болтает в руках чашку с чаем и смотрит строго внутрь нее. Минхо же в этот момент смотрит сугубо на старого знакомого, который именно из-за него и боится быть отвергнутым. Или он слишком много на себя берет. Джисон ведь говорил о каком-то бывшем. – Нужно жить настоящим, а не прошлым. Нужно быть в моменте. Джисон поднимает пустые глаза на гостя и задумывается буквально на пару секунд прежде, чем входная дверь открывается.***
Остается всего неделя и Джисон вернется к привычному образу жизни, но больше залипать в одну точку он не будет, потому что сил знатно прибавилось. Он намерен еще отдохнуть, а потом со вторым открывшимся дыхынием приступить к занятиям. Кажется, приехать сюда было его самым лучшим решением за последнее время. – Мне нужно с тобой поговорить, Минхо. Парни гуляют по своему уже привычному маршруту: идут вдоль поля по протоптанной тропинке, чтобы потом свернуть вниз к озеру и там, сполна надышавшись свежего, легкого воздуха, насладиться закатом и последующей за ним ночью. – О чем? – Давай ты придешь завтра ко мне? – Конечно. Но ты меня уже заинтриговал, – хихикает старший, пряча руки в карманы шорт. – Ничего такого, – волнение Хана выливается в перебирание дрожащих пальцев. – Просто разговор. От Минхо не ускользает чужое настроение, но он делает вид, что ничего не видит. – Понял я, понял. Пошли быстрее, – чтобы разбавить напряжение, он берет Джисона за кисть руки и тащит прямо к нужному им месту. По округе разливается задорный смех и просьбы прекратить так бежать. Они ведь только недавно поели.***
Погода радует. Солнце хоть и слепит, но не сжигает людей своим теплом. Ветер ласкает невысокую траву и колосья в бескрайнем поле, пуская рябь, а витающий в воздухе запах полыни, колокольчиков и ржи ненавязчиво щекочет нос. – Так о чем ты хотел поговорить? – Минхо садится на скрипучую кровать, все его внимание приковано к растрепанному и взволнованному, мечущемуся по комнате Джисону. – Выслушай меня, хорошо? Не перебивай. Теперь они сидят друг напротив друга. Смотрят глаза в глаза. Их дыхание смешивается, звук бьющихся сердец сливается в один. – Я уезжаю через пять дней. Минхо напрягается. Почему он говорит об этом только сейчас? И почему Минхо так расстроен?... – И за все время, что я тут был, я понял... Кажется, я снова влюбляюсь в тебя, Ли Минхо. Не знаю, чем, как и почему, но ты цепляешь меня. Мое сердце бьется быстрее, когда я рядом с тобой, а мысли путаются, когда ты смотришь на меня, – он громко выдыхает и слегка улыбается, не отводя взгляда. – Даже сейчас. Я всю ночь придумывал, что сказать, но под твоим взглядом все забыл. Пару секунд заминки и глубоких вдохов помогают взять себя в руки хотя бы ненадолго. – Я знаю, что ты до сих пор боишься, но не знаю нравлюсь ли я тебе и... Он не успевает договорить, потому что Минхо, до этого спокойный как рыба, сокращает расстояние между ними и касается мягко его губ. Он сначала осторожно пробует их на вкус и, не почувствовав сопротивления, запускает ладони в вороньи волосы, которые под проникающими внутрь комнаты солнечными лучами блестят. Дыхание сбивается, грудную клетку сдавливает. Они отстраняются друг от друга. На лице Джисона недоумение, непонимание. – Зачем ты... – Ты нравишься мне, Хан. Всегда нравился. Миг и уже к нему льнет Хан. На этот раз настойчиво проникает языком сквозь стенку зубов, заставляя Минхо поерзать на месте и громко выдохнуть. Джисон нависает над ним, осторожно кладя на спину. Его колено размещается между ног Минхо. Тот скрипит зубами и шипит, пока парень проводит губами по шее. Он опаляет горячим дыханием ухо, прикусывает мочку. Голова начинает кружиться у обоих. Кажется, им стоит остановиться. Но никто не хочет делать это первым. Хан пускает руку вниз, между телами. Минхо прикрывает глаза, чуть выгибаясь в пояснице и прикусывая губу до боли. Сквозь ткань чужое тепло ощущается как-то по-особенному. Возбуждение накатывает с новой силой, накрывая обоих. Они не собираются раздеваться. По крайней мере, Джисон — точно. Он не готов. Поэтому, задев ткань джинс в последний раз, целует Минхо в щеку и отстраняется, садясь в исходное положение. Лежащему гостю нужно еще пару секунд, чтобы успокоиться, выровнять дыхание и со спокойно бьющимся сердцем сесть. – И что это было? – спрашивает недоумевающий приезжий сам у себя, протирая лицо ладонью. – Я ведь сказал — ты мне нравишься. Эти слова пробивают дамбу, расползаются по всему телу густым и сладким медом. – Тогда поехали со мной, Минхо. Будем жить вместе. Будем только вдвоем. Испуг на дне глаз читается сразу. – В городе всем плевать. Поверь мне, я знаю. Никому нет дела до того, с кем ты спишь или живешь. Мы вполне можем сойти за друзей, – Джисон невольно, незаметно для обоих, берет руку Минхо в свою и поглаживает кожу большим пальцем. Ли прикрывает глаза, сжимая ладонь и кивает. – Я готов. В этот раз я не потеряю тебя. Хан смотрит серьезно, а потом заливается смехом. – Это слишком. Очень слащаво, не думаешь? В него из-за спины Минхо прилетает заслуженная подушка, а потом и заслуженный поцелуй. Он больше не будет бояться. Он больше не ребенок. И готов взять на себя ответственность, столкнуться с проблемами, если того требует счастье обоих. – Если я нравился тебе и раньше, почему ты не приехал попрощаться со мной? – Вообще-то я приезжал. Минхо перебирает пряди Джисона, который так удобно устроился на его спокойно вздымающейся груди. – Правда?! – Да! Просто мне было стыдно показаться тебе на глаза. – Стыдился за свой отказ? – фыркает обиженно, дует губы, но внутри радуется как дите малое. – Нет. Я разревелся и не хотел, чтобы ты видел мои слезы. – Да ты врешь! – он аж подскакивает от неожиданности. – Нет. Не вру. С чего бы мне? – Это же офигеть, – затем снова опускается и поглаживает пальцами ткань футболки. – Может, сходим к озеру? Искупаемся, пока погода хорошая. – Тогда играем на желание — кто последний добежит, тот и исполняет. Минхо подрывается с места, аккуратно спихивая с себя Джисона, который тут же запутывается в одеяле и проклинает всех и вся всеми возможными нецензурными словами. Когда оказывается на улице, на секунду в глазах все белым-бело. Только потом прорезается открывшийся пейзаж, где Минхо бежит со всех ног и даже умудряется разворачиваться, чтобы поддразнить уже проигравшего. Улыбка появляется на не так давно угрюмом и поблекшем лице. Счастье разливается по телу. Это определенно было самым лучшим его решением.